Два года тому назад, Сан-Франциско.

Кровь застилала глаза и металлический её привкус наперебой с пронзающей болью во всем теле чувствовались настолько отчетливо, что Моника моментально перестала сомневаться в том, что это всё кошмарный сон - её действительно похитили и пытали. Впервые за все свои восемнадцать лет она столкнулась с опасностью лицом к лицу. Девушка попыталась пошевелиться, но её тут же пнули по животу. Боль пронзила внутренности и Моника застонала, едва сдерживая рвотный позыв. Она больше не плакала. Мать всегда учила её не показывать своей слабости и страха перед врагом. Но Монике так хотелось кричать, когда двое мужчин с усладой ударили её по рёбрам, вонзали лезвия в её нежную, молочную кожу, уродовали её лицо и тело. Похитители смеялись, пускали сальные шуточки и продолжали превращать девушку в растерзанный кусок мяса. Она не кричала. Не умоляла. Слезы не текли из её изумрудных глаз ручьем. Кровь шумела в ушах, текла из носа и разбитых губ по подбородку и образовывала лужицу под ногами. Последние несколько часов это было единственным приятным звуком, изредка заглушающим их мерзкий смех. Моника дважды теряла сознание из-за боли и каждый раз приходила в себя, надеясь увидеть родные лица сестры и брата, и понять, что этот ужас закончился. Только осознание, что, вероятно, о её похищении никто не знает, к сожалению, пришло не сразу. Она попыталась понять, как подобное могло произойти. И, кажется, поняла, когда вспомнила о том, что ресторан, где они с Пайпер обедали, подвергся нападению.

Моника была на все сто уверена, что это было спланировано для того, чтобы шантажировать её отца, когда кровь из носа марала её цветочное платье. Двое похитителей в масках выводили на её коже линии ножом, словно рисовали на деревянной дощечке, и злорадствовали. Один из них даже осмелился плюнуть в неё - Моника почувствовала вязкую слюну, противно скатывающуюся по щеке. Ей хотелось вскочить, порвать верёвку и размазать головы обоих об бетонный пол, но она едва находила силы, чтобы просто поверхностно и часто дышать, не испытывая боли - ломающей, разрывающей и непрекращающейся. Она чувствовала, как ненависть и ярость бурлят в крови, отравляют организм, потому что не способны найти желанного выхода. Моника не знала, сколько бы ещё продолжались эти круги ада, если бы сквозь дверной проём резко не полетели две бутылки, из которых торчали горящие куски ткани. Стекло разбивается и пылающая жидкость охватывает бетонный пол. Оба мужчины напрягаются. Один из них направляется к двери, чтобы разобраться, но получает пулю в плечо, стоит ему шагнуть за порог. Второй быстро соображает, в чём дело и вытаскивает из кобуры, закреплённой на ноге, пистолет, однако это его не спасает. Потому что в следующе мгновение раздаётся выстрел и мужчина падет на пол замертво, из дыры в его голове течет кровь, в стекленеющих глазах блестит страх.

Из-за едкого дыма слезились глаза и дышать становилось почти невозможно. Моника пытается высвободить руки из верёвки, но она слишком измотана и всё её тело вопило от боли.

В ту же секунду в дверь входит чья-то фигура, перепрыгивая упавшее тело подстреленного в плечо вышибалы. Он мычит и кряхтит от боли, но все звуки смешиваются с переполохом, творившемся за этими стенами. Моника пытается разглядеть фигуру, но всё, на что хватает её затуманенного взгляда, - это распознать мужское телосложение. Сердце Моники бешено бьётся, как будто старается вырваться из грудной клетки и сбежать. Грубые мужские пальцы осторожно обхватывают её худые запястья, девушка слышит звук разрезанной веревки, а после приятный холод окутывает эту часть тела, восстанавливая поступление крови в онемевшие кисти рук. Моника встаёт на босые ступни, но ноги отказываются слушаться и она практически падает. Но крепкие мужские руки вовремя обхватывают её за талию, а потом поднимают на руки. Сил протестовать нет и запах ягодного геля для душа, смешанного с хвоей и чем-то солоноватым - последнее, что запоминает Моника, прежде чем провалиться в темноту.