Стук каблуков, невысоких и достаточно удобных, эхом отдавался в пустых комнатах огромного дома. Джулия Эрман ненавидела нижние этажи своего жилища за то, что там всегда царила холодная роскошь, показная и отвратительная глазу, который сотни тысяч раз видел трущобы окраин и исхудавших, голодных людей, там живущих.

Приступы агорафобии просыпались в ней все чаще - иронично, ведь страх настигал дома, там, где любой нормальный человек чувствует себя в безопасности. Она же не могла быть уверена, что завтрашний день не станет последним. Боялась, конечно, вовсе не за свою жизнь, и без того прожитую слишком насыщенно - так, что калейдоскоп событий давно комом подбирался к горлу и душил, душил, душил... Больше всего миссис Эрман приводила в ужас одна только мысль, что однажды ее дети, дорого любимые нежные существа, пострадают из-за собственных родителей.

Конечно, к этому все и шло. Эрманы поставили на карту все - отчаянно, будто игроки, чьей последней ставкой могла стать только собственная жизнь. О, если бы только собственная!

Джулия много раз корила себя за то, что согласилась на миссию. Вот и сейчас, отмеряя метр за метром, с каждым шагом все ближе и ближе подходя к блестящим раздвижным дверям лифта, она чувствовала, как липкие щупальца тревоги ползут по коже и наконец сжимаются на горле. Хотелось закричать от бессилия, упасть на колени и лупить кулаками начищенную чуть ли не до дыр плитку, пока кровь не обагрит ее слишком совершенный цвет.

Откуда ей было знать, что совсем скоро кровь обагрит здесь каждую комнату?

Как только короткий звуковой сигнал и легкий толчок сообщили о том, что кабина лифта двинулась вверх, женщина достала из кармана пиджака маленький наушник, вставила его в ухо и с облегчением уловила протяжные гудки. На том конце связного устройства ее должен ждать Джейсон... Нет, он ждет ее.

- Джул?

"Джул".

Так ее называл только он.

Удивительно, как один только звук его голоса может заставить все внутри замереть в сладком трепете и тут же расслабиться, ощутить защиту на хрупких плечах. Пусть он был сейчас за десятки кварталов, в своем офисе, Джулия будто физически чувствовала ту самую каменную стену, которую подарил брак. Могла нащупать ее, подхватить вирус беспочвенной уверенности с холодных камней, излечить разум от тревоги...

- Ты один?

- Да, дорогая. Как ты?

- Все хорошо. А ты?

- Нормально. Да, Джул... Все хорошо.

Сердце сжалось от щемящей боли - не за себя, нет, за него. Ее бедный, дорогой Джейсон, будто постаревший на десяток лет всего за последние несколько месяцев. И все потому, что Джулия ввязалась в это дело. Сколько бы разум не напоминал, что решение они приняли вместе, женщина знала: вина лежит на ней.

Ведь это она не выдержала первой. Не смогла больше закрывать глаза и молчать, пока другие раздирали горло в крике помощи. Ее не остановил ни страх, ни опасность. Джулия Эрман взглянула в лицо неминуемой смерти и пошла ей навстречу, повела за собой своих близких... Стоило ли оно того? Стоит ли?

Да. Да. Конечно, да. Она повторяла это, будто мантру, уже много дней. Они спасут тысячи людей из рабства. Их дети останутся живы и получат в наследство не нажитые чужой кровью миллионы, а новый мир - свободный, справедливый, чистый. Не ту иллюзию, которую им преподносят в агитационных плакатах каждый день, а общество, созданное людьми для людей.

А смогут ли они создать этот мир? Смогут ли избавится от червоточины в самом сердце тех, кто должен был стать оплотом угнетенных?

- Ты должен связаться с базой.

Больше всего Джулия боялась того, что правда разобьет его на мелкие осколки так же, как разбила ее. Что Джейсону придется снова собирать себя по кускам, учиться смотреть на мир и прожитую жизнь заново. Боялась, что осколки изрежут в клочья веру в сердце ее мужа.

Женщина сделала глубокий вдох - последний, она обещает - и произнесла тихо, но безжалостно ясно:

- В наших рядах предатель. И это еще не самое худшее, что ты должен услышать.

На том конце наступило молчание, такое густое, что на мгновение Джулии показалось, что устройство вышло из строя и она просто не слышит голос мужа. Однако скоро он опроверг это опасение.

- Ты уверена?

- Да.

- Знаешь, кто это?

- Да.

Снова пауза. Как же сложно...

- Джул? Почему ты молчишь?

- Все не так, как мы думали, Джейсон, - она с удивлением отметила, что в голосе прозвучала непреклонная сталь, и снова сделала глубокий вдох: с ним из легких улетучились и остатки спокойствия. - Нас обманули. Все это...

Тогда, когда с губ уже готовы были слететь жестокие слова не менее жестокой правды, сердце замерло в груди, сжалось, будто преступник, ожидающий своей казни.

Где-то там, вдалеке, звучали выстрелы.

Выстрелы.

- Джейсон? Джейсон, уходи оттуда, слышишь!

Ответа не последовало. Только тяжелое сопение, будто он куда-то бежал, однако Джулия знала: из кабинета в его офисе лишь один выход, который, наверняка, уже заблокировали.

Только не кричи, только не кричи, не кричи...

- Джейсон? - она скорее умоляла, а не звала его. Умоляла успокоить, сказать, что это не за ним, что...

- Забирай детей и уезжай. Уходи из дома. Живо!

Холод пробрался под кожу и заморозил кровь, что стучала в висках. Хотелось захлебнуться рыданиями, но слезы не шли.

- Джейсон... - шепот сорвался с губ и повис в воздухе. - Я люблю тебя, слышишь? Очень.

Пауза. Снова чертова пауза, и она уже подумала, что не услышит ответ, что любимый голос звучал для нее в последний раз, но нет. Судьба оказалась не столь жестокой.

- Я тоже люблю тебя, Джул.

Эти слова Джулия Эрман несла в себе, будто охранный талисман. Хотела швырнуть их в лицо тем, кто посмеет осквернить порог ее дома, кто посягнет на жизнь ее детей в их собственном жилище. Когда двери лифта плавно, будто шутя, разъехались в стороны, она уже выхватила из кобуры на спине, под идеально отглаженным пиджаком, пистолет. Однако коридор пустовал.

Успела.

- Элиссон! Элиссон, доченька, где ты?

Сердце бешено колотилось в груди, пока глаза обшаривали комнату за комнатой, а ноги без устали бежали, бежали, бежали... Только бы найти Элиссон!

- Миссис Эрман?

Еще раньше, чем зрение сфокусировалось на фигуре няни ее детей, Джулия Эрман направила на служанку дуло пистолета с удивительным хладнокровием. Только рваный вздох, быстро подавленный, выдал нервозность.

- Это ты... - женщина опустила оружие. - Найди Элиссон и делай все, как мы задумали. Я заберу Тима и Джонатана.

- Как скажете, миссис Эрман.

Внутренности будто разрывали на части: одна хотела броситься вслед за няней, найти младшую дочь, увидеть ее еще раз, другая рвалась прочь из дома, к Джейсону, а третья упрямо заставляла ноги двигаться вперед и вела к сыновьям.

"Все будет хорошо, - мысленно повторила Джулия. - Мы все предусмотрели. Такой исход был очевидным. Они не знают, у кого чертежи. Дети не пострадают".

Дети не пострадают.

Джулия взбежала по плавно заворачивающей влево лестнице на второй этаж и позвала по имени сыновей. Она старалась, чтобы голос звучал уверенно, чтобы в нем не скользили жалобные нотки, однако получалось из рук вон плохо.

За одной из дверей послышался топот ног - и на порог вылетели, чуть не сбив друг друга с ног, близнецы Тим и Джонатан, самые младшие члены семьи. И на лице Джулии, изможденном смертельной тревогой, появилась горькая улыбка. Она проникала в самое сердце, заставляла замереть на мгновение и ощутить прикосновение печальной, но теплой руки.

На озорных лицах детей эта улыбка вызвала только минутное замешательство. И Джулия завидовала им: каким же беззаботным они видят мир, где живут... О, она бы хотела смотреть так же - сквозь призму собственной наивности и невинности! Пусть это неправильно, эгоистично - ей плевать. Неужели человек не имеет права лелеять в сердце любые сокровенные мысли? Неужели не может мечтать о несбыточном, о том, что стыдно произнести вслух?

- Идем... Я отвезу вас в одно очень интересное место.

- Правда? - глаза близнецов снова засверкали радостью, что, будто острый нож, впилась в сердце их матери. - Мама, мама, куда, скажи? Мама!

То ли звучащие наперебой детские голоса, то ли скрутившее живот волнение вызвали головную боль, и Джулия едва заметно скривилась. Она взяла за руки детей, так, будто держала их в последний раз, и повела за собой. Знала, что стоит поторопиться, но маленькие ноги близнецов и так едва поспевали за ее широким шагом.

Идти через холл было опасно, поэтому Джулия завернула направо, к черному ходу, где всегда стоял запасной аэрокар, готовый в любой момент вывезти их из города. Сердце бешено колотилось в груди, а настойчивые голоса детей сливались в ушах в один сплошной гудящий звук. Страх. Ей было до смерти страшно.

А ведь еще нужно пройти столько комнат...

...

Каково это, умирать? Это больно? Это страшно? Успевает ли что-то почувствовать человек, чье сердце прорезает пуля? Может, он хочет плакать или кричать, хочет сказать что-то напоследок?

Единственное, что могло вызвать в Джулии Эрман панику, свести с ума и заставить забыть обо всем - мысль о детях. Она жила для них. Ради них. Готова была и умереть. Однако когда-то ломаются даже самые сильные из нас, а она такой не была - только одна маленькая женщина, выступившая против огромной системы. Очередная жертва. Очередное скрытое преступление.

И для того, чтобы сломать ее, достаточно было нескольких автоматных очередей.

Может, будь все по-другому, они бы успели. Но кто знал, что, когда ее рука ложилась на ручку двери, с другой стороны ждало черное дуло? Кто знал, что именно сейчас автоматная очередь изрешетит не только ее грудь, но и ее душу, ведь последнее, что услышит угасающее сознание - детский крик. Тонкий, надломленный, как порванная струна. Порванная жизнь. Порванная плоть.

И последнее, на что будет способно смертельно раненное тело - закрыть собой детей. Милых мальчиков, на чьем лице больше никогда не появится улыбка. Невинных существ, которые никогда не узнают, насколько грязен этот мир. Она не скажет им. Нет, конечно, не скажет... 

Последнее, что сделают руки - прижмут к себе быстро холодеющие ладони Тима и Джонатана. Ладони, которые больше не сыграют в веселую игру. Они больше не почувствуют мягкость одеяла и теплоту маминой кожи.

Последнее, что будут шептать губы  - бессмысленная просьба. Мольба в пустоту, готовность сделать все, что попросят, только бы спасти...

А некого уже спасать. 

На щеках - только слезы.

На груди - только кровь.

Внутри нет жизни. Только боль.

Ведь последняя мысль, которую запомнит Джулия Эрман: "Они убили моих детей".

28.05.2021.

Конец первой части

Продолжение следует...