Новостные заголовки пестрили рассказами о событиях той страшной ночи, когда город сотряс взрыв и крушение здания Президиума. О последующей бойне, после которой вся главная улица нижнего города была засеяна трупами, как киборгов, так и мета-людей.

Насчитывалось более тысячи погибших вместе с теми, кто в то время продолжал мирную работу во благо Общего мира, не подозревая, что с минуты на минуту здание Президиума рухнет вниз. Включая всех офисных работников Безопасности, которых без предупреждения превратили в едва различимые друг от друга куски мяса.

И все же имя Лютера Блэкмана перекрывало все эти броские, приковывающие взгляд заголовки. Раскрытие личности гениального изобретателя и генерального директора «BLCKMN Labs.» потрясла всех. Спустя столько лет теорий и догадок он открыл миру свое лицо, представ на первом в своем жизни записанном на камеру интервью.

Перед интервьюером — высоким, коренастым мужчиной средних лет — сидел тот, кто так сильно контрастировал на его фоне.

Семнадцатилетний юноша с темными длинными волосами, острыми скулами и сведенными к переносице толстыми тяжелыми бровями. Одетый в дорогой пиджак, с декоративными часами, выполненными на заказ, в лакированных туфлях, в которых отражались не только блики осветительного оборудования, но и вся команда, оставшаяся за кадром.

Он сидел в кресле, устроившись на нем, как хозяин в собственном доме. Словно это не он пришел в гости в студию, а студия приехала к нему. Но, увы, Лютер не мог позволить себе пригласить съемочную команду на верхние этажи башни.

— Итак, Ваш андроид, — задал интервьюер вопрос, который волновал многих. — Вы не представили его на дне Единства, как планировали. Почему?

Блэкман расплылся в улыбке.

— Некоторые тесты заняли больше времени, чем мы планировали, — ответил он, избирательно подбирая слова. — Но могу с уверенностью заявить, что мне удалось создать идеальное подобие человека. Пренебречь обещаниями и графиком не так страшно, если результат настолько поразительный. Представьте себе создание, способное к самостоятельному обучению от и до, — он подался вперед, упирая подбородок в кулак. Взгляд его холодных, проницательных глаз заставил мужчину вдвое старше него поежиться. — В нем заложена только база: знание языка, простейшей арифметики, выход в всемирную паутину. Все то, что люди из раза в раз уверенно закладывали в искусственный интеллект и радовались, когда тот умножал пятнадцать на шесть. Представили? — он прищурился, повел носом, будто пытаясь почувствовать запах ответа. Удовлетворенно заулыбался. — А потом представьте, что вы отправили это создание в открытый мир. На произвол судьбы. С одной единственной целью — поиск определенного места.

А потом вы сидите, читаете отчеты и понимаете, что ваше создание, ваше изобретение учится и развивается, подстраиваясь под окружение, под обстоятельства. Вы видите, как формируется личность. Так же, как и у простых людей. Но! — он поднял палец, — в какой-то момент из отчетов вы понимаете, что ваше изобретение не просто учится, а испытывает чувства.

Интервьюер похлопал глазами, не в силах представить себе такое. Как это — искусственный интеллект и испытывает чувства, которые не были заложены в него программой? Ведь гормоны, ответственные за эмоции, как известно, синтезируются в совершенно разных органах живого, созданного природой человека.

— Я покажу вам ее, — широко, хитро и даже хищно улыбнулся Блэкман.

Как по команде, из-за кулис вышла девушка. Точная копия той, кто говорила пламенную речь на день Единства, обращаясь к своему отцу, чья личность оставалась неизвестной для общественности. Той, кто стал ярким символом революции. Но ее света не хватило для того, чтобы осветить темный мир достаточно сильно. Ее искры было недостаточно для того, чтобы пламя революции сожгло все на своем пути.

— Это Йени, — проговорил Лютер, поднимаясь с кресла. Он подошел ближе, оглядел ее так, будто видел впервые. — Или известная вам, как Юность. Она за свою недолгую, но насыщенную жизнь познакомилась со страхом, радостью, потерей, тревогой. И самое главное и мое любимое. Она узнала, что такое любовь. Сложно представить, но она влюбилась.

— Но..., — пораженно выдавил из себя интервьюер, разведя руками, — в кого? Мне и, думаю, всем нашим зрителям очень интересно узнать, кто смог заставить искусственный интеллект влюбиться.

Блэкман, любуясь, посмотрел на Йени, которая стояла рядом с ним неподвижно, лишь моргая. На ее лице застыла легкая улыбка, из-за которой она и казалась столь милой и обаятельной.

— В очаровательного, самоотверженного и очень жестокого человека, — четко разделяя слова проговорил Лютер. — В совершенно случайного подопытного, который волей судьбы стал первой любовью моего творения. Лекс Вега. Мутант. Убийца. Ныне покойный.

Он с интересом перевел взгляд на ошеломленного мужчину.

На долю секунды с лица Йени пропала улыбка. Но лишь на долю.

— Мой отец, Лютер Блэкман-старший, кто и был до меня и генеральным директором «BLCKMN Labs.», и одним из членов Президиума, положил начало разработок этого чуда, — продолжил говорить юноша, присаживаясь обратно в кресло. Йени стояла позади него там, где он ее оставил. — Но я оказался гораздо умнее его. Гениальнее.

— И скромнее, — с улыбкой отметил интервьюер. Лютер лишь снисходительно повел уголком губ. — А что с вашим отцом сейчас?

— Он умер три года назад, — равнодушно ответил Блэкман. — Рак.

Лгал и не красней. Но об этой лжи знал только он сам. Ведь отец скрывал свою личность задолго до смерти. Убить его во сне не составило проблем. Никто все равно ничего не знал бы. Все грехи, в которых общество винило Лютера, теперь упали на плечи его покойного отца: программирование киборгов на ненависть к мета-людям, запуск наркотиков по всему миру, тотальная слежка.

Блэкман-младший же улыбался с экранов всем своей очаровательной, но при этом лишенной любых искренних эмоций улыбкой. В глазах общества он был гениальным ребенком, который продолжил дело отца после его трагического и тяжелого ухода. Совершенный образ. Идеальный. Не разбиваемый.

— И последний вопрос, касательно Йени: Вы говорили, что назначите за нее цену, — он глянул на свой планшет. — Четыре с половиной миллиарда цифр. Это конечная цена?

Лютер задумчиво почесал подбородок.

— Начальная, — ответил он. — Мы откроем торги. Я хочу, чтобы Йени была собственностью того, кто действительно хочет обладать ею. Если жизнь теоретического наемника можно оценить в стоимость, за какую его выкупили с фронта, то мое изобретение бесценно. Но я готов рассмотреть все предложения.