— ...сбегая от мира людей и всех земных оков...

        Вдыхаю его, наклонившегося ко мне так близко и вдыхающего меня, и боюсь пошевелиться. 

Только бы не проснуться. Только бы не развеять это прекрасное мгновение одним прикосновением...

       Он наклоняется ещё чуть ниже, прижимается носом и губами к мой шее, медленно втягивает воздух. Тёплые ладони находят мои и, скользя подушечками пальцев от запястий к пространству между моими пальцами, сплетают наши руки так по-особенному интимно. Постепенно отнимает своё лицо от моей шеи и волос, заглядывая в глаза с безмерным, почти маниакальным обожанием, и это будоражит меня, покоряет.

   — Каждую ночь здесь я вспоминал как сладко и притягательно ты пахнешь, как приятно прикасаться к тебе, спать в обнимку и не отпускать... И рассыпался на части каждый раз, едва проскальзывала мысль, что ты...

         Электрические разряды, как зажигающиеся по очереди лампочки на гирлянде, бегут по коже внутри и снаружи. Я, слыша его муку и не выдерживая напряжения между нами, тянусь к его губам, но Рой чуть отклоняется и затем, закрыв глаза, соприкасается со мной кончиками носов.

    — Не спеши, Сладкая. Этот момент — особенный, научись проживать и ценить их. Я собираю такие в отдельное место души. Предвкушение — одно из самых приятных ощущений: нас уже топит в удовольствии, просто от близости друг друга, разве не так? Ты — моя доза чистого наслаждения. Никак не привыкну к этому... и не хочу, — добавляет после паузы, открывая глаза и улыбаясь мне.

         И я пробую сдержаться и просто насладиться моментом. Ничего не выходит, но стараюсь хотя бы показать это. Даже не пытаюсь успокоить частое и глубокое дыхание, только рядом могу надышаться одним с ним воздухом, полной грудью.  

К чёрту всех, кто против, если это не самое сильное из чувств, ради которых хочется жить, — то я не знаю тогда, существует ли она вообще, любовь!...

         Рой одной рукой обхватывает мою талию, а второй чуть отодвигает край пиджака и оголяет ключицу, чтобы нежно прикоснуться губами к голому участку кожи. Затем ещё чуть отодвигает край платья и целует плечо. Внутрь меня заливается водопад сладких ощущений. Такие простые прикосновения кружат голову, как сильнейшие наркотические вещества. Его рука заправляет волосы за ухо и губы шепчут мне прямо в него, нежно прикасаясь в перерывах между словами:

   — Я всё время боюсь проснуться... И меня снова накрывает непреодолимое желание украсть тебя и... накормить, — прижимает чуть сильнее и уже серьёзно заглядывает мне в глаза. — Ты меня здорово пугаешь: с каждым разом ты всё тоньше и меньше. Боюсь, скоро начисто исчезнешь... Что происходит? — в голосе такое беспокойство, будто мне угрожает скорая голодная смерть, а не его дядя-психопат. 

   — Это всё нервы... Но я ем. Тебя совсем скоро выпустят, и ты должен сразу меня найти. Даже если не сообщат где, я буду в городе ещё два дня, а потом с новым именем перееду в другое место. Найди меня до того. Ты знаешь моё полное имя? — обеспокоенно спрашиваю его, пока ладони покоятся на его груди, горячей даже сквозь тюремную одежду.

    — Селестия Эммануель Джин Сизли Стенсон, ты сейчас шутишь? Конечно, я знаю твоё полное имя. Мало таких фактов, которые я о тебе не знаю. Хочу верить, что тебя это больше не пугает...  — смотрит внимательно, пытаясь найти ответ на свой вопрос в отражении моих глаз.

   — Я не из пугливых, — хвастаюсь с хитрой улыбкой, чуть наклонив голову набок.

   — Хочу сбежать отсюда, только чтоб прикасаться к тебе. Сводишь меня с ума, — аккуратно целует мой лоб. — Сколько у нас времени? 

    — Забыла уточнить. Рядом с тобой умная и сообразительная Селестия Стенсон превращается в глупую наивную Джин Сизли. 

   — Боюсь спрашивать, что это значит? У тебя ведь нет расстройства личности? А то окажется вдруг, что это ты вырезаешь всех раздражающих тебя подруг? — он смеётся, а я начинаю падать в свою токсичную тёмную пропасть, туда, где нельзя дышать, где глаза выедает кислотой вместо слёз. Всё тело начинает мелко трясти ознобом, и воздуха снова не хватает. 

Кровь... красивая и тёплая... живая. Ярко красная на запястьях и бордово-гранатовая у шеи, с алеющими на коже каплями... судороги... булькающие звуки...

Тебе уже начинает нравиться, не так ли? Вспоминать это раз за разом. Такие будоражащие эмоции. Ощущение себя всесильной, могущественной, способной отнимать жизнь. Теперь ты больше принадлежишь мне, чем ему, мой Рождественский Подарок! Ты — моя! — снова слышу его внутри себя, и так жутко! Ни спрятаться, ни закрыться...

   — Не-е-ет! — вскрикиваю со слезами и зажмуриваюсь, борясь с подступающей тошнотой.

   — Ш-ш-ш... Что случилось?!... Я сказал что-то, что пошатнуло тебя? Что он с тобой сделал?! — его внимательный взгляд выдаёт тревогу и ярость одновременно.

   — Просто поцелуй меня, пока ещё есть время... — цепляюсь за него, как за последнюю ниточку реальности и здравого рассудка.

   — Чёрт, ты меня пугаешь! Я не буду ждать, пока меня отпустят! — Рой еле сдерживает эмоции.

    — Нет, прошу, не делай глупостей! Он признал, что подставил тебя, и у меня есть запись этого. Потерпи и не усугубляй ситуацию. Тебя обязательно отпустят в обмен на мои показания. Рой, поцелуй меня, или я свалюсь от бессилия...

           Он целует. Так нежно, что мои нервы не выдерживают этого. Я чувствую в себе маньяка и впиваюсь в него губами, зубами, руками, каждым нейроном и аксоном, как осьминог. Хватаю за волосы и держу так крепко, будто он захочет вырваться, тот кто отвечает мне так же страстно...

Ты — моя...

Нет!!!

К чертям весь этот поганый мир. Только дождаться, что его отпустят, и свалить на край света, подальше от всех психов и полицейских. Хочу быть только со своим личным маньяком, быть ему необходимой... и, чёрт, я даже готова рожать ему детишек. У двух помешанных друг на друге не может быть плохая жизнь и несчастливые дети...

   — Мы не одни... — тихо, с сожалением произносит моя самая большая слабость.

   — Что?... — совсем плохо соображаю, когда он отрывается от меня.

    — Подошло к концу наше время... — легонько гладит рукой по щеке и, быстро коснувшись губ, отодвигается.

   — Я бы даже похлопала! Вот оно — лучшее подтверждение всех предположений! Маньяк, одержимый своей целью, и жертва Стокгольмского синдрома. Сперва сбежала от психопата, но затем поняла, что жить без него не можешь, и начала ему помогать убивать девушек, умело выбирая для этой цели всех неугодных подруг и конкуренток, верно Стенсон? Каким образом тебе перешла дорогу, Анжелика?! Скажи мне в лицо, маленькая дрянь: чем она не угодила тебе?! — ворвавшаяся с ехидной ухмылкой Миранда постепенно теряет над собой контроль, пока мы оба стоим и удивлённо смотрим на неё, продолжая держаться за руки. Она достаёт из кобуры пистолет и снимает его с предохранителя.

   — Вы выжили из разума, Миранда, если считаете, что я хотя бы помню, как выглядит ваша Анжелика. Я не знала её, и сейчас могу лишь выразить вам соболезнования. Я отдала запись агенту. Вам стоит прослушать её и оставить меня наконец в покое! Я не виновна во всех проблемах полиции с психопатами. Я — такая же жертва, как и остальные, —  горжусь, своей прямой спиной и ещё более прямым взглядом.

   — Считаешь, что можешь смеяться мне в лицо, только потому что твои родители зарабатывают больше, испорченная стерва?! — она угрожающе движется в нашу сторону, разрывая меня взглядом на куски. Рой медленно задвигает меня за себя, а я отхожу и оттягиваю его следом.

   — Капитан Фейрфилд, возьмите себя в руки. Это не профессионально — обвинять кого-либо без доказательств. Нападение на посетителя тюрьмы не украсит ваш послужной список. И здесь есть камеры, — спокойно говорит Рой, моим любимым гипнотизирующим голосом.

   — Это моя тюрьма и мой город, мои камеры и мои служащие. Здесь я могу делать всё, что пожелаю. Вы слишком наивные малолетки, если считаете, что камеры смогли защитить хоть кого-то неугодного мне. Я размазывала по стенам этой комнаты и более опасных преступников и заставляла сознаваться даже праведников, со всеми подробностями, когда мне это было необходимо. Вы мне скажете, где Анжелика Вудс, даже если мне придётся выпустить в ваши кишки всю обойму, и я позабочусь о том, чтобы вы оба выжили и отсидели весь положенный срок. В этом городе правят только мои законы и ничьи более, — женщина направляет на нас пистолет, на щеках двигаются желваки, а руки, держащие пистолет потряхивает нервным тремором.

   — Это бы сработало, если бы мы были виновны, — хладнокровно и твёрдо отвечаю ополоумевшей Заместителю Шерифа.

   — Держись позади, я хочу её спровоцировать... — говорит мне тихим шёпотом.

   — Нет, Рой! — от мысли, что сбрендившая Фэйрфилд выстрелит в него, у меня переворачивается всё внутри и органы сминает асфальтоукладчиком. Я вырываюсь вперёд него и поворачиваюсь спиной к ней. —  Не смей рисковать! Миранда, одумайтесь, даже Заместителю Шерифа будет сложно объяснить пару трупов в комнате допроса, —  обращаю последнее предложение к ней, повернувшись вполоборота.

         Внезапно в тюрьме раздается сирена, и сбоку на стене начинает мигать жёлтая лампа. Рой хватает меня и снова прячет позади себя, уже с раздражением и злостью на лице. Его мёртвая хватка не даёт мне шелохнуться.

   — У меня даже бунт происходит по плану, девочка, не считай себя умнее других, — её довольная ухмылка пугает. Если запланированный бунт действительно её рук дело — она не станет медлить. И если шансов найти Анжелику нет, то и у нас нет шансов здесь выжить. По спине ползёт мерзкий холодок страха и тупая боль сожаления. 

Я так мало побыла с ним. Лучше бы я никогда не сбегала из подземелья. Какая же я идиотка! Я могла сегодня проснуться в его объятиях, в безопасности, удовлетворённая и накормленная, обожаемая моим личным черноглазым маньяком. Всё это моя вина. Правда я не смогла бы спасти Фел и Артура и никогда бы не узнала, что шотландец мой отец. Неужели я даже не перекинусь с ним парой слов? Селестия МакЛахлан...

Все вокруг тебя будут страдать и умирать... Но я позабочусь о тебе, Мой Подарочек...

          Вздрагиваю. От страха схожу с ума. Даже закрыть уши не поможет мне побороть этот мерзкий голос в своей голове. К моему носу подбирается запах крови, хотя здравым рассудком понимаю, что ему неоткуда здесь взяться.

   — Вы скажете мне, где Анжелика, или я прострелю вам коленные чашечки, затем лодыжки, потом начну стрелять по рукам. Вы оба будете мучиться достаточно долго за свои преступления, —  если бы она говорила со слезами или с горечью —  я бы поверила, что она просто отчаявшийся родственник, но я вижу этот особый блеск в глазах. Она, видимо, психически неуравновешенна: ей доставляет удовольствие запугивать других, ощущать власть, держать в руках оружие и планировать ужасные вещи. Вижу это в ней и чувствую, потому начинаю действовать наугад. Мне снова нечего терять, кроме моего Геллофри.

Конечно, у меня во рту всё ещё спрятанное запечатанное лезвие, но оно не поможет против пистолета, я не успею его достать и применить. Так свыклась с ним, что часто забываю вовсе...

 Оно часть тебя, как и я... Попробуй, подберись к ней поближе... Так много крови... Тебе понравится её агония и стекленеющий взгляд...

    — Миранда, ваша сестра ведь намного старше вас... И всего один поздний ребёнок... А у вас два замужества... и ни одного ребёнка. Почему я не вижу в Джуди Вудс и её муже такого же фанатичного рвения отыскать свою дочь. Вы прилагаете все усилия и ресурсы, теряя рассудок, готовы пойти на преступление... ради племянницы? Или... Анжелика — ваша дочь? Вы решили скрыть факт измены, отдав дочь сестре? — видя, как вытягивается её лицо, с удивлением осознаю, что глупое предположение оказалось верным. Я просто хотела отвлечь её внимание, разговорить. Но глаза Капитана Фэйрфилд сейчас сами выдают её тайну, и где-то глубоко внутри меня начинает шевелиться давний алчный монстр зависти. 

Даже мать, что отдала свою дочь другим, готова ради неё на всё. Для неё нет преград в вере и фанатичном желании найти своё дитя. А нужна ли я хоть кому-то? Я даже думаю, что больше хотела бы иметь такую несносную, неуравновешенную и невыносимую мать, как Миранда, только бы чувствовать себя нужной и важной в её жизни... 

         Кажется, моё сжатое сердце рыдает кровавыми слезами. Я никому никогда не была нужна. Всего лишь часть провалившегося плана по завоеванию мужика.

    — Не тебе, гнусная дрянь, лезть в нашу семью и разнюхивать, чья она дочь, ясно?! Я пыталась её спасти от ублюдка, что избивал меня и издевался. Он бы никогда не оставил нас в покое, если б узнал, что у меня от него ребёнок. Я дала ей лучшую жизнь, будущее, возможности и любящую семью! И кто-то отнял её у меня, — она на секунду убрала прицел с нас и начала вытирать слёзы рукавом руки державшей пистолет.

   — Я всю жизнь мечтала о такой матери, как вы, которая за меня могла бы перевернуть весь мир вверх дном и убить любого... — медленно подхожу к ней, несмотря на то, что Рой пытается отдёрнуть меня за руку назад. — Я завидовала таким детям сколько себя помню... Я очень хочу, чтобы вы нашли её и сказали, как она важна для вас. Клянусь, я ничего о ней не знаю, но... Возможно, шанс ещё есть! Ни Джейсон, ни Марвин ни разу не упоминали Анжелику даже словом( Да простит Господь мне эту ложь от лица Джейсона —
 каюсь про себя), а это значит, что она, возможно, жива и где-то прячется, так же, как пряталась я. Либо кто-то из знакомых прячет её. Она наверняка сразу ухватила тот факт, что Охотник похищает именно умных, —  подойдя максимально близко, замечаю, что она безвольно опустила пистолет и смотрит на меня, но сознание её где-то далеко. Сейчас легко могу вырвать пистолет из её рук, хотя бы... попытаться...

            Но вместо этого обнимаю женщину... своего врага... Внутри так больно, и я со слезами тянусь к ней... Не потому, что мне жаль её, не потому, что нужно отвлечь и сыграть на её психологическом состоянии, не потому, что боюсь...

             А из эгоистичного желания хоть на секунду почувствовать себя её дочерью... Мне хочется, чтобы меня обнял человек, который сходит с ума и подстраивает бунт в тюрьме, идёт на шантаж, угрозы и преступление ради возможности отыскать дочь. Хочется верить, что когда пропала я, был хоть один человек готовый на всё, чтобы только меня отыскать. Слёзы жгут, но ещё больше жжёт внутри.

Все деньги мира я отдала бы за такую мать...

   — А я отдам всё на свете за возможность увидеть дочь... — говорит она, неловко обняв одной рукой меня в ответ. Неужели я сказала это вслух?... — Выметайтесь отсюда, пока я вас не пристрелила, — говорит упавшим голосом женщина, разом потерявшая всю свою силу и исходящую от неё агрессию и опасность. Она всё ещё держит меня одной рукой и я не тороплюсь уходить.

   — Лести... — произносит взволнованно мой Геллофри, и, до того, как успела увидеть, чувствую опасность. Отпрянув от Миранды, осознаю, что она целится в Роя.

   — За что ты убил Мирабеллу Хоукингс? 

   — Я не убивал...

   — Миранда... В ту ночь, когда вывесили Мирабеллу на церковь, Рой всю ночь был со мной, мы даже не спали. Готова поклясться. Мы всю ночь занимались любовью и разговаривали. 

   — Её убили не в ту ночь, она уже была мертва несколько суток, до того, как там оказалась, — хладнокровно говорит Заместитель Шерифа.

   — Фелисити сейчас в больнице. Она видела кто убил её мать. Это произошло в заброшенном доме. Вы можете её допросить, для вас ведь все двери открыты, — говорю наконец отпрянув от неё и глядя в болотно-зелёные глаза, ровно напротив моих.

   — Не с её деньгами, папашей и адвокатом. К ней не пускают, —  сухо отрезает Миранда, наконец опомнившись, отпустив руку, обнимающую меня, и взглянув наконец мне в глаза, — вы оба переоцениваете моё терпение.

   — Я готова помочь, давайте поедем туда прямо сейчас, меня пустят к ней, и вас со мной. Вы должны узнать правду. Я боялась спрашивать Фел о чём-либо, чтобы она не сорвалась. Нас до этого держали в разных местах. Может она что-то знает о вашей дочери...

    — ... племяннице... — устало говорит потухшая капитан Фэйрфилд, — ... так будет лучше. Поехали! —  она вышла из кабинета, и к нам вошёл слегка обалдевший Стрейт, с рассечённой губой и заляпанными кровью воротником и рукавами когда-то белоснежной рубашки.

   —  Хорошо, хоть вы на месте. Фейрфилд никак не успокоится? Там и так бунт и попытка бегства четырёх заключённых... Пришлось вклиниться и помочь охране, — он вытирает манжетом рубашки тонкую струйку крови, пока я подхожу к Рою и целую его быстро, но нежно. Сердце рвётся к нему, выбивая рёбра, но уже разворачиваюсь к выходу. Возле входа «медведь» Гидеон хватает меня лапищей и недовольно кривится: — Мисс Стенсон, вы куда это? Не забыли о нашем уговоре? 

    — Я обязана помочь Капитану Фэйрфилд допросить Фелисити Хоукингс, мужчин туда вряд ли пустят, но вам советую отправится в комнату охраны и потребовать действующую запись с камеры комнаты допросов. Этой комнаты. Пока её не уничтожили. Позже вернусь и выполню условия нашего договора, — пока он раздумывает над моими словами, освобождаю руку и спешу на выход, чтобы не заставлять ждать нервно-психованную Миранду.

         Она ждёт уже в машине. Прохожу мимо машины Элен и Марджери, махнув им рукой, объяснять что-либо нет времени, не хочу чтобы сбрендившая Миранда начала палить во всех, мало ли что взбредёт ей в голову. Я ожидала некоего язвительного замечания о задержке, но она рассеянна и погружена в себя. Что ж, и мне нужно помолчать и подумать, как всё будет развиваться дальше, и как удержать в тайне подземелье или хотя бы подземный ход, ведущий на ремонтную автостанцию Сэма Бэйкера. Артур... интересно, его уже допросили? Артур может быть моим отцом... 

А что же с Бродериком Стенсоном, чью фамилию ношу, кого привыкла считать отцом всю сознательную жизнь? Да, он не сделал ничего, для того чтобы я любила его... Но он спас мне жизнь...один единственный раз... Спас меня от собственной матери... Где он сейчас и... жив ли?... 

           Я очнулась от собственных размышлений, уже в лифте больницы. На четвёртом этаже, где расположили Фел, стоит шестеро охранников, несколько врачей, судя по халатам, незнакомые мне родственники девушки, двое полицейских, спорящих с Томасом Хоукингсом и крёстная Фел — Мегги Камингс. Я направляюсь прямо к отцу Фелисити, мы виделись крайне редко, но, надеюсь, он меня вспомнит.

   — Мне плевать на ваши законы! Пока моя дочь в таком состоянии, к ней не подойдёт ни один человек, которого она сама не согласится принять! Вон отсюда! 

   — Мистер Хоукингс... Я — Селестия, подруга Фел, помните меня? Хочу поговорить с ней?

   — Се-ле-сти-я? — удивлённо протягивает он громким рычащим басом, и будь я более пуглива, втянула бы голову в плечи. Но в следующую секунду громадный тучный мужчина раскрывает объятия и чуть не душит меня в них. — Селестия! Девочка! Ты спасла мою малышку! Эти тунеядцы её неделю искали повсюду, а спасло её столь хрупкое создание... Она только о тебе и говорит всё время: "Где Сили?". Давай, проходи, мотылёк, наша семья тебе очень обязана! Прошу обратить внимание: эта девочка — отныне родная сестра моей Фели, спасшая её из лап психопата. Жизнью моей малышки мы все обязаны ей, — выставляет меня Томас Хоукингс перед толпой сидящих в коридоре родственников. Затем властно поворачивает к себе и продолжает: — Если тебе нужна будет помощь, любая, ты должна помнить, что у тебя есть мы. Семья Хоукингс тебе обязана! —  Он снова прижимает меня к себе, и я начинаю терять реальность от нехватки воздуха, колючих слёз и осознания собственной вины.

   — ... вот так. На носилки и в палату её. Состояние стабильное. Сердцебиение слабое, доктор Меззли сейчас осмотрит. Здесь есть родственники девушки? — чувствую, как меня поднимают и перекладывают. 

         Вдыхаю глубоко и открываю глаза. Вижу над собой коридорное освещение и несколько склонившихся голов. Лица расплываются, но слышен шёпот одновременно со всех сторон.

    — У неё тяжёлое истощение, и неясен характер возможных повреждений. Сказали, она отказалась от медобследования в полиции....

   — Сдавил её так, неудивительно, старый дурак...

   — Откуда мне было знать, что девочка не в порядке...

   — Это та самая с плакатов и телевидения... Уже опровергли... тоже жертва...

   — Раздевать будем в палате, не при всех, несите переносное кт, проверить на внутренние кровотечения, подключить к датчикам как можно скорее. И анализы крови...

   — Насколько опасно её состояние? Я — её тётя, я же могу находится с ней в палате? —  голос знакомый, понять бы, кто это... У меня нет никаких тёток...

   — Мэм, не уверена, что это по правилам больницы, возможно, когда придёт доктор, он попросит вас удалиться....

   — Нет, стой, резать нельзя! Она же — Стенсон! Её платье может стоить больше, чем твоя годовая зарплата! Помоги снять аккуратно... и сапожки.

   — Нет времени на это!

   — О, Господи, эти жуткие дыры на руках! Множество царапин и синяков. Слишком истощена... проверить осмолярность, давление и наполнение крови. Странно, что она пришла сюда на своих ногах. 

   — Вот ещё на лице, я не сразу увидела и посмотри на ноги! 

   — Энн, у неё кровь! Беги за гинекологом и проктологом. 

   — Нет!... Запрещаю осматривать. Никаких врачей, — пытаюсь сопротивляться, приподнимаюсь, и в голову вгрызаются острые челюсти боли, а в глазах нещадно плывут цвета и оттенки. В руку втыкают что-то острое. Затем и в ногу в самом низу.

   — Послушай, Селестия, тебе должны оказать помощь! Твоя мать... мне уведомить её? Я вроде обязана, но ты дала понять... — женщина старается сохранять спокойствие, несмотря на волнение в голосе. Вновь привстаю, пытаюсь сфокусировать взгляд и узнаю рыжевато-каштановые волосы Миранды, своего врага. Её болотно-зелёные глаза смотрят на меня твёрдо и строго, словно она...    

         Картинка снова расплывается... от слёз или слабости неясно...

Приди в себя! Ты ей никто! Она ищёт свою дочь и ждёт, что ты поможешь ей получить информацию... не будет Миранда беспокоится о тебе...

   — Если мне дадут попить, мы сможем пройти... в палату Фел... — обращаю внимание на капельницу у себя в руке и пытаюсь вынуть иглу.

   — Не смей! Лежи спокойно! — женщина перехватывает мою слабую руку. — Я уже увидела, в каком ты состоянии, и мне трудно представить, что ты на себе вытащила ещё эту богатенькую блондиночку и взрослого шотландца. Напоминаешь меня в юности. Надо  беречь себя, а не рваться на куски за других. Подобное рвение никто никогда не оценит, поверь!

   — Здравствуйте, самая известная девушка Саванны! Тут и не разберёшь, каким новостям верить: то вы — монстр в женском обличье, то — спасительница. Но мы, врачи, в любом случае беспристрастны, — старается держаться позитивного настроя пришедший доктор.

   — Не надо этого слова... — недовольно искривляю лицо, — ... оно теряет своё значение при нынешних событиях, — пытаюсь сфокусировать взгляд на белом силуэте, но слабость накатывает волнами, и приходиться полусидя опереться на подушку позади себя.

   — Доктор Меззли, первый ответ из срочных анализов девушки. От осмотра гинеколога она отказалась, при явном кровотечении, — виновато докладывает неразличимая моему глазу медсестра.

   — Что ж, Мисс Стенсон, вам придётся вытерпеть осмотр и переливание крови. Показатели крови критические. У вас имеются хронические или острые заболевания, о которых мне следует знать?.. Прошу прощения, вы родственница? — по всей видимости он обращается к Миранде, и я обрываю её ответ.

   — Миранда, я, даже сидя, боюсь потерять сознание и никуда не сбегу. Меня ещё ждёт в тюрьме Стрейт. Приходите завтра с утра, и я выполню все обещания, прошу только охрану. Он же ещё на свободе...

Я буду с тобой, мой Подарочек!...

Снова темнота...Спасительная темнота...

        Прихожу в себя медленно, словно выплывая из ночного озера. Яркого света нет, и это приятно. Приглушённый свет напоминает о подземелье, но крпкий запах медикаментов безошибочно убеждает, что это больница. За окнами темно. Вспоминаю постепенно, как здесь оказалась и начинаю осматриваться. Никого вокруг. 

А кого я ожидала? Маму, папу и всех дальних родственников? Артура? Фел? Или его? Роя Геллофри, засевшего так глубоко в сердце и моём больном мозгу... Неужели его всё ещё не отпустили?...

           Стоп. Врач, зашедший тогда при Миранде, сказал что-то о показателях крови... Хэх...У меня рак? Или нечто в этом духе? Каждый раз, как думаешь, что хуже уже не будет, судьба подбрасывает новый неприятный сюрприз. Я ведь никогда не болела... Медсестра говорила о гинекологе и крови... неужели месячные? Значит, я не забеременела от Роя. А они думают, это последствия травм во время похищения. Что ж, очень в тему. Но тогда, тем более, нельзя ни под каким предлогом соглашаться на осмотр, и стоит обязательно поговорить с Фел, раз уж появилась возможность.

            Постепенно снимаю трубку у носа, датчики и иглы, сажусь, спустив ноги к полу. В один миг комната пошатнулась и чуть поехала вбок, что даже удивляет, но через пару секунд вся мебель возвращается на место, и я пробую встать полностью на ноги. Ледяной пол вонзается сотнями холодных иголочек в пятки, словно сидела на них всем весом несколько часов, а не расслабленно лежала. Но, придержавшись за высокую кушетку позади себя, удерживась. В этот неподходящий момент в палату заходит Доктор Меззли, его вид уже не такой свежий и позитивный, как при прошлой нашей встрече.

   — Мисс Стенсон, вы же не пытаетесь сбежать?

   — Я не преступник, чтоб сбегать. Хочу навестить подругу, — раздражаюсь, причём больше на себя. Стоило догадаться, что отключенные датчики сразу пошлют сигнал тревоги.

   — Вам нельзя вставать. Мы с трудом остановили кровотечение. У вас погранично-критические показатели крови, особенно гемоглобин, гематокрит, протромбин и некоторые другие факторы свёртываемости. Тяжелое нервное и физическое истощение, множество ран, обезвоживание и опасный гормональный сбой. Если вы не побережёте себя, в скором времени можете впасть в кому. Если вы о Мисс Хоукингс, и это безотлагательно — я могу передать ей ваше пожелание и, возможно, она вас навестит.

   — Передайте сейчас. Если она не захочет, я сама к ней пойду. Почему так слабо ощущаю ноги?

   — Вы в очень плохом состоянии, и я серьёзен, когда говорю, что вам лучше не вставать. Вы зря вынули иглу с капельницей и убрали носовую трубку. 

   — Что там? — кивнула на иглу.

   — Глюкоза, физраствор с электролитами и набор микроэлементов, крайне необходимых вашему организму. Также, возможно, понадобится повторное переливание и антибиотики. В трубке дыхательная смесь насыщенная кислородом, так как ваши клетки не получают своей нормы. Прилягте, пожалуйста, и я уговорю мисс Хоукингс навестить вас в скором времени.

   — Сейчас! — настаиваю я железным тоном.

   — Прямо сейчас пол третьего ночи...

   — Тогда сама... — мне стоит только опустить одну ногу на пол, чтобы заметить как он занервничал и отправился за Фел. Улыбаюсь себе: главное выглядеть убедительно. Я-то уже поняла, что в таком состоянии далеко не уйду.

         Едва закрываю глаза и появляется ощущение, что сознание отделяется от тела и начинает подниматься вверх, крайне неприятно, и потому стараюсь всё время держать их открытыми.

   — Сили? Они не обманули! —  хрупкое создание, которое ведёт под руку медсестра, освобождается в один момент из поддерживающих объятий и оказывается возле моей постели.

   — Оставьте нас, — обращаюсь к врачу и медсестре. Они переглядываются, но выходят. Фел аккуратно залезает ко мне на кушетку и ложится рядышком, обняв меня.

   — Я помню, как ты спасла меня и обнимала там, на кровати, от этого мне спалось спокойно. Ты могла бросить меня... Спасибо тебе... Благодаря тебе я жива. Я никому не раскрыла твоих секретов... — она доверчиво смотрит на меня, пока укрываю её своей простынью и обнимаю.

Боже, до чего приятно обнимать людей! Почему раньше так не делала?...

   — Ты всё сделала верно. Но нам всё равно придётся ответить на некоторые их вопросы. Поможешь мне? Я не справлюсь без тебя, Фел. Они хотят обвинить невиновного человека, потому что не знают, что всё это сотворил Марвин.

   — Нет! Не говори о нём, умоляю! — она закрывает уши и голову руками, скрючивается вся и начинает почти визжать. Я пугаюсь, но тут же обнимаю девушку. 

        В палату забегает доктор и несколько медсестёр.

   — Она просто испугалась, — оправдываюсь неясно почему.

   — Ментальное состояние мисс Хоукингс нестабильно. Думаю, ей лучше отправиться к себе.

    — Она останется, если сама хочет, — говорю достаточно жёстко. — Завтра здесь будет полиция и ФБР с ордером от верховного судьи и губернатора на её допрос. Как думаете, они будут щадить её чувства?

   — Это правда? — в её глазах слёзы, но рядом с ними такое доверие ко мне. Киваю.

   — Вполне возможно. Мне тоже тяжело вспоминать. Скажи, как мне следует указывать его?

         Она берёт мою ладонь  и чертит на ней пальцем букву "М".

   — Фели, мы отомстили. Мы с тобой убили М., — шепчу ей, гладя по голове, — ты довершила начатое мной, помнишь? Ты ещё сильнее меня. Он больше никому не навредит. Мы с тобой — самые сильные, и мы точно не станем бояться его имени, когда полиция будет спрашивать, правда ведь? — Она кивает, и я продолжаю.

   — Но как бы правы мы не были, убийство — всё равно преступление. Нам с тобой не место в тюрьме. Понимаешь? Скажи мне...

   — Не хочу в тюрьму...

   — Всё верно, дорогая. Поэтому мы вместе должны говорить, что М. убил Джейсон. Ты ведь помнишь Джейсона, сможешь его описать? 

         Она съёживается, и я принимаю это за ответ.

   — Кого они обвиняют ? — словно ребёнок, задаёт вопросы и безоговорочно верит мне глупое милое создание.

   — Роя... Он спас меня и не заслуживает этого. Тот парень, помнишь, что приглашал меня в кино в школе?

   — Да, он странный. Он точно невиновен? Где ты была, всё это время, Сили? — лёгкая тень то ли сомнения, то ли недоверия проскальзывает во взгляде и тут же исчезает.

   — Меня похитил Джейсон и М., но я сбежала благодаря Рою. Он прятал меня в том подземелье... и... я влюбилась в него... начала чувствовать себя по-другому. Но когда Рой ушёл за едой, я выбралась, и Джейсон нашёл меня и снова похитил. Увёз в страшное  место, тоже под землей, творил ужасные вещи... — так противно её обманывать, но другого пути нет. Мы обе должны говорить одно и то же.

   — Я тоже была там, но не видела тебя и других...

   — Потому что таких подземелий много... Не все девушки выжили, но некоторых мы с тобой спасли. Ты очень смелая, Фел! Я до сих пор не могу поверить, что ты держишься! Если ты не будешь знать как отвечать на какой-то вопрос, просто скажи им, что потеряла сознание в этот момент, хорошо?

   — Я вообще мало что помню... остальное не хочу помнить, — она чуть всхлипывает.

   — Это к лучшему, — отвечаю, вся сжимаясь внутри, не зная, чего ожидать когда память к ней вернётся.

   — Этот Рой... Ты сказала, что начала чувствовать себя по-другому... Что это значит? — она в замешательстве, и я не знаю как ответить на вопрос, не раскрывая всей правды. — Ты спала с ним?

   — Да... И мне это было необходимо...

   — После всего, что...

   — Меня не впервые насилуют... В этот раз я легче перенесла это всё.. А он.. буквально спас меня.... С ним впервые почувствовала себя живой и получила настоящее удовольствие. Мне уже было нечего терять...

   — Я не понимаю... 

   — Я и сама не до конца понимаю, это случилось скорее от отчаяния. Я нуждалась в чувстве дезопасности, надеялась на его защиту и думала таким образом привязать его к себе... А привязалась сама. Он настолько нежный и терпеливый...

   — Меня тошнит от одной мысли о сексе... 

    — Меня тоже раньше тошнило, но я заставляла себя, боролась со страхом, чтобы чувствовать себя нормальной, не хуже других. В это всё почти невозможно поверить после стольких лет притворств и самобичевания... Ну, ты, наверное, знаешь, каково это... когда с правильным человеком...

   — Не знаю... мой первый раз был никаким, и мне пришлось притвориться, что понравилось. Это было в тот год, когда ты к нам приехала. После я не спешила повторять этот опыт. А потом думала, что может я больна, и не стоит в этом признаваться... — она краснеет, и мне хочется снова её обнять.

    — Как я хочу, чтобы когда-нибудь ты нашла своего "Роя" и почувстовала себя вновь живой.

   — Боже, нет! — она закрывает лицо рукой и начинает тихонько сотрясаться от рыданий.

   — Не сейчас... Всё останется позади и забудется. Не бойся, больше никто не причинит нам вреда... Ох, Фел, мы с тобой подруги по несчастью... — нас связывает гораздо больше чем я думала...

    — Сили, мы — сёстры, — она говорит это так серьёзно, и по моему лицу катятся слёзы, прижимаю её сильнее к себе, чтобы она не видела их и всю вину и горечь на моём лице.

   — Сейчас главное помочь полиции схватить Джейсона и поскорее забыть обо всём этом. Боюсь, завтра тебе придётся произнести его имя полностью.

   — Ты будешь там?

   — Конечно, если ты настаиваешь.

   — Я смогу говорить, только если ты будешь рядом...

        Мне больше нечего ответить. Позволяю ей расслабиться и уснуть, сама же задерживаю дыхание и еле сдерживаю слёзы от желания убежать к нему. Взорвать к чертям  весь окружающий мир и сбежать с ним в другую реальность...