***

Гости не хотели отпускать живого с праздника смерти, они толпились, скалили свои пасти, из которых пахло трупной гнилью. Они плясали и бесновались, дергали Габриэля за руки, за волосы, за одежду, и жутко подвывали, когда незнакомец в маске филина расталкивал их в стороны.

- Пошли прочь! - кричал он приглушенным злым голосом. - Он еще жив, и только ему решать, как поступить!

Неожиданное вмешательство кого-то очень сильного выбило Габриэля из колеи. Он вскинул руку, стараясь ухватиться за Самаэля, но его пальцы лишь скользнули по воздуху.

Сам Самаэль почему-то не двигался с места. Будто пригвожденный к полу невидимой силой, он смотрел на Габриэля, и в его взгляде парень читал невыносимую, терзающую боль, выжирающую сердце и оставляющую в ней лишь тлен, пустоту и смирение.

- Нет! - закричал Габриэль и принялся вырываться из сильной хватки. - Нет! Отпусти меня! Отпусти!

Габриэль, что было сил, рванул свою руку, но человек в маске филина и не подумал обратить на это движение внимания.

- Отпусти! Я хочу остаться! Я хочу быть здесь! Отпусти!

- Тебе здесь не место! - сказал незнакомец и стал быстро подниматься по лестнице к балконам, с которых должен был открываться вид на парк.

Но никакого парка за периллами и близко не было. Вокруг дома, снизу и сверху было только звездное небо и таинственный лунный свет, затянувший небесное полотно в белесую дымку и заглушающий свет звёзд.

Незнакомец остановился и, наконец, отпустил Габриэля, загородив собой выход с балкона.

- Очнись! - требовательно сказал он. - Что ты творишь?

- Да кто ты такой?! - возмутился Габриэль, но тут же осекся.

Незнакомец скрестил руки на груди и чуть склонил голову к правому плечу. И от этих его действий ноги Габриэля задрожали.

Эти жесты были ему слишком знакомы. Слишком близки. Сколько раз в прошлой жизни он видел их. Сколько раз чувствовал себя нашкодившим котенком, которого безмолвно ругали, с укором глядя на балагура. Но вместо стыда, который он неизменно испытывал в таких ситуациях, сейчас сердце Габриэля бушевало от счастья.

- Джерри? - несмело спросил он, глядя в светло-карие глаза, сверкающие под маской. - Джерри, это, правда, ты?

- Не знаю, - ответил человек в маске филина. - Здесь нет имен. Мертвым не нужны имена.

- Тогда сними маску, - попросил Габриэль.

Но незнакомец покачал головой.

- Это невозможно, - сказал он. – Все, кто сюда попал, уже не помнят своих лиц. Потому что это неважно. Смерть безлика. Попробуй сам, если не веришь. Рассвет близко, и маска уже почти поглотила твою личность.

От слов брата по спине Габриэля поползли мурашки. Он вскинул руки к голове, и хотел было найти завязки на затылке, но не обнаружил их.

Сердце парня пропустило удар. Сжалось в маленький комочек и подскочило к горлу. Ладони похолодели, в кончиках пальцев закололо, но Габриэль подавил в себе страх и ухватился пальцами за край маски. Вот только снять ее ему не удалось. В некоторых местах маска намертво приросла к коже, и любая попытка снять ее причиняла парню невыносимую боль.

Габриэль предпринял еще несколько попыток снять с себя маску, но у него так и не получилось. Вот только за обуявшим его страхом не пришла паника. Что-то холодное и прозрачное как паутина ядовитого паука прикоснулось к сердцу и успокоило его, окутав саваном смирения.

- Ну и пусть, - вздохнул Габриэль и с теплотой посмотрел на брата. - Пусть. Так даже лучше. Мне нет места в том мире. Там одиноко и пусто. А тут... тут я живу.

- Глупый, - сказал человек в маске филина, и Габриэль увидел, как его клюв открывается и закрывается, и из него доносятся слова, как будто из человеческого рта. - Ты забудешь свою боль, но потеряешь себя. Ни жив, ни мертв, лишь тень на маскараде призраков. Ты забудешь, кем был, кого любил, о ком мечтал. Забудешь все, что имело для тебя значение. Забудешь брата и возлюбленного. Ты забудешь меня, Габи. Навсегда, навеки. Неужели ты хочешь этого?

- А разве есть разница? - Губы Габриэля задрожали. - Разве она есть? Там, в том проклятом мире... что у меня там осталось? Боль? Потери? Одиночество? Ну вернусь я туда, и что? Даже ты сбежал. Ты сбежал, оставив меня одного. Но когда я вновь обрел тебя, когда я встретил того, с кем хотел бы провести остаток вечности, ты просишь меня уйти? Почему? Почему ты так эгоистичен?

- Да потому что это уже не я! - выкрикнул в ответ филин с человеческим телом, и развел руки в стороны. - Я узнал тебя, только потому, что ты еще жив. Но если останешься, если отдашь душу забвению, на следующем маскараде ты станешь таким же как я. Ты не вспомнишь меня, не вспомнишь его, ты потеряешь все, и будешь еще больше одинок. Сейчас у тебя есть хотя бы память. А что останется? Ничего. Пустота. Вечная холодная пустота.

- Там тоже будет пустота! - выкрикнул Габриэль и тяжело опустился на каменные плиты балкона. - Там тоже ничего не будет. Гнилые фрукты, пустые комнаты, закрытые зеркала и перевернутые фотографии. Я не хочу так жить. Не хочу.

Сердце филина дрогнуло. Будь оно живым, то непременно обливалось бы кровью. Но его сердце было мертво. А это слабое трепыхание было лишь отголоском некогда существующей привязанности к брату-близнецу.

Филин приблизился к парню, который смотрел прямо перед собой потерянным убитым взглядом, и, опустившись перед ним на колени, крепко обнял.

- Прости меня, Габи, - прошептал он. - Прости, что оставил тебя в одиночестве. Но ты ведь смог это пережить, я знаю. Ты любил, и был любим. Возвращайся к живым, прошу тебя. Это еще не конец твоей истории.

- Но я не хочу, - застонал парень, сжимая брата в удушающих объятиях, - я не могу.

- Ты должен, - раздался на балконе еще один голос.

И этот голос принадлежал Самаэлю.

Габриэль посмотрел на него, и на его глаза навернулись жгучие слезы.

- Почему?

- Потому что тогда ты сможешь вернуться и потанцевать со мной вновь, - без зазрения совести соврал Самаэль, так же присаживаясь рядом с парнем и сжимая его холодеющую ладонь в своей. - Если уйдешь, то не забудешь меня, и через год сможешь узнать в толпе призраков. Но если останешься, мы, возможно, больше никогда с тобой не заговорим. Просто пройдем мимо друг друга как безразличные незнакомцы.

Глазам Габриэля стало горячо.

Незнакомцы... ничего не чувствующие друг к другу... не видящие друг друга... только тени в бесконечном движении Тьмы.

- А ты? - Габриэль повернулся к брату. - Тебя я узнаю? Мы ведь с тобой одно целое? Я должен узнать. И если узнаю тебя, то и Самаэля тоже.

- Если запомнишь мой теперешний облик, то узнаешь, - поддержал ложь Самаэля филин. - Но если останешься, то забудешь обо всем.

- Рассвет уже близко, - сказал Самаэль. - Ты должен решить, как поступить.

Габриэль вскинул голову и посмотрел вверх.

Усыпанный звездами небосклон светлел, становился бледнее, звезды гасли на нем, превращаясь лишь в отголоски когда-то умерших светил. Даже луна стала прозрачной, и теперь стыдливо пряталась за острым шпилем высокой башни.

Рассвет неумолимо приближался, а сердце Габриэля рвалось от тоски.

- Я не хочу забывать вас. - Хрипло проговорил он из-за душащих его слез. - Я не хочу забывать. Но смогу ли я найти вас? Смогу ли вновь попасть сюда? Дадут ли мне этот шанс еще раз? Мне так страшно.

- Все будет хорошо, Габи, - пообещал филин, но его голос уже не был похож на человеческий, а клюв издавал только жуткие щелчки.

- Возьми это с собой, - проговорил Самаэль своим привычным бархатистым голосом и повязал на палец Габриэля серебристую ленту, которую снял со своего костюма. - Эта лента приведет тебя ко мне.

Он склонился к руке парня и прикоснулся к ней тем местом на маске, где находился лисий рот. И Габриэль почувствовал тепло его дыхания.

Габриэль сжал ленту в кулаке и прижал ее к своей груди, как нечто бесконечно дорогое сердцу. А потом поднялся на ноги и обнял Джереми.

- Ты часть моей жизни. Всегда был ею. Половиной моей души. Мне плохо без тебя. В том мире без тебя моя жизнь превратилась в бесконечную череду мрака. А здесь я нашел свет.

Габриэль отстранился от филина и, запустив пальцы под маску в том месте, где она еще немного отставала, что было сил, рванул ее с лица.

Боль острыми иглами пронзила кожу, горячая влага почувствовалась на щеках, носу, лбу и подбородке, но Габриэлю была безразлична эта боль, ведь его сердце болело сильнее.

Он бросил маску на пол и разбил ее каблуком ботинка, а потом сделал решительный шаг к Самаэлю и, заключив его в объятия, оставил на маске лиса нежный поцелуй, исполненный всех тех чувств, что зародились в его сердце за эти несколько часов.

- Ты стал моим светом. И я найду тебя. Чего бы мне это ни стоило. Я найду тебя. Через год, через два, через сотню лет, я вспомню и найду. Потому что люблю тебя. Потому что жизнь без тебя мне не нужна. Дождись меня. Вспомни меня, когда я приду к тебе вновь.

- Я буду ждать, Габриэль, - ответил Самаэль слегка дребезжащим, взволнованным голосом. - Всегда... всегда...

И крепко обнял парня в ответ, прощаясь с ним до следующей встречи, чему, наверняка, не суждено было случиться.

Но не успели они разжать объятий, как дверь на балкон распахнулась и нечисть, до этого запертая в стенах особняка, повалила на улицу. Они кричали и верещали, смеялись и рыдали, и толпой хлынули на них. Сначала в этом вихре исчез Джерри. Одна из гарпий, взмахнув крыльями, вцепилась в плечи филина и утащила его за собой в посеревшее небо. А потом чья-то массивная фигура оттолкнула Габриэля от Самаэля. Парень растерялся и отвлекся на миг, но когда повернулся, в мешанине тел и фигур уже не смог разглядеть своего Лиса.

- Самаэль! - закричал Габи и бросился к перилам балкона. - Самаэль, я вернусь к тебе! Я вернусь! Дождись меня!

Но ответом ему был только шум ветра да хруст крошащихся под его ногами камней. Пол пошел трещинами, и в следующий миг провалился, а следом за ним в бездну рухнул и Габриэль.

***

Габриэль вскинулся и обнаружил себя сидящем на скамейке недалеко от своего дома. Сердце бесновалось в груди, билось в ребра, причиняя жуткую боль, а виски раскалывались так, словно по ним без устали били молотками. Дыхание парня сбивалось, и он жадно хватал воздух губами, пытаясь насытить легкие кислородом. На языке все еще чувствовался вкус пыли, каменная крошка скрипела на зубах, а на языке горчили тлен и пепел. Вот только ни особняка, ни призраков, ни полной луны за шпилем старой башни рядом с ним не было.

«Сон?» - ошарашенно думал Габриэль, растерянно оглядываясь по сторонам. – «Это был только сон?»

- Я же говорил, что не надо скорую, - послышалось неподалеку грудное рокотание какого-то мужчины. - Он просто этот, как их там называют? Ну тот, который засыпает неожиданно.

Собеседник мужчины что-то ответил, но Габриэль не слушал их разговора. Он вскочил со скамьи и принялся рыться в карманах в поисках приглашения на вечеринку. Но все перепроверив, он не нашел его.

«Быть может дома?» - спросил Габриэль сам у себя и оглянулся на многоэтажный дом, в котором находилась его квартира.

Он помнил, как мелкий гаденыш всучил ему листовку. Помнил, как пришел с ней домой. Как лег спать, а потом... он вроде бы садился в такси, ехал куда-то...

«Куда?» - растерянно подумал Габи, и его пробрала дрожь. – «На бал маскарад! Точно, на бал маскарад. Бал, на котором был Джерри. Бал, на котором был Самаэль».

- Простите! - Габриэль подбежал к таксистам, которые продолжали спорить и, вцепившись в руку одного из них, спросил: - Я с вами никуда не ездил? Быть может, вы видели листовку-приглашение на вечеринку? Я не могу ее найти.

- Нет, никуда вы не ехали, - ответил один из таксистов.

- Да ты, парень, совсем плох, смотрю, - пробасил второй. - Ты шел в нашу сторону, а потом свалился как мертвый. Мы чуть не обделались. Подошли к тебе, проверили, дышишь или нет, а потом посадили на лавку. Думали, ты пьяный.

- Но как же... - растерянно начал Габриэль и тут же застонал от пронзившей голову боли.

В мыслях все спуталось, все смешалось, превратившись в кашу, но он точно помнил бал. Помнил, что танцевал на нем с тем, кто был очень дорог его сердцу. Говорил с Джерри. И обещал помнить их. Обещал найти их вновь. Но как это сделать, если нет адреса.

- А листовка? У меня была с собой листовка?

Таксисты покачали головами, и Габриэль рванул к своему дому.

Открыв замок и распахнув дверь, парень принялся осматривать журнальный столик возле дивана, но ничего, даже близко похожего на флаер, не нашел. Только открытку с пожеланием здоровья, и какой-то значок из больницы.

«Может, на полке оставил?»

Он бросился к книжным полкам, но там был такой беспорядок, что, не выдержав, Габриэль начал скидывать книги на пол. Один из томиков зацепил уголком перевернутое фото, и тонкий звук бьющегося стекла заставил Габи замереть.

Взгляд сам устремился к разбившейся рамке. Скользнул по ровному золотистому ободку, в правом нижнем углу которого притаился изящный лис, и медленно пополз по блестящим в свете лампы трещинам, чтобы встретиться с сияющими счастьем глазами молодого мужчины, который искренне улыбался ему с фотографии, прижимая к себе не менее счастливого Габриэля.

Сердце громко ударилось о ребра, подскочило к самому горлу и застряло в нем комком раскаленных углей. Глаза обожгло солью, а легкие, наполнившись воздухом, казалось вот-вот взорвутся, ведь выдохнуть Габриэль уже не смог.

Тьма в его голове задребезжала, подернулась рябью и как стекло в фоторамке пошла трещинами. Кусочек за кусочком, подобно старой штукатурке от излишней сырости она вздувалась и отлетала от памяти, возвращая Габриэлю воспоминания.

Похороны брата. Серая весна. Разговоры с фотографией Джерри. Одиночество. Тоска. И вспышка летнего зноя в промозглой осени. Сочная зелень в глазах, аромат кофе, вкус спелых вишен и смех, сливающийся с пением птиц. Смех, похороненный вместе с братом, и воскресший в нежных объятиях Сэма.

Гулкий удар сердца отозвался дрожью во всем теле Габриэля, и память открыла последний недостающий кусочек мозаики.

Это должно было быть свидание. Встреча после недельной разлуки. Встреча, которую он ждал с замиранием сердца и трепетом. Но что-то пошло не так. Автомобиль не справился с управлением. Страх и ужас в глазах женщины за рулем. Искаженное в крике лицо ребенка. Визг тормозов и сильный удар ладоней в спину.

Асфальт расцарапал кожу, удар головой отозвался онемением во всем теле, но, прежде чем тьма заволокла глаза пеленой, Габриэль успел увидеть бездыханное тело, распластавшееся на асфальте, и кровь, превратившую любимое лицо в карнавальную маску шута.

В смятении чувств Габриэль присел и дрожащей рукой прикоснулся к фотографии. Слезы катились по его щекам. Дыхание сипом вырывалось из груди и таяло в повисшей тишине.

Он провел подушечками пальцев по разбитому стеклу и вздрогнул, когда острый край вспорол его кожу. Маслянистая алая капля упала на грудь Сэма, и Габриэль разрыдался, вспоминая свой сон и все, что было с ним до этого. А потом в порыве какой-то истерии он принялся стирать с фотографии алые капли, и только теперь заметил на своем пальце кусочек кружевной ленты.

И вновь его горло сдавило невидимой дланью отчаяния. Ужас пронзил душу, вспоров ее острым ножом, и из сердца хлынул поток ненависти к этому несправедливому миру. Злость и ярость выливались из души парня воплем, рвали горло пронзительным криком, и когда нити этой тьмы рассеялись, крошечный огонек надежды затеплился в груди Габриэля.

Все еще прижимая к себе фоторамку, он бросился к телефону и набрал номер родителей.

Мама ответила почти сразу, но не успела она и слова сказать, как Габриэль засыпал ее вопросами.

«Что произошло в тот день?», «Где человек, который спас его?», «Почему никто ничего не сказал?».

И мама рассказала. О том, что какой-то молодой мужчина оттолкнул его от автомобиля, но сам попал под удар. Что состояние того мужчины было очень тяжелым, и его отвезли в другую клинику. А что произошло дальше, она не знает.

- В какую?! В какую клинику?! - взволнованно закричал Габриэль.

И когда мама ответила, он бросил трубку и выбежал из квартиры.

До больницы Габриэль добрался за какие-то полчаса, но все это время его непрестанно преследовало ощущение, что он опаздывает. Что все это напрасно и зря. В голове беспрерывно крутились обрывки сна, клочки фраз, исковерканные памятью и восприятием слова. И душу парня заполнял страх.

Это был маскарад мертвых. Там не было живых. Там были лишь призраки. Там были лишь духи.

Первые капли отчаяния упали на слабый огонек надежды, но загасить его не сумели.

«Нет», - твердо сказал себе Габриэль, - «с Сэмом все хорошо».

С этой мыслью парень почти влетел в здание больницы и помчался к регистрационной стойке.

- Мужчина, молодой, лет двадцати восьми, - сбиваясь почти на каждом слове, проговорил Габриэль, тяжело дыша. - Он попал к вам примерно три недели назад, после автомобильной аварии.

Работница клиники равнодушно посмотрела на запыхавшегося парня и холодно проговорила:

- Назовите имя.

- Сэм, - выпалил Габриэль. - Его зовут Сэм. Светлые волосы, серо-зеленые глаза. Шрам на ладони от запястья до мизинца.

- Назовите полное имя, - будто робот повторила медсестра и смерила парня раздраженным взглядом.

Габриэль открыл было рот, но понял, что не может назвать полного имени Сэма. Они были вместе лишь месяц, и он никогда не интересовался его фамилий и полным именем.

В глазах парня мелькнула обреченность.

- Сэм... - проговорил он и закусил задрожавшую губу. - Я не знаю...

От безысходности Габриэль ударил кулаком по стойке и тут же спрятал лицо в ладонях.

Горечь очередной потери ядом растекалась по языку. Сжимала виски. Крошила в пыль сердце, оставляя в груди зияющую дыру, которую Габриэль принялся заполнять укорами самому себе.

«Ну что тебе стоило спросить? Почему не спросил? Почему не поинтересовался? Почему? Почему?! ПОЧЕМУ?!»

В динамике громкоговорителя затрещало, и послышался звуковой сигнал, предшествующий объявлению. И в этих немелодичных, противных звуках Габриэль услышал ноты Дьявольского вальса.

Сердце быстро и громко застучало в груди. Забилось так неистово, что даже стало трудно дышать, но несмотря на это Габриэль вскинул голову и чуть ли не закричал:

- Фелбэйн! Самаэль Фелбэйн! Его имя Самаэль Фелбэйн!

Девушка смерила Габриэля полным нечитаемых эмоций взглядом и быстро набрала на клавиатуре названное им имя.

- Четвертый этаж, палата семнадцать, - холодно проговорила женщина и уткнулась в монитор своего компьютера.

А Габриэль со всех ног побежал к лестнице.

Перепрыгивая через ступеньку, парень молнией взлетел вверх и через несколько минут, показавшихся ему вечностью, ворвался на нужный этаж. В помещении было пусто и как-то неестественно тихо. Ни врачей, ни медсестер, ни посетителей. Словно вся клиника разом вымерла, превратившись в заброшенный и никому ненужный склеп с запертыми в нем несчастными душами. Эта ассоциация током прошлась по оголенным нервам Габриэля, и он неосознанно обнял себя ладонями, чтобы сдержать дрожь, мурашками побежавшую по коже.

Отыскав взглядом нумерацию палат, он направился в нужном ему направлении и замер у одного из окон, через которое увидел, как невысокая пожилая женщина возится у койки одного из больных. Старушка методично и отстраненно отсоединяла больше ненужные датчики от лица бывшего больного, снимала капельницы, скручивала тонкие прозрачные трубки и безразлично бросала их на тележку.

Габриэль окаменелой статуей пялился в это окно и умолял сердце биться. Вот только оно не желало подавать признаков жизни. Ведь стоило женщине отключить приборы жизнеобеспечения и отойти от койки на пару шагов, как мир рухнул, погребая парня под своими песчаными руинами.

На кровати лежал Сэм. Его бледное изнуренное лицо казалось серой восковой маской. Бескровные губы были сжаты в тонкую линию, а под глазами залегли глубокие тени, свидетельствующие о долгой и изнурительной болезни, которая... ушла, забрав с собой и его жизнь.

Медсестра словно призрак выплыла из палаты и, тихо шаркая по коридору, исчезла в сгустившейся тьме. И Габриэль сделал шаг вперед.

Тихо скрипнули петли двери. В лицо пахнуло спертым запахом хлорки и каких-то медикаментов. Мигнула готовая попрощаться с жизнью лампочка и задребезжала, как попавший в сети паука мотылек. Шаг за шагом Габриэль приближался к Сэму. Вздох за вздохом он прощался со своей жизнью. Слеза за слезой он умолял мужчину дождаться его на бесконечном балу смерти.

- Прости меня, - всхлипнув, прошептал он и сжал холодную руку Самаэля в своей ладони.

А потом упал на колени перед койкой и, уткнувшись лбом в неподвижную грудь мужчины, разрыдался в голос.

- Прости, Сэм. Прости.

Внезапно что-то прохладное и почти невесомое, словно дуновение ветерка, коснулось его волос в успокаивающем жесте.

Казалось, призрак Сэма восстал за его спиной, чтобы сказать последнее «прощай» и растаять во тьме забвения.

Сердце Габриэля отчаянно сжалось от боли, и он вскинулся, чтобы удержать ускользающий эфемерный образ. Но... прикасался к нему вовсе не призрак.

Лежащий без движения и, кажется, даже без дыхания Сэм чуть приоткрыл глаза, но все равно выглядел не живым. Его взгляд был мутным, щеки ввалились, а губы ссохлись и казались обветренными. За каких-то три недели из полного жизни и здоровья человека Сэм превратился в исхудавшую мумию. Но... он двигался.

Пальцы ослабленной руки, до этого момента перебирающие волосы на затылке Габриэля, застыли в воздухе, а потом рука безвольно упала на койку.

- Габи, это, в самом деле, ты? - просипел Сэм, и в уголках его глаз заблестели слёзы. - Мне снился странный сон, в котором ты был со мной на балу мертвецов. Я думал, что ты умер. Думал, что больше никогда тебя не увижу.

Губы Габриэля затряслись, а из глаз с новой силой покатились слезы.

Он не мог ничего сказать. Рыдания душили его, только теперь в них не было горя, в них чувствовалась свежесть весеннего ветра и тонкий аромат подснежников.

- Да, - сипло выдохнул Габриэль и закивал, вновь прижимаясь к Сэму и лаская ладонью его впалую щеку. - Да, это я. Я здесь. С тобой. И я больше никуда не уйду. Я не оставлю тебя. Прости. Прости меня. Умоляю, прости.

- За что? - спросил Самаэль, в самом деле не понимая, почему Габи плачет так безутешно.

- За то, что забыл тебя. За то, что не удержал в сердце твой образ. За то, что не был с тобой, когда был тебе нужен, - принялся перечислять Габриэль, словно исповедовался перед смертью. - Я даже не узнал тебя на том адском балу. Я не узнал тебя. А ты... ты нашел меня даже там. Прости... я не достоин твоей любви.

Самаэль не знал, что сказать, потому что все еще не понимал, в чем дело.

Неужели Габриэль расстроился из-за какого-то сна, путь он и был общим для них двоих?

Понимая, что не сможет разобраться в ситуации, пока парень не успокоится, Сэм обнял его. И пусть в его руках пока еще не было прежней силы, объятия эти были исполнены любви и невыразимой нежности.

- Габи, я не знаю, о чем ты говоришь, - проговорил мужчина, успокаивающе поглаживая парня по спине. - Мне сказали, что я был в коме три недели. Я очнулся этой ночью, и у меня в голове все спуталось. Я помню, как на тротуар вылетела машина, и как я оттолкнул тебя. Дальше все как будто во тьме, если не считать бесконечного сна, где мы танцевали с тобой на балу.

- Это не было сном, - всхлипнул Габриэль и, чуть отстранившись от мужчины, снял с пальца кружевную ленту и протянул ему. - Это совсем не было сном. Ты дал мне ее перед тем, как исчезнуть. Даже там, за гранью этого мира, ты помнил обо мне. А я тебя нет. Все это время, все эти три недели я не помнил тебя. Я забыл... но я хотел, правда, хотел остаться с тобой. Пусть там, среди мертвых, я хотел быть с тобой. Я так боялся, что не увижу тебя больше. Я так сильно этого боялся.

- Но сейчас ты здесь... - проговорил Сэм, с удивлением глядя на ленту, свой прощальный подарок Габриэлю перед уходом в мир мертвых. - Ты со мной. Вспомнил меня, как и обещал. Нашел меня, как и обещал.

Губы Самаэля тронула нежная улыбка и он, превозмогая слабость, поднялся, чтобы снова заключить Габриэля в объятия.

- Не плачь, Габи. Ты разбиваешь мне сердце.

- Я никогда тебя не оставлю, - крепко сжимая мужчину в своих объятиях, пылко прошептал парень и уткнулся в плечо Сэма лицом.

От мужчины пахло лекарствами, больницей и смертью, но в приоткрытое окно уже врывался свежий ветер и наполнял помещение теплым запахом корицы, шоколада и осени. Осени, даровавшей им еще одну жизнь. Осени, рыжей лисой скользнувшей по полотну бытия и разукрасившей их мир звездами. Осени, укрывшей среди опавшей листвы яркий цветок их любви, который, и Габриэль знал это точно, никогда не увянет.

- Я всегда буду с тобой. Тут и там. В этой скучной повседневности и на балу мертвецов. И даже если забуду, я не перестану тебя искать. Никогда, Сэм. Никогда.

Сказав это, Габриэль чуть отстранился от мужчины и, обхватив его лицо ладонями, оставил на бледных сухих губах Сэма жаркий поцелуй.

За окном шумел ветер. За окном танцевали звезды. И в музыке загробного вальса Габриэль слышал радостный смех филина:

«Живи! Люби! Радуйся! И за меня тоже».

Персонаж:

Джереми Доунвэйл (Джерри)

Арты: совместное творчество LeniNeohota и ИИ

Имя взято от «Иеремиэль» — ангел, имя которого означает «Возвышенность Божья» или «Милость Божья». В ангельской иерархии он известен как наставник душ и ангел видений, который помогает людям обрести духовное понимание и прозрение. Иеремиэль упоминается в апокрифических текстах как ангел, ведущий души и показывающий им их прошлые жизни, чтобы помочь им увидеть и осознать свои ошибки.

Ангел видений и пророчеств: Иеремиэль помогает людям понять божественные откровения и готовит души к переходу в загробный мир.

Наставник душ: Он работает с душами умерших, показывая им их прошлые поступки, помогая осознать свои ошибки и подготовиться к Судному дню.

Ангел милости и сострадания: Иеремиэль символизирует божественное сострадание, помогая людям и душам через осознание и покаяние обрести очищение.

Иеремиэль — это ангел, который заботится о духовном развитии, наставляя души и помогая им пройти через процесс очищения и прозрения.

Фамилия Доунвэйл – «Dawnveil» с английского переводится как «Вуаль рассвета».