– Нас и так смотрит полтора землекопа! – За моей спиной хлопнула балконная дверь. Я потеснился, впуская Славу, Алину и Николая, которые достали сигареты и закурили. – А с твоими выдумками вообще сами для себя выступать будем. Бабушек с мамами позовем, вот и вся аудитория.

– Коля, вот ты со своими передовыми идеями тоже особо далеко не ушел. – Слава зажал сигарету зубами, затягиваясь. – Как, по-твоему, Светлане Валерьевне успеть все это сделать за неделю? Ты ей помогать будешь, что ли?

– Может быть, заказать сразу в нескольких театрах? К премьере что-то да сделают. – Алина облокотилась о железные перила, глядя на крону акации под ногами.

– Ага, нас профсоюз и так из жалости держит уже. А после сегодняшней облавы вообще закроют к чертям. – Николай плюнул на улицу, потом поймал мой взгляд и извинился.

– Ничего они не закроют, там, чтобы отозвать один творческий коллектив, нужно сразу заменить другим, у них кроме нас нет больше ничего. – Скороговоркой ответил Слава, перемешивая слова с дымом. – Да и не это главное совсем, Коля! Опять ты мимо пьесы смотришь!

– Может быть, вам к другим творческим коллективам обратиться? – Подал голос я, заставив себя отвлечься от его кадыка и ломанной линии шеи. – «Гамлет» – пьеса классическая, кто-нибудь да ставил.

Все втроем оглянулись на меня, очевидно, забыв, что я здесь и слушаю. Взгляд Славы пробрал меня до костей, выбив очередную блестящую идею:

– У нас в детском доме есть художественный кружок. Можно было бы что-то упростить и сделать по-быстрому, если нужно. На следующей неделе уже последние уроки проходят, контрольные сданы. С руководителем я переговорю насчет этого.

– Детское творчество – не наш уровень. – Начал было Слава, но его перебила Алина.

– Спасибо Вам большое! Мы сейчас в таком положении, что любой шанс выручит! – Она толкнула Славу в плечо. – Верно же, Гаркуш?

Слава смерил меня долгим взглядом и ничего не ответил. Все трое, докурив, затушили сигареты. Я протянул им пустую банку с подоконника для окурков.

– Вы идите, я тут еще постою. – Сказал товарищам Слава, когда Алина и Николай направились обратно в гостиную. Я начал пристраивать куда-нибудь банку, изображая деятельность, чтобы задержаться и тоже остаться с ним на балконе. Минуту мы молчали, каждый глядя на юное лето перед нами.

– Вот скажите мне, Сергей Викторович. – Достав вторую сигарету и чиркнув спичкой, спросил вдруг Слава. – Почему кто-то решает, какая пьеса должна быть поставлена, а какая – нет?

Я выпрямился, удивленный его неожиданным пылом в этом вопросе.

– Шекспир – признанный мировой классик, думаю, это доказало само время. – Сказал я, оборачиваясь к нему и подставляя под пепел банку.

– Но ведь сам Шекспир тоже когда-то был, как мы. Он сам был актером. И театры в его время были запрещены. Считалось, что там ставят всякий вертеп и прочую чепуху. – Солнце отразилось в толстенных линзах его очков, когда он повернул голову ко мне. – И тогда кто-то решал, нужны театры народу или нет. Почему всегда есть какой-то человек, который решает, что должно увидеть свет, а что подлежит уничтожению?

Я пожал плечами, улыбнувшись.

– Вероятно потому, что искусство само создано человеком, идет от него. – Начал вслух рассуждать я.

Слава рассмеялся, но зло, с напором. Блеснул черными глазами.

– Как и религия, да? «Я тебя породил, я тебя и убью»?

Я не стал поддаваться на провокацию, но затем, помолчав, вкрадчиво добавил:

– И тем не менее, королева тайно посетила постановку Шекспира и одобрила ее. Кстати, театры запретила не она, а пуритане, на чьи средства был открыт новый «Глобус» взамен сгоревшего.

Слава замолчал, переваривая то, что услышал. Потом хмыкнул и отвернулся, пряча хитрую улыбку за растрепанными прядями ржавых волос.

– Пойдем к остальным. – Примирительно сказал я, не отказывая себе в удовольствии оглядеть его всего с головы до ног, пока он не видит. – Расскажем об идее, как спасти «Гамлета».

– И оно тебе надо? – Спросила жалостливо Света, когда мы выпроводили актеров восвояси. Нина увлеклась рисованием на полу, а мы в это время улизнули на балкон. Стояли, каждый склонив головы и смотря на них, молодых, самоуверенных и бойких, уходящих в сторону улицы.

– Ситуация критическая, я думал, ты меня поддержишь. – Я пожал плечами. Света вертела в руках банку с окурками. Ей очень хотелось закурить тоже, но при мне она не могла отважиться.

– Я и поддержала. – Возразила жена, подняв на меня глаза. – Ты разве не слышал?

Света была намерена ездить после работы в следующую неделю к нам в детский дом, чтобы помогать спешно делать декорации для постановки.

– Да, но выглядела ты совсем при этом не весело. – Я забрал у нее банку из рук и вытряхнул окурки в пакет. – Хотела спасти представление единолично? М-м?

– Ничего я не хотела. – Она толкнула меня в плечо, смущенно рассмеявшись. – Одной сделать такую работу просто невозможно! Но я не уверена, смогут ли мало обученные дети.

– До Микеланджело им, конечно, далековато. – Кивнул я, все еще вспоминая наш маленький разговор на балконе со Славой. – Но кисточку в руках держать могут. И даже кое-что малевать! А двое, между прочим, еще и в конкурсах городских участвуют.

– Да, теперь я вижу, что взялись Вы основательно за дело, товарищ Бронников. – Света прижалась ко мне плечом. – С такими тылами не пропадем!