***

Скользнув по позолоченной колонне, последний лучик солнца спрятался за стенами города и вскоре растаял за горизонтом, негласно позволяя вечерним сумеркам занять престол уходящего дня.

Юный шах низко поклонился багряному зареву на западе и повернулся к слуге.

- Наш гость доволен? - спросил он устало, приближаясь к круглому накрытому к ужину столу.

- О, Повелитель! - Евнух грохнулся на колени и прижался лбом к полу. - Его Превосходительство Посол в абсолютном и невыразимом восторге от почестей, оказанных ему Повелителем.

Сарах смотрел на слугу и никак не мог отделаться от подозрений, что старый проныра привязывает к коленям какие-то мягкие приспособления вроде небольших подушек, чтобы не покалечиться во время усердных поклонов. Но расспрашивать евнуха, у шаха не было ни времени, ни сил.

Остановившись у стола, Сарах внимательно изучил расставленные на нем блюда. Имперская кухня довольно сильно отличалась от кухни И-Станбада, и, по мнению Сараха, была пресной и невыразительной.

Но привычка дело страшное. И вызвать несварение или изжогу у посла было бы как-то негостеприимно. Поэтому Сарах и потребовал от поваров приготовить ужин в имперских традициях. Впрочем, от традиционных и-станбадских блюд он так же не отказался. И потому на столе, помимо бесцветных мясных угощений, пестрили яркими красками соусы, салаты и сладости.

Улыбка тронула губы шаха, когда он посмотрел на любимое блюдо отца, но тут же исчезла, заставляя юношу нахмуриться.

- А где халва? - резко обернувшись ко все еще коленопреклоненному слуге, вопросил он.

- Я не знаю... - начал было евнух, но шах его перебил.

- Что значит, не знаешь? - удивился Сарах. - Сожрал все, небось, да? В стране траур! Халва должна быть на столе немедленно!

- Слушаюсь, мой Повелитель! - воскликнул слуга и, вскочив, бросился к выходу, в мгновение ока скрываясь за дверью.

Шах тяжело вздохнул и опустился в непривычно жесткое деревянное кресло, которые в Империи были обычным предметом интерьерной мебели.

- Нам нужны люди, Надим, - обратился он к советнику, который стоял чуть в стороне и с долей отеческого сочувствия смотрел на юного правителя. - Мы ходим по краю, и вот-вот рухнем в пропасть.

- Положение в стране шаткое, но пока нам нечего опасаться, - возразил мужчина. - Дворец находится под надежной охраной. Я отобрал лучших людей, на которых Вы можете всецело положиться.

- Они наемники. - Сарах потер виски и вскинул на воина взгляд. - Солдаты. А мне необходимы придворные. Кто-то, кто будет разбираться в этикете. Разбираться в тонкостях искусства и культуры. Да даже в приготовлении еды. Знаешь, чем я занимался сегодня весь день? Я бегал по дворцу и пытался привести всё в порядок. Торчал на кухне, с ужасом наблюдая за тем, как наемник с четвертого готовит имперский пудинг. Он приправлял его уксусом. Уксусом! А когда я спросил, зачем он это делает, мне ответили, что прапрапрабабка этого солдата готовила имперский пудинг именно так. Но эта достопочтимая прапра-анисе была родом из Султаната. Потом я ломал голову над тем, как распределить наемников по дворцу. И все бы ничего, но не делать же этих вояк евнухами ради четырех часов дежурства у врат гарема. Я учил их правильно кланяться, правильно говорить, правильно ходить и смотреть. И... я устал, Надим. Очень устал. Как же этот посол не вовремя явился!

- Повелитель, Вы все еще считаете, что это просто совпадение? - осторожно, чтобы не расстраивать и так не в меру уставшего мальчишку, спросил Надим.

- Я стараюсь в это верить. Хочу верить, - опустил голову Сарах.

Они уже неоднократно разговаривали с советником на эту тему. Надим выдвигал мудрые предположения, не согласиться с которыми было бы глупо. Но и согласиться невозможно.

- В любом случае, нам необходимо приложить все усилия, чтобы сохранить послу жизнь, - заключил Сарах, но по взгляду советника понял, что тому есть что добавить. - Что?

- Послу нельзя оставаться во дворце, - припечатал Надим твердо.

И, когда Сарах одарил его непонимающим и даже удивленным взглядом, пояснил:

- Повелитель, я воин и стратег, и потому привык думать как противник. Свои мысли по поводу безопасности посла я уже высказывал, но мы забываем о Вашей безопасности. Принц Андрэс помолвлен с вашей старшей сестрой, а, следовательно...

- Престол И-Станбада в случае моей кончины достанется ему, - глухо завершил за советника Сарах и тяжело сглотнул. - Думаешь, недавние события связанны именно с этим?

Надим пожал плечами.

- Не могу утверждать, Повелитель. Но и отмахиваться от такого предположения совсем неосмотрительно.

Вернулся слуга с халвой, и Надиму пришлось замолчать. Повисла гробовая тишина. Советник отошел в сторону и занял удобную для обзора всего помещения позицию. Сарах продолжал сидеть в кресле и думать над услышанным и сказанным. А евнух нервно суетился, растерянно размышляя над тем, уместно ли будет упасть на колени сейчас, или лучше подождать более удачного момента.

Тишину нарушили чьи-то шаги.

Сарах вскинул голову и уставился на вошедшего мужчину. Молодой, красивый, в расшитом золотыми нитями кафтане и распущенными волосами, черными волнами выбивающимися из-под белоснежной куфии. Он низко и почтительно поклонился, молчаливо приветствуя шаха, и выпрямился, пронзив Сараха глубоким взглядом.

Брови юного правителя взлетели вверх и удивленно изогнулись.

- А это еще кто? - вопросил он обескураженно, и краем глаза заметил, как поменялся в лице Надим, и с каким ужасом посмотрел на него евнух.

- Посол, - проблеял слуга. - Имперский.

В горле Сараха вмиг пересохло. Кончики пальцев онемели, и он не смел даже взглянуть на гостя, продолжая прожигать слугу взглядом.

Какой позор! Он вновь облажался. Но разве в том была его вина?

- Вы хоть таблички на них вешайте с именами, если вздумали переодевать! - отчаянно зашипел шах на слугу и украдкой пригрозил ему кулаком, удерживая от очередного падения на колени.

А потом призвал себя к спокойствию и, раскинув руки в стороны, направился к гостю с приветливой улыбкой.

- Мой дорогой друг! Я уже заждался Вас!

- Благодарю за оказанную мне честь, - заученно ответил Даггер, пытаясь не показывать окружающим, насколько он сбит с толку всем происходящим.

Если бы в прошлом он не встречал юного шаха, то уже давно заподозрил бы, что на троне сидит самозванец. Но лицо мелкого мерзавца, который позволил себе выбросить его кинжалы за забор, он не смог бы забыть даже через тысячу лет.

Это, несомненно, был сын покойного шаха. И он совершенно не годился для того, чтобы управлять государством. Но Даггер, естественно, не сказал об этом вслух. А только сдержанно улыбнулся в ответ на растерянную улыбку юного повелителя.

Каменное лицо гостя не внушало Сараху доверия. Не внушало оно и хорошего настроения. И уж, совершенно точно, не располагало на задушевные беседы и дружескую болтовню.

И все же этикет оставался этикетом, и Сарах с улыбкой, больше похожей на болезненную судорогу, пригласил гостя к столу.

- Прошу, мой друг, присаживайтесь.

Он указал имперцу на кресло и, дождавшись, когда посол усядется, опустился на свое место.

И вновь повисло молчание.

Сарах не знал, что говорить, а гость, похоже, так же проявлял уважение, и решил придерживаться традиции молчания за столом.

Сарах не возражал, и принялся за ужин. Да только ему кусок в горло не лез, и откушенная халва застряла в гортани. Впрочем, глоток вина исправил положение, и уже через несколько мгновений Сарах продолжил трапезу, мысленно подготавливая себя к далеко не самому приятному разговору, который последует за ужином.

Оказавшись за столом под пристальным надзором личного советника Повелителя и вездесущего евнуха, Даггер окинул взглядом столовые приборы, но, к своему неудовольствию, не увидел ни вилки, ни ножа, ни каких-либо других приспособлений для того, чтобы брать еду.

Решив было, что над ним снова издеваются, он поднял на шаха тяжелый взгляд, и увидел, как тот берет еду руками и отправляет ее в рот.

Значит, ничего оскорбительного в отсутствии приборов не было. И в И-Станбаде, видимо, придерживались тех же традиций, что и в Султанате, предпочитая обходиться без металлических предметов во время трапез.

Даггер немного успокоился и, ополоснув пальцы в стоящей рядом с ним чаше с чистой водой, взял в руки лежащий перед ним кусочек поминальной халвы. И, хоть имперец на дух не переносил сладостей, он все же съел традиционную поминальную еду, отдавая дань уважения покойному шаху, и таким образом выражая его сыну искренние соболезнования.

После этого шах и его гость приступили к основной трапезе.

Юный Повелитель ел молча, но как-то поспешно. Даггер, который не чувствовал голода из-за удушливой духоты, некоторое время просто наблюдал за ним, грея в ладони чашу с вином.

Лицо Сараха было наивным и простодушным. В каждом его движении, слове или взгляде ощущалась неловкость и неопытность. А эмоции, которые он так упорно пытался держать в узде, то и дело мелькали на его лице отчетливыми тенями.

Почувствовав на себе взгляд имперца, шах тоже посмотрел на него, и немного изменился в лице, очевидно не понимая причину столь пристального внимания.

- Мои повара чем-то не угодили дорогому гостю? - спросил правитель И-Станбада с вымученной улыбкой.

- Нет, все выглядит довольно аппетитно, - ответил Даггер, все так же не притрагиваясь к еде.

Что-то тревожило его в окружающей обстановке. Быть может духота, которая никак не хотела спадать. Но, вернее всего, его напрягал взгляд советника, который злобным коршуном взирал на него из угла.

Сарах через силу улыбнулся. Выглядело все и, правда, довольно аппетитно. А вот на вкус... Да, вкус подкачал. Как бы наемник, отправленный на кухню ни кичился своими познаниями в имперской кухне, вышло на удивление отвратно. Впрочем, Сарах ел, не подавая вида, тем самым заставляя гостя думать, что так и надо.

Вскоре, когда оба вроде бы насытились, Сарах дал знак убирать со стола.

Появилось несколько наемников, которые под видом слуг забрали почти нетронутые блюда и принесли кофе, чай, вино и сладости.

Теперь пришел черед бесед.

Традиционно во время трапезы в И-Станбаде не разговаривали, все беседы проходили за чашкой кофе или чая, или за бокалом вина. И вот этот страшный миг настал. Юный шах не знал, куда себя деть от волнения. Но хуже всего было то, что он не знал, как занять свои руки. Ширай, хоть и находился рядом с Повелителем, на руки все же не стремился, и, пристроившись у ног Сараха, выразительно посмотрел на человека, давая понять, что не расположен к тисканьям и объятиям.

- Предатель, - почти беззвучно шепнул Сарах игуане, и вновь посмотрел на явно заскучавшего посла.

Молчание затягивалось и становилось неловким. И Сараху пришлось импровизировать.

- Как погода в Империи?

- Полагаю, как и всегда в это время года, - ответил Даггер, чувствуя, как напряжение между ним и шахом стремительно растет, и вот-вот в столешницу начнут бить молнии прямо из потолка. - Иными сведениями я не располагаю, ведь я уже три недели как покинул родину.

- А у нас жара, - нелепо ответил Сарах. - Душно тут у нас.

Он натянуто улыбнулся и покосился на Надима, который, хоть и выглядел невозмутимо, казалось, вот-вот стукнет себя ладонью по лбу.

Сарах попытался исправить положение.

- А как Ваша семья? Все ли в здравии?

- Учитывая положение, в котором находится Император, я не стал бы за это ручаться, - уклончиво ответил Даггер, который пока не хотел открывать шаху все, что произошло с ним и братьями в ночь побега. – Но, если Вы получите какие-нибудь известия, я был бы благодарен за любые сведения.

Шах кивнул, давая понять, что не станет скрывать от посла то, что происходит в его государстве. А Даггер, тем временем, наблюдал за тем, как по приказу советника в малый трапезный зал вносят большие курильницы, источающие едва заметный дым, который скоро заполнит все помещение.

И вновь воцарилась тишина, разбавляемая лишь шелестом шагов удаляющихся слуг и пением ночных птиц.

Сарах был в панике. Он чувствовал, как ее тонкие нити оплетают все его тело, сковывая, сдавливая, сжимая... Слова не хотели рождаться. Мысли путались, перескакивая друг через друга и создавая в голове настоящую кашу. Юноша чувствовал себя разбитым и растерянным, и совершенно не знал, что предпринять. Но помощи ждать было не откуда. Приходилось выкручиваться самому.

- Как Вам в наших краях? - предпринял он очередную попытку завязать разговор. - Лето тут жарковатое. Впрочем, остальные времена года так же прохладой не отличаются. И все же летом лучше. Красивее.

- В сад меня не пустили, поэтому я не успел оценить природную красоту И-Станбада, - зачем-то пожаловался Даггер, и слуга, который не исполнил просьбу гостя, незаметно юркнул за спину советника. - Что же касается дворца, это восхитительное сооружение. Но и пугающее своими лабиринтами. В нем действительно можно легко заплутать и никогда больше не найти выход. Много ли неугодных сгинуло в его коридорах?

Сарах нервно рассмеялся.

- Ну что Вы, что Вы! - замахал он руками. - Тут невозможно потеряться или заблудиться. Просто идите туда, где прохладнее, и там обязательно найдете кого-то. Только не вниз. Там, если и найдете, то помощи Вам не окажут. Кандалы, там, мешать будут, решетки. В общем, только не вниз.

Шах вел себя очень странно, словно боялся, что его уличат в чем-то, о чем знать не положено.

Даггер в ответ на его слова лишь удивленно вскинул бровь, но ничего не сказал.

В зал вошли девушки с музыкальными инструментами, а за ними несколько танцовщиц в сопровождении двух женщин. Эти не прятали своих лиц. И их одежды сильно отличались от одежд обитательниц гарема. На них были потрепанные кожаные доспехи. Лицо одной из сопровождающих было рассечено уродливым шрамом.

- Иного выхода у меня нет, - очень тихо проговорил правитель И-Станбада в ответ на недоуменный взгляд имперца.

Даггер заметил, что щеки шаха заалели нездоровым румянцем, а в глазах появился несвойственный ясному рассудку блеск. Не хватало только обветренной корочки на губах, чтобы довершить образ. Вот только чей это был образ, и для чего потребовалось его довершение, Даггер так и не сообразил. Ведь образ тут же ускользнул от него, и он благополучно о нем забыл.

- Это Ваш гарем и Ваш дворец, Вы вольны делать, что пожелаете, - ответил имперец, чувствуя странную легкость в голове. Можно было бы подумать, что его отравили, но Даггер не ощущал иных признаков яда в своем теле. - Меня всего лишь удивило такое количество наемников во дворце в столь смутные для королевства времена. Но, если Вы доверяете этим людям, я так же буду спать спокойно, зная, что они надежно охраняют своего Повелителя.

- Я им доверяю, - с полной серьезностью ответил шах, и женщина со шрамом хищно оскалилась, отступая в тень.

Сарах же действительно чувствовал себя в безопасности в окружении этих людей, и, когда в зале появились наемники, немного расслабился.

Заиграла приятная музыка, ненавязчиво проникая в сознание, и юноша почувствовал, как в его ногу уперлась голова Ширая.

Улыбка тронула губы Сараха, и он потянулся за своим хладнокровным другом, подхватывая его на руки и усаживая к себе на колени.

- Скажите мне, дорогой гость, отчего в Вашей стране такая нездоровая тяга к пыточным инструментам? - спросил он, поглаживая Ширая по кожаным чешуйкам. - Это же невыносимо! Все тело костенеет в считанные мгновения. Вам, правда, такое по душе?

- Что именно? - имперец покосился на монстра, который взобрался на колени к шаху, и с отвращением поморщился.

- Мебель, - соизволил пояснить правитель И-Станбада.

- Мы не привыкли долго сидеть за столом, - ответил Даггер. - И даже во время пиршеств всегда находится занятие более увлекательное, чем неумеренное поглощения вина и пищи.

Сарах усмехнулся.

- Жадничаете? - спросил он с улыбкой. – Хотя, надо взять на заметку. И подарить такие кресла излишне прожорливым слугам.

Он покосился на евнуха, и тот, ну кто бы сомневался! упал на колени, уткнувшись лбом в пол.

Сарах же, тихо посмеиваясь над слугой, дал знак тому подняться и вновь обратил свое внимание на гостя.

- И все же... может быть на подушечки? Смотрите как им одиноко там в углу. Вашу мебель уважили, надо и нашей отдать почести.

Даггер не стал возражать. Лежать, развалившись на подушках во время обсуждения важных дел, казалось ему дикостью. Но он был далеко за пределами Империи, и здесь дела решали именно на подушках, полулежа и в дыму от дурманящих трав. Такие сказки он слышал в детстве, и эти сказки сейчас воплощались в жизнь.

Перебравшись вслед за шахом к указанным подушкам, Даггер присел на них и почувствовал неожиданную прохладу, которая заползала с террасы, вытесняя горячий воздух вверх.

Захотелось расстегнуть верхнюю пуговку кафтана и снять с головы куфию, но имперец не позволил себе вольность, не желая оскорбить шаха. Он сидел, словно жердь проглотил, и пытался понять, чем это лучше стула. А юный правитель тем временем разлегся на подушках как на ложе и ласково тискал свою зверюгу, с мягкой улыбкой глядя на посла.

Сарах довольно зажмурился.

На подушках было удобнее. Легкая прохлада ласкала разогретую кожу юноши, а подоспевшие слуги с опахалами только добавляли обстановке уюта.

- Вы слишком напряжены, дорогой друг, - проговорил Сарах, обрисовывая взглядом статную фигуру имперца. - Расслабьтесь. Никто в этом зале не причинит Вам вреда.

Но посол в ответ на его слова даже не пошевелился, не сводя настороженного взгляда с Ширая, который, словно решив поддразнить гостя, отвечал ему таким же пристальным взглядом.

- Быть может, мне стоит позвать наложницу? – снова заговорил Сарах, пытаясь прервать эту игру в гляделки, устроенную игуаной и человеком. - Женская красота станет прекрасным дополнением приятного вечера.

Упоминание очередной анисэ заставило щеку Даггера нервно задергаться.

- К слову о наложницах, - сказал он, выискивая взглядом куда-то запропастившегося евнуха, который клялся, что поведал шаху обо всех его просьбах. - Не сочтите за оскорбление, Повелитель, но я предпочел бы коротать свои ночи в одиночестве. Дабы избежать неверного толкования моих слов, буду с Вами предельно откровенен. Мне претит любая близость с людьми, и я хотел бы, по возможности, избегать ее.

Глаза шаха удивленно округлились, и он даже приподнялся на локте, с интересом разглядывая гостя. Даггер не знал, что у юноши на уме, но все же сказал:

- Если Вас беспокоит судьба Вашей сестры, с которой нас связывают некие обязательства, спешу уверить, что, если мы в итоге свяжем себя узами брака, я буду предельно внимателен к ней, и никогда не нанесу ей оскорбления пренебрежением к ее телу и чреву. Но до этого счастливого момента мне бы не хотелось приближаться к женщинам.

Сарах честно пытался осмыслить все услышанное, но мысли разбегались в разные стороны. И все же последняя фраза посла заставила юношу спросить:

- Тогда, быть может... хм... наложник?

Он помнил, что в Империи подобные связи не приветствовались, но так же помнил, с каким блеском в глазах имперские послы принимали такие дары.

Даггер едва удержался от мучительного вздоха.

Ох уж эта южная гостеприимность! Откажись он от мужчины в своей постели, ему, в итоге, предложат козу, лишь бы он только остался доволен.

- Я бы выпил вина, Повелитель, - уклончиво ответил имперец, не желая оскорблять шаха очередным отказом. - Ни в чем большем я не нуждаюсь.

Сарах лишь усмехнулся, но так и не получив прямого ответа, решил не настаивать. Он дал знак принести гостю еще вина, и, когда слуга наполнил чашу в руках посла, спросил, словно невзначай:

- Как Ваше увлечение кинжалами? Все еще держите на меня обиду?

- Признаться, до нашей встречи я думал, что забыл о Вашей выходке, - Даггер хмыкнул, вспоминая тот памятный, ненавистный день. - Но я вспомнил о ней, едва увидев Ваше лицо. И меня, боги свидетели, до сих пор гложет досада. Я любил те кинжалы больше, чем что-либо в этом мире. Больше, чем свою покойную мать. Но это в прошлом. Утерянное не вернуть. А таить обиду вечно, это дурной тон.

Он улыбнулся в знак того, что готов забыть неприятный инцидент. И сделал несколько глотков терпкого, сладкого вина.

- Быть может, однажды, я смогу возместить Вам утрату, - задумчиво проговорил Сарах.

Не то, чтобы он чувствовал свою вину за содеянное. Наоборот даже, считал, что заносчивый грубиян полностью заслуживал лишиться тех злополучных кинжалов. Но все же подумывал однажды вернуть ему равноценные по стоимости клинки.

Да только загвоздка была в том, что те кинжалы были действительно неповторимыми. И найти даже мало-мальски похожие на них Сарах не смог ни в одной оружейной И-Станбада.

- Не стоит беспокоиться, - проговорил Даггер в ответ. – Я давно смирился с потерей.

- И все же я хотел бы сделать это ради нашей с Вами дальнейшей дружбы, - твердо заявил Сарах. - Утром я провожу вас в мою сокровищницу, где Вы сможете выбрать любое оружие на Ваше усмотрение. Если, конечно, доживу до утра.

Даггер, услышав подобное заявление, взглянул на шаха, и увидел тень сожаления на его юном лице, которое больше не казалось детским. На нем застыл отпечаток скорби, такой глубокой, что трудно было себе вообразить его душевную боль.

Имперец и сам не понял, когда в его сердце зародилось сочувствие к юноше, который, судя по всему, был еще не готов потерять отца и возглавить королевство. Но обстоятельства вынуждали его принять на себя бремя правления, чтобы защитить то, что у него осталось. И тех, кто был ему дорог.

- Если мне вернут хотя бы то оружие, с которым я сюда явился, уверяю, что ни один враг не подойдет к Вам живым, - проговорил Даггер, чувствуя внезапно вспыхнувшую в нем необходимость защищать этого юнца даже ценой собственной жизни.

Это показалось имперцу странным, так же, как и собственная пламенная речь. И дурман, который окутал его разум туманным покрывалом покоя, так же не прибавлял уверенности в здравии собственного рассудка.

Сарах улыбнулся. Он знал, чувствовал, что рядом с имперцем ему не грозит опасность. И это ощущение теплом разливалось по телу, рождая в груди трепетную нежность и искреннюю благодарность.

- Вам его вернут, - заверил шах посла и приподнялся.

Тихая музыка, благовония из курильниц и добрая чаша вина сделали свое дело. Сарах расслабился и ослаб. Мысль об этом озарила сознание неожиданно и болезненно, и потому юноша решил завершить эту встречу.

- Мы оба устали, - проговорил он. - Жара выматывает сильнее труда. Вас проводят в ваши покои. И, обещаю, никаких наложниц. И наложников.

Даггер сдержанно поблагодарил шаха, в душе чувствуя легкую досаду от того, что придется уйти.

В дыму дурманящих трав, который заполнил всю комнату, ему чудилось нечто, чего никак не могло быть.

Ему казалось, что он сидит на палубе корабля. Он мог поклясться, что слышит крики чаек и шум волн, и заунывную песню пьяного моряка, доносящуюся из трюма.

Сейчас он словно находился в двух местах одновременно. Ему даже казалось, что он чувствует привкус соли на своих губах. А еще жар чужого поцелуя, след от которого пульсировал на обветренной коже его уст.

Он слышал скрип мачты. Чувствовал дуновение холодного ветра. Видел всполохи грозы на горизонте, и нескладную юношескую фигуру у борта кормы.

Имперец протянул руку вперед, пытаясь поймать возникший перед его взглядом мираж. Сердце болезненно ёкнуло и оборвалось, пронзенное острыми осколками боли. Юноша повернулся к нему и, прислонившись спиной к борту, осел на палубу. В глазах его застыла скорбь, которая рвала душу Даггера на части. Он знал, что это не его чувства, и в то же время они были частью его существа. Его внутреннего мира, который он так старательно скрывал от других.

Юноша, что сидел напротив него, не видел ничего перед собой, кроме собственного горя, которое, казалось, разъедало его изнутри. Даггер подался вперед, пытаясь сказать ему, что все будет хорошо, что он по-прежнему рядом. Но чьи-то руки удержали его на месте.

Имперец моргнул, и сквозь ночную мглу и всполохи молний увидел лицо юного Повелителя, который с беспокойством вглядывался в его глаза.

- Андрэс, что с Вами, Вам нехорошо? - спросил шах и тут же приказал советнику позвать слуг и девушек из гарема.

Мужчина стрелой вылетел из зала, а Даггер ответил, бездумным движением стаскивая куфию с головы шаха, одновременно и узнавая, и не узнавая его:

- Слишком много трав, мне кажется. Вы доверяете своему помощнику? Он... хочет меня убить?

Сильные пальцы имперца сжались на ткани куфии, и та с легкостью соскользнула с головы Сараха, падая на пол.

Посол пошатнулся, и шаху ничего не оставалось, как поддержать его. Но тело имперца оказалось слишком тяжелым для юноши, и он медленно опустился вместе с ним на пол.

Посол бредил. Говорил об убийствах. Говорил о доверии. И Сараху, вдруг, показалось, что они уже говорили когда-то о чем-то подобном. Но, когда именно, юноша вспомнить не мог.

А в ночном небе ярко сияли звезды. Низко стелился туман, обволакивая двоих, притаившихся на земле. И было так спокойно в этом уединении, так невыразимо хорошо.

- Я не оставлю тебя... - пальцы сжимают большую ладонь, шероховатую от постоянной соли и канатов, грубую и нежную одновременно. - Не оставлю...

Шепот слетал с губ Сараха. Пальцы скользили по побледневшему лицу мужчины. И, казалось, что в свете луны кожа того светится мягким перламутровым сиянием.

- На рассвете... когда они придут...

- Кто? - посол, нахмурившись, смотрел в глаза Сараха, и шах тряхнул головой.

Наваждение исчезло. Туман рассеялся, и звезды скрылись за высоким, искусно украшенным потолком.

- Повелитель! - вернувшийся Надим оказался рядом с шахом в считанные мгновения.

Тут же показались несколько женщин, которые коршунами нависли над правителем и его гостем.

- Все хорошо, - отозвался Сарах, давая понять, что ничего страшного не произошло. - Жара... такая коварная. А в сочетании с благовониями... Это просто переутомление.

Даггер тяжело дышал, заполняя легкие новыми порциями дурманящего дыма. Но женщины уже уносили курильницы и открывали все двери, чтобы проветрить помещение.

Вскоре дышать стало легче, и имперец осознал, что до боли сжимает ладонь шаха в своей. Он попытался разжать пальцы, но они не слушались его, сделавшись деревянными.

Понадобилось еще несколько минут, чтобы его тело пришло в себя от шока, вызванного галлюцинацией. Мышцы понемногу расслаблялись, и имперец, наконец, отпустил бледную, худую ладонь Повелителя.

Шах даже не подал вида, что ему больно, хотя Даггер отчетливо видел, как побелевшая кожа на его ладони начинает стремительно краснеть.

- Я прошу прощения, - проговорил имперец сипло. - Вам не о чем беспокоиться. Со мной все хорошо.

Он поднялся без посторонней помощи. Но, когда одна из анисэ поддержала его за локоть, он кивнул ей с признательностью.

- Дальше я сам, благодарю.

Даггер отстранился от девушки и поклонился поднявшемуся с подушек шаху, который так и не удосужился вернуть на голову куфию и выглядел так же растерянно, как и сам имперец.

- Я нижайше прошу Вас об утренней аудиенции, Повелитель, - проговорил Даггер, чувствуя все больше уверенности в ногах. - Нам нужно многое обсудить на трезвую голову.

- Да. - Кивнул Сарах, тоже понемногу приходя в себя. - Да, конечно... Утром... и... Андрэс, прошу Вас, не отсылайте хотя бы мальчика. Подмастерье лекаря... он сможет помочь, если Вам вновь сделается дурно.

Даггер кивнул. Лекарь под рукой и, правда, будет к месту.

Поблагодарив шаха за заботу, имперец покинул трапезный зал в сопровождении слуги и двух наемников.

И, когда вошел в покои, попросил сидящего у стены мальчика дать ему какой-нибудь настойки, которая выводит дурман из организма.

Подмастерье порылся в своей корзинке, и вскоре Даггер приложился к крошечной глиняной бутылочке, в два маленьких глотка осушая ее.

- Теперь Вам захочется спать, - сказал мальчик, когда Даггер сел на свою кровать, стаскивая с ног обувь. - Так и должно быть. Наутро дурман полностью уйдет из вашего тела.

Имперец поблагодарил его и, завалившись на кровать, думал, что отключится сию минуту.

Но, несмотря на лекарство, его еще долго одолевали мрачные, тревожные мысли, которые лишь спустя несколько часов плавно перетекли в беспокойный, сумбурный и изнуряющий сон.

***

Неожиданная слабость гостя вызвала в малом зале нешуточную суматоху.

Суетился, в основном, Сарах. Юный шах метался по залу, в панике теребя длинную косу, которая уже через считанные мгновения напоминала помело, и без конца причитал: «Нам конец!»

Надим пытался успокоить правителя, но после трех неудачных попыток бросил эту затею и просто ждал, когда юноша выдохнется. А евнух, напротив, вел себя очень активно, видимо вознамерившись проломить пол своим лбом и коленями, на которые падал каждый раз, когда Сарах поворачивался в его сторону. И только оставшийся в покоях наемник с опахалом, надышавшись успокаивающих благовоний, продолжал меланхолично обмахивать давно пустующие подушки.

Спустя почти час в малый зал явился еще один наемник. Он доложил, что посол благополучно уснул, и только после этого Сарах немного успокоился.

- Ну все, - обессиленно опустившись на жесткое имперское кресло, обреченно выпалил шах. - Нам объявят войну. Мы чуть не убили принца.

- Не стоит паниковать, - с очень сильным запозданием посоветовал Надим. - Ничего с ним не станется. От благовоний еще никто не умирал.

- Он думает, что ты хотел его убить, - пожаловался Сарах, и одним махом осушил бокал с вином. - Так и спросил: «Он хочет меня убить?».

- И что Вы ответили? - на лице мужчины отразилось искреннее любопытство.

- Конечно же, сказал, что нет! Что за вопросы?! - обиделся шах. - Мне еще тебя потерять не хватало.

- Вам стоит отдохнуть, - пряча добрую улыбку, проговорил советник. - Если наш гость не дурак, он сделает правильные выводы и не будет рубить сгоряча.

- Ему нечем рубить, - выдохнул Сарах. - Он пользуется кинжалами. Просто горло перережет, и все. Ох! Ну что за невезение?

Надим приблизился к Повелителю и помог ему подняться.

- Я провожу Вас в покои, - сказал советник, забирая у шаха бокал с вином и отставляя его в сторону. - Поспите, придете в себя. Утро решит все проблемы. Вот увидите. Хорошие мысли приходят в ясную голову.

Сарах не стал противиться. Благовония и вино кружили ему голову и расслабляли тело, которое всячески противилось бодрствованию. И потому шах позволил Надиму увести его из малого зала. Советник убедился, что Сарах благополучно лег в постель, и приказал двум наложницам оставаться подле Повелителя всю ночь.

Девушки, с которыми Сарах был очень дружен, окружили парня заботой и вниманием. Переодели его, расчесали спутавшиеся волосы и укрыли легким как дуновение ветерка покрывалом. Сами же разместились у кровати на подушках и ласково запели.

Тревога еще роилась в мыслях Сараха, но и она не смогла противостоять усталости и нежным голосам анисэ, и вскоре юноша погрузился в очень крепкий сон.