Была ночь. Землю освещала луна. Звезды игриво подмигивали в небесах. Ночные заморозки давно прошли, трава перестала индеветь, было тепло, только дул легкий прохладный ветерок. Птицы давно уснули, в траве не шуршали мыши, иногда только завывали собаки, а свет в прямоугольных окошках Гнезд Двуногих стал угасать, оставляя улицу в зловещем полумраке.

В тени деревянного забора огораживающего один из садов Двуногих понуро плелась кошачья тень. Шейла едва переставляла лапы, путаясь в них, грудь ужасно болела после подлого пинка Двуногого. Сердце сжималось, дышать было трудно, словно горло сдавили плетьми. А Шейла все так же плелась в тени забора.

Она без сил упала и заплакала. Потом закашляла кровью. Потом снова заплакала. А когда все прошло, свернулась клубочком и вновь заплакала. Больше всего ей хотелось умереть. Тихо, без шума и боли. Лечь в тень куста ежевики и заснуть навсегда. Но сначала надо было увидеть Рваноухого и дочек. Наверное, они уже воительницы. Как их зовут? Игольчатая? Пепельная? Медная?

Она с трудом встала и, пошатываясь, пошла дальше. Ей все тяжелее давались шаги, потом она вновь упала, едва дыша. «К черту этот лес!» – чуть не плача, подумала Шейла и поднялась на лапы. Откинув попытку суицида, кошка с трудом перелезла через забор Двуногих, больно ударившись о землю, и стала искать травы. Она ела все, что знала: тимьян, ромашка, мать-и-мачеха, одуванчик, пиретрум, пижма, осока и другие травы. Потом она нашла небольшую можжевеловую ветвь, съела несколько ягод и забилась в глубь куста. Ее било в ознобе, она плакала, всхлипывая. Сейчас главное было, чтобы ее никто не трогал, все остальное не важно.

Все остальное можно решить завтра.

***

Утром, когда Шейла проснулась, грудь перестала сжимать ноющая боль. Дышать было легче, но лапы все равно не слушались. Кошка съела еще несколько можжевеловых ягод и пошла прочь, запомнив расположение целебного сада.

Теперь в голову ей снова лезли мысли о попытке суицида. Как она не пыталась их отбросить прочь, жить все равно не хотелось. «Где ты, мамочка? Где вы, мои детки? Я хочу к вам! Согрейте меня и исцелите!»

Она шла вдоль Гремящей тропы. В далеке раздалось приглушенное рычание. «Это мой шанс». Она приготовилась к прыжку под лапы Чудищу, как вдруг перед ней вырос силуэт серой кошки. «Росинка!» А потом она, словно на яву, услышала:

– Не смей!

Потом крепкие зубы вцепились в ее загривок и оттащили от края Гремящей тропы. С диким визгом промчалось мимо Чудище, затормозило и вернулось обратно. Оттуда высунулась голова Двуногого, он осмотрел Гремящую тропу, и Чудище двинулось дальше, распростроняя на всю округу чудовищный смрад.

Потом Шейлу яростно встряхнули несколько раз и кинули на землю. Перед собой она увидела взбешенного Ветра.

– Ты с ума сошла? – заорал он. – Куда ты вообще смотришь? Ты обо мне подумала? Или о наших котятах?

– Тебя я в последнее время нисколько не интересовала! – огрызнулась Шейла. – А котят уже нет! Они умерли! Умерли, ты понимаешь?!

Потом она охнула и закрылась лапами, понимая, что сказала то, в чем не могла себе признаться. «Котята не умирают! – упрямо твердила она. – Смерти нет! Котята всегда живы! Пятнышко, Крошка и Облачко просто спрятались от меня под моим хвостом, играя со мной в прятки!» Но как она не поднимала свой серебристый хвост – никак не могла найти своих котят. А теперь сама сказала, что котята мертвы.

Осознавая ужас этой ситуации, она разрыдалась.

– Я не права-а! Я хочу-у жить!

Ветер упал рядом с ней.

– Прости, не надо было так реагировать, – пробормотал он. – Я просто очень расстроился...

– Не надо слов! – просипела Шейла. – Мы оба неправы!

Они поднялись на лапы и побрели в строну целебного сада. Она перелезла через забор, снова больно шмякнувшись на землю, и стала искать все, что ела вчера. Ее опять трясло и било в ознобе, грудь снова разболелась. И тут она заметила небольшой стебелек. «Да, это я тоже вчера ела!» Он имел несколько ответвлений, листья были небольшими, рваными, вкус был леденящим, резким и неприятным, запах острым. Шейла замерла. «Ох, нет!»

Это была петрушка.