***

Такси остановилось у небольшого тускло освещенного сквера, ворота которого были щедро украшены паутиной, марлевыми призраками, тыквами и летучими мышами. И Габриэль, расплатившись за поездку, направился к ним.

Толкнув скрипучие, покрытые имитирующей ржавчину краской ворота, Габриэль шагнул на территорию сквера и медленно побрел по заляпанной искусственной кровью каменной дорожке к виднеющемуся вдалеке дому.

Сквер так же был щедро украшен к празднику. Куда ни глянь, везде пестрили пугающие жуткие декорации. Разломанные надгробные камни возле которых из рыхлой мокрой земли торчали шевелящиеся полуистлевшие руки. На кривых ветвях вековых деревьев висели повешенные в лохмотьях, с синюшными лицами и вываленными языками. Чуть дальше, за переломанной надвое мраморной скамейкой, оборотень вгрызался в истекающую кровью жертву, руки и ноги которой все еще дергались в предсмертных конвульсиях, и от этого зрелища Габриэлю стало немного дурно.

Он никогда не боялся вида крови, но в последнее время в его жизни многое изменилось, и этот необъяснимый страх, вызывающий тошноту и головокружение, так же стал новым спутником его нынешней жизни.

Решив перевести дух, Габриэль присел на одну из скамей и, поставив локти на колени, закрыл ладонями лицо. Сделал несколько глубоких вдохов и, задержав дыхание, начал считать до десяти. Вот только на цифре шесть что-то коснулось его спины, и он, резко выпрямившись, едва увернулся от пролетевшей возле его головы ведьмы, которая, почти задев его волосы метлой, рассмеялась и унеслась прочь.

Выругавшись на современную технику, способную даже здорового человека довести до инфаркта, Габриэль поднялся со скамьи и направился дальше.

Чем ближе он подходил к дому, тем громче звучала играющая за стенами мрачного викторианского особняка музыка. Мелодичная и в то же время тревожная, она неслась вместе с ветром над сквером и, пробираясь под одежду, холодила кожу, вызывая на ней мелкую россыпь мурашек.

Кроме самого Габриэля в округе никого не было видно, зато за плотно задернутыми шторами парень видел танцующие фигуры. И все же у входа кто-то стоял. Габриэль заметил привратника, лишь, когда подошел ближе, и с удивлением узнал в этом человеке давешнего мальчишку, раздающего приглашения.

Малец скалился как озлобленный зверь и сверкал глазами, а когда парень поднялся по ступеням, неприятно ухмыльнулся и протянул свою руку с короткими пальцами и обломанными ногтями, под которыми виднелась грязь и, кажется, засохшая кровь.

- Ваше приглашение, мистер. Без приглашения нельзя. Я знаю, у вас есть. Я помню, я давал вам его, - запищал мальчишка, но в его голосе слышалась неприятная хрипота, будто старик специально делает голос тоньше и выше.

Габриэль порылся в карманах и, выудив оттуда смятое приглашение, протянул его ребенку.

- Замечательно! Восхитительно! Прелестно! - запрыгал мальчишка на одной ноге и быстро-быстро закружился.

А когда остановился, протянул Габриэлю потрясающей красоты маску, изображающую черного кота. Изящество линий и мастерство исполнения завораживали, притягивая взор, и Габриэль залюбовался этим произведением искусства.

- Мистер должен надеть маску, - вновь заверещал пацан, отвлекая Габриэля от созерцания. - Без маски нельзя. Без маски не пускаем. Только в маске. Маска обязательна.

- Да понял я, понял, - огрызнулся парень, у которого от воплей мальчишки в ушах стоял жуткий звон.

Он вновь посмотрел на маску и, перевернув ее, приложил к лицу. Мягкая и очень нежная ткань подложки прикоснулась к коже, и в местах соприкосновения Габриэль почувствовал легкое покалывание, которое тут же прошло.

- Маску не снимать. Снимать нельзя. Нельзя снимать. Помните об этом, мистер. Помните. Вспоминайте. Проходите. И не снимайте.

Продолжая горлопанить, мелкий толкнул дверь, и Габриэль, сделав глубокий вдох, переступил порог, окунаясь в мягкий и волшебный свет сотни тысяч пылающих свечей.

***

Зал, в котором очутился Габриэль, оказался невероятно большим. Снаружи дом не выглядел настолько гигантским и просторным, как ощущался внутри, но парень списал это на ночь и архитектуру, которые, порой, могли привести к обману зрения.

Начищенный до блеска мраморный пол был выложен мозаикой, но обширность площади, на которой располагался рисунок, не позволяла парню рассмотреть сюжет изображения. Высокие стены, задрапированные тяжелыми алыми тканями с золотой вышивкой на них, чуть подрагивали от сквозняка, и, казалось, пульсировали как сердце огромного магического зверя. По периметру помещения были расставлены высокие витые канделябры, в ячейках которых были установлены толстые алые свечи. Оранжевые огоньки подрагивали и танцевали в такт доносящейся из-за позолоченных дверей музыке, и Габриэль застыл на миг, будто загипнотизированный этим волшебным танцем. Он всматривался в огонь, в его беспрерывно изменяющуюся форму и тонул в его магнетическом движении. Все ближе и ближе становился источник света. Он рос, превращаясь в огненный круг, в центре которого Габриэль видел кружащиеся в вальсе фигуры. Изящные, стройные, они кружились в древнем танце, грациозно сближаясь и отдаляясь друг от друга. Они жили, дышали, смеялись. И их счастье дарило тепло. Оно дарило свет, который озарял помещение умершего храма опустевшей души.

Но музыка смолкла, и наваждение испарилось. Свечи вновь стали свечами, а стены стенами.

От столь неожиданной перемены Габриэль вздрогнул. На несколько мгновений тишина окутала особняк, и ничего, кроме шелеста драпировки да едва слышного треска умирающих в огне свечных фитилей, слышно не было. А потом звуки вновь появились. Тревожный и немного сбивчивый скрип виолончельных струн резанул по ушам, заставляя Габриэля повести плечами, но сфальшививший музыкант быстро исправился, его мелодию подхватили остальные инструменты, и особняк наполнился чарующим звучанием старинной баллады.

Мелодия эта была столь нежна и трепетна, что слушать ее через преграду из стен было невыносимо, и Габриэль направился к дверям, которые при его приближении медленно отворились, пропуская его в бальный зал, и открывая удивленному взору великолепие богатого убранства.

В отличие от холла в этом зале было еще просторнее и словно бы теплее. Золотое сияние, исходящее от инкрустированных драгоценными камнями канделябров и люстр, ослепило на несколько мгновений, но глаза Габриэля быстро привыкли к этому свету. В центре зала танцевали пары. Мужчины и женщины в масках и невиданных костюмах. Кто в средневековых нарядах, кто в костюмах зверей, кто в современной одежде, были даже те, чьи одеяния могли бы стать прекрасными костюмами для какой-нибудь научно-фантастической постановки. И все же большинство гостей предпочло старинные костюмы и платья.

Впереди виднелись две уводящие на второй этаж лестницы, которые напоминали развернутые крылья ангела. Они вели к балконам, на которых так же было много гостей, наблюдающих за танцующими. Но, присмотревшись, Габриэль понял, что этажей намного больше, чем два, и все они уводили вверх, теряясь во тьме, куда не дотягивались теплые лучи света.

- Потрясающе, - выдохнул Габриэль и невольно поправил чуть съехавшую маску.

Кто бы ни занимался оформлением этого праздника, потрудился он на славу, воссоздав такие впечатляющие и правдоподобные декорации.

Вот только чем себя занять на этом балу, Габриэль не знал. И потому решил для начала просто прогуляться по залу.

Он свернул влево, заметив, что в этой стороне у стены, на которой висели гигантские портреты и пейзажи со сценами охоты и, кажется, казни, находилось больше мужчин. Габриэль не рассчитывал ни на новые знакомства, ни на общение, и потому просто хотел слиться с толпой и впитать в себя их настроение. Но вместо ожидаемого веселья почему-то испытал только волнение и тревогу. За музыкой он не мог разобрать, о чем говорят люди, мимо которых он проходил. Часть слов казалась ему смазанной и нечеткой из-за масок, часть просто была ему не знакома, а часть столь исковерканной, что, казалось, люди говорят на дикой смеси нескольких языков. Все это резало слух, и Габриэль решил отвлечься, чтобы у него снова не разболелась голова, что в последнее время происходило с ним все чаще и чаще. Он встал под картиной, на которой был изображен бравый рыцарь на гарцующем коне, и обратил свой взор на танцующих.

Прекрасные дамы, облаченные в шелка и бархат, кружили по залу в объятиях своих кавалеров. Их движения были столь слаженны и выверены, что было трудно поверить в то, что танцуют всего лишь гости, а не специально приглашенные актеры. И было в этом танце что-то невероятно магнетическое, ритмичное, притягательное. Наблюдая за вальсирующими, Габриэль чувствовал, как его сердце начинает биться в такт их шагам, как дыхание подстраивается под ритм, а тело начинает пульсировать, вторя мелодии. Ему, вдруг, захотелось окунуться в этот невероятный ритуал. Ему захотелось и самому закружиться в этой карусели, и он сделал шаг вперед, готовый войти в ровно очерченный круг танцевальной площадки, но неожиданно остановился и тяжело сглотнул.

Габриэль попытался найти взглядом ступени, но то, что в самом начале он принял за подиум для танцев, совершенно не являлось таковым. Да, танцующие чуть возвышались над остальными гостями, но причина этого была совсем не в ярусной конструкции, а в том, что они парили в воздухе.

Холодная дрожь пробежала по спине парня, и в горле у Габриэля встал колючий ком.

«Это всего лишь иллюзия», - попытался успокоить он себя.

Но стоило этой мысли проскользнуть в его голове, как одна из танцующих женщин повернулась к нему и, одарив Габриэля чарующей улыбкой, облизнула свои губы раздвоенным и совсем не человеческим языком.

Сердце на пару мгновений замерло в груди парня, кровь застыла в жилах, губы затряслись, а во всем теле почувствовалось страшное онемение, пригвоздившее его к полу. Но стоило сердечной мышце сократиться, как жар прошиб каждую клеточку его существа, и он шарахнулся в сторону.

Вот только сделал лишь шаг, а в следующий миг врезался в кого-то плечом и вскинул взгляд на внезапно появившуюся преграду.

Это был высокий и стройный мужчина. Его светлые волосы блестели в тревожном мерцании свечей, лицо было скрыто маской лиса, обрамленной кроткими перьями, а расшитый серебряной нитью костюм сидел по фигуре, подчеркивая мужественность и красоту стройного тела.

В прорезях для глаз, Габриэль, поддавшись живости своего воображения, уже готов был увидеть сверкающие демоническим светом зрачки, но взирающие на него светлые глаза источали приятный добрый свет, и, парень готов был поклясться, что незнакомец ему улыбается.

- Простите, - стряхивая с сознания оцепенение и мимолетный страх, пронзивший душу ядовитой стрелой, немного сбивчиво извинился он и нервно усмехнулся. - Простите, я был невнимателен.

- Все в порядке, - уверил мужчина в лисьей маске тихим низким голосом, от которого у Габриэля по спине побежали мурашки.

И он, вдруг, заметил, что незнакомец бережно поддерживает его за локоть, словно пытаясь уберечь от падения.

Их глаза снова встретились, и парень почувствовал, что его лицу становится жарко.

Незнакомец же напротив источал самоуверенность, в нем чувствовалась сила воли и твердость характера. И не только во взгляде, во всей его позе, в галантном жесте, в интонациях голоса сквозила неукротимая энергия жизни.

Габриэль пялился на незнакомца и словно воды в рот набрал. А тот в свою очередь спросил обеспокоенно:

- Что случилось? Ты не ушибся? Выглядишь так, как будто призрака увидел.

- Призрака? - глупо переспросил Габриэль и бросил короткий взгляд на танцующих.

Пары все еще висели в воздухе, но в их лицах больше не было ничего необычного.

«Наверное, действительно игра света и зеркал», - подумал парень и перевел взгляд на незнакомца.

- Нет, просто... тут все так... натурально, - Габриэль немного нервно улыбнулся. - Я впервые вижу такие декорации. И мне показалось... да, мне просто показалось.

Глаза незнакомца слегка потемнели. Возможно, это зрачки расширился из-за смены освещения, или его что-то встревожило. Из-за маски было не разобрать. Но в нем явно произошла какая-то перемена.

Так и не отпуская локтя Габриэля, мужчина в лисьей маске сделал шаг вперед, обдавая парня запахом пряного виноградного сока и теплого солнечного дня, и, склонившись к самому его уху, шепнул едва слышно, словно ветерок подул:

- Ты не должен быть здесь. Живым не место на этом балу. Как ты сюда попал?

- По приглашению, - растерянно отозвался Габриэль, но дыхание его сбилось, и последняя часть фразы прозвучала почти шепотом.

Близость этого человека и его тихий голос словно бы рассеяли вокруг парня серебряную пыльцу, в отблесках которой мир, вдруг, преобразился, став туманным и слегка смазанным.

- Ребенок... какой-то мальчишка на улице дал мне приглашение. Но я без костюма.

Габриэль сделал глубокий вдох и задержал дыхание, словно даже оно могло спугнуть незнакомца, или развеять мираж, коим этот человек сейчас казался.

- А ты? Как ты отыскал это место?

- Я? - задумался незнакомец, как будто что-то вспоминая. - Я здесь постоянный гость.

Глаза Габриэля в прорезях маски расширились, словно на него снизошло озарение, но спустя мгновение снова потускнели.

- Не согласишься потанцевать со мной? - внезапно спросил мужчина в лисьей маске, и с поклоном протянул парню свободную руку. - Сегодня меня снедает странная тоска. А от тебя исходит приятная аура, как будто от старого доброго друга.

Габриэль уставился на протянутую ему ладонь.

Ухоженная, широкая, она манила вложить в нее свою руку, но парень колебался. Что-то странное было в этом жесте. На балах мужчины не танцуют с мужчинами. На балах кавалеры приглашают на вальс прекрасных дам. А он совсем не походил на даму. И все же рука незнакомца притягивала взор, и Габриэль поддался искушению. Он поднял руку, но прежде чем вложить свою ладонь в ладонь мужчины, кончиком пальца провел по тонкому шраму, идущему от запястья к мизинцу.

В груди защемило от тоски и сожаления. Такая красивая, нежная кожа... как, должно быть, было больно, когда что-то острое пронзило ее, оставляя после себя несмываемый след.

Незнакомец же принял его действия за согласие и, сжав ладонь Габриэля, поклонился ему.

- Я не умею делать реверанс, - растерянно заметил парень, не зная, что ему предпринять дальше. - И должен ли я его делать? Это странно. К тому же, я мужчина...

Глаза незнакомца в прорезях маски просветлели, и Габриэль понял, что он улыбается, или того хуже, насмехается. Парень напрягся, но голос мужчины, глубокий и нежный, тут же развеял все его опасения:

- Все гости в костюмах и масках. Как узнать, кто мужчина, а кто женщина? И есть ли какая-нибудь разница? Если нам приятно общество друг друга, к чему условности?

Габриэль не знал, что на это ответить. И тоже несмело улыбнулся.

- Пойдем, - сказал незнакомец. - Смелее. Это всего лишь танец.

Пальцы мужчины чуть сильнее сжались на руке Габриэля, и парень позволил вести себя к танцевальной площадке. Но уже у подиума остановился и растерянно посмотрел на пол.

- Тут нет ступеней, - вскинув взгляд на незнакомца, проговорил он.

- Не тревожься об этом, - послышалось из-за маски.

И в следующий миг, мужчина заключил Габриэля в крепкие объятия. Он сделал несколько шагов, и, поддавшийся его движениям Габриэль, вдруг, почувствовал, как они поднимаются вверх.

«Вот оно что!» - воскликнул он мысленно, глядя в лучащиеся светом глаза незнакомца. – «Тут есть подъемный механизм».

- Так просто, - рассмеялся Габриэль негромко и положил правую ладонь на крепкое плечо мужчины. - А что это будет за танец? Я не умею танцевать вальс.

- Расслабься, я поведу, а ты скоро научишься.

Мужчина властным движением прижал Габриэля к себе, и у парня перехватило дыхание. А в следующий миг скользящие по невидимому паркету фигуры подхватили их, и они закружились в танце вместе со всеми.

Пестрый калейдоскоп масок и нарядов на мгновение ослепил, но вскоре глаза новоиспеченных танцоров привыкли к беспрерывному мельтешению, и они гармонично влились в вальс.

Восхитительная музыка будоражила душу, и ноги, словно зачарованные, сами двигались в такт. И все же Габриэль иногда сбивался и оступался, но ему достался очень чуткий и умелый партнер, который тут же подстраивался под него, скрывая от остальных эти маленькие погрешности.

- Расслабься, - наставлял мужчина своим бархатистым голосом, глядя Габриэлю в глаза таким взглядом, что у того колени подгибались. - Чувствуй музыку, чувствуй мои движения, слушай ритм своего сердца, и оно начнет биться в такт мелодии. Слышишь, мелодия повторяется? Позволь ей проникнуть в тебя. Позволь управлять твоим телом.

Гипнотический голос незнакомца проникал в сознание Габриэля и кружил голову. Парень прислушался, и действительно услышал, как через определенные промежутки ноты повторяются, догоняют друг друга, заключают в объятия и сливаются в поцелуях, нежных и страстных, пылких и трепетных, восторженных и боязливых. Они становились единым целым и взрывались вспышками пьянящей сердце красоты.

Незнакомец двигался в такт этой музыке. Плавно, изящно, он скользил по паркету, увлекая Габриэля за собой, и парень поддавался. Кружился в водовороте непривычных, но таких манящих ощущений, и чувствовал, как каждый мускул в его теле становится легче и подвижнее.

А вокруг сияли звезды. Сотни тысяч маленьких светлячков парили рядом с ними, словно волшебный полог, спрятавший их от посторонних глаз. Пахло утренней росой и пряными травами. А на языке чувствовался горчащий вкус миндаля. И было во всем этом что-то такое родное, такое нежное и привычное, что сердце щемило от радости. Будто ласковые руки совсем не ласковой судьбы, вдруг, подхватили и убаюкали, уложив в мягчайшую колыбель неги и покоя.

Чашка кофе на прозрачном стекле небольшого столика...

Корица обжигает губы и царапает горло, нелюбимый вкус мешается с поцелуем, слаще и желаннее которого нет во всем свете, и все становится не важным...

Музыка стала громче. Совсем близко промелькнула пара, и пышная юбка дамы зашелестела о брюки Габриэля. Он неосознанно подался вперед, чтобы избежать возможного столкновения, и вплотную прижался к мужчине.

Было бы правильно извиниться и вернуть дистанцию. Было бы правильно отступить на шаг назад, но Габриэлю этого делать не хотелось. Одна только мысль об этом порождала в душе страх и заставляла сердце болезненно сжиматься.

«Зачем отступать? Зачем сторониться? Ведь так тепло... наконец-то, так тепло и спокойно. Так близко... с тобой... в твоих объятиях мой смех звучит громче. В твоих объятиях мой смех звучит... звучит после тысячи лет немоты...»

Габриэль поднял голову и заглянул в глаза своего партнера. Ясные, блестящие глаза взирали на него с нежностью и теплотой. Он уже видел этот взгляд. Видел и чувствовал. За прозрачным стеклом кафе... в отражении оконного стекла, исчерченного ломаными линиями дождевых капель... в темной неспокойной глади кофе...

Габриэль точно знал, что они уже где-то встречались. Но где? Когда?

Пронзительная боль впилась в виски острыми иглами, и парень, зажмурившись, застонал, а потом и оступился, сбившись с ритма, и чуть не упал.

Но незнакомец легко удержал его, и увел в сторону, туда, где не было такого столпотворения людей, и можно было вальсировать медленнее.

- Что-то случилось? - спросил мужчина, заметив, что Габриэль не просто сбился с шага, а сильно разнервничался. - Голова закружилась? Можем остановиться, если хочешь.

- Нет, нет, - замотал Габриэль головой и неосознанно впился пальцами в плечо и руку мужчины.

Отчего-то одна только мысль о том, что они разомкнут объятия, повергала его в ненормальный холодящий кровь ужас. Будто стоит им отстраниться друг от друга хоть на шаг, и мир рухнет, рассыплется прахом и развеется по ветру, не оставив после себя ни следа.

- Нет, - повторил Габриэль и улыбнулся, хотя улыбка его осталась скрыта за маской. - Я не хочу. Тут так хорошо. В этом танце... с тобой... я чувствую, что теперь на своем месте. Я знаю тебя? Почему мне кажется, что я тебя знаю? Мы раньше встречались? Как твое имя?

- Мое имя? - спросил незнакомец, и задумался.

Он давно уже не думал о своем имени. В мире за порогом реальности имена не нужны. Но, кажется, на именном приглашении, которое он передал привратнику на входе, было написано, как его зовут.

Мужчина задумался, и черные витые буквы тут же всплыли перед его мысленным взором.

- Мое имя Самаэль. Самаэль Фелбэйн. А твое? Ты тоже кажешься мне смутно знакомым, но я никак не припомню, где мог тебя видеть?

- Меня зовут Габриэль Доунвэйл, - ответил парень и сделал глубокий вдох. - И все же, как странно. Как хорошо. Давай танцевать. В этом танце словно жизнь. Словно дыхание... вечности. Будто бесконечность...

- Ты тоже это почувствовал? - спросил Самаэль, чуть ускоряя движения, чтобы снова слиться с мелодией.

В глазах его затеплилось счастье, и было видно, что он снова улыбается, увлекая партнера за собой.

Мужчина смотрел на Габриэля и чувствовал прилив тепла. Фигура парня в этот момент излучала странный свет. Не то таинственное тусклое свечение, которое как будто плавало вокруг гостей бала-маскарада, обволакивая их легкой туманной дымкой, а нежное сияние весенних солнечных лучей, пробивающихся сквозь молодую сочно-зеленую листву и радугой отражающихся в каплях утренней росы.

«Как хорошо и как знакомо», - думал Сэмаэль, утопая теплой нежности карих глаз партнера. – «Я уже и забыл, как это - чувствовать себя живым».

Едва он об этом подумал, как пространство вокруг всколыхнулось, и сердце мужчины болезненно сжалось от тоски.

Мертвым не стоит думать о прошлом. Мертвым не следует связываться с живыми. Но рядом с Габриэлем хотелось нарушить все запреты, наплевать на условности и танцевать, танцевать до самого рассвета.

Руки Самаэля на миг превратились в стальные обручи, которые сомкнулись на хрупкой фигуре Габриэля. И парень от этого действия даже дышать перестал. Они остановились, не обращая внимания на то, что мешают другим танцевать. И Самаэль почувствовал, что его партнер мелко дрожит, сжимая пальцами ткань маскарадного костюма на его плечах.

Он улыбнулся.

Вальс не танцуют как медленный танец. Но сейчас ему хотелось танцевать именно так.

Склонившись к Габриэлю, который был на голову ниже него, Самаэль обнял его еще крепче, и стал двигаться невпопад, в такт одному ему ведомой мелодии.

- Давно я не чувствовал себя так хорошо, - признался Самаэль партнеру, который цеплялся за него словно утопающий за спасательный круг. - До недавнего времени я был таким же, как ты, — живым, но потерянным. Я не помню всего, что было в прошлом, но, кажется, я потерял что-то очень важное. В моей душе поселилась пустота. Я бродил в одиночестве на грани света и тьмы, но, не решаясь принять ни ту, ни иную сторону. А потом я увидел лежащее на земле приглашение на этот бал. На нем было написано имя. Возможно, даже мое. Я, не колеблясь, решил пойти. И, оказавшись в этом доме, среди гостей, почувствовал себя хорошо, как будто здесь мое место. Мне захотелось остаться здесь навсегда, стать частью этого мира. Я так устал бродить во тьме, Габриэль. Устал искать то, что потерял. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Габриэль понимал. Он и сам провел в поисках слишком много времени. Искал потерянное, искал утраченное, искал то, что отняла у него судьба. Искал, но не нашел. В стальном лабиринте городов он ловил чью-то ускользающую нить, сначала одну, потом другую. Они сверкали золотом в бело-розовом зефире цветущих яблонь, и серебром в багряном пологе смущенных кленов. Они манили и звали. Но, стоило ему приблизиться, тлели, покрываясь плесенью и коркой гнили.

«Неужели все дело во мне?» - думал Габриэль, задыхаясь от приторной горечи тлена. – «Неужели это моя вина?»

- Я понимаю, - сказал он и прижался к мужчине, пряча лицо на его плече. - Понимаю. Там, за порогом, полночь, в которую я не хочу возвращаться. Там нет ничего. А здесь... тут тепло. С тобой очень тепло.

Самаэль улыбнулся - искренне и с благодарностью. Ему тоже было тепло как никогда. Нет... так когда-то уже было. А потом случилось непоправимое, и тепло исчезло из его жизни.

Нежное тепло, трепетные объятия, отзывчивое тело - как сгусток чистой страсти. В его жизни было все, а потом не стало ничего. И, как бы он себя ни обманывал, больше никогда ничего не будет.

Бал закончится, и он уснет на целый год, чтобы в следующую Ночь всех Святых снова прийти сюда в поисках своего светоча.

- Габриэль, - позвал мужчина шепотом. И когда парень поднял на него затуманенный чувствами взгляд, продолжил так же тихо: - Больше всего на свете я хотел бы остаться с тобой на этом балу. Танцевать с тобой до рассвета, а потом вместе кануть в забвение. Но мне невыносима сама мысль о том, что ты исчезнешь из мира живых. Если бы я мог, я бы умер сто тысяч раз, чтобы ты продолжал жить, видеть прекрасный мир с его буйной зеленью и бездонной глубиной небес, чтобы чувствовал ласковый весенний ветер и зной летних дней, запах осени и морозное дыхание зимы. Я хочу, чтобы ты любил и был любим. Поэтому ты должен уйти до рассвета. Тебе тут не место, Габриэль. Тебе еще рано умирать.

Слова мужчины отчего-то ранили Габриэля. Тоска по еще не потерянному сдавила сердце парня невидимой дланью, и на глазах его выступили слезы.

- Но я не хочу уходить, - дрогнувшим голосом сказал он, всматриваясь в слишком знакомые, слишком любимые серо-зеленые глаза. - Я не хочу возвращаться в мир без солнца. В мир, где никогда не наступит весна. Я не хочу этого.

Последние слова Габриэль произнес так громко, что танцующие вокруг пары замерли на миг.

Они застыли в неестественных позах, будто кто-то внезапно поставил видео на паузу, и в звучание музыки вплелись шепотки. Тихие, невнятные, как далекий гул линии электропередач. Этот звук становился все громче, а когда достиг своего пика, замершие фигуры засмеялись. Этот смех стеклянным дребезжанием взвился под самый потолок и взорвался там, открывая взору Габриэля ночное небо и зависшую над особняком луну.

Все вокруг начало меняться. Картины на стенах вспыхнули огнем и, оплавившись, стекли на пол лужами ртути. Алые шторы начали покрываться темными пятнами, и тлели, на глазах превращаясь в уродливые рваные тряпки. Даже стены истончились. Осыпалась штукатурка, прогнили деревянные панели, и в щели между каменными плитами начал заползать туман. Его густые млечные клубы окутывали помещение, вились вокруг гостей и призрачными плащами опускались на плечи танцующих. Пары все еще смеялись, но теперь Габриэль видел, что изменились и они. Некоторые фигуры стали прозрачными, некоторые покрылись грубой шерстью и теперь совсем не походили на людей. Даже их маски поменялись, став тусклыми и потрескавшимися.

- Что происходит? - в ужасе спросил Габриэль, сжимая похолодевшими пальцами плечи Самаэля. - Почему все умирает?

- Таков наш удел, - грустно сказал мужчина. - Мы лишь призраки, отголоски далекого прошлого, явившиеся на этот маскарад в единственный день, когда грань между мирами живых и мертвых стирается. Это дар тьмы для нас, потерянных душ, чтобы мы могли вспомнить, кто мы есть, и возможно простить себя за прошлые грехи и обрести покой. Габриэль, я не знаю, что произошло между нами, но я чувствую, что в чем-то виноват перед тобой. Прости меня за боль, которую я тебе невольно причинил. И спасибо, что пришел на этот маскарад. Возможно, благодаря тебе сегодня я освобожусь от оков бренного мира.

- Но разве ты не можешь вернуться? - спросил Габриэль, стараясь сдержать рвущееся из груди сердце.

Боль пронзала душу, вспарывала ее ржавыми зазубренными ножницами, и перед глазами все было мутным от слез.

- Все они... - Он вновь обернулся на пары, которые снова начали танцевать, только теперь их танец походил не на вальс, а на какую-то ритуальную дикую пляску. - Они стали другими. Ты нет. Ты все еще теплый. Ты все еще яркий. Ты... Самаэль... я хочу остаться с тобой.

- Ты не можешь... - ответил мужчина, покачивая Габриэля в своих объятиях. - Вернее можешь, но не должен. А для меня уже все кончено. Сегодня я уйду следом за этими призраками, а ты вернешься в мир живых. Если вернешься, мы больше никогда не встретимся. А если останешься, то мы сможем видеться только раз в году на этом маскараде. Но... узнаешь ли ты меня тогда? Потеряв свою душу, сможешь ли разглядеть меня среди толпы мертвецов? Я в этом не уверен.

- А я уверен, - пылко заявил Габриэль и, прижавшись к мужчине как можно крепче, прошептал: - Я уже однажды нашел тебя. И найду вновь. Поверь мне, я смогу. Твой свет засияет во тьме, и я пойду на него как и тогда.

Самаэль грустно улыбнулся. Он видел решимость во взгляде Габриэля, и ему было больно. Он любил этого человека всем сердцем, и хотел для него счастья. Но, кажется, Габриэль совсем утратил способность радоваться жизни, раз решил заживо себя похоронить.

- Я... - выдохнул он, и внезапно почувствовал, как неведомая сила вырвала парня из его объятий.

Габриэль удивленно вскрикнул и испуганно распахнул глаза, протягивая к Самаэлю свободную руку, в попытках ухватит его. Но человек в старинном костюме с маской филина на лице крепко держал его за локоть и тащил за собой, словно Габриэль был его собственностью.

Персонаж:

Самаэль Фелбэйн

Арты: совместное творчество LeniNeohota и ИИ

Имя взято от «Самаэль» — ангел, чье имя означает «Яд Божий» или «Сила Божья». Его образ сложен и противоречив: в иудейской мистике он известен как ангел разрушения и обвинитель, иногда отождествляемый с ангелом смерти. В некоторых источниках Самаэль рассматривается как падший ангел, символизирующий соблазн, грех и испытания для человечества. Его часто описывают как могущественного и внушающего страх, но при этом выполняющего важную роль в божественном порядке.

Ангел смерти и разрушения: Самаэль участвует в божественном суде, наказывая грешников и исполняя волю Бога в вопросах смерти и разрушения.

Обвинитель и испытатель: Он воплощает соблазн и грех, выполняя роль обвинителя, подчеркивая слабости и несовершенства человечества.

Амбивалентный характер: В некоторых традициях его считают «падшим», но, несмотря на это, он действует в рамках божественного замысла.

Самаэль — это ангел, балансирующий на грани света и тьмы, олицетворяющий трудности и испытания на духовном пути, которые ведут к очищению и самопознанию.

Фамилия Фелбэйн - «Felbane» с английского переводится как «Погибель скверны».