Долго вожусь в попытках разобраться с головоломкой. На дверце разные двигающиеся детали и те, что нажимаются, вдавливаясь, и издают какие-то щелчки. Спина затекла, а живот промёрз от холодного пола, и даже подвинутый под себя плетёный половичок не спасает. Но не могу так просто сдаться. Пытаюсь вспомнить хоть что-то полезное из блокнота... и не выходит. Такой же рисунок и обрывок молитвы, совершенно не относящийся к делу. Возможно, на рисунке было указано различие с нынешним положением железной картины, — и в этом разгадка? Или отмечен порядок воздействия на все движущиеся детали...  Снова и снова ощупываю их, слушая приятный звук щелчков, пробую разные варианты, и это успокаивает меня, отвлекает от всего остального мира, помогает не думать о чём-то ужасном, что я отодвинула на край сознания, спрятала на неопределённый срок...

Радиоактивные отходы с высокой теплоотдачей и критическим нагревом. Их нельзя зарыть в землю — они погубят все подземные грунтовые водные источники, вызовут необратимые изменения во всех слоях почвы, уничтожат растительность и флору. Нельзя утопить в море: они отравят весь мировой океан и значит погубят всю планету. И оставлять в доступности нельзя. Любые катаклизмы могут нарушить целостность контейнеров... Так много токсичного содержимого. Нельзя показывать их людям, которые захотят присвоить их с недобрыми намерениями. Как бомба замедленного действия. Нельзя отправлять в космос да и нечем. Их не выйдет спрятать во льдах Антарктикы — льды не вечны...

Щёлк...щёлк...стук...тик-тик-тик... щёлк ... цик...щёлк-щёлк...стук...щёлк...щёлк...тик-тик-тик...

Выстроить полигон в сердце океана, создать закрытый бункер и полости в нём . Захоронить там контейнеры, залить жидким стеклом и цементом. Загерметизировать на время...

             Просто нужно что-то делать, чем-то себя занять, пока не придёт здравое решение о том, как поступать дальше. Где стоит рискнуть , а где — нет.

Помоги мне, Господи, если ещё помнишь обо мне... Я в тебя верю, теперь... только Ты,  наверное, больше не веришь в меня. Меня теперь уже не спасти...

Почему он не пришёл за мной? Больше не нужна ему?  А если он уже...

           Нога внезапно дёргается от нервного тика, и от страха хватаюсь за  железную картину, как вдруг слышу звук где-то ещё. Сбоку. Сейф! Почему сразу не подумала, что эти две железяки связаны? Наполовину высовываюсь и снова начинаю наугад шевелить все выпуклые детали на картине потайной двери, и снова слышу звук щелчка в сейфе. Быстро выползаю из-под кровати. Начинаю проверять и дёргать за края: не открывается. Вот же чёрт! Но, трогая все выпуклые части симметричного узора, обращаю внимание, что одна часть сдвигается вбок. Под ней знак —  маленький домик...  

           Снова под кровать, хаотично хватаюсь за разные детали и иду снова проверять завитушки. Всего их четыре, и теперь сдвинуть можно другую. Под ней значок: птица. 

Твою мать! И кто это был такой пришибленный любитель головоломок в их семье? Какого хрена так делать, если это дверь, чтобы выбраться отсюда в случае опасности?! Там что, блядь, святой грааль?!

           Злость помогает подпитывать себя и держаться на ногах. Я же Стенсон! Сильная, неумолимая, непреклонная.

Святой грааль... Святой... Крестик на шее Миссис Уинстон. Верующие люди ! Молитва! Не зря она там!...

          Вспыхиваю вдохновением и озарением, вспоминая и разбирая её по словам. Конечно, это и не должно быть так сложно. Молитва — ключ! В моём воспалённом мозге становится чище  и свободнее, все мысли исчезают, наконец вспоминаю полностью молитву, которую никогда не учила, а лишь читала пару раз и слышала в сериалах:

Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, — залезаю снова под кровать. 

Он покоит меня на злачных пажитях, — нахожу место на полях, где полоска двигается и сдвигаю её... Щёлк...

И водит меня к водам тихим,  — смотрю внимательно: на всей кованой с наплавленными участками картине нет ничего, что напомнило бы воду или озеро. Смотрю долго, отмечая каждый сантиметр 3-д иллюстрации. Кубок? Облака! Пока дождь не прольётся, они — тихая вода! Нахожу среди облаков то, которое  продавливается внутрь... Щёлк...  В крови гремит вдохновлённое возбуждение от своего открытия.

Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. — Что это может значить? Дорога? Провожу пальцами по дороге, нажимая, но та часть, что сдвинулась самой первой при прикосновении к картине, сейчас не поддается. Значит, что-то другое. Чем можно подкрепить душу? На дереве вижу круглое маленькое яблоко. Только одно на всё дерево из множества наплавленных друг на друга полосок. Пробую — не то. Яблоко — еда для плоти. А для души истина и доброта. Что ещё? Нести веру, нести свет... Свет Господень. Солнце, Свет истины!... Оно шевелится... Цик-цик-цик-цик. 

И если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Надеюсь, успокоят. Дорога. Нажимаю краешек полоски сбоку дороги... Стук... Высматриваю что-либо похожее на посох или жезл и, не найдя, вспоминаю дальше:

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. — Ну трапеза это яблоко и чаша. Нажимаю ...Щёлк... Тик-тик-тик... и вдруг что-то клацает слева от меня на сейфе. Быстро выбираюсь посмотреть. Сердце колотится, дыхание перехватывает. Загадка разгадана! Завитушки все сдвинулись сами и открыли под собой спрятанные четыре символа — дом, сердце, птицу и крест. Пробую нажимать их все, и завитушки снова возвращаются на место, но ничего не происходит...

Да что за... Вспоминаю оставшийся кусочек молитвы:

Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни и во веки веков.

            Ну дом Господень — это домик. Благость — это, видимо, птица. Голубь — символ мира и благих вестей. Милость, наверное, — любовь. Что значит крест, и в каком порядке его нажимать? Во все дни жизни моей? Верующие всю жизнь носят с собой крестик. В доме Господнем. Значит по порядку: птица, сердце, крест и дом.

            Залезаю снова под кровать с фонарём смартфона. Уже быстрее сдвигаю и нажимаю всё необходимое, повторяя про себя молитву, и вылезаю нажать символы на "сейфе" (как прозвала вторую железную дверцу поменьше). Нажимаю по порядку, и всё снова сдвигается на свои места и... и-и-и...  ничего не происходит. 

Чёрт бы вас побрал с вашими нудными загадками! Не смогу я затащить Фелисити на себе в верхнюю шахту. Сама еле на ногах держусь. И Артур там... Твою мать! Так надеялась на этот выход...

 — Да что же это...!  Совсем не хочешь мне помочь? — обиженно произношу, подняв глаза к потолку подземелья, мысленно представляя смеющегося Бога.

              Наваливается невыносимая усталость. Что я делаю вообще?! Надо вытаскивать отсюда Фел и как-то спасать всех остальных, а я с загадками сижу. Чёрт! Твою мать! Адово дерьмо. Ноги и руки отказываются слушаться, и, несмотря на разочарование, нет сил даже плакать и психовать. Не отключая свет, ложусь рядом и обнимаю Фел. Сон поглощает меня сразу же, как огромная зубастая пропасть, проглатывает и уносит в другой мир.

 Ползу слабая и окровавленная по дороге вперёд. Вокруг поля, красивый закат на фиолетовом с пламенными всполохами небе. Солнце слегка мерцает яркими краями, как свеча от сквозняка. Тепло касается моей кожи, успокаивая и давая надежду.  Оборачиваюсь и вижу одинокое разлапистое дерево и золотой кубок под ним. Так хочется пить, но знаю, что возвращаться уже нельзя. Нужно идти за светом, к закату.

 Чувствую Его надо мной, его сверкающее тепло касается меня и что-то говорит мерцанием света, неравномерным сиянием солнечной короны...

— Я не понимаю, — хриплю из последних сил. Под моими руками грязно-коричневая пыль дороги. Сгребаю её пальцами. — Если Бог — это Любовь, то где Твоя любовь ко мне, Господи?

Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни и во веки веков, — доносится сверху объемное тёплое эхо.

Во веки веков...  — шепчет ласковый ветер мне в уши, и пальцы сами собой рисуют на пыли крест. Из двух перпендикулярных восьмёрок. Символ бесконечности, вечность. Вовеки веков. 

"Точно такой же, как там, крест... Где там?"  Пытаюсь понять, и не хочу просыпаться, но сон уже отпускает меня и плавно отходит, забирая то особенное тепло Солнца... 

            Просыпаюсь от странного звука. Что-то скребётся возле входа наверху. Осторожно и медленно подхожу к двери в потолке и прислушиваюсь. Почти ничего, кроме этого звука. Мышь? Или кто-то ищет вход... Артур? Или нет... Прислушиваюсь. Слышу определённый ритм. Это не мышь. Точно не мышь, и мне хочется верить, что Артур, но страх навязывает другое, и становится невыносимо неуютно. Снова прислушиваюсь. 

            Чем дальше, тем более знакомо. Это даже не ритм, почти мелодия. Четыре длинных скребка, сразу же два коротких, пауза, три длинных.... затем повтор, но чуть изменяется в конце. Это не морзянка, хоть я её и не знаю, но там несколько другая последовательность в соединении коротких и длинных звуков... И теперь ритм меняется. Вместе с ним начинает петь у меня в мозгу:

...Inside my heart is breaking... my makeup may be flaking, but my smi-i-i-le still stays on...

             Да, Арти, ты прав. Шоу должно продолжаться... Открываю засовы и вылезаю, чтобы помочь ему забраться внутрь. Хорошо помню как слышала этот сигнал звонка, когда ему звонили. Его потухшие надеждой глаза с серо-голубыми облаками внутри надо видеть — в них снова просыпается жизнь. 

   — Ты молодец, что смог сюда доползти, — хвалю его, затаскиваю внутрь и помогаю спуститься с лестницы. Это занимает некоторое время. Фел начинает шевелиться и вскрикивает, обнаружив себя в подземелье. Подбегаю к ней и, несмотря на пару полученных ударов, крепко обнимаю.

   — Ты в порядке! Фел, всё хорошо! Я с тобой... Мы спрятались. Это я — Сили. Смотри. Глянь на меня! Самое страшное позади, и нам пора выбираться. Мы не протянем здесь долго без еды и воды, — очень стараюсь звучать заботливо и успокаивающе. Любое неосторожное слово или интонация могут вывести её из состояния хрупкого равновесия.

         Девушка успокаивается, с опаской поглядывая на окровавленного Артура на нижней ступеньке. Но его вид может внушать только жалость: застывшие багровые пятна на рубашке и слипшаяся задняя часть штанов от свернувшейся крови; опухшая половина лица и один залитый алым глаз. Помогаю ему доползти до кровати и сесть на неё. Теперь пятна останутся и на ней, но по-другому никак...

"Ты засрала кровью мою постель, долбанная девственница.." — не к месту вспоминается, и меня передёргивает.

          Показываю им сейф и дверь под кроватью, объясняю, что и как работает. Затем залезаю под кровать и прошу Фел подойти к сейфу. Нажимаю всю комбинацию по порядку и затем обращаюсь  к ней.  

Теперь, кажется, понимаю верный порядок. Вечность. Бесконечность... Спасибо...

   — Фели, нажми птицу, сердце, затем дом и в конце крест. И сразу пробуй открыть.

   — Какая-то магия... — слегка заторможено, но удивлённо говорит подруга.

   — Скорее наука и механика. Кто-то нехило заморочился с этим, — говорю в ответ, скрывая свои не к месту появившиеся одновременно восхищение и раздражение.

          Появляется звук, но не с её стороны, а с моей. Сразу же трогаю дверь, пытаясь потянуть на себя или... Есть! Она открывается с железным скрежетом внутрь, и звякнувшие железные завитки на "сейфе" возвращаются в исходное положение.

   — Я не могу его открыть, Сили, — произносит чуть не плача тоненьким голоском Фелисити.

   — И не надо, дорогая, то, что нужно, уже открылось. Только дверь тяжело держать. Не знаю, как нам поступить: пойдём все вместе или мне самой отправиться и найти помощь? 

   — Я с тобой, Сили, пожалуйста, не оставляй меня! — испуганно всхлипывает подруга, за пару секунд оказываясь уже возле меня.

   — Тогда пролазь внутрь, держи смартфон и дверь, — говорю, отодвигаясь, и даю ей пролезть вперёд. 

           Вылезаю, и вижу обречённый взгляд Артура. Он кивает головой на пол под кровать и тихо мычит. Трогаю его влажный лоб и понимаю, что у него лихорадка — признак заражения. Оставить его здесь, и он может не дождаться помощи. Пока обдумываю, как уговорить его и как затащить внутрь, над нами из вентиляционной шахты доносится звук удара о что-то металлическое. Судорожно втягиваю воздух одновременно с вздрагиванием. 

   — У тебя нет выбора! Охотник нашёл вход! Он даже не убьёт тебя быстро, а будет долго истязать, он же псих. Ты должен заставить себя! — стаскиваю Артура на пол со стонами и мычанием, и тяну за собой, за куртку под кровать. 

            Пропускаю вперёд, и помогаю ему передвигать ноги за подсохшие, но всё ещё липкие штанины. Запах крови и испорченного мяса бьёт в нос, в мышцах напряжение до боли, в желудке сосущая пустота, а в горле сухо, как песочнице. Но я тороплю его, в надежде поскорее отпустить железную дверь на пружине и отгородить нас от опасности. Когда позади гаснет свет, убеждаюсь в мысли, что это не Ройситер. Он не повредил бы электролинию  в тайное подземелье ради того, чтобы попасть внутрь. Кто-то решил остановить вентиляционный винт, чтобы пройти.

              Дверь с грохотом притягивается обратно, как на пружине. Здесь внутри просторнее, чем в вентиляционной шахте, но встать во весь рост всё равно никак. Мы некоторое время передвигаемся на коленях, и меня дико раздражает мелькающий свет от смартфона впереди. 

   — Фел, выруби его. Надо экономить батарею смартфона.

   — Н-не мог-гу, очень страшно,  — её голос дрожит, то ли от холода, то ли правда от страха.

   — Дорогая, он может спасти нам жизнь, если не разрядится в неподходящий момент. Это важнее. Ты знаешь молитву? Помолись, успокойся. Мы точно на пути к спасению, но пока не знаю, куда выберемся, — говорю спокойным и заботливым голосом, медленно, но уверенно, как говорил со мной Рой.

         Артур застывает, закашлявшись. Помогаю ему сесть, оперевшись на стену.

   — Сили? — заметив, что мы остановились, Фел поворачивается и подползает к нам. — Я не знаю никаких молитв. Ты ведь знаешь, мы не из тех, кто ходит в церковь по воскресеньям...

Да... возможно, именно узнав об этом, Марвин и потащил тело несчастной Мирабеллы туда...

            Меня скручивает спазм тошноты, но, так как желудок уже пустой — рвать нечем, и это я засчитаю плюсом.

   — Дверь сюда нам открыла молитва, которую ты наверняка слышала много раз, Фел. Мы можем вместе произнести её, передохнуть и двигаться дальше. Господь пастырь наш... —  произнося молитву вновь, чувствую себя странно. 

         Ранее проговаривала её для решения загадки, но не молилась искренне. Легче не становится, наоборот. Гнетущее чувство неотвратимости преследует меня, щекочет спину своими когтями. Я сотворила ужасное... Хочется развалиться и рыдать. Но мысль, что двое ещё более слабых измученных человек рядом со мной держатся, возможно, только благодаря вере, что выведу их отсюда, не даёт мне сдаваться. Чем скорее найдём выход — тем скорее смогу попасть в горячую ванну и, спрятавшись где-нибудь, поспать. 

Этот ужас не может длиться вечно. Надо всего лишь перетерпеть. Всё закончится. Мне повезло гораздо больше других. Рано или поздно всё это прекратится. Продолжаю себя успокаивать, но теплоотдача, нагрев  и излучение радиоактивных веществ разрушает временное хранилище. 

На охлаждение нужно слишком много воды... Меня разрушает изнутри, и этого нельзя допускать... слишком рано...

   — Сили, я хочупокорей отсюда выбраться... — тихий жалобный голосок в темноте. Я и не заметила, как свет смартфона погас. 

             Выключила или разрядился? Не хочу спрашивать, не хочу знать. Медленно в темноте пролезаю мимо них обоих.

   — Побудьте здесь. Чуть пройду вперёд, разведаю, есть ли смысл туда двигаться. Фел, возьми Артура за руку и внимательно считай пульс. Он на нашей стороне... и слишком слаб, тебе нечего бояться, — главное, чтобы она не сорвалась в истерику. Счёт хорошо успокаивает.

          Проползаю ещё ярдов восемь вперёд, прежде чем обнаружить, что пол заканчивается и впереди обрыв. Пытаюсь дотянуться вниз рукой и, слава Высшей силе и моему везению, достаю до нижнего уровня. Аккуратно спускаю ноги и разом понимаю, что здесь можно стоять во весь рост. Отлично! Взявшись за стену, начинаю быстро двигаться вперёд несмотря на боль в лодыжке. 

Видимо, не вывих, а просто ушиб, или адреналин и шок всё ещё держат меня в узде. Нельзя расслабляться, пока не окажемся в безопасности...

          В скором времени натыкаюсь на небольшую лестницу наверх и дверь. Так быстро? Я была уверена, что этот выход гораздо длиннее, чем тот, из вентиляции. Или просто перепутала, так как они расположены рядом, а рисовальщик схем из Роя так себе. И это отличная новость. Подавляю в себе желание думать о нём, чтобы не добавлять боли к той бездне, что уже есть. 

          Такова людская натура: мы не верим в чужие добрые намерения и ищем подвох, пока не испортим отношения с человеком. А потом внаглую рассчитываем, что нас обязательно простят и примут. Я бы вовсе не напрягалась так ради кого-то, даже ради Фьюэра. Джордан Фьюэр — гей, до сих пор не могу принять этот факт... но он вызывает теперь улыбку, и это облегчает моё состояние.

           Дверь закрыта, потому начинаю громко греметь в неё: кто-то должен услышать. Ненадолго остановившись, ощупываю всё вокруг, в надежде найти какой-то механизм. Не может это быть тупиком! Возможно, снова загадка? Не даю панике ни единого шанса забраться в своё сознание. Снова гремлю.

    — Подожди-ка секунду. Рой, это ты? — удивлённый мужской голос, продолжает повторять: — Сейчас-сейчас. Я думал, тебе больше не нужно туда. Отодвинул. Вынимай рычаг!

   — Какой рычаг? — обалдевше спрашиваю. И до того, как получаю ответ, начинаю снова обшаривать всё вокруг двери.

   — Кто вы? Как там оказались? Вам разве не сказали? Внизу, справа, сбоку лестницы железный засов, сдвиньте вправо и опустите его, — явно немолодой мужчина кричит уже громче, но и так хорошо его слышу. Нахожу железяку и изо всех сил тяну вниз. 

          Дверь открывается, и первое, что мне бросается в глаза — джинсовый комбинезон с бейджем и грязная в масле рубашка, с закатанными по локоть рукавами. Глаза болят от яркого электричекого света, и я пытаюсь разглядеть всё. На меня изумлённо смотрит седовласый мужчина с собранными сзади в хвост волосами, седой бородой и светло-голубыми глазами. На голове его кепка с изображением грузовой машины.

   — А где Ройситер? — всё, что он может выговорить, глядя на меня, как на представителя иноземной цивилизации.

   — Сама ищу, — говорю тихо, глядя на него с надеждой. — Скажите, где мы находимся? Вы можете нам помочь? Со мной двое раненых, там в темноте...

   — Да, конечно, вы на моей ремонтной станции, — он крайне растерян, искоса посматривает на меня, пока достаёт из ящика два фонаря. — У вас кровь, вы тоже ранены?

   — Нет, это не моя. Я только очень голодна и без сил. Но надо помочь остальным поскорее, — устало отвечаю ему и веду вниз за собой, заметно хромая.

   — Как вы там оказались? Вам показал кто-то подземный тайник? — понимаю его недоверие. И хоть сил совсем нет, отвечаю на все банальные вопросы.

   — Рой укрывал меня там некоторое время от Охотников, но эти твари нашли разрушенный дом и напали на нас, у них была пленница, мы её спасли и выбрались через этот секретный ход. Теперь сама разыскиваю Роя, мы разминулись. Нам нужно срочно в больницу. Вы поможете?

   — Конечно, конечно. Ты говоришь, Охотники? То есть, он не один орудует? Нужно позвонить копам! — мужчина одновременно и поражён, и взбудоражен. — Со смерти Уилла, Рой всего раз или два воспользовался проходом, когда менял застил и вот ещё разок недавно. Потом сказал, что он вряд ли пригодится, и я закрыл дверь стеллажом, чтобы она не привлекала внимания.

        Мы подходим к сужению секретного хода, и там уже сидят Фел и Артур. Радуюсь про себя, что они продвинулись, хоть уже и не способна это изобразить.

   — Ты, парень, совсем плох. Идти сможешь? — незнакомый союзник оглядывает лицо  бледно-серого цвета, покрытое кровью и холодным потом, и добавляет: — Забыл представиться: я — Сэм Бэйкер, давний друг семьи Геллофри. Да-а, выпало же на вашу долю...

   — Он не сможет идти, Сэм. Он тяжело ранен и с перерезанными связками на ногах, — устало и обречённо говорю мужчине. — Есть там наверху кто-то, кто мог бы помочь, и поскорее?

   — Слишком рано, сын в отъезде... А работников ещё нет, и я им не настолько доверяю, чтобы показывать это место. Давайте дотащим его до выхода. Я возьму под руки, тебе придётся за ноги, и кто-то должен освещать нам путь. Как тебя зовут, девочка?

    — Сили. Его — Артур, а девушку — Фелисити, — представляю спутников. Вручаю фонарь Фел и объясняю, что она должна будет мне помочь с одной ногой Артура.

         Дотащив Артура наверх, уже без сознания и с едва заметными признаками жизни, понимаем, что дело плохо.

   — Если ты, девочка, Фелисити Хоукингс, то тебя ищет весь город... У меня плохие новости... — медленно и с сожалением говорит Мистер Бэйкер, пока мы затаскиваем Артура на заднее сиденье старенького серого шевроле.

   — Не надо сейчас, прошу! Она знает. Просто не трогаем эту тему сейчас, — говорю громче и твёрже,  чем, наверное, следует. Он кивает сам себе, не глядя на меня. Садится за руль и ждёт, пока мы с Фел закроем дверь. На улице уже светает.

   — Мистер Бэйкер, я буду вам очень обязана и когда-нибудь, надеюсь, смогу рассчитаться, если вы отвезёте их двоих в больницу. А мне нужно выйти в городе, где-то по дороге.

   — Конечно-конечно. Ты уверена, девочка, что тебе не нужен врач? — он смотрит на меня в зеркало заднего вида и словно что-то вспоминает. Ноги начинает потряхивать от напряжения и опасения, что он меня узнает. — Сили — это сокращение от Селестия? — догадывается седовласый мужчина. Взгляд его серьёзен и, несмотря на ледяную ртуть, что потекла по моей спине, не содержит в себе ни угрозы, ни осуждения. 

        Сглатываю слюну и киваю.

   — Я не знаком с тобой, но весь город шумит. И я вспомнил, как спрашивал Роя, есть ли у него невеста или понравившаяся девушка. Он — очень скрытный парень, — забавно хмурится седовласый старик. — По тому, как он заулыбался, я понял что есть, и спросил имя. "Селестия"— всё что он ответил, но надо было видеть его глаза! И теперь я понимаю, почему ты оказалась в месте, о котором знает только Рой, последний потомок Геллофри.

   — Вы не должны говорить полиции обо мне, и вообще что-либо о нас с Роем и подземелье — смотрю внимательно в глаза старика и ожидаю уже вполне привычного вопроса "зачем я Охотнику и почему именно я?", но он молчит.

   — Тебе ведь негде прятаться, верно, если тебя все ищут? Ты могла бы остаться на пару дней в нашем  доме. Я живу с сыном и невесткой. Уверен, они не будут против, коль ты невеста Роя. Можешь доверять нам.

   — Большое спасибо, но мне нужно завершить кое-что. Я узнала, где прячут нескольких выживших девушек. Если дадите где записать, укажу всё, чтобы как можно скорее передать эти данные полиции. А сама отправлюсь туда, где ещё могу быть полезна. Я не соучастник этого монстра, просто не попала к нему в лапы благодаря Рою. А Охотник, видимо, оттого и решил, что я нужна ему больше других...

           Пока стоим на светофоре, Мистер Бэйкер протягивает мне ручку и потрёпанную записную книжку из бардачка. Дрожащими руками записываю всё, что узнала об оставшихся девушках. Обращаюсь к Фелисити, пытаясь убедить её не называть в полиции моего имени и тайну подземелья, пока вытираю своё и её лицо и руки влажными салфетками. По легенде, мы выбрались из заброшенного дома и шли вдоль дороги, а Сэмюэль подобрал нас. На следующей остановке на красный, Сэмюэль Бэйкер быстро пишет мне свой адрес на оторванном клочке бумаги, и произносит:

   — Если там, куда ты идёшь, тебя больше не смогут принять, приезжай, — мы примем в любом случае. Не думай плохо о жителях Саванны, просто у нас тихое место, и раньше не происходило ничего столь трагического и ужасного.

         Уже в самом городе ко мне приходит мысль, и я прошу у Сэма номер сотового Роя. Понимаю, время очень ценно, особенно для Артура, но не могу справиться с собой. Мистер Бэйкер передаёт мне свой мобильный телефон с уже набранным номером моего Геллофри. Подношу трубку к уху, и внутри начинает работать отбойным молотком свихнувшийся пульс. Номер оказывается вне зоны доступа. Гляжу на него и быстро переписываю себе на листочек. Сжимаю руку Артуру и Фелисити и выскакиваю из машины, едва серый шевроле останавливается перед светофором. Телефон Артура оставляю при себе. 

             Медленно бреду в сторону дома Келли, даже не зная, готова ли она меня ещё принять или уже нет. Девушки нет дома. Среди дня она наверняка на работе. Достаю из внутренней части кофты вторую дужку от канцелярской прищепки и последнюю большую булавку из лифа. Дужка будет рычажком. Дверь открывается, и больше всего боюсь встретить кого-то из её домашних. Надеюсь, она простит мне то, что вломилась. Закрываю тихо за собой. На моё везение, квартира оказывается пуста. Первым делом доскребаюсь до холодильника, и начинаю откусывать просто от всего, что вижу: копченое мясо, сыр, огурец, хлеб, молоко из бутылки. Чуть погодя, ставлю всё, что не съела, обратно в царство холода и, раздеваясь на ходу, ползу, еле двигая ногами, в сторону ванной. Включив воду, понимаю, что неплохо бы набрать Кел и предупредить, что я у неё. Но нет номера её сотового. Брожу по квартире в поисках личных визиток Кел и нахожу их в коридоре в тумбе.

   —  Кел, ты на работе? — даже не знаю, с чего ещё начать разговор с человеком, к которому ты вламываешься, как к себе домой.

   — Тия? О, Боже! Ты жива! Где ты? —  голос девушки одновременно и взволнованный и радостный переходит в нервный шёпот.

Неужели могу вызывать у кого-то радость?... Странный факт...

   — Кел, не сердись, я у тебя дома. Мне некуда было идти. Можно мне воспользоваться твоей ванной? Я вся в крови...

   — Уже еду! Тебе нужен врач?! — теперь она испугана.

   — Нет. Пострадали все люди... из моего окружения. Это не моя кровь. Мне нужен только отдых и одежда... Не торопись, не вызывай подозрений. Спасибо. 

           Сбросив с себя, сняв всё и вынув изо рта моё тайное средство защиты, погружаюсь в ванну с головой... и начинаю кричать сквозь воду.

Задерживаю  дыхание, вскрывая бункер и охлаждая  перегретые радиоактивные элементы...

           Когда крик с дыханием захлёбываются в противостоянии с водой, чувствую острую боль в груди и выныриваю откашляться. В носу и в груди болит и жжёт от попавшей воды, но эта боль отрезвляет меня, доказывает, что я в реальном мире, а не брежу в страшном кошмаре...

Виновна! — ... стучит молотком в ушах.

Виновна в том, что Фел похитили и во всём, что с ней сотворили. С её матерью...

Виновна в том, что Рой больше не хочет видеть. Он шёл ко мне и хотел что-то сказать, но я, как всегда, не дала ни единого шанса...

Виновна в том, что пострадал посторонний человек, единственный, кто хотел разобраться во всём и помочь. Его лишили языка и, вероятно, возможности ходить...

Виновна! Пострадали родители, и даже не знаю, жив ли отец и вернётся ли в норму мать...

Пострадали все люди из моего окружения. Стоило раньше пойти к нему...

Виновна! Хладнокровно убила человека...

          Могу теперь разрыдаться в голос. И, когда слёзы иссякают, снова погружаюсь под воду и, крепко взявшись за края ванны, терплю боль от недостатка воздуха до тех пор, пока в глазах не начинает темнеть. Вынырнув, позволяю себе подышать и снова ухожу под воду. Закрываю глаза. Разрастающаяся тупая боль теперь ощущается не только в груди, но и в висках. Гул сердца сотрясает недвижимую гладь воды надо мной. Боль превращается в растущий шар, распирающий рёбра и органы, совершенно пустой внутри. Ещё немного и, кажется, взорвусь от этой распирающей пустоты. Открываю глаза и вижу над собой ... Марвина.

   — А-а-ап-вх-хп-кхе-кхе, — чуть не захлебываюсь от страха, инстинктивно вдыхая недостающий воздух прямо под водой. 

   — Боже, Ти! Ты прекратишь меня пугать когда-то, или нет?! Маленькая мерзавка! Ты не представляешь, что я почувствовала, увидев тебя под кровавой водой с закрытыми глазами! — Кел прячет свою панику за гневом. Она хватает мои запястья и, осмотрев их, с облегчением отпускает, чтобы обнять меня.

         Светлые волосы, высокие скулы... Это была она, Келли Миллинс. И я даже не буду говорить ей, что почувствовала я , увидев его перед собой. Никому не смогу рассказать об этом. 

   — Прости. Пытаюсь прийти в себя...

   — Где ты была? Боже, откуда эти раны... — она встаёт и открывает полку у зеркала, в поисках аптечки. — Я обратилась в полицию, анонимно. Оставила им сообщение с описанием того дома и дороги, но не говорила о подземелье, как ты и просила. Но у меня плохие новости для тебя, — её  лицо передаёт мне спектр эмоций из опасения, сочувствия, страха и сожаления.

   — Большую часть плохих новостей уже знаю. Можно мне просто поспать?

   —  Конечно, дорогая, — она выставляет мне навстречу банное полотенце, принимая в его и свои объятия, и я, обняв этого доброго и чистого человека, чувствую себя грязной и мерзкой. Есть ли в мире хоть кто-то, кто сможет принять меня, с моими тайнами, отклонениями и тёмной стороной? С моими токсичными опасными отходами внутри?

Кто не ужаснётся даже в мыслях тому, что я убила беспомощного человека? Да, больного ублюдка, но всё же человека...

          Не сдержавшись, снова начинаю рыдать, пока она обрабатывает и заклеивает мои раны, и, освободившись наконец, ухожу от неё подальше, в комнату, в тёмную спальню, где мне предложили спать ещё в первый раз. Не могу смотреть её в глаза.

               На улице суета, но неважно время, неважен день недели. Все люди там, за окном, живут дальше: ходят на работу, в магазины,  в кинотеатры, в гости к друзьям, в дневную кафешку и в вечерний бар. Да, они обсуждают происходящее в городе и все немного побаиваются психопата... Но продолжают жить своей жизнью... И только я чувствую себя привидением без тела, словно уже умерла, и мне нечего среди них делать. Что-то внутри надломлено. Мне всего восемнадцать лет (должно быть в какой-то из этих дней), а я уже успела стать главным монстром своей школы; предать своим недоверием того, кто мне дорог; вызвать к себе столько ненависти и осуждения; стать причиной страданий стольких людей... и убить человека...