Ее тянуло к нему, девчонка сильно страдала,
И вот, настал момент, она к его ногам упала,
Ей было наплевать теперь на то, что будет дальше,
Говорила: «Я лишь твоя, прости меня, мой мальчик!»

И он готов был все простить, кинуться к ней в обьятия,
Ведь так же сильно скучал, боялся потерять.
Но было трудно забыть то, что она сотворила,
Переступил через себя, сказал, что разлюбил.

«Ошибка», NiceVi

***

– Пшеница?

Рваноухий вскочил с места, увидев дух своей погибшей сестры. Она была уже не тем маленьким котенком, а взрослой златошерстной кошкой.

– Здравствуй, – грустно прошептала кошка. – У меня плохие новости. Впрочем... сам посмотри.

Она подвела его к небольшому озерцу. Рваноухий глазам не поверил: он ясно увидел Шейлу. А рядом с ней был какой-то бурый кот. Потом Шейла осталась одна, а потом Рваноухий смог разглядеть около ее живота три маленьких комочка. А потом и их не оказалось. Следующей картинкой был опять тот же бурый кот. Он кричал на Шейлу, он ударил ее, а та заплакала.

– Запомни, – нежно прикоснулась губами к его уху Пшеница, – создавать куда тяжелее, чем разрушать. Храни то, что ты создал, береги это. Иначе порывы ветра могут разрушить твою жизнь... и любовь.

– Это Ветер, да? Это все он? – чуть ли не беззвучно прошептал Рваноухий. Потом, не дождавшись ответа, встал и, не оборачиваясь, прорычал: – Я убью его.

***

– Как так? – рявкнул Ветер. – Как ты могла упустить их? Они же котята!

Шейла съежилась и заплакала. Он ударил ее по щеке и она упала, не удержав равновесие.

– Как. Ты. Могла. Их. Упустить? – повторил он, нависнув над ней. Она не ответила, только закрылась лапами, всхлипывая. Он зарычал.

– Хватит издеваться над ней! – выпрыгнул из ниоткуда Скотт. Ветер посмотрел на него, а потом перевел взгляд на Шейлу.

– Ольховник был прав, – сухо резюмировал он. – Ты быстро находишь себе новых жертв.

– Он не ее друг, а мой, – вышла из темноты Рыжегривка и прижалась боком к боку Скотта.

Пока Ветер соображал, Шейла выскочила из под его лап и встала с другого бока от Рыжегривки. Она чувствовала, что вместе они составляют непобедимую команду. А потом от Ветра повеяло страхом, его глаза расширились от ужаса, он глядел куда-то за их спины, взъерошив шерсть и отступая назад. Послышались шаги, рядом с Шейлой встал еще один кот. Она не смогла разглядеть его, потому что не сводила глаз с Ветра. А тот с ненавистью глядя на новоприбывшего, прошипел:

– Так не доставайся же ты никому! – И бросился на Шейлу.

Рыжегривка бросилась ему на перерез и подставила свой бок.

– Только не сегодня, – и она оттолкнула разъяренного кота.

Ветер встал на лапы, отряхнулся и совершенно спокойно произнес:

– Хорошо, я ухожу, но знай, Шейла, что я оставил тебе подарок, – он злорадно посмеялся и ушел.

Рыжегривка упала она пол, зализывая рану. Ей помогал Скотт. А Шейла смогла получше разглядеть незнакомца. Это же...

– Рваноухий?! – завизжала она, бросаясь к нему. Но тот холодно отшатнулся.

– Здравствуй, Шейла, – вежливо поздоровался кот.

– Ты... не узнаешь меня? – испугалась Шейла, делая осторожный шажок в его сторону.

– Нет, – так же холодно ответил он. – Раньше ты носилась только за мной, а теперь влюбляешься в каждого встречного.

– Но... я люблю тебя! – в отчаянии провыла Шейла, бросаясь к нему. А тот не подпустил ее к себе. Она упала к его лапам, плача, цепляясь за него. Она ползала на полу перед ним, выслуживалась и, самое главное, пыталась добиться его прощения.

– Пожалуйста! – прохныкала она. – Прости меня!

Но он отвернулся, выдернув свою белую лапу из ее объятий и встряхнув ее, будто убирая грязь.

– Нет. Я тебя разлюбил.

***

На самом деле, внутри Рваноухого бушевал ураган, сверкала молния и гремел гром. Он готов был ВСЕ простить, лишь бы этот серебристый комочек счастья вновь был с ним. Но забыть ТО, что она сотворила... Нет, это слишком сложно. «Нельзя же дуться вечно!» Но в раздумьях он понял: она принесла только горе. Сначала она оборвала его отношения с Карамелью и втоптала их в грязь. Потом проделала те же самые манипуляции с хрупкими надеждами на светлое будующее и новую личную жизнь. Потом отобрала у него любовь – удар в сердце. Увела котят – вырвала кусок плоти. Даже тот же самый Ветер. У него, наверное, впервые в жизни были котята. А Шейла взяла – и потеряла их.

***

Он был так красив во сне. В свете луны его шерсть была призрачной, желтовато-серой. Веки были сомкнуты, густые ресницы надежно закрывали глаза. Губы были слегка приоткрыты. Во сне он слегка подергивал своими лапами.

Шейла не спала. Она смотрела на него, боясь дышать. Боясь дышать, чтобы не разрушить этот чарующий момент. Боясь, что эта ночь пройдет. И все. Боясь, что она больше никогда его не увидит. Она аккуратно подошла к нему и осторожно прикоснулась лапой к его щеке. А потом нежно приложила губы к его губам и прошептала:

– Прости меня.

А потом развернулась и ушла. Бредя по улице, она услышала всхлипывания в кусте боярышника. Забравшись туда, она встретила Ветра.

– Чего ты плачешь? – мяукнула она. – Перестань хныкать, как котенок, я не в обиде.

И они легли, прижавшись друг к дружке. Ветер стал ласково вылизывать ее шею, ушки и щеки, она урчала и рассказывала все, что произошло с ней. А потом они уснули – нос к носу, бок к боку.

***

С утра Рваноухий никого не обнаружил. «Неужели, она ушла?» – расстроился он, коря себя за идиотизм. Идя по улице, он услышал надсадный кашель и хрипы под кустом боярышника. Заглянув внутрь, он увидел Шейлу и Ветра. Они спали, прижавшись друг к другу. «Все таки она его любит, – подумал Рваноухий, еще больше возненавидев и себя, и Ветра. И, проклиная себя, беззвучно взвыл: – Зачем ее я отпустил?!»

Принюхавшись, он почуял на шкуре Шейлы кислый запах болезни. Вылезя из-под куста, кот дошел до целебного сада и нашел там несколько ростков. Перегрызя их, он вернулся под куст боярышника и оставил там травы. Поразмыслив, кот выдрал клок своей палевой шерсти и оставил рядом. «Пусть остается на память».