Только недавно пустая квартира Макса походила на похоронный зал с гулким эхом и холодными полами. На кухне, казалось, всё оставалось прежним: скользящий сквозь жалюзи свет, полупустые тумбочки и холодильник, капающий кран, неаккуратно прибитый гвоздь для сковороды, чуть скрипящий ламинат. Он стоял между спальней и кухней в небольшом коридоре, где совсем недавно валялись три пакета с мусором. Макс не мог подумать, что столько в этой пустующей квартире можно найти что выкинуть. Андрей ведь нашёл. И окурки, и бутылки, и смердящие коробки с пыльными тряпками. И сейчас неугомонный солдат с перевязанным торсом чуть согнулся над раковиной и стал намывать всю посуду в доме. Гремели тарелки, журчала вода, на столе постелена кружевная скатерть. Тафт тихо подошёл к столу, не теряя из поля зрения широкую спину Андрея, и чуть приподнял белоснежную ткань. Стол был вымыт. Следы от пролитых напитков, пепел и прилипшая еда исчезли. Зелёные глаза ящера изумлённо вглядывались в чистые стены кухни, плитка, казалось, засияла вновь.

– Дюх, – неуверенно начал он. После короткого: «Что?» – последовало продолжение, – откуда...откуда у меня дома скатерть?

Вода прекратила журчать. Комната погрузилась в привычную тишину. Но тяжёлые ноги Андрея, от которых несчастные половицы скрипели в два раза сильнее, издавали шум, доводящий Макса до непривычных мурашек.

– Ты даже сам не знаешь, что у тебя лежит, – прохрипел Андрей. Он так долго молчаливо убирался, что голос сел.

– Я привёл тебя сюда не для того, чтобы ты горбатился над этой халупой... Иди ляг, что тебе врач сказал?

– Так, Макс, сколько раз я чихнул, пока лежал у тебя?

Тафт закатил глаза и насуплено ответил:

– Я уже подумал, что ты простудился в этом болоте.

– Нет, я от пыли с ума чуть не сошёл. Невозможно спать! Вот уберусь, полежу минут десять, а потом... тащи карту в спальню, я тебе объясню свой план.

Макс вздохнул, меланхолично оглядев сильные оголённые плечи друга, и тут же вверх поползла улыбка:

– Дюх, в спальне с набитым ртом у тебя мало что получится обсудить со мной.

Красс повернулся к нему, грозно всматриваясь в игривую улыбку.

– На кровати не едят. Если голоден, а я, кстати, немного проголодался, могу чай налить. Нашёл у тебя тут полуфабрикаты в морозилке, так что вонючая пицца с истекшим сроком годности нам подойдёт.

И парень продолжил дальше мыть посуду.

Тафт ухмыльнулся, потирая пальцами плитку, до сих пор не веря, что она может быть такой чистой. Ему было странно и светло, внутри билось страшное желание сотворить какую-нибудь глупость... Например, сорваться в магазин и на последние деньги купить любимые пироги Андрея и устроить день только для них двоих. Эта мысль его забавляла, отчего улыбка становилась ещё шире.

– Я накрою стол, Дюх.

Андрей кивнул и продолжил уборку.

Двое мужчин уселись за маленький столик с белой скатертью и попивали дешёвый чай. Андрей старательно выскреб весь оставшийся прилипший сахар с сахарницы и вывалил его в горячий напиток. Никто не жаловался, никто из них не был балован судьбой, потому пицца с двумя колбасками и третьесортным сыром показалась неплохим завтраком. Макс не смотрел на друга, куда-то всё пялился в окно, медленно разжёвывая кусок пресного теста. Красс же в какой-то момент устремил на него взгляд и разрушил тишину:

– Ты хочешь его спасти?

Тафт вздрогнул, но удивил его не вопрос, скорее резкий голос солдата звучал неуместно в замшелой квартирке. Он не мог привыкнуть к этому бодрящему, громкому, ясному и свежему голосу, от которого хотелось безжалостно влюбиться и страдать. Страдать, потому что такой прекрасный человек заслуживает кого-то получше, чем курящего, потерявшегося в себе Макса Тафта.

– Я... не знаю. Он жив? Мне ничего особо неизвестно о механизме Бабочка, как и многим, в прочем.

Красс сжал челюсти и показался грозным, как туча:

– Он жив. Я помогу тебе. Макс, – Красс сорвался со стула, вновь заставив вздрогнуть ящера, и приблизился к нему, схватив за плечи. Его жилистые руки крепко сжали Тафта, сминая его мышцы в своих ладонях, будто пытаясь удержать рядом и насытиться прикосновениями к нему. Так делают, когда отпускают навсегда. И продолжил:

– Мы встретимся с Эйлом, он поможет, я уверен. Он поймёт, обещаю. Андрей Красс будет жив, твой Дюха...

Макс побледнел и застыл, смотря в лицо друга. Золотой глаз, казалось, готов был пролить слёзы. Почему он плачет?

– Дюх, Дюх, ты чего... – Тафт говорил хрипло и совсем тихо, не испытывая боли в плечах. Он давал себя трогать и сжимать хоть до хруста костей, лишь бы понять, откуда у Андрея могут быть слёзы. Фиолетовые Солнца как будто перестали светить, окрашивая кухню в серые тона. Но они просто скрылись за толстыми облаками. Стены похолодели, тюль у окна небрежно ласкал затылок Макса.

– Макс, ты будешь счастлив, – с этими словами Андрей резко выпрямился, отпустив товарища, и ушёл с кухни быстрым шагом, закрывшись на балконе. Тафт не стал мешать, он заметил, что тот плакал.

Это были не просто обещания. Это был знак, режущая клятва, жестокая смиренность... Он признался в чувствах и сам же их отверг.

Макс с дрожью в руках опустил голову, задумавшись.

Пока Андрей стоял на балконе, Тафт вернулся в спальню.

Полы уже высохли после Андреевской уборки, но носки Тафта оставались такими же мокрыми. Он мысленно ненавидел чистоплотность Дюхи, но внутри точно радовался свежести собственной квартиры. Никто не заботился о его доме, даже он сам. Да и впрочем, Макс не видел причины это делать, ведь на пороге война.

Он уселся на кровать, включил на этнифоне загруженный файл и высветил его на голограммный экран на всю комнату. Голограмма изображала карту Плантэис. Пока Макс заправлял постель и готовился к обсуждению плана, он вспоминал, как с утра они проснулись на лавочке, Красс долго кряхтел от боли в боках, но всё равно настоял на том, чтобы вернуться в «родной» Плантэис. Когда они добрались, кое-как преодолев болото, Красс выбился из сил и упал без сознания. Тафту ничего не оставалось, кроме как взять его на спину и тащить. Он впервые делал столько для копии, неужели действительно зародились настоящие чувства? Как будто что-то тянет к нему и убивает внутри всякое благоразумие...

А когда они добрались до квартиры Макса, Андрей первым делом вцепился в этнифон товарища, оставленный дома, и позвонил Эйлу. Тогда Тафт задумчиво на него смотрел, как тот глупо врёт, и понимал, что бессовестно привязался. А потому сейчас, когда он услышал обещание Андрея найти его Дюху, а значит, смиренно позволить им быть вдвоём, внутри царила пустота.

Вздохнув, он направился к балкону, проверив, чтобы всё было готово к обсуждению плана.

На его удивление, на балконе был не Красс, хотя сейчас больше всего он нуждался в нём; ему хотелось кинуться к нему и послать всё в пропасть. Ноктюрн забрался на открытое окно, сел, как воробушек, разглядывая улицы.

Сбежал от меня. Дал мне это чудо в перьях. Тебе так плохо, что не хватило сил управлять собственным телом? Или как работает это ваша смена сознания?

Макс ещё сильнее вздохнул и вошёл на балкон, встав рядом с Ноктюрном. Заправил густэру и закурил.

– Чё грустим, птенчик? – спросил он, пустым взглядом рассматривая даль.

Нокт чуть встрепенулся, только сейчас заметив, что рядом кто-то стоит. Его глаза забегали по деревьям...

– У тебя бывало такое, что ты не узнаёшь родного человека?

Макс на его вопрос криво ухмыльнулся. Складки улыбки походили больше на измученные временем морщины.

– Ага, постоянно.

В голове прокрутились события ранних лет, когда он видел сотни раз копий его Андрея, и каждый раз он обрекал их на смерть. Они его злили. Заставляли рыдать по ночам и покупать в круглосуточном ларьке пачки дешёвых сигарет. Все они были ненастоящими, с промытыми мозгами и бессердечной натурой. Таким не был его Андрей, эти лишь носили его тело и смотрели его глазами. Оттого их хотелось убить. Влюблял в себя каждого, а потом предательски уничтожал. Становилось легче, пока не встречалась на пути новая копия. И так раз за разом, пока однажды он не сказал одной из них: «Пюре отстой», с этого началась новая история. Новая больная привязанность.

Дым от густэры розовыми облачками растворялся в воздухе перед носом Ноктюрна.

– И что делать?

Макс с интересом посмотрел на него, словно лицо Андрея ему незнакомо, и прохрипел усталым голосом:

– Спросить у этого человека, какого хуя он изменился.

Ноктюрн задумчиво кивнул. Ему нравилось, что друг Андрея не задаёт лишних вопросов, не пытается чего-то выяснить или расспросить. Возможно, Нокта пугало лишнее к себе внимание. Внутри него бытует непроглядный тихий лес, в чаще которого меркнет любой альтруизм.

Апартаменты мистера Фоулла отличались особым изыском: всё было сделано из натурального дерева Онуэко. Пиджаки, которые он носил, тщательно разглаживали молоденькие работницы, а картины на стенах привозили в качестве подарка прямо из зала аукциона различные дворяне Империи. Кстати, читатель, а ты замечал, что в Империи есть дворянские титулы, старинный этикет, костюмы 18 века? Империя Человечества восславляла историю и приучила свой народ к истокам красоты и благородия. В Империи есть особая иерархия, ветвящаяся до бесконечности, как аорта разветвляется на артерии. Наверху главенствует Император, за ним Главный учёный, а потом прочие и прочие... Так вот мистер Фоулл был далёк до власти международного политика, но имел огромное влияние на планете Онуэко. Скажем так, перед ним целует ноги весь онуэковский народ, а он, в свою очередь, расцеловывает ботинки мецеонеров*. Он чистокровный онуэковец, возглавивший Совет. Когда-то его предки продали родину взамен на богатство, а затем проповедовали цену золота своим детям. Теперь мистер Фоулл намеревается это сделать и со своим сыном.

Но сейчас мужчина собирался к любовнице. Жена уехала отдыхать с сыном на другую планету, так что полная свобода действий. Политик стоял у зеркала и примерял новый галстук, вслух бормотал свою речь для будущих выступлений на публике. Фоулл умел состроить сострадательное лицо и кричать: «Онуэковцы, Империя с нами! Мы развиваемся благодаря Императору! Слава Человеку!».

А пока он вглядывался в новые морщины на лице, зачёсывал зелёные волосы в хвост, где-то в коридоре квартиры притаился кто-то. Он водил ножом по вазе, легонько оставляя на ней царапины. Фоулл его не слышал, включив музыку. Тот рассматривал с интересом картины, но не решался их портить. Ваза была обыкновенной, а вот картины парень уважал. Он прошёл в спальню хозяина, прекрасно зная, что её он делит не только с женой, но и с другой женщиной. Он ухмыльнулся, заметив, что хоть в чём-то схож с этим мерзким политиком. Злоумышленник рассматривал фотографии на тумбе и думал о том, что сам был бы рад усидеть на двух стульях, но это разве возможно?

Мысли его путались, совершенно забыв о задании, он уставился на вид из окна. Воображение утаскивало мужчину в похоть, он задрал голову и с закрытыми глазами вспоминал, как приятно было находиться, рассматривать, наблюдать, трогать, восхищаться, рисовать, воображать тело. Любимое тело. Любимый голос, характер и нрав.

Однако внутри копошились иглы при мысли, что его основная цель совсем другой человек, но с таким же телом, с таким же огненным характером и целеустремлённостью. Макс любил обоих. Его размышления прервал топот: мистер Фоулл торопился в спальню.

Он зашёл, ничего подозрительного не заметил и потянулся к духам на полке. Его действия были монотонны, но одна деталь прервала обычный ход событий: в отражении стеклянного шкафа мужчина увидел крупный силуэт, который стрелой оказался сзади и приставил к его горлу нож.

– Добрый день, мистер Фоулл. Куда-то торопитесь? – осклабился Макс, показывая ему длинный язык змеи.

Тот весь сжался, словно пытаясь завернуться в невидимый кокон и представить, что до него никто не доберётся. Его будто парализовало от страха, пока глаза с ужасом смотрели на отражение сзади. Макс через зеркало ему подмигнул и прошептал:

– Давайте без истерик Вы пройдёте со мной, и никто не пострадает.

– Д-деньги?.. Хотите деньги? – протараторил он, не веря, что неизвестный смог обойти охрану. Факт того, что преступник не спрятал лицо, говорил о том, что политик, возможно, не вернётся живым.

– У меня к Вам просьба посерьёзнее. Поговорим об этом, как Вы поспите.

Наигранная улыбка расползлась по лицу ящера. Это было последнее, что увидел Фоулл, прежде чем вырубиться от быстрого удара локтём по затылку. Макс его небрежно уронил на пол, а сам вытер резко зачесавшийся нос. Он весь хмурился и раздражался по любому поводу, пока незаметно для всех вынес тело через задний выход и посадил в багажник. В голове всё был образ Андрея, сквозь боль обещающего помочь вытащить из механизма настоящего Красса. Это злило. Он хотел ревности, хотел, чтобы его убедили опустить руки и всецело отдать себя Андрею Крассу бывшему командиру Империи, но вышло иначе. Макс волен сам выбирать между двумя золотыми слитками. А слитки манили одинаково сильно.

Фиолетовые Солнца светили ярче обычного, пока машина с «грузом» неслась к болотам.

Андрей ждал «груз» у другого берега болотистой реки. Вокруг шумели камыши, трещало гниющее дерево и сухие палки ломались под тяжестью лесного животного. Мужчина хмурился, поправляя изношенный военный пиджак. Медали с неё он сорвал, бросив в дальний угол. Чёрные спортивные штаны, которые он одолжил у Макса, смотрелись несолидно с его военной формой. Вещи из санатория он не забрал, стараясь не светиться лишний раз. Сейчас его интересовал лишь свой план.

Берцы ковырялись в прибрежных водорослях, пока их владелец задумчиво перебирал в голове дальнейшие действия. Он пытался себя занять любой масштабной проблемой, которую он возводил у себя в голове, как инженеры разрабатывают в программе имперские корабли, лишь бы не думать о том, что сказал несколько дней назад. С того разговора утром прошло четыре дня, но они оба хранили молчание, будто ничего не было. Ему самому не верилось, что всё-таки смирился с собственными чувствами и сам же их закопал и присыпал сверху торфом, который сейчас пачкал ботинки вместе с водорослями.

Вдруг за камышами замаячил силуэт Макса, матерящегося и несущего на себе тело политика. Андрей чуть спустился к болоту и помог протащить мистера Фоулла на сушу. Тафт еле дышал, припав к земле.

– Макса мне дайте...Макса мне дайте! Тьфу, бля. Всё работу за тебя делаю, – выругался он, ползая на коленях по берегу. Его зелёные волосы смешались с тиной, медленно сползающей по макушке вниз.

Андрей ухмыльнулся и побрёл с телом в глубь леса, ответив Тафту:

– Поэтому я тебя и просил. Спасибо, я в долгу не останусь.

Макс глянул на уходящего исподлобья, мысленно желая продолжить их перепалку надменным флиртом, но сил уже просто не было вымолвить: «Отработаешь ртом», потому он лишь кинул вслед:

– Пошёл нахуй.

Мистер Фоулл проснулся на мягкой кровати. Он с ужасом встрепенулся, сорвался с неё, но упал, споткнувшись в спешке об тапочки. Его крик дал понять Андрею, находящемуся за дверью, что оппонент проснулся. Он тут же вошёл в комнату, лицезря политика с прикроватной лампой в руках.

– Не подходите ко мне! Я вас засужу!

– Ага, только если уйдёте отсюда живым. А Вы навряд ли уйдёте, если попытаетесь кинуть в меня эту лампу, – спокойным тоном пролепетал Андрей, хотя враждебные глаза внушали страх. Фоулл сглотнул резко подступивший к горлу ком и гаркнул со всей мочи:

– Моя смерть заставит Императора найти вас и пресечь злодеяния!

– Император скорее просто заменит Вас новым бестолковым кричащим политиком. Выслушайте меня.

Мужичок весь воспылал от злости, что так нагло с ним разговаривает какой-то юнец. Необдуманная храбрость подобралась к мозгу, когда Фоулл осознал, что из-за своего двухметрового роста намного сильнее и тучнее стоящего у двери преступника. Он прорычал что-то на онуэковском и кинулся на мужчину. Андрей прислонился к стене, вздохнув. Когда кулак Фоулла оказался близко, Красс просто дёрнулся в сторону, а затем перехватил сустав руки оппонента и резко крутанул. Захрустели кости, завопил политик.

– Расслабьтесь и получайте удовольствия, не каждый день я не ломаю руки, а просто вызываю растяжение.

Тот от боли взвыл и обмяк, упав в обморок, чего Красс искренне не ожидал. Ему самому было больно проделывать подобные приёмы, так как основной хруст костей он издал сам, точнее его рёбра. Боль растекалась по телу, но он стискивал зубы, пока горенападающий сполз к полу. Макс забежал в комнату и, увидев картину неудачных переговоров, нервно закурил.

– А я говорил, Дюх, – с тряской в руках он зажёг сигарету, – ты херово коммуницируешь.

– Я даже объяснить толком ничего ему не успел. Вот ебанутый, – огрызнулся Красс, держась за бок.

– Слушай, если мы его так дальше продолжим пугать, не выйдет у нас ничего. Сам знаешь, без этого кретина мало, кто нам поможет.

– И чё ты предлагаешь? Айдена звать? Он ещё тот мамкин переговорщик, всё заруинит похуже меня. Ещё спасибо ему скажем, что не все зубы бедолаге вырвал.

Андрей зашипел от боли, когда попытался выпрямиться. Макс просто на него глядел с сигаретой. Меланхолично ответил:

– Джо надо сюда.

Красс раздражённо зашипел то ли от боли, то ли от имени Джо.

– Уже пять дней прошло, как мы с тобой его видели в логове революционеров. Думаешь, живой?

– Конечно.

Макс выпустил вновь дым и с разрешения Андрея отправился звонить Вагнеру.

Джо выронил тюбик с тремя пилюлями, когда резко издался звонок в кармане пиджака. Выругавшись, мужчина поспешил поднять таблетки, запить водой, и только потом он включил на громкую связь. Плюхнулся на диван, закутываясь в тёплый махровый халат, оставленный ему Эйлом у душа. Он проснулся один в постели. Не сразу вспомнилась вчерашняя длинная ночь, когда их чёрные тени танцевали рогатыми монстрами по залу. Труп Венедикта они оставили на полу, совершенно о нём забыв. Избавились от тела охранника, завалив его в огромную морозильную камеру. А сами рухнули в постель и уснули. Ночью Джо точно помнил, как Эйл сонно мямлил: «Нам нужна кровать побольше»...

Кровать побольше... Большая кровать для двоих. Чтобы спать всегда вместе.

Эта мысль крутилась у Вагнера с самого утра, изредка прерываясь на что-то бытовое. Труп Венедикта утром уже не обнаружился, вероятно, Эйл от всего избавился, ну, или ему помогли? Джо это не особо волновало, хоть пусть десять мертвецов хранит у себя в морозильнике, а потом утром куда-то девает, лишь бы они ещё раз обсудили размер кровати.

Он неохотно включился в происходящее, услышав голос Макса по телефону:

– Живой?

– Лучше. Отдохнувший.

Голос Макса тут же стал спокойнее:

– Я рад. Приедешь? Нам нужна помощь.

Больше всего на свете Джо не хотел никуда ехать. Здесь ему нравилось: пахло резким запахом жасмина у научного стола Эйла, на кухне Вагнер лакомился всем, чем приходилось, в душе ему понравилось трогать все баночки с шампунем, наслаждаясь их ароматом, точно так же пахли волосы Даниелса.

Он дёрнул губой, силясь не послать друга куда подальше, и спокойным тоном сказал:

– Всё о деле пришли мне односторонним кодом. Я открою, почитаю.

Тафт отключился.

Джо, пока ждал письмо с закрытым от властей кодом, снял халат и голышом прошёлся по залу. Открыл шкаф.

На вешалке висел новый чёрный пиджак с фиолетовым воротником, фиолетовая жилетка и чёрный галстук с белоснежной рубашкой. Из кармашка пиджака торчала марка с письмом:

«Я приду ночью»

Так лаконично? По быстрому почерку Эйла, который ему не был свойственен, Джо догадался, что учёный исписал намного больше марок, но что-то его побудило их выкинуть и оставить лишь сухой текст.

Скупой на чувства.

Сделал вывод Джо, бережно положив бумажку в карман. Он быстро оделся, отыскав ещё комплект трусов. И уже был готов почитать отправленный от Макса текст, но в голову стрелой вонзилась идея. Ошеломляющая идея. Вагнер вновь подошёл к шкафу, не отрывая взгляда с монотонных белых рубашек Эйла. Мужчина сорвал с вешалки одну из них, впился лицом в неё, вдыхая аромат. Но этого было недостаточно. Он покидал на пол ещё пару штук, разыскивая не постиранную. Нашёл! Одна была чисто рабочей для лаборатории. Её он бережно взял, обнял, а затем расправил и взял так, будто придерживает Эйла за руку и за талию. Ласково он гладил ткань, пританцовывая с ней вальс. Он улыбался, сверху вниз любуясь на рубашку, как будто она сейчас задрожит в его руках и будет молить о пощаде.

Насладившись моментом, Джо поцеловал белоснежную ткань и бережно повесил обратно. Остальные рубашки и брюки оставил на полу. Он по ним прошёлся голыми ступнями и побрёл на выход, поправляя пиджак.

В машине он уже включил робота, который прочитал ему письмо Макса:

«Андрюха придумал план, как укрепить оборону Онуэко. Ему братишка Бенджамина рассказал о Древе Онуэко, который находится на Дне. И типа планета умирает, об этом ещё поговорим. Короче это Древо питает все кристаллы в сердцах онуэковцев, даёт им силы, реальные силы, а не то, что щас. У нас есть целый батальон онуэковских воинов, если им вернуть былую древнюю мощь, то они смогут быстро регенерировать и смогут противостоять бессмертной армии. Плюс ко всему планета воспрянет ото сна и поможет нам выращивать продукты питания, лекарства самостоятельно, ведь, когда начнётся штурм, мы будем отрезаны от продовольствия. Я тебе все детали расскажу, как будешь у нас. Так вот, чтобы пробудить Древо, надо особый ритуал чистокровных онуэковцев. Алекси будет участвовать в этом, так что нам понадобится ещё одиннадцать человек, не считая мистера Фоулла. Ты с ним знаком, этот мужик знает о ритуале и остальная чистокровная элита тоже. Надо этого говнюка переманить на нашу сторону, без тебя это выходит хреново. Приезжай в логово, побеседуешь с ним».

Мецеонеры* - особый вид должности, который предусматривает распределение власти на разных планетах Империи. Мецеонеры обязаны докладывать Императору обо всех важных изменениях и событиях на всех владениях космоса; они управляют всеми Советами и мэрами, всеми региональными политиками и сами назначают лица на эти должности. Мецеонеры обязаны иметь идеальную репутацию.