Прохлада летней ночи отступила. Его дыхание опаляло меня косыми, рваными лентами, когда я целовал его шею, когда забирался замерзшими руками под его одежду. Гладкая, горячая кожа, выступы немного нескладного тела, трепет близости. Меня сводила с ума одна только мысль о том, что он хочет меня так же, как и я его.

В какой-то момент он оказался ведущим. Уперся рукой мне в грудь, заставив сесть, расстегнул на мне брюки, стаскивая их вместе с исподним к коленям. Склонился над пахом, обхватывая горячим, влажным ртом член, лизнул вокруг головки.

– Слава... – Вырвался у меня слабый стон, когда он начал насаживаться ртом почти по самое горло. – Мальчик мой...

Сделав еще пару сладких движений, он остановился, тяжело дыша, выпрямился. Утер рот от слюны и смазки.

– Сделайте мне так же. – Он спустил на себе джинсы. – А потом... потом можете вы*бать.

В любой другой ситуации это нецензурное слово вызвало бы у меня негодование. Но в том, как он усмехнулся, глядя на меня и начиная себе дрочить, в том, как вдруг обратился на Вы – все это меня хлестнуло так сильно, что я повалил его на пол, приложив хорошенько затылком.

– Прости, – я испугался, что ему больно, но Слава лишь рассмеялся, подняв взгляд в сумрачное небо над нами, – и что это за слова, Вячеслав? – Я, словно пластилин, мялся в его руках, следуя правилам той игры, которая была исключительно в его голове. – Разве такие слова говорят уважаемому товарищу?

Он судорожно выдохнул, когда я взял в рот его член, пульсирующий, налившийся кровью и желанием. Но я делал все неумело: вначале хотел, как он, взять глубоко, но как только головка уперлась в нёбо, горло сжалось от рвотного спазма.

– Не надо так глубоко, ты не умеешь. – Мешая со стоном, произнес Слава. – Просто... ну, как будто дрочишь, только ртом. Сожми сильнее и... и вперед. С песней.

Я повиновался, но, кажется, слегка прикусил его. Слава вздрогнул, отстранив меня от себя.

– Я научу тебя потом, позже. Потом... – Он снова приблизился ко мне, прижавшись распаленным ртом к немного опавшему члену. Затем отпустил. Достал из кармана вазелин для губ. Мазнув жирную смазку, парой движений нанес ее на головку.

– Дальше разберетесь? – Он хихикнул, прикусив губу. Я привлек его к себе, целуя, затем развернул и опустил. Войти с первого раза не получилось. Слава прогнулся, сбивчиво дыша, затем ткнулся бедрами в меня. Я слегка опустил член, и затем с трудом вошел в него. Его тело обхватило меня со всех сторон и сжало так, что все перед глазами на мгновение побелело.

– Глубже. – Донесся до меня откуда-то со стороны его голос.

– Тебе не больно?

– Н-нет.

Ему было больно, но он, дрожа, подвинулся навстречу, приняв меня до самого основания. Я уперся рукой в его бедра, не в силах прийти в себя от острых, будто вспоротых ножом ощущений. Это было совсем не так, как с женщиной. Снова вышел и снова вошел: на этот раз, двигаться стало легче. В ушах зашумело. Слава всхлипнул, прижал руку ко рту, подаваясь мне навстречу. От его трепета у меня пульсировало даже не во всем теле, а где-то в голове, в сердце, в душе.

Навалившись на него, я начал двигаться быстрее. Было слышно, как под нами прогибаются и стонут в унисон доски. Слава был ужасно узкий и горячий, я словно был в заводском цеху: меня со всех сторон обступал раскаленный металл, но при этом так сладко ныло в груди и в паху.

Влажные шлепки участились. Я прижал Славу к полу, долбя его до искр в глазах, забыв о том, что ему может быть больно или неудобно. В ушах стояли только эти звуки, его стоны, которые он не мог сдержать. Я увидел, что он дрочит сам себе, прижавшись щекой к доскам, облизывает губы, шепчет что-то, прикрыв глаза и наслаждается тем, что я с ним делаю. От этого осознания меня подбросило до самого оргазма, но я все же успел рывком выйти и спустить сперму куда-то на пол, мимо него.

Слава кончил практически сразу же, дергаясь бедрами в свою руку, сжимая второй голову. Затем расслабился, устало лег плашмя на доски и замолчал.

– Почему ты не кончил внутрь? – Глухо спросил он, когда я попытался его поднять, чтобы прижать к себе и напоить своими освобожденными, пьяными поцелуями.

– Ты разве хотел? – Я столько раз заканчивал близость со Светой так, что у меня и мысли не возникло, что можно как-то по-другому.

– Не делай так больше. – Он подставил мне влажное лицо под поцелуи. – Я хочу тебя всего, целиком. До капли.

– Хорошо, – я рассмеялся его словам, целуя мятежные глаза, темные брови, небольшой шрам на правой скуле.

Мы посидели вместе, приходя в себя от недавнего и разглядывая пустые трибуны. Я подумал было, что нас мог кто-то увидеть. Но меня настолько разморило от того, что недавно произошло, что я только отмахнулся от этих мыслей и крепче прижал к себе Славу.

– Ты придешь когда-нибудь на нашу постановку? – Спросил он, прижавшись виском к моему виску. – Мы каждую пятницу по вечерам ставим.

– У нас может быть три выходных за всю смену. – Я провел пальцем по его крупным рукам. И на них какие-то царапины, ссадины. – Можем взять все скопом, вместе. Будут у нас небольшие каникулы.

– Правда? – Он посмотрел на меня. Я не понял, чему он так удивился: то ли тому, что у нас могут быть выходные, то ли моему предложению. Решил, что все же второму.

– Да. – Я улыбнулся. – Обычно я на выходные в город не возвращаюсь, но раз уж есть приглашение на постановку... Почему бы и нет? Покажешь своего Гамлета.

– Не говори о нем. – Он снова прижался ко мне, но я услышал в его голосе улыбку. – Не хочу о нем вспоминать.

Я придвинул его ближе к себе. Жар близости пропадал и понемногу на плечи наваливалась сырость и прохлада.

– Пойдем спать. – Я посмотрел на луну и подумал, что отдохнуть перед следующим рабочим днем все же стоит. – Провожу тебя до вашего корпуса.

Он послушно встал. Мы добрались до здания, в котором жили руководители кружков, попрощались. Но я оборачивался почти всю дорогу до нашего корпуса. Слава, мой странный, изломанный мальчик. Я пропал в тебе.