- Здравствуйте, Петр Сергеевич! Привет, Наташ. Здравствуйте, Лилия Рашидовна. Как у Вас дела? Как дети? Привет, давно не виделись. Поступил? Ну здорово, наконец-то. А у тебя как дела? Не болеешь? Да, это снова я. Снова здесь, верно. Место встречи изменить нельзя. – Смех. – Ага. Да.

Рэм приветливо здоровался и жал руки фокус-группе, которая неторопливо входила в небольшой кабинет. Он сидел на стуле совершенно свободно, самоуверенно, ничуть не смущаясь от того, что двое лаборантов были заняты креплением на его голову электродов. Не считая сегодняшнего дня, он проходил обследование ЭЭГ при работе с фокус-группой уже третий раз. Мужчины и женщины, старые и молодые, обеспеченные и не очень, рассаживались по свободным стульям в ожидании, когда настанет и их черед. Метод обследования, в котором участвовал Рэм, на этот раз, на правах внештатной ситуации, должен был определить взаимосвязь между активностью мозга испытуемого и ответной реакцией фокус-группы. Сергей Тимофеевич был убежден, что показатели между двумя переменными в данном отношении находятся в сильнейшей корреляции друг с другом. Тем не менее, результаты предыдущих проб были недостаточно убедительными.

Рэма запихнули в корпус практически сразу же после того, как доставили до клиники на скорой помощи. В пути санитары связали ему ноги, чтобы он особо не буйствовал, но парень и не собирался. В этот раз он не был испуганным мальчишкой. Он практически освоился.

В то время, как парень беспечно болтал с фокус-группой в ожидании начала очередной пробы, Сергей Тимофеевич в сопровождении Виктории Анатольевны, его коллеги, а также Валерия Леонтьевича, частного спонсора и весьма заинтересованного в исследованиях лица, просматривал результаты прошлогодних исследований и заключений.

- На самом деле, весьма затруднительная ситуация, – бормотал Валерий Леонтьевич, раз за разом поправляя галстук липкими, холодными руками. – Сережа, я, конечно, очень высоко ценю твое участие и участие твоих коллег... И понимаю, насколько неоценима работа, которую вы выполняете сейчас. Но обстоятельства... Ситуация на внешнем рынке... Повышение доллара... Кризис, сами понимаете. Свободных средств у меня раз от разу меньше, и я не уверен, сколько еще смогу поддерживать...

- Валерий Леонтьевич, умоляю! – настаивал психотерапевт. – Буквально пару лет. Исследования, подобные этим, никогда не делаются за пять минут. Изобретение рентгена, открытие радиоволн, компьютера, в конце концов!.. Как долго ученые бились над тем, чтобы даровать нам то, что в их время казалось чудом. А мы в наше время преспокойно пользуемся всем этим и даже не задумываемся, сколько сил и времени было потрачено.

- На самом деле Сергей Тимофеевич хочет сказать, - вмешалась Виктория Анатольевна, – что мы далеко продвинулись в сравнении с начальным этапом исследований. Да, это так, Сережа, и я не вижу смысла утаивать что-либо еще. Тебе кажется, что все приблизительно, боишься спугнуть, сглазить. Но на самом деле динамика очевидна. И, более того, удивительна.

- Искренне, искренне верю вам обоим, – спонсор смущенно улыбнулся. – И повторяю то, что я когда-то сказал совету директоров: я буду с вами до конца. Но перебои с финансированием станут, увы, чаще, этого не избежать...

Из комнаты с фокус-группой вышел лаборант, передавший листы начальных результатов о готовности испытуемых. Сергей Тимофеевич, оживившись, включил микрофон:

- Рэм, голубчик, начинай по зеленому сигналу.

Парень рывком обернулся к стене, которая, по его убеждению, была замаскированным стеклом, и поднял большой палец вверх, ухмыляясь. План ему был знаком: сначала необходимо было дать просто импульс, ровно настолько, чтобы он нашел отражение в мозговой активности фокус-группы. После этого нужно было последовательно дать импульс радости, горя, боли, наслаждения, эйфории, усталости. Это были те первые шаги, которым Рэм обучился еще в лагере. В то время импульсы не представляли собой ничего, кроме изменения колебаний в мозговой деятельности людей напротив, большинство из них даже ничего не замечало. Немного болела голова и звенело в ушах, когда они выходили из комнаты. Хотелось спать или есть.

Рэм повернулся на жестком стуле, вальяжно закинув ноги в грязных кедах на столик рядом. Лаборант, стоявший рядом с прибором ЭЭГ, хмуро и неодобрительно глянул в сторону испытуемого, но ничего не сказал. Боялся сделать лишнее движение без разрешения своего куратора. Люди напротив зевали и поглядывали на часы. Время медленно текло мимо них, просачиваясь сквозь ноздри и уши, как растопленное масло.

Валерий Леонтьевич, до этого со скучающим видом взиравший на молчаливую аудиторию, встрепенулся и извлек из кармана сотовый телефон.

- Да, слушаю, – он сделал знак рукой Сергею Тимофеевичу и вышел в коридор. Впрочем, очень скоро заглянул обратно, наскоро попрощался, снял куртку с вешалки и ушел.

Проба делилась на две части. Сергей Тимофеевич был убежден, что подобные осознанные манипуляции крайне выматывают, поэтому разрешал Рэму и остальной фокус-группе спустя первые сорок минут выйти из комнаты, немного размяться, покурить. Он и сам собирался выпить кофе в перерыве. Не получилось сегодня выспаться. Встал разбитый, обескураженный, недовольный. В его квартире стало очень тоскливо после того, как ушла жена, прихватив единственного ребенка. Поэтому он, едва дождавшись окончания первой пробы, включил микрофон и торопливо сказал:

- Витя, сделаем перерыв. Отключай.

Проверяя ключи в кармане, психотерапевт повернулся к Виктории Анатольевне, но слова застряли в горле, когда он услышал смех. Обернувшись к аудитории, Сергей Тимофеевич увидел женщину, сидевшую с самого края, в ярко-желтом платье, которая, рассмеявшись, торопливо закрыла себе рот. Снова села прямо и спокойно, дожидаясь, когда лаборант станет снимать с нее электроды, но смех, крупинка за крупинкой, вновь стал рассыпаться в стороны из ее рта. Мгновение, и она залилась звонким смехом, запрокинув голову. От нее, словно заражаясь, стали прыскать и смеяться остальные. Многие непонимающе оглядывались, стараясь найти причину смеха, но не могли ее отыскать, и тут же, вскидывая руки и ударяя себя по коленкам, рассыпались в хохоте, повизгивая и лопаясь от внезапного приступа.

- Что? Что такое? – спросил сам у себя Сергей Тимофеевич и включил свет в аудитории, чтобы их увидели испытуемые. Торопливо приблизился к микрофону. – Витя, что там у вас случилось?

Лаборант пожал плечами. Взял со стола микрофон.

- Не знаю, Сергей Тимофеевич, – его голос дрогнул. – Никто ничего не... - Он рассмеялся, но заставил себя подавить смех. – Извините, Сергей Ти... - Он прыснул и затрясся от смеха. – Я ничего не понимаю, но.... – Его повело назад, и он сел прямо на пол, смеясь и пытаясь остановить себя.

Задние ряды тоже просели. Люди падали друг на друга, хохоча без остановки. Многие покраснели. Воздух заполнился запахом пота, стало жарко. Слышался кашель и вздохи, слишком плоские и поверхностные, чтобы зачерпнуть достаточно воздуха.

Сергей Тимофеевич бросился к двери, чтобы попасть внутрь, но она оказалась заперта.

- Витя, открой немедленно дверь!

- Не могу... Ой, Сергей Тимофе..фе...феич... - отозвался с той стороны лаборант и закашлялся. – Не могу дышать...

Смеющиеся люди начали задыхаться. Из глаз брызнули слезы. Из открытых, перекошенных ртов лилась слюна. Фокус-группа цеплялась друг за друга, стараясь вымолвить хотя бы слово. Кто-то зашелся продолжительным грудным кашлем. Сергей Тимофеевич вновь оказался перед стеклом. Послал Викторию Анатольевну за охраной. Снял очки, протирая взмокший лоб платком. Трясущимися руками взял микрофон. Его взгляд остановился на единственном человеке, который не смеялся по ту сторону стекла. Это был Рэм, сидящий к нему вполоборота.

- Рэм, что там происходит?

Парень поднял голову, будто бы проснувшись. Лениво потянулся, встал со стула, прошелся взад-вперед, не обращая внимания на хрипы и стенания все еще смеющихся людей. Переступил через лежащего в судорогах лаборанта, забрал у него микрофон. В аудитории послышался сухой щелчок.

- Ваша проба, Сергей Тимофеич.

Психотерапевт проследил его путь обратно до своего места. Блондин придвинул стул ближе к невидимому окну и сел, уткнувшись лбом в стекло.

- Что? Как это понимать, Рэм?

Парень улыбнулся. Смех внезапно прекратился и сменился судорожными всхлипами. Люди ползали по полу, стараясь отдышаться. Остро запахло мочой.

- Всего лишь упражняюсь, доктор. – Рэм тяжело вздохнул. Наклонил голову набок, рассматривая мужчину за стеклом. – Сегодня у вас будут ошеломительные результаты.

- Немедленно открой дверь! – Мужчина оглянулся на просвет в коридоре, думая, куда запропастилась охрана и ассистентка вместе с ними. – Людям плохо. Они задыхаются. Нужна помощь.

- Это только первый импульс, – негромко отозвался Рэм. – У нас по плану еще три.

- Сейчас придет охрана и выломает дверь. – Сергей Тимофеевич указал в сторону дверей.

- Не нужно торопиться. – Рука Рэма легла на запотевшую поверхность стекла. И практически сразу же люди, разбросанные по углам комнаты, отозвались плачем, который, перерождаясь и нарастая, перешел в неудержимый вой. Рыдал грузный Сергей Петрович, съежившись в комок. Причитала старушка, разбросав по полу высохшие руки. Кричала и била себя по голове молодая девушка с модным каре.

- Что ты хочешь, Рэм?

Прибор ЭЭГ вспыхнул искрами и задымился. Бумажная лента сворачивалась на полу в гигантское полотно наподобие домашней лапши для ужина великана.

- Мне нужны списки первой смены. – Крики и причитания схлынули, открывая галечное дно, усеянное ракушками и осколками прошлогодних бутылок. – Если Вы хотите, чтобы исследования продолжались, дайте мне аудиторию. Ведь Вы же хотите? – Серо-зеленые глаза взметнулись на мужчину.

- Я н-не понимаю... - Мужчина стал копаться в ежедневнике. – Я не вижу, когда? Где? Как? Рэм, на счет пять ты впадешь в сон. Один...

- Вам очень повезло, доктор, потому что я пока не научился пробираться сквозь препятствия. - Рэм дотронулся до невидимого окна, не обращая внимания на мужчину. – Но я научусь. Очень скоро. Обещаю.

- Четыре... Пять!

Рэм, подняв брови, развел руками, будто извиняясь. Его силуэт скрылся за пеленой сизого дыма.

- Мне нужна первая смена, Тимофей. Мне нужны списки. Я знаю, они у тебя остались. Ты никогда ничего не выбрасываешь. Ты следишь за нами с того самого дня, как «Талос» закрыли.

Сергей Тимофеевич бросился в сторону выхода и нажал на кнопку тревоги. Полупустое здание заполнилось пожарными сигналами. Внутрь уже вбегали два сотрудника охраны во главе с Викторией Анатольевной. Послышались сильные, гулкие удары в запертую дверь.

– Гарантируйте мне возвращение! И я Вас не подведу!

«Талос» праздновал. Многие из тех, кто собрался в столовой, не принимал участие в предвыборной кампании, но пришли только потому, что уже очень долго не пробовали алкоголя и успели соскучиться. Гремела музыка. На большой расчищенной площадке перед корпусом ездили по кругу две машины, тормозя и поднимая вокруг себя столбы пыли. Подростки и молодые люди сидели на перилах крыльца с бутылками пива и весело общались. Более взрослые люди сформировали свой круг внутри корпуса. Коллектив, некогда объединенный единой идеей, распался на отдельные группки и тусовки. Бирка с Ником пользовались полными правами местных правителей, пока Рэм отсутствовал. Они воздвигли себе два стула на возвышении и сидели там, упиваясь своей свободой и молодостью.

Рита сидела на подоконнике у дальнего окна, изредка оглядываясь на бушующую братию. Ей было странно, почему никто не спрашивает, что случилось с Рэмом и когда он вернется. Казалось, все почувствовали облегчение, когда за его спиной захлопнулись двери скорой помощи. И именно поэтому празднество сегодня было столь шумным, оживленным и необузданным.

Она вздрогнула, когда из толпы вынырнул силуэт Марата. Парень осторожно присел рядом с ней.

- Привет, – сказал он. В руках у него была кружка с компотом. Рита так и думала, что он не станет пить.

- Чего тебе? – неприязненно спросила она, подтянув колени к подбородку. Она все еще помнила тот указующий жест, который отдал Рэм в сторону Марата, вырвавшись из-под натиска санитаров. Марат спокойно оценил ситуацию.

- Я ничего не делал, правда, – сказал он. – Никого не вызывал, если ты так думаешь. Я, как и ты, без понятия, зачем Рэм на меня показал.

Она ничего не ответила, повернув лицо к окну. Чувство, что все это неспроста, все равно цеплялось за нее клейкими, прохладными лапками. Марат тяжело вздохнул.

- Не хочешь прогуляться? А то здесь шумно очень, – предложил он.

Рита поначалу безмолвствовала. Но потом, неожиданно рассердившись на себя и на весь мир вокруг, сказала:

- Пойдем.

Они вместе вышли на улицу. Прошли мимо смеющихся подростков и направились в сторону наполовину восстановленного мостика. В это время года ручей уже ожил и поднялся выше своего привычного уровня. В буром потоке были видны камни, ветки и мусор. Рита села прямо на бревно, свесив ноги вниз, к воде. Марат, недолго думая, тоже оказался рядом.

- Принести тебе чего-нибудь? – после молчания спросил он.

- Почему ты здесь? – Рита сердито сжала губы, взглянув на него. – Кто тебя позвал?

Он улыбнулся, все еще глядя в ее лицо.

- Сказали, что вечеринка для всех, кто принял участие в выборах.

- Ну, вот иди тогда и празднуй с ними.

Они замолчали. Марат потянулся куда-то в сторону и вскоре протянул девушке первый цветок мать-и-мачехи. У цветка была нежная зеленая ножка и мягкие, словно пух, желтые реснички-лепестки. Рита приняла цветок.

- Прости меня за тот день, – горько признался Марат. – Я был дурак. И очень гордый, самодовольный. Мне льстило, что в меня влюблены сразу две девушки. Потом я испугался, что потеряю сразу обеих, и решил, что не стоит втягивать тебя в это все... - Он помолчал, тихо вращая по кругу свою кружку с компотом. – Прости, я не хотел делать тебе больно.

Рита поднесла к лицу цветок. Первый цветочек, только вылезший из промерзшей земли. Они всегда были радостными, эти цветы, первые вестники летних каникул, солнца, отдыха, сна... В детстве она думала, что если будет выходить замуж, то в руках у нее будет большой букет вот этих самых цветков, робких, весенних, слабых, но самых радостных.

- Хорошо, – сказала, вздохнув, она. – Я тебя прощаю. Только зря ты этот цветочек сорвал. Он еще маленький.

- Они не вырастают большими. – Марат протянул руку, и Рита положила в его ладонь сорванный цветок. – Они готовят землю для новых цветов и травы. Для нового лета и новой жизни.

- А та девушка, с которой ты встречался... - Руки все еще остро пахли травой. – Вы долго еще были вместе?

- Нет, даже до одиннадцатого класса не дотянули. – Он усмехнулся. – Она стала встречаться с другим. Это наказание мне было. За тебя.

Она слабо улыбнулась. Стала рассматривать под ногами текущий ручей. Почему-то вспомнилось, как Рэм учил ее плавать в том бассейне. А она, держась за бортик и отчаянно барабаня ногами по воде, искала взглядом Марата, думая, как ей стоит изогнуться, чтобы превратить собственное костлявое и бледное тело в сексуальный магнит для него.

- Как думаешь, надолго они забрали его? – спросила девушка, опершись руками о землю сзади. – Санитары выглядели такими суровыми. Я бы заплакала от страха.

- Мне кажется, он скоро выйдет. – Марат тоже взглянул в небо над их головами. – Это не тюрьма, а просто клиника. Да и Рэм ничего такого не делал...

- Бирка тоже ничего не делала. А они продержали ее там несколько месяцев.

Мимо в сторону санитарки прошло несколько взрослых людей. Рита узнала среди них Любовь Сергеевну. Пьяную женщину тащили под руки не менее хмельные собутыльники.

- Без него тут все распадется, – заметил Марат, будто бы продолжая мысли Риты. – Он держал их здесь на своей подпитке. Управлял, как куклами, направлял, куда ему нужно. Я это сразу заметил, как только увидел первых местных. По ним было заметно. Не бывает таких беззаботных и жизнерадостных людей, готовых работать за еду.

Рита молчала. Она тоже подозревала, что Рэм задавал фон тем, кто оказывался рядом с ним. Но в словах Марата все оказывалось каким-то извращенным, вывернутым наизнанку.

- Разве тебе не страшно? – едва слышно спросил Марат. Рита оглянулась на него.

- Страшно? Почему мне должно быть страшно?

Он усмехнулся, слегка переменив позу. Встряхнул затекшими руками.

- Ты каждый день как в Помпеях, у самого вулкана.

Поднялся ветер, который заколыхал голые ветви деревьев. Они стучались друг о друга с легким гулом, как китайский металлофон из бамбука.

- В смысле? Я не понимаю.

- Рядом с ним. Ведь он и на тебе пробует свои силы. Он всех использует, чтобы делали, как он хочет. Ты разве не чувствуешь?

- Рэм? Нет. – Рита неуверенно рассмеялась. Почему-то вдруг стало очень холодно, и она глубже запахнулась в пальто. – Рэм никогда не использовал на мне эти свои штуки.

Марат опустил голову.

- Ты уверена?

Легкое беспокойство кольнуло ее чуть выше сердца. На память пришло несколько странных воспоминаний, но она торопливо отогнала их прочь. Поднялась на ноги.

- Я знаю, к чему ты ведешь. И хочу тебя предупредить, что никогда в жизни не стану снова встречаться с тобой. Понял? Хватит с меня. – Она решительно направилась в сторону столовой. Потом остановилась и, сжав кулаки, развернулась. – И вообще, уходи отсюда, если тебе так не нравится. Никто тебя не держит!

Слезы и возмущение клокотали в груди, пока она возвращалась обратно, поднималась по лестнице, брала и откупоривала бутылку пива из общего пака, садилась рядом с дымящей Биркой на подоконник. Злоба, поднявшись, всколыхнула бесчисленное количество изломов, противоречий и трещин, которые за это время уже успели сложиться между ней и Рэмом. Перекипев и пойдя пеной, слова Марата выжгли одно единственное воспоминание из того лета в лагере. Это воспоминание, обросшее заиндевевшей коркой поверх давней раны, неожиданно вскрылось тупой ноющей болью, которая брызнула парой капель скопившегося гноя и ледяным осознанием. Ни в то лето, ни потом, ни сейчас. Она никогда не любила Рэма.

Прошло несколько дней. Дни стали горячее, солнце теперь припекало совсем по-летнему. Рита увлеченно копалась вместе с Биркой в большой теплице, сооруженной для ее травок, аптечных цветков и растений.

- Я почти не переживаю из-за результатов голосования, – приговаривала Бирка, орудуя маленькими граблями. – Ник молодец, у него перспективы, он видный и самоуверенный. Таким путь везде открыт.

- Думаешь, что-то изменится, если его выберут? – Рита подлила воды в вырытую лунку и вставила туда рассаду с куском дерна. – Здесь, в «Талосе»?

- Ой, да не знаю. – Бирка утерла тыльной стороной руки пот на лбу. Села на противоположный бортик, отдуваясь. Солнце за день успело нагреть воздух внутри, сделав его душным, пряным, плодотворным. – Не уверена, что это мое место. Я бы все-таки хотела запатентовать мое лекарство. Ведь прок-то есть! – Она улыбнулась сама себе, оглядывая поросль вокруг. Прибавила с теплой, почти материнской улыбкой. – Растите, мои хорошие. Вы вырастете, я вас соберу и сделаю еще больше таблеток, которые всех вылечат. Старых и больных. Безумных и грустных. Вообще всех на свете.

Рита тоже улыбнулась. Полила пересаженное растение еще раз, разровняла землю вокруг. Погладила нежные зеленые листки.

- Наверное, Ник поможет тебе, если все получится? – задумчиво спросила она. Бирка, отряхиваясь, поднялась и встала в дверях теплицы, доставая пачку сигарет.

- Известное дело, мы как-то так это все и задумывали, – ответила девушка. – Не знаю насчет того, как далеко меня пропустят... Но, может быть, лет через пять или десять я найду лекарство от рака. – Она рассмеялась, глядя через щель в двери на улицу. – О, смотри, этот твой идет.

Рита приблизилась к ней и выглянула наружу. В сторону санитарки шел Марат. В руках у него был скрипичный футляр. В нескольких шагах от него плелось несколько перепитых людей. Многие не смогли остановиться после празднования итогов предвыборной кампании и продолжали пить.

- Крысолов чертов... - сквозь зубы процедила Бирка, следя за вереницей пьяниц.

- Здесь такой бардак начался, – вздохнула девушка, снимая перчатки. – Мне даже страшно становится. Санитарка почти вся бухает дни напролет. Страшно даже приближаться туда. Такая грязь там...

Бирка ничего не ответила, в очередной раз затянувшись. Тлеющий уголек на кончике сигареты с хрустом продвинулся ближе к фильтру.

- Ладно, пойду, посмотрю, что он там устроил, – сказала скорее самой себе Рита. – И чего он тут вертится?.. Никто его не просит.

Бирка, выпустив ее, с усмешкой проследила путь девушки до санитарного корпуса. Потом вздохнула, вскинув брови, и, качая головой, затушила сигарету в пустой банке из-под кофе.

Оглядываясь по сторонам, Рита шла по заросшей тропинке к санитарному корпусу. За время отсутствия Рэма территория «Талоса» успела заметно подурнеть. Запущенные лужайки, за которыми никто не смотрел, выросшие груды мусора, которые никто не хотел убирать, испражняющиеся у отреставрированных веранд пьяницы и молодежь, черкавшая что-то на стенах: все стало напоминать город снаружи, такой же отстраненный, наплевательский, забытый, захолустный, с горьким послевкусием после утренней рвоты. Рите было жаль того, как все слазит и сходит на нет. Ей было жаль и самого Рэма: кажется, он был единственным, для кого это место хоть что-то да значило.

От постылых размышлений ее отвлекли Фиксер с Глотом, идущие от корпуса столовой.

- Эй, Маришка! – Фиксер взмахнул рукой. Девушка остановилась, улыбаясь.

- Привет, – сказала она. – Куда идете?

- Да в санитарку. – Они продолжили путь вместе. – Чёрчиль сказал, что чем больше народу будет, тем веселее.

- Кто?

- Да это Глот придумал. – Фиксер указал на смутившегося парня. – Для Марата. У нас же у всех есть клички, теперь и у него есть.

- Да? – Рите стало странно, как быстро Марата приняли в местный коллектив. – А почему у меня нет клички тогда?

- Как это нет? А Маришка? – Парни засмеялись. Рита тоже улыбнулась.

- Ладно, а почему Чёрчиль?

- Это потому, что от слова church, церковь, – сказал Глот. – Ну, он же по всякой там церковной теме. Поэтому Чёрчиль.

- Вот не пойму, - они поднимались на крыльцо, - Глот, ты же столько языков знаешь! Почему ты грузчиком-то работаешь?

- Да не знаю. – Парень смущенно сунул руки в карманы. – Законченного образования-то нету у меня. Я не могу учиться. Девять классов-то с трудом закончил. В школе говорили, что я этот, ну... - Он мотнул головой. – ЗПР, короче.

- Как ты тогда языки выучил?

- Да я не учил... - Они оказались внутри. В горле заскрежетал запах грязной одежды и мусора, частый спутник многодневных пьянок. – Оно само как-то. Я просто слушаю и понимаю, а потом говорю. А если меня спросить, что да как, я не смогу сказать. Так вот глупо.

- И сколько ты сейчас языков знаешь?

Глот прищурился, глядя вверх. В его улыбке и чертах было что-то детское, робкое.

- Так, ну, английский, немецкий, французский, испанский, итальянский, португальский. – Он кивнул. – Китайский, потом турецкий, корейский, немного татарского. Вроде бы все.

- Офигеть!.. Да тебе надо в переводчики идти, с таким знанием языков тебя с руками оторвут!

- Да я не могу. Не берут без образования.

- А получить?

- Пробовал. Не получается. Я, видимо, слишком тупой для того, чтобы учиться...

Они поднялись вверх по коридору, пока не вышли на рекреацию, в которой те, кто еще мог двигаться после длительного запоя, толкали и двигали стулья. Вдоль стены стояло несколько коек, на которых то тут, то там валялись в одежде тела. Кто-то кашлял. Кто-то вполголоса жевал проклятья и мат. По полу гремели и катались пустые бутылки. Все выглядели ужасно уставшими, понурыми, обессиленными, как в лепрозории. Грязные свалявшиеся волосы торчали в разные стороны.

Марат, распаковывающий инструмент в центре рекреации, разительно выделялся на фоне опухших, синевато-багровых лиц. Он был спокоен и нетороплив. Люди вокруг почтительно его огибали, рассаживаясь по стульям.

- А что здесь такое-то? – шепотом спросила Рита у Фиксера.

- Наверно, Чёрчиль им собрался на скрипке играть, – предположил парень тоже шепотом. – Ох, ну и воняет же здесь. Глот, открой там дверь и подопри ее чем-нибудь, чтобы не закрывалась. Надо проветрить.

Пока парни были заняты тем, что открывали окна и двери, Марат приступил к настройке скрипки. Струны стонали, пока парень вытягивал отдельные ноты цепкими, ловкими белыми пальцами. Люди вокруг продолжали рассаживаться. Рита тоже подошла ближе, заинтересованная. Марат, хмурясь, подкрутил колок, снова попробовал взять аккорд. А затем, нервно дернув смычком, внезапно разлил по аудитории кувшин богатой, зычной, переливающейся мелодии. Партия петляла и кривилась, обрастая то выразительными и могущественными крыльями, то сужаясь до бритвенно-отточенных щипков вверх по грифу. Мелодия взбиралась по параллельным тонам, разряжалась и снова цеплялась за основной мотив, возвращаясь к началу, раскаляясь добела, заставляя сердце биться мучительно и больно.

Оборвавшись одной темой, скрипка нежно запела и заиграла, разглаживая морщины и глубокие следы похмелья на лицах сидящих в рекреации. Один за другим, они выдыхали перегоревший спирт, вбирая взамен в легкие плодородную, успокоительную, щедрую мелодию скрипки. Рита сглотнула, почувствовав, что в горле пересохло, и устало оперлась горячим виском о прохладную стену. Ей вдруг показалось, что это не Марат играет, не его руки и плечи сейчас двигаются, не его пальцы безжалостно сжимают и отпускают струны: это звучит сама жизнь. Она знакома со страданиями маленького мальчика, умирающего от голода в кроватке за спиной пирующих родителей. Она знает, как радостно улыбается юная девушка, просыпаясь каждое утро в своей кровати под крышей многоэтажного дома. Она видела руки двух пожилых людей, сжавшихся в искренних объятиях. Она наблюдала за тем, как переломанный человек смотрит в небо над собой, теряя сознание и не видя вокруг себя склонившихся в ужасе свидетелей аварии. Она знает и принимает все, что происходит на земле. И все же, она продолжается, стройная, крепкая, многоцветная.

Рита очнулась от наваждения скрипичной музыки только тогда, когда Марат, с достоинством протянув финальный аккорд, отнял смычок от струн. Люди в рекреации рыдали и смеялись. Кто-то, трясясь и подвывая, крестился. Женщины оплакивали свою молодость, мужчины – упущенные возможности, многие – своих детей и близких, оставленных в другой жизни, по ту сторону пагубной привычки. Рита взглянула на круглый циферблат над головой Марата. Выступление длилось уже полтора часа.

- Рита, подойди, пожалуйста. – Она не сразу поняла, что он обращается к ней. Испытывая смущение, девушка вышла из-за спин и приблизилась к музыканту. – Можешь сходить до Бирки? Пусть принесет своего лекарства.

- Что? – Она не сразу сообразила, что нужно сделать. – Что нужно?

Он улыбнулся.

- Я их подчистил, – сказал он. – Теперь они действительно готовы меняться.

Она шла по направлению к столовой. Уже на крыльце она услышала грохнувшие входные ворота лагеря и настороженно оглянулась. На территорию «Талоса» въезжал потрепанный «Форд» Кибера. Остановившись на центральной площади, машина заглохла, попыталась завестись и окончательно замолкла. Оттуда царской поступью вышел Ник. В руках он нес ящик шампанского.

- Маришка, эгей! – крикнул парень, воздев руки с паком очередной порции алкоголя. – Зови Бирку! Пусть накрывает поляну! Вы имеете честь ужинать сегодня с депутатом городской Думы!

- Теперь-то заживем, теперь заживем! – приговаривала Бирка спустя час, сидя в шумной столовой подле избранника народа. – Я и не думала, что у нас получится. Ник, какой ты молодец!

- Ты как в первый раз, киса, - Ник приглаживал бороду, усмехаясь и попивая шипучий, пьянящий напиток. – Я еще и не такое могу. Да я горы сверну! Все будет, киса. Квартира своя будет, машина. Патент тебе сделаем. На Мальдивы полетим отдыхать!

- Иди сюда! – Они страстно поцеловались. – Я всегда верила в тебя. Мой депутат!

Рита грустно улыбалась, глядя на них. Торжествуя свою победу, они как будто бы забыли, что это Рэм стоял за победой Ника на выборах. Рэм, Леня, Фишка, Марат, она... Да все, кроме самого Ника.

- Маришка, - перехватив ее взгляд, сказал Ник и воздел руку с пластиковым бокалом. – Как Бес? Есть новости?

- Нет, - со вздохом отозвалась девушка. – Телефон не в сети. Как думаете, скоро его выпустят?

- Наверное, скоро, – неуверенно протянула Бирка.

- Надо бы его проведать. - Рита тоже отпила шампанского. – Как узнать, можно к нему или нет?

- Да хз, - Ник обнял Бирку за талию, привлек к себе. Они вместе захихикали. – У Беса был телефон Тимофея. Так-то бы позвонили, конечно. – Он отвлекся, жадно оглядывая изгибы тела своей спутницы. – Да его выпустят скоро, поди. Не в первый раз же.

Рита подлила себе еще шампанского. Алкоголь быстро дал в голову. Ела она только утром, поэтому уже после второго стакана язык развезло, стало смешно и радостно, легко и просто, как в незамысловатом фильме про американскую мечту. Все вокруг были приветливы и пьяны.

Вечер опустился на их головы не скоро, в это время года дни становились все длиннее. Рита стояла на крыльце вместе с несколькими молодыми людьми, Ником и Биркой во главе. По площади снова вращались машины, вздымая вокруг себя столбы пыли. Все весело разговаривали и шутили. Впрочем, среди них не было жителей санитарки. После принятого Биркиного лекарства они спокойно спали в проветренных, прибранных комнатах. Вспоминая выступление Марата в толпе алкоголиков, Рита испытала прилив нежности. И поэтому вздрогнула, увидев, как по дорожке от санитарки в их сторону неторопливо идет скрипач.

- Что празднуете? – спросил Марат, приближаясь к ним. «Какие у него глаза!.. - мелькнуло у Риты в голове. - Как у иконы».

- Нашу победу на выборах, – величественно кивнул Ник и протянул ему стакан с шампанским. – Присоединишься?

Марат улыбнулся. Его взгляд соскользнул на Риту.

- Хорошо. – Он взял стакан. – Почему бы и нет.

Они пили до самого рассвета. Часам к трем-четырем остались самые стойкие: Ник, который практически не спал, в сопровождении своей королевы-Бирки, Фиксер, Фишка, приехавшая с выступления в клубе, усыпанная с головы до ног блестками, еще несколько молодых людей и Рита с Маратом. Устав сидеть в столовой, компания поднялась на крышу корпуса и сидела там на раскладушках и матрасах, ожидая рассвета.

- Ты очень хорошо сделал сегодня, что пошел к этим людям в санитарку, – сказала Рита, сидя напротив Марата на груде матрасов. – Им очень нужна помощь. А всем все равно.

- Всем не все равно. – Ответил парень, крутя в пальцах прошлогодний высохший листок. – Просто обычно никто не знает, как поступать. Нас ведь никто этому не учит. Обычно учат не связываться и проходить мимо.

- Как у тебя это получается? Ты ведь очень сильный. Ну, со своей этой... суперспособностью. – Рита рассмеялась. – То, что у меня получается, это так тяжело и так мало по сравнению с тобой. Всего парочку трюков удается сделать.

- Есть один секрет, – согласился парень. – Просто нужно заниматься любимым делом. Не важно, работа это или нет, получаешь ты за это деньги или нет. В любимом деле ты раскрываешься и черпаешь из себя силы. И поэтому растешь.

Он протянул ей хрупкий листик. Она засмеялась, приняв его.

- Хорошо тебе, – вздохнула девушка, поразмыслив. – Ты сразу знал, что тебе нравится. А я не знаю. Ни для чего не гожусь.

- Это глупости. – Марат наклонил голову набок, задумчиво глядя мимо девушки в горизонт. – У каждого есть любимое дело. Просто ты не разрешаешь себе им заниматься. А как только начнешь, сразу станешь расти.

- Бирка, кисуня, солнышко! – услышали молодые люди. Ник помог Бирке подняться на будку, на которой стоял стул, а затем спрыгнул вниз и упал на колени. – Моя королева Бригит! Удостой меня своим вниманием! Услышь мои слова! Узри меня средь своих холопов! – Он распростер руки под общие смешки, широко улыбаясь и глядя вверх. – Будь моей женой!

Всех ахнули и зааплодировали. Бирка, неожиданно расплакавшись, закивала, торопливо спустилась со своего трона и, смеясь, обняла жениха. Они поцеловались под гром аплодисментов и свист.

- Да, я согласна!.. Согласна!.. – смеясь и смущаясь, воскликнула Бирка.

- Она согласна!

- Ребята, рассвет!..

Все оглянулись на горизонт. Постепенно накаляясь и краснея, он ширился и обливался янтарными бликами, пока наконец, собравшись с силой, из-за леса и горных верхушек не явился гладкий оранжевый бок нового дня. Наливаясь теплом и светом, солнце медленно тянулось вверх, забрасывая облака розовыми и сиреневыми тенями. Дружно и отчаянно грянули птицы, вознеслись стаями над верхушками елей и сосен. Солнце, распростав широкие лучи, величественно и торжественно поднималось по небу.

Встретив новый день, компания неожиданно продрогла и решила, что пора идти отдыхать. Рите не хотелось идти вместе со всеми. Став свидетелем столь пылкого предложения, она вдруг ощутила постылую грусть и горечь. Постаралась залить это чувство очередной порцией шампанского, но ничего не вышло. Захотелось плакать.

- Хочешь, останемся здесь? – спросил Марат, как всегда, верно определив ее состояние. – Новый день прекрасен не только рассветом.

Она коротко взглянула на него.

- Да, хорошо. – И, ежась, подошла к бортику на крыше. Утренняя прохлада, перемешанная с щедрым ароматом окружающего леса и горной свежести, пробрала от головы до пят.

- Держи. – Марат укутал ее пледом, который забыл кто-то из компании здесь наверху. Встал рядом, тоже созерцая начинающийся новый день. – Хорошо здесь, правда? Красиво.

- Да... - Рита глянула в свой стакан, наблюдая за поднимающимися пузырьками. – Стало так грустно почему-то...

Марат ничего не ответил. Его близость внезапно взбудоражила Риту, заставив коленки слегка подогнуться и задрожать. Сердце заколотилось в груди, обдав щеки и уши жаром. Она подняла голову, встретившись с его глазами.

- Какие у тебя красивые глаза... - пробормотала она, когда он, развернув ее к себе, крепко вжал в себя. – Как у иконы.

Они слились в долгожданном, пылком поцелуе, начало которому было положено еще несколько лет назад.