XVIII
XVIII
Well, someone must have sent you here to save my life,
Someone must have sent you to save me tonight.
I know that in darkness, I have found my light,
I know that in darkness, I've been given sight. *
Saved my life - Sia
(* Что ж, кто-то, должно быть, послал тебя сюда, чтобы спасти меня,
Кто-то, должно быть, послал тебя, чтобы спасти меня сегодня ночью.
Я знаю, что в темноте я нашла свой свет,
Я знаю, что в темноте я начала видеть. )
Жизнь - это дорога со множеством развилок. Каждая из них - выбор, который пустит твою судьбу по новой тропинке, и каждую из них ты видишь всего один раз.
И сейчас, с каждым шагом отдаляясь от, наверное, самой важной развилки в своей жизни, я чувствую, как все внутри заполняет сосущая пустота. Внутри меня - вакуум чувств, и он затягивает в себя все хорошее, что осталось.
Хочу обернуться, чтобы в последний раз взглянуть в серые глаза. Хочу утопить в них глупый разум, чтобы его голос больше никогда не властвовал надо мной. И продолжаю идти. Так быстро, как только могу, будто кто-то бьет по пяткам раскаленным кнутом.
- Стой! Элиссон!
Оцепенение покидает Алекса: я чувствую это, хоть у меня и нет глаз на спине. Он идет за мной, яростно отводит в стороны ветки, что хлещут по лицу, спешит догнать меня и остановить.
Зачем? Неужели я тоже заняла в его сердце слишком много места?
- Ты спятила? - он хватает меня за локоть и разворачивает к себе. В этом движении - странное раздражение, непонимание, граничащее со злостью. - Думаешь, я дам тебе уйти вот так, без объяснений?!
- А если я не хочу ничего объяснять? - убираю его руку и отхожу на шаг.
Неужели он не понимает, что так еще больнее?
- А придется! Ты сказала, что мы друзья, Элиссон, а друзья должны доверять друг другу. Друзья не уходят вот так!
Друзья. Что значит - друзья? Как далеко заходят полномочия друзей? Сколько дверей к своему сердцу я отперла этим простым словом?
А сколько дверей еще отопру?
Жить в одиночестве - больно, а впускать в свою жизнь людей и потом терять их - еще больнее. Убивает не сама потеря, а страх, что она когда-нибудь придет. Будто ты сидишь с головой в тазе, наполненном водой, что с каждой секундой становится все горячее, и ждешь, когда градус превысит норму, когда огонь прожжет кожу и вытатуирует на ней вечные следы страдания.
- Если ты действительно мой друг, отпусти меня, - просьба тихая, почти неслышная, слишком вялая, чтобы поверить в ее нужность. Но как зажечь в словах огонь решимости, если в груди нет и искры?
Алекс молчит. И в этой тишине, так внезапно обрушившейся на нас, я слышу стук своего сердца.
Бум - лопается один жизненно важный сосуд. Бум - артерия рвется, и кровь из нее хлещет неудержимым потоком. Бум - мозг взрывается, весь, до последнего нервного окончания. Бум - и я мертва.
Ноги сами несут прочь. Снова меряю заросшую травой землю широкими шагами, оставляю позади все больше и больше пройденных метров, пока голос парня снова не окликает меня - на этот раз не так решительно, тихо, будто каждое слово снимают с языка тяжелыми щипцами.
- А если ты для меня - не просто друг? - эта фраза, будто отправная точка, спусковой крючок словесного потока, который обрушивается на меня следом. - Если мне не нужны ни мятежники, ни месть, ничего, где нет тебя? Ты - единственная, кому я могу доверить не только свою жизнь, но и свои мысли. Может, это эгоистично, но...
- Да как же ты не понимаешь?!
Стена моей выдержки лопается, будто все это время она была сделана не из бетона и железа, а из тонкой мыльной пленки, и достаточно было одного неосторожного касания, чтобы она разлетелась на молекулы, попала в глаза и посеяла раздражение на чувствительной коже. Бывают такие минуты, когда невозможное становится возможным, когда слова льются наружу неудержимым потоком, когда ты в порыве то ли гнева, то ли отчаяния, то ли страха выплескиваешь все, что так долго хранилось в душе, лежало осадком и последним пластом на самом дне. Плевать, что потом все существо содрогнется от мысли: "Что же я наделала?!" - просто так надо.
- Я правда хотела, чтобы все осталось так, чтобы мы по-прежнему были друзьями, Алекс! Хотела, чтобы ты запомнил меня мной, а не выкройкой по чьему-то трафарету... - не помню, как обернулась к нему лицом, как подошла так близко, что могла бы протянуть руку и коснуться смуглой кожи на лице. Помню только, как бешено кололось сердце в груди, а сейчас оно вдруг замирает. Снова. - Я - "аптес". Одна из них.
Из них. Но больше не нас.
Смотреть на знакомое, почти родное лицо и видеть, как где-то за его маской одна за другой обрываются жизненно важные нити, - невыносимо. Мне хочется, чтобы этот момент исчез, чтобы мои слова выпали из реальности и затерялись в иллюзорном мире, чтобы я открыла глаза и поняла, что все было сном... Но это было.
Это происходит сейчас. Я действительно говорю это.
- Вот - правда.
Ловлю его взгляд, хоть это сейчас - отдельный вид пытки. Чувство отвращения к самой себе разливается внутри, и мне хочется биться головой о стену до потери пульса, пустить пулю в лоб - да что угодно, только бы не сгорать в агонии собственной ненависти.
Лгунья. Предатель. Жалкое создание. Почему эти слова все еще не сорвались с его губ? Почему он молчит? Почему смотрит так... так... Зачем он заставляет меня собственноручно убивать себя?
- Ты - шпионка?
Вопрос звучит слишком обыденно, чтобы его смысл мог уложиться в два простых слова.
- Все это время ты шпионила для них? - видя, что я молчу, он продолжает, и с каждым словом его голос все громче. В нем нет ни злости, ни гнева - только горечь. И, быть может, презрение. - Ты уже сказала часть правды, Элиссон, так почему молчишь сейчас?!
- Я не шпионка. Все, что я рассказала про свою семью - правда от первого до последнего слова, - Алекс хочет что-то сказать, может, обвинить меня во лжи, может, возразить - не даю ему времени, продолжаю, почти захлебываясь словами. От этого они не становятся менее весомыми, только, кажется, еще больше душат. Или это судороги рыданий? - Знаю, ты вправе ненавидеть меня, как и всех "аптес", потому что это мы виноваты во всем... Мы убивали тысячи людей ради своей выгоды, мы забыли о человечности... Да я сама ненавижу себя, понимаешь? - по щеке течет одинокая слезинка, она прокладывает неприятно щекочущую кожу дорожку и замирает в уголке рта. - Моя семья... Их тоже убили, безжалостно, они не пожалели даже детей! Мне стыдно, что я - одна из них, стыдно, что ни разу за свою сознательную жизнь я не подумала о других, что...
Мгновение - и я замолкаю, ощущая на своих плечах теплые руки. Алекс обнимает меня, порывисто, внезапно, так, будто не сделай он этого сейчас, не решился бы уже никогда. Пелена слез застилает все вокруг, и я больше не сдерживаю рыдания внутри: позволяю им вырваться наружу, сотрясти грудную клетку больными хрипами, сбить пульс и отнять голос. Может, сейчас он оттолкнет меня, назовет лгуньей и шпионкой - все равно... Могу же я вырвать хоть эти короткие минуты забытья?
- Прости, что не поверил тебе сразу, - шепот обдает ухо жаром, и я на мгновение даже забываю вникнуть в смысл сказанных слов - так важны становятся ощущения. - Ты не одна из них, Элиссон... К черту запись в досье. Каждый, кто стал жертвой их преступлений, заслуживает шанс на новую жизнь.
- Ты не понимаешь... - не знаю, зачем шепчу это в ответ, ведь горло дерет от каждого произнесенного слова. - Я не смогу жить среди людей и лгать им каждый день... Я...
- Ты больше не "аптес", - юноша отстраняется, и его руки неожиданно обхватывают мое лицо, заставляют смотреть в серые глаза и верить им. - Если мятежники - это те, кто хочет свергнуть систему, то ты - одна из них, Элиссон. Мы должны бороться за свободу, свободу не только от решеток и границ, но и от ярлыков!
- Я...
Не успеваю сказать и слова, как вдруг его ладонь ложится на мои губы, требовательно и неожиданно мягко просит молчать и слушать. Смотрю в лицо юноши и вижу на нем те же широко раскрытые глаза с чуть расширенными зрачками - в них странное возбуждение, будто жизнь бьет ключом из серой радужки, передается мне и заставляет кровь бурлить от того же чувства.
- Я ненавидел "аптес" всю свою жизнь, но сейчас... - Алекс качает головой и даже делает попытку улыбнуться - выходит лишь жалкая пародия. - Только сейчас я понял, как крепко система засела в наших мозгах. Мы хотим ее свергнуть, но не можем разрушить установленные границы даже в своей голове.
Он прав. Это как ненавидеть курение и делать затяжку за затяжкой, как бояться воды и жить на плавучем острове, как стремиться к свободе и строить вокруг себя клетку. Человека определяют его поступки, а не происхождение и запись в досье. Среди "аптес" тоже есть хорошие люди - их просто не может не быть. А в деревнях "нон-аптес" полно преступников и убийц, которые за кусок хлеба готовы зарезать соседа. И чтобы понять, что мы все одинаковые, понадобится гораздо больше времени, чем можно предположить.
- Послушай, - парень толкует мое молчание неверно, думая, что в мою душу снова закрались сомнения. Но их там больше нет. - Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой. Даже если кто-то узнает нашу тайну, буду защищать тебя. Я всегда буду рядом. Обещаю.
Хочу остановить его, заставить молчать, но уже поздно. Обещание замирает в воздухе, и мне кажется, что я чувствую, как оно незримой и нерушимо прочной нитью связывает нас навсегда. Он сдержит его, даже если на кону будет стоять собственная жизнь - это читается в открытом и полном решимости лице.
Снова прижимаюсь к Алексу всем телом, чтобы спрятать непрошенные слезы на его груди.
- Ты не должен рисковать из-за меня, - голос - как писк слабого котенка, он не способен больше говорить решительно. Я уже утратила всю свою силу, растеряла броню по пути сюда, оставляя за собой по кусочку, будто хлебные крошки. - Если правда дорожишь мной, обещай выжить!
- Не могу, Элиссон, ты знаешь... Никто не может.
И снова слезы катятся из глаз неудержимым потоком. Глотаю их, чтобы сдержать рыдания, ведь последнее, что мне нужно сейчас - красные опухшие глаза. Не хочу, чтобы он видел меня такой... Впервые за долгое время задумываюсь о том, как выгляжу сейчас. Должно быть, жалко: бегающие и полные отчаяние глаза, трясущиеся пальцы, что вцепились в спину парня, покрасневшее и мокрое от слез лицо, воспаленные веки... А ветровка, будто на зло, придает коже землистый оттенок, превращает меня в блеклое привидение. Вспоминаю платья, что висели в моем гардеробе давным-давно, и представляю, как смотрелась бы в них сейчас.
Наконец Алекс снова отстраняется. Опускаю глаза, тянусь, чтобы вытереть слезинки с щек, но теплая рука юноши уже делает это за меня. Когда его пальцы касаются кожи, мне кажется, что весь мир замирает на мгновение, а румянец пуще прежнего заливает лицо. Наверное, краснеют даже корни волос - будто все тело горит и плавится под несмелым взглядом.
Алекс прикасается ко мне осторожно. Я впервые замечаю, с каким трепетом его рука останавливается всего в нескольких миллиметрах от моего лица и медленно, почти невесомо соприкасается с ним. Будто я - сокровище, что-то недосягаемое и одновременно очень дорогое.
Могу ли я сказать то же самое о нем? Да. Отвечаю, не задумываясь, а на сердце, будто клеймо, уже выжжено одно: он не умрет. Только не из-за меня.
~~~
Напоминаю, что завела канал в телеграмме, где публикую все новости, эстетики и даже спойлеры!
Еще там есть музыка, цитаты, рисунки и просто эстетичные картинки, рубрика "что почитать" и немного фактов о моей жизни )
Юзэрнэйм:
(@) emjordan
Жду всех желающих!
(и не желающих тоже жду)
Bạn đang đọc truyện trên: Truyen247.Pro