Это последний твой кислород, ты ещё жив, но это пройдёт

Скоро иссякнет твой кислород -

Сделай глубокий вдох и вперёд! 

*Fleur - твой кислород

Андрей вглядывался в потолок с трещинами. За окном алела ранняя заря, ещё только-только поднимаясь сквозь горизонт. Прошли недели, как началась подготовка к миссии на Онуэко. Красс засыпал в кровати, и каждое утро начиналось с трещины на потолке. Андрей искал всевозможные предпосылки к трещине в его плане. Что он мог упустить?

Подперев голову на руку, он закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на сопящего сбоку Макса. Тот засыпал на полу или на кухне, но к середине ночи незваным гостем приходил к Андрею и ютился с краю, ничем не мешая. Красс не возражал, всё-таки занял его спальню.

Мысли военного уносились в прошлое. Он вспоминал, чем пахнет воздух в казарме, чем питаются по утрам рекруты, чем стирают ладони в кровь, чем убивают.

Руки огрубели ещё в детстве, когда с утра до вечера заставляли работать в шахтах Райдифаер. Так приучали к труду. Драили сапоги у старших по званию – так приучали к послушанию. Кормили скудно – так вырабатывали стойкость. Били по губам с размаху – так учили правильно и без запинки петь гимн Империи. Не названная никаким словом жестокость всегда царила в казарме, это было чем-то привычным для любого, но безумно страшным для людей, не знающих быт военных. Андрей с горьким привкусом на губах вспоминал и потешался над юношескими воспоминаниями, когда дежурный старшина по ночам устраивал игру «в три скрипа». Суть игры заключалась в скрипе кровати, если за ночь скрипела три раза любая кровать в казарме (а их свыше сотни), то старшина сразу кричал: «Рота подъём! В шеренгу становись, отжимаемся двадцать раз!», и так всю ночь за каждые три скрипа. Замученные за ночь рекруты под утро еле волочили ноги на физподготовке. Ещё устраивали подобные издевательства, если кто-то из казармы был замечен в воровстве хлеба из стола. Красс до сих пор помнил, как его соседа по кровати избили за подобную выходку сослуживцы.

Но все эти жестокие игры «в три скрипа» и подобные вещи, как заметил Андрей, устраивали в основном те старшие по званию, кого самого в рекрутские годы унижали и опускали. Круг мести повторяется и повторяется. Зло выращивает зло. Красс не пополнял их ряды, несмотря на те же жестокие условия, что сам испытал на своей шкуре. Он всегда относился к своим подчинённым строго по регламенту, соблюдал рамки дозволенного и имел человечное отношение к каждому. Многие в кругу кадетов и рекрутов поговаривали, что настоящее везение – это попасть к Андрею Крассу. Андрей прошёл огонь и воду, чтобы стать командиром, но ни вода, ни огонь не заставили его сердце затвердеть.

В голову врезались отрывки из жизни, пока солдат палил в потолок на кровати. Вспомнилось вдруг, как он загорелся желанием стать командиром. Андрей был тогда избит, унижен и оскорблён старшим офицером. Его товарищам повезло меньше: говорят, кого-то даже забили до смерти за непослушание – рекрутов учили убивать пленных голыми руками, и кто-то всегда был против. А Красс тогда сбежал. Испугался. Смог уйти от страшной картины. Ему было не больше четырнадцати лет. Истерика била в грудь и рвалась наружу, Красс сам понимал несправедливость своей жизни. Он достоин лучшего! Счастливой жизни, как у гражданских! Почему он должен воевать, а не кто-то другой?! Тогда Андрей впервые почувствовал себя не безвольным рабом системы. И подростковый максимализм привёл его к Эйлу, он хотел высказать ему всё! Тот сладко живёт, у того есть всё, а чем он-то хуже?! Андрею захотелось воспользоваться дружбой, выпросить у Эйла защиту и статус.

Андрей улыбнулся, лёжа на кровати, вспоминая подростка себя.

«Дебил малолетний» - обрисовал он себя так.

И зайдя в его кабинет в растрёпанной военной форме, Красс оторопел. Притих. Пыл и слёзы исчезли. За рабочим столом сидел Эйл Даниелс и в полной тишине выводил одну и ту же букву в тетради: «А».

Андрей подошёл ближе и увидел, что на бумаге кровь. Кровь его друга.

А тот с улыбкой, чуть стесняясь показывать разбитое лицо и покалеченные руки, спросил, как у Андрея дела. А увидев его раны, шмыгнул окровавленным носом и побежал за перекисью водорода. Не для себя.

Тогда Красс упал в небытие сознания, уставившись в одну точку, пока Эйл что-то ему говорил об осторожности, что он волнуется...

Андрей Красс в тот день повзрослел. Осознал, что нигде нет лёгкой жизни. Нет счастья. Есть только свой путь, который нужно достойно пройти до конца. Тогда мальчик схватил Эйла за запястье и уверенно произнёс: «Обещай, что отец тебя больше не тронет за твой почерк. Работай над ним. А я обещаю, что стану лучшим солдатом Империи. Нам надо правильно прожить нашу жизнь».

И с этим принципом чести и достоинства бравого солдата Империи Андрей Красс вошёл на пьедестал командира. А под ним по песку, по грязи и пыли маршировали экипированные бойцы, идущие за ним до конца. В руках Андрея появилась сила и власть.

Сейчас в руках Андрея оказалась чужая козюлька.

Какой додик вытирает свои сопли об простыню?!

Он тут же с омерзением её вытер об спину Макса, матерясь и негодуя.

Весь скривился и встал с кровати. Сон и настроение думать пропали. С осуждением ещё раз посмотрел на Тафта, мирно сопящего, и вышел на балкон.

Руку он до сих пор пытался отряхнуть от невидимой грязи. И вновь накатила тоска, когда взглянул на виднеющиеся курортные крыши санатория с бассейнами и барами.

Я так давно не видел Эйла. Скучаю.

Немного сомневаясь, Красс всё же потянулся к этнифону. Набрал номер. Услышал его голос.

– Доброе утро, не спится?

Андрей невольно улыбнулся, щурясь от Фиолетовых Солнц, и ответил:

– У тебя уже вечер.

– Но на Онуэко только утро. Я помню это. Так что с пробуждением.

– Эйл, – Андрей знал, что его друг не любит пустые разговоры, потому нашёл тему, чтобы просто поговорить, – слушай, я недавно узнал, что онуэковцы пьют таблетки «кислород», чтобы не задохнуться под куполом. А как же животные? Стрекозы, вон, летают, таблетки вроде не едят.

Повисла тишина, от которой Андрею стало нервозно. Пальцами начал гладить перила, стараясь чем-то себя занять.

– Вся живность на территории купола погибла, когда санаторий Плантэис был достроен. Сейчас планету населяют гибриды, выведенные селекционерами, чтобы придать им первозданный вид реальной фауны и флоры Онуэко. Они всего лишь фальшивки, копии. Огромные, массивные и сказочные, но подделки. Дышат нашим кислородом. Стоит их впустить на Дно, сразу умрут.

Хоть интонация Даниелса была сухой, почти безразличной, но Андрей прекрасно уловил в каждой его паузе немую ненависть. Конечно, ругать по этнифону власть было глупостью, потому никто, даже Эйл, не позволял себе выражать какую-либо негативную позицию по связи: любому понятно, что за каждым разговором следят.

Андрей прикусил желваки, ощутив себя похожим на эти гибриды. Всего лишь копия.

– Спасибо, что рассказал. Я завтра буду недоступен. Не теряй.

– Вернись собой, пожалуйста.

Красс кивнул, хоть Эйл не мог физически видеть это, и выключил связь. О том, что Андрей присоединился к клану КилимТиеса, Даниелс узнал не так давно, но принял спокойно, даже помог продлить отпуск. Джо ему любезно докладывал, что творится у повстанцев.

Сегодня вечером состоится незаконная вылазка на Дно.

Вокруг творилась непонятная для Алекси суета. Он тихо сидел в углу бронетранспорта, пока всюду сновали военные-повстанцы и загружали в кабину небольшие контейнеры с боеприпасами. Грин не мог до сих пор поверить, что согласился участвовать в опасной авантюре. Двигало ли им чувство патриотизма или ощущение вины – понять до конца не мог, но глаза Ноктюрна, горящие чувством долга, вселяли странную и необъяснимую уверенность. За эти недели Грин пристрастился к его компании: с ним пропадало одиночество и умирала грусть. Также Алекси с лёгкостью теперь мог отличить, кто перед ним стоит – Ноктюрн или Андрей. Он даже заметил, что лица обоих отличались по мимике, взгляду; походка имела свою индивидуальность; голос хоть звучал один, но интонация и речь были разные.

Но кое-что в них поменялось – оба обрели гармонию в жизни друг с другом, перестали воевать за тело, ибо сошлись на единой идеологии войны и революции. Во многом это произошло благодаря счастливому воссоединению братьев. Ноктюрн долго переживал, но однажды смог подойти к КилимТиеса и тет-а-тет поговорить. Никто не знал, как произошла эта встреча, они были полностью одни. Да и мало кому известно, что у Айдена есть брат. Для Алекси одно точно было ясно – Ноктюрн счастлив и полон боевого духа. Это отражалось на товарищах, ибо энергия Нокта разливалась по телу в каждом революционере и воодушевляла идти в бой. Ноктюрн часто говорил о страхе встречи с братом из-за радикальных изменений Айдена. По словам пернатого Айден был кротким, вредным, но по-своему милым и миролюбивым, сейчас же здесь скорее его противоположность. Но на долгожданной встрече КилимТиеса ему объяснил, что, попав в мир людей, он впитал в себя всю гарь и вонь их пагубной жизнедеятельности, необратимо стал похож на них, иначе его бы втоптали в грязь. Это была вынужденная мера встать с колен и оскалить зубы.

Тогда Ноктюрн чувственно рассказал Алекси (они часто вдвоем ночевали у него в квартире, пили чай в пледе), как крепко и любя он обнял брата, а тот впервые разрыдался.

Грину нравилась открытость парня, его правдолюбие и прямолинейность. Он говорил не стесняясь. А потому Алекси решился выйти из зоны комфорта. Ему дали полимерный чёрный костюм, на который поверх накидывали вторым слоем прозрачный комбинезон. В данной эпохе изобрели скафандры без шлема, вместо него полимерный костюм оснащён невидимым эфирным соединением, образующим перед лицом вакуум, до которого невозможно дотронуться. Прикасаться к лицу нежелательно, но можно, ибо защитный слой быстро восстанавливается и обтекает руку прикасающегося. Кислород поступает через баллоны на спине, они компактных размеров, но внутри на самом деле огромный запас для дыхания. Однако такой шлем Алекси и другим участникам операции онуэковского происхождения был не нужен – они могли дышать самостоятельно.

Собравшись силами, Алекси закрыл глаза и провалился в сон, пока тяжёлые машины рассекали дремучие леса. Они перебирались через купол по заросшим болотам на колёсном транспорте, так как машины с реактивным двигателем могли привлечь ненужное внимание грохотом из-за огромной перегрузки припасов и пассажиров. К тому же, достать военную машину с тихим двигателем было почти нереально: на складах Онуэко таких не было, ибо являлась одной из «спокойных» планет без военных действий. Здесь с легкомыслием относятся к охране, так как вокруг самого Оксиона кружат толпами военные корабли, через которые даже космический мусор не проберётся.

Андрей сидел справа от водителя одного из конвойных грузовиков, хмурясь и рассматривая местность. Голова гудела. Чем ближе они были к границе купола, тем громче доносились из ниоткуда страшные вопли неизведанного существа, оно кричало найти его в пучинах Дна. Ноктюрн сказал, что данные «сигналы» действительно передаёт сама планета, но говорить она пытается не с Андреем, а с Ноктом. Тот лишь случайный участник. Ноктюрн – высшая форма разумного существа, на которого отзываются частоты любой планеты. Он одновременно чужак и свой в любой точке Вселенной.

Блаженный и пернатый он, а страдаю от этого я.

Фыркнул про себя Красс, когда вновь затрещали в голове беспокойные голоса природы.

На границе путь был расчищен группой снайперов, убравших пограничников Империи в радиусе десяти километров. Группу снайперов возглавлял Макс, который по рации передал Андрею: «Всё чисто». От его искажённого рацией голоса у Красса шли мурашки. Он на психологическом уровне продолжал невольно содрогаться от этого голоса, ведь в голове ужасной травмой осталась память о его безразличных словах в рацию: «Уже поздно»... Сонная Нева не переставала сниться в кошмарах. И самое отвратительное, что стоило Крассу проснуться в холодном поту, то первым делом видел на подушке с краю виновника его ночных кошмаров. Андрей никогда не признает подсознательный страх перед ним.

Болото миновали без особых препятствий благодаря тактической работе разведчиков, снайперов и механиков, следящих за работой транспорта. Купол ломать было проблематично и опасно, потому за эти недели буровики выстроили под землёй тоннель с дорогой. Всё прошло спокойно, каждый выполнял свою работу слаженно. Впереди всего конвоя был Айден, отдающий приказы по рации с засекреченной волной от Империи. Алекси напрягся, когда услышал в микрофоне уха голос предводителя:

«Запускайте эфиры, мы на территории настоящей Онуэко. Действуем чётко, быстро и без паники. Сегодня мы творим историю».

Конечно, про эфиры адресовалось повстанцам, Алекси же с любопытством смотрел в окошко. Ничего особо не было видно, казалось, будто уже наступила ночь. Беспроглядная ночь. Другие онуэковцы зашептались, мол, мы впервые дышим полной грудью! Вот он – настоящий кислород Онуэко. Внутри что-то трепетало, неужели действительно получится противостоять Империи?

В один момент все грузовики остановились. Заглушили мотор. В лесу бытовала тишь. Чёрные тени с приглушёнными оттенками болотной листвы создавали ощущение, что за окном всё нарисовано масляными красками. Грязь на стёклах закрывала половину обзора, но Алекси точно мог видеть мрак тайги. Здесь было неестественно темно. Онуэковские деревья грозными метровыми стволами уходили ввысь и переплетались с кронами других, создавая лесную завесу. Свет с тяжестью прорывался сквозь широкие листья.

Двери бронетранспорта открылись. Онуэковцы, мирно сидящие на лавочках, посмотрели в сторону выхода. Андрей зашёл к ним в костюме с кислородным баллоном и дал указания: «Не шумим, по очереди выходим из машины, топаем за мной».

Алекси шёл прямо у плеча Красса, осторожно ступая по влажной почве. Чёрные громоздкие шины грузовиков размером с половины роста Грина утонули в грязи. От влажности леса закружилась голова. Кислород дурманил тело, впервые дышалось так легко. Грин не мог поверить, что всё это происходит с ним. Мрак, странные трески коры и гигантские жуки, ползающие по стволам, казались ненастоящими. Сном.

Его мысли прервал Андрей, разговаривая с ним по микрофону:

– Нормально себя чувствуешь? Я слышу отовсюду голоса, а ты?

– Я до сих пор не верю, что иду здесь. Голоса? В лесу абсолютная тишина.

Андрей кивнул и ещё долго молчал. Они прошли ещё километр, не встречая на пути никого живого кроме насекомых. Они были повсюду, и их было сложно не заметить из-за внушительных размеров. Хитиновый покров казался толще обычного, потому даже таракана раздавить будет нелегко.

Вокруг онуэковцев шли вооружённые повстанцы, сканируя окрестность роботами. Они передавали по рации всем остальным бойцам координаты до цели, возможные опасности и движения неизвестных объектов.

– Слушай, Алекси, а почему в Трущобах все были худыми? Ну, типа я понимаю, что особо там не наешься, но вы ж растительную пищу можете есть, чем не питание?

Голос Андрея показался раздражённым и хриплым. Он часто мотал головой и жмурил глаза. А вопрос задал, лишь бы занять себя чем-то, чтобы не слышать безумие внутри себя. Это не осталось без внимания Макса, незаметно для Красса ставшего шагать к нему ближе и не сводить с него глаз. Грин это заметил, словно Тафт в любой момент готов кинуться к командиру и начать реанимировать всеми возможными способами.

– Из-за того, что Онуэко потеряло свою связь с кристаллами в наших сердцах, мы ослабли. Наши предки действительно питались только растительной пищей, а сейчас наша же почва отравлена, растительность не насыщена питательными веществами, ей почти невозможно наесться. Мы слабеем, худеем и тяжелее переносим увечья, болезни без подпитки планеты.

Андрей вновь кивнул и ничего больше не говорил. Алекси раздражала его черта прерывать разговор, задавать вопросы, но никак на ответ не реагировать. Было непонятно, для чего спросил, оказалась ли ему полезна информация.

В какой-то момент по всем рациям донёсся голос Айдена: «Мы на месте. Разгружаемся. Подготавливаем локацию».

Алекси и его собратья стояли в стороне, рассматривая предстоящее место церемонии. Это было мелководное озеро с водопадом. Сверху вместе с водой скатывались по камням и разбивались об кристальную гладь золотистые водоросли, от них вода, казалось, усыпана роскошными камнями.

Даже у озера стрекотали, ползали и копошились насекомые. Их длинные большие лапки издавали мерзкий звук, иногда солдаты терпели их присутствие на своих ногах, ибо лишний раз дрыгаться и орать было запрещено. Но даже здесь было невероятно темно, сыро и холодно.

Когда тьма стала спускаться и к небольшому озеру, все были готовы начать церемонию. Повстанцы оцепили участок, охраняя его и оберегая. К ночи по деревьям стали упорно бегать метровые сороконожки, они хищно обволакивали ствол дерева, разыскивая паучьи нити. В них мог застрять даже человек, но не эта здоровая махина.

Алекси и его собратья были одеты в традиционные серо-золотистые наряды онуэковцев, сделанные из настоящих шелкопрядов Онуэко. Защищающие костюмы оставили у берега. Длинноногий Грин чувствовал себя расковано в кафтане-платье. В руках он держал клинок из чистого криозолита*

Ноги по колени были в воде. Онуэковцы собрались по кругу озера, посередине стоял мистер Фоулл. Он уже не был, как раньше, с хвостиком и без щетины, сейчас он распустил длинные-длинные зелёные волосы, которые кончиками плавали в воде, а мелкая щетина покрыла его немолодое лицо.

Начался долгий и изнурительный процесс. Фоулл зачитал на староонуэквоском речь, разводя руками и задирая голову к Фиолетовым Солнцам. Алекси почему-то начало слегка трясти, вода показалась холоднее обычного, а звук шарпающих лапок сороконожек сводил с ума. Давил на разум и непрерывный водопад. Поднялся ветер.

Макс через оптическую винтовку рассматривал лес и сверялся с показателями на карте. Андрей нервно наблюдал за церемонией, стараясь не облокачиваться и не приближаться ни к одному из деревьев. Голоса не успокаивались. Но теперь их слышали и онуэковцы, поднявшие руки к небу и затанцевавшие плавный танец, кружась вокруг своей оси. Красс вглядывался в них, теряя резкость зрения. Всё поплыло.

Он закрывал глаза, пытаясь ощутить реальность, но в темноте сознания в быстром темпе иллюзиями всплывали процессы созревания ростков диких онуэковских цветов. Ноги не держали. Тело, казалось, обмякло и потеряло связь с мозгом. Клонило в сон, размягчая сознание, сминая его и растирая в шершавых ладонях судьбы. Андрей упал на густой мокрый мох затылком вниз. Глаза закатывались, темнело ещё сильнее. Звуки песнопений онуэковцев уводили за руку куда-то в небытие мыслей. Онуэковские цветы распускались в голове.

Хорошо так. Хотелось спать. Голос продолжал что-то говорить обрывками внутри него. Просыпайся? Или, наоборот, засыпай? Умри? Или, наоборот, воскресни?

На него взобрались сороконожки, бегая по костюму солдата. Их становилось всё больше, будто закапывая своими телами Андрея. Мох щекотал затылок. Какие-то мимолётные ощущения доходили слабыми нейронами до мозга, что где-то там лежит он, объятый насекомыми, но всё не воспринималось напрямую. Доносились песнопения онуэковцев, распускались цветы Онуэко. Пыльца падала с них и утопала в воде.

Кап-кап-кап-кап... Как хорошо.

Кровь лилась с онуэковцев, омывая священное озеро. Это был завершающий этап. Они делали это не одновременно, а по очереди, произнося староонуэковскую речь. Взмах длинных изящных рук Алекси крутился каруселью в голове Андрея. Двенадцать онуэковцев пролили свою кровь, падая на колени и принимая внутрь себя энергию планеты. Алекси должен быть последним. Длинные зелёные волосы развевались по ветру, Красс пытался ухватиться за них в своём безумном полусне, как будто силясь удержать свою жизнь на тонкой ниточке.

Криозолитовый клинок рассекал кожу онуэковцев, брызгала кровь.

Андрей окончательно проваливался в сон. Ему казалось, Онуэко поёт ему колыбельную. Лапки сколопендр отстукивали ритм песнопений. Они заполняли собой всё тело, лицо, костюм. Перекрыли выход кислорода. Лёгкие заболели.

Больно. Ужасно больно!

Кап-кап-кап-кап... Как плохо.

Капала уже не кровь, а раздавались брызги озёрной воды. Много-много ног бежало с озера с криками и воплями. Стреляли механические винтовки. Красс не мог пробудиться, всё было безразлично. Но стоило лёгким заболеть сильнее, как Андрей тут же открыл глаза. На его лице сидела чёрная мерзкая сороконожка. Её толстое тело перекрыло аппарат, закачивающий в герметичное пространство кислород с баллонов. Тяжело дышать.

Солдат тут же встрепенулся, откинул с себя насекомое и приподнялся.

По ногам бегали чёрные собратья твари, они словно ждали, когда Андрей заснёт и им можно будет полакомиться. Трусливо стали перебирать лапками, рассеивая мглу.

Вокруг Андрея прямо сквозь мох выросли онуэковские цветы с пышными бутонами. Это напоминало свежую могилу, куда приносят цветы на прощание. Планета хотела его похоронить?

Андрей сморщился, пытался сконцентрировать зрение и слух на происходящем. Сердце пропустило удар. Озеро покинули все с криками и ужасом, один Алекси остался в воде, упав и зацепившись ногой за золотые водоросли. А над ним стоял чёрный огромный лось. Его рога разветвлялись и походили на кроны деревьев, которые без конца переплетались друг с другом. И с передней стороны рогов торчали толстые бивни, грозящие проколоть Алекси, как крылья бабочки. Быстро и без сожалений. А крик бабочки останется в полной тишине трезвонить в ушах Красса.

Жар подступал к телу. Бросило в холодный пот. Всё внутри перемешалось, загорелось и тут же погасло. Когда всё это обернулось крахом? Что он делал всё это время? Когда его настиг сон?