XVI

Мы живем за счет убийства других: мы - ходячие могилы!

Леонардо да Винчи

К смерти невозможно привыкнуть. Она всегда оставляет в душе неизгладимый след, сколько бы раз ты ни смотрел на холодные трупы.

Я познакомилась со смертью слишком рано. Может быть, поэтому она всегда навещает меня в кошмарах - чтобы напомнить о себе? Пожалуй, сегодня у нее это получается лучше всего, ведь холодный труп не в мире грез, а в реальности, прямо у моих ног. На моей куртке кровь, ее капли даже на лице, засохшие и неприятно чешущие кожу.

Там могла бы лежать я.

Алекс смотрит на тело пилота так, будто видит впервые. Я понимаю его: убивать всегда сложно. Даже если перед тобой - враг. Перед глазами встает картина давно забытых дней: Страж с пулей во лбу, которого я убила. "Так было нужно", - повторяю себе в который раз, чтобы еще раз убедиться в противоречии этих слов. Разве убийство можно оправдать, тем более так легко - так было нужно?

Мертвый пилот тоже знал, что так было нужно. Ему нужно было схватить меня или убить. Он верил в то, что поступает правильно, и в то, что другого выхода не существует. Он ненавидел меня так же, как и я его. И, не выстрели в него Алекс, он выстрелил бы в меня.

От этой простой, но такой горькой логики мне хочется вопить в отчаянии. И страшнее всего то, что ничего уже не изменить, ведь так устроен мир. А кто здесь прав и виноват судить не нам.

- Нельзя оставлять тело здесь, - говорит Алекс и делает шаг вперед - так, будто для этого ему потребовалось собрать все свои силы. - Спрячем в кустах, чтобы не было видно с воздуха.

Я непроизвольно поднимаю глаза на небо, чистое, безоблачное. Сегодня теплый день. Мне хочется, чтобы шел дождь: тогда он смоет с земли все следы недавней сцены. Жаль, что он не смоет кровь с наших рук...

Мне с трудом удается побороть тошноту в горле, однако разум оказывается сильнее озабоченного вопросами морали сердца. Наклоняюсь, чтобы обхватить еще теплые запястья мужчины, Алекс подхватывает тело за ноги - и мы осторожно переносим его к зарослям ежевики.

- Оставь, - парень убирает мои руки, когда я пытаюсь помочь ему засунуть тело под куст и нечаянно цепляюсь за колючку. - Я сам. А ты подбери его пистолет. Он нам понадобится.

Послушно встаю и делаю то, что он говорит. Верчу оружие в пальцах, рассматриваю идеально круглое дуло, на котором повис один единственный светлый волосок с моей головы. Кладу палец на курок, представляя, как легко можно его нажать. Странно... Человеческая жизнь считается самым ценным, что есть в этом мире, а закончить ее можно всего лишь одним щелчком. И тогда ни твои слова, ни твои мысли, ни твои чувства уже не будут важны.

Мы покидаем каркас заброшенного здания быстро, будто за нами все еще гонится солдат Пангеи. Идти становится все легче и легче, поэтому до вечера мы не сбавляем скорости, даже не останавливаемся, чтобы поесть: неведомая сила будто тянет вперед, подальше от мертвого города. Конечно, мы могли бы остаться там на пару дней, возобновить запасы, передохнуть, но мысль сидеть на одном месте кажется невыносимой. Когда идешь, нет времени думать. Нужно следить за каждым шагом, чтобы не подвернуть ногу о корни деревьев или торчащие из земли камни, слушать звуки леса, чтобы не пропустить появление хищника, внимательно выбирать направление... Рутина всегда спасает.

О близости гор говорит все: и частые склоны, и повышенная влажность в воздухе, и огромные камни, что внезапно вырастают из зарослей на пути. К вечеру мы добираемся до небольшого ручья, который водопадом стекает по ступенчатой скале высотой в два человеческих роста. Место отлично подходит для привала: заросли и камни надежно укроют нас от наблюдения с воздуха, если в небе снова появятся корабли.

Алекс раскладывает вещи на плоском камне у воды, а я первым делом снимаю куртку, чтобы отстирать пятна крови, пока они еще свежие. Зачерпнув холодную воду ладонями, умываю лицо. Сразу примечаю отлично место, где можно искупаться, как под душем, и радуюсь такой возможности. Мои волосы давно утратили и блеск, и красоту, и даже свой цвет; кожа покрылась тонким слоем пыли, а одежда пропахла потом. Да, пора привести себя в порядок.

- Я осмотрю окрестности, - Алекс замечает, что я достаю из рюкзака кусок мыла, и все понимает.

Как только его спина растворяется в зарослях, я полностью раздеваюсь и неохотно пробую пальцем холодную воду. Идти по скользким камням на дне ручья сложно, однако я добираюсь до водопада без единого падения, разве что цепляюсь пяткой за что-то острое. Не вижу смысла долго тянуть и сразу становлюсь под тихо журчащую струю. От холода на мгновение перехватывает дыхание, глаза щиплет, а волосы липнут к ушам - и весь мир пропадает как по мановению волшебной палочки. Звуки сливаются в один неясный шум, которым я наслаждаюсь.

Люблю такие моменты. Особенно, когда вода перестает казаться такой ледяной и мышцы расслабляются, разум наконец оставляет напряженную работу. Ни о чем не думать, не строить планы, не бояться... Так легко и свободно.

Когда я натираю волосы мылом, на плечи стекают окрашенные в грязно-серый потоки воды. Пряди путаются в руках, цепляются за поломанные ногти и клочьями остаются на пальцах. Чувство горечи костью застревает в горле. Что бы я ни говорила, я готова отдать все, чтобы вернуть время назад и снова стать той беззаботной девочкой с длинными золотистыми локонами, которые мама расчесывает по утрам.

Вопрос, хотела бы я забыть все, до сих пор мучает меня. Я знаю, что не будь того дня - не было бы и моей жгучей ненависти к Пангее. Система была благом. Мы все видели в ней спасение от хаоса, но теперь я понимаю, что причина тому - страх, а не вера в правильность устройства нашего мира. С самого детства каждому из нас внушали, что классовые различия неизбежны, а система лишь регулирует их, предоставляет достойнейшим все возможности для развития человечества, в то время как остальные работают, чтобы в один день мы достигли вершины этого развития.

Сейчас я вижу все по другому. Человечество тысячелетиями взбиралось на гору под названием "совершенство", с каждым годом бежало все быстрее и быстрее. Мы не знали, что сразу за вершиной нас ждет пропасть. И общество пало: с обрыва нас столкнул смертельный вирус. Наверное, надо было усвоить урок еще тогда, но Пангея не пожелала учиться на ошибках своих предшественников. А теперь мы снова бежим наверх, чтобы упасть...

Кожа горит: я натираю ее мылом с такой силой, что остаются красноватые пятна. Зато скоро вода, что течет с меня, теряет сероватый оттенок и становится чистой, почти прозрачной. Выхожу из-под водопада и вытираю лицо ладонями. Холод невидимым одеялом окутывает меня, непроизвольная дрожь пробегает по всему телу. Мне хочется вернуться под воду и остаться там навечно, однако скоро должен вернуться Алекс, а мне еще нужно обсохнуть и одеться.

Достаю из рюкзака запасной комплект белья. Ни брюк, ни кофты, ни хотя бы майки больше нет: у меня было всего два комплекта, а второй сейчас у Алекса. На солнце кожа быстро высыхает, и скоро я, сидя на камне, натираю мылом грязную одежду.

- Элиссон!

Тихий окрик заставляет вздрогнуть и непроизвольно потянуться туда, где обычно лежит пистолет. Поздно вспоминаю, что оставила его рядом на траве, и только потом осознаю, что зовет меня Алекс. Чертова паранойя!

- Да, я уже все, - сажусь так, чтобы один из камней закрывал нижнюю половину туловища, и продолжаю стирку. Несмотря на то, что раньше я никогда не стеснялась ходить в купальнике на пляжах юга, сейчас сидеть в одном белье неловко и даже страшно. - Сейчас закончу и займусь ужином, а ты сможешь искупаться.

- Хорошо.

Я чувствую его взгляд у себя на спине все время, пока отстирываю пятна с одежды. Все валится из рук: мысли уплывают куда-то далеко, стоит мне снова вспомнить о том, что пара глаз сейчас наблюдает за мной. Когда мыло уже в третий раз выскальзывает из рук и застревает между двумя плоскими камешками, я раздраженно откладываю штаны - последнее, что мне осталось вымыть - и поворачиваюсь к Алексу. Он тут же отводит взгляд, так, будто никогда и не смотрел на меня.

- Хватит на меня так смотреть.

- Извини, - он разглядывает чащу справа с непроницаемым лицом, однако я вижу на нем отпечатки странной безучастности.

- Что случилось?

Вопрос повисает в воздухе, так и не получив ответа. Парень молчит, а я не хочу настаивать на разговоре: может быть, это вовсе не мое дело. В конце концов, мы договорились не лезть друг другу в душу, и дружба этого, кажется, не меняет.

Наконец заканчиваю с брюками и раскладываю одежду на солнце. Только майку, которую постирала первой, надеваю сразу - высохнет и на теле. Ткань достает мне почти до середины бедра, поэтому я наконец встаю и подхожу к месту нашего импровизированного лагеря, чтобы заняться ужином. Алекс поднимается с места и идет к ручью, на ходу стягивая с себя куртку. Я провожаю его взглядом, и отрываю глаза только когда спина парня скрывается за каменным уступом.

Солнце неумолимо опускается за горизонт, и скоро его лучи уже не достигают камней у ручья. Жаль, одежда не успеет высохнуть до ночи... Пожалуй, нужно было подождать  с купанием до утра. Мы могли бы провести тут весь день и отдохнуть: все равно это достаточно далеко от заброшенного города.

- Вода холодная, - появление Алекса, снова внезапное и неожиданное, опять заставляет меня вздрогнуть и рывком обернуться.

Последние лучики солнца едва касаются его макушки, поблескивая на торчащих во все стороны мокрых волосах. Рука, которой парень приглаживает их, замирает, когда наши взгляды встречаются. Рассматривать его вот так, открыто - странно и одновременно приятно. Теперь это не преступление и не тайна, глаза просто гуляют от падающих на лоб светлых прядей и до облепивших бедра мокрых штанов. Однако не это заставляет сердце сжаться от волнения: в серых глазах я вижу точно такой же взгляд, направленный на меня.

Где-то внутри шевелится мысль, что нужно что-то сказать... Только что? К чему слова, когда все можно передать одним только взглядом. И то, что я в нем прочла, будто выбивает изнутри весь воздух. Между нами есть что-то, что уже невозможно сломать или порвать. Невидимая нить снова связала меня с другим человеком, и я не знаю, что страшнее: снова испытать боль от потери или заставить испытать то же самое его.

Я - аптес.

Еще немного - и эти слова сами сорвутся с губ. Обман слишком долго держал меня липкой паутиной. Открываю рот, чтобы сказать это, но два таких простых слова застревают в горле, будто я в одно мгновение лишилась дара речи.

Я - аптес.

И все это - фальшивка.

- Я так рад, что ты жива, - наконец говорит Алекс, и все мысли вылетают из головы, словно от удара по затылку. - Не знаю, что бы я... делал...

Он замолкает, а я не спешу отвечать. Мне нечего сказать, и даже эти два слова, что крутятся в сознании последние несколько минут, пропадают с языка. А ведь надо что-то сказать... Я не хочу понимать его молчание. Мне страшно. Я боюсь, что человек - вовсе не единое целое. Боюсь, что он состоит из тех, кто ему дорог. Мое тело уже истерзано, из него вырвали почти все куски, однако это не так больно, как понимать, что исцелившаяся плоть снова может умереть...

...

Я не помню, что значит спать спокойно. Каждую ночь в моей голове умирают мама, папа, братья и сестра... Их призраки окружают меня, пока рассвет не смоет с леса туман и тени, их голоса звучат в голове какофонией криков. Кажется, что они отбирают у меня кислород, хотят задушить этой болью, паникой, страхом, отчаянием... Они хотят убить меня и забрать с собой.

Этой ночью я не вижу ничего. Ни кошмаров, ни даже обычных снов. Просто открываю глаза и удивленно смотрю на лучи солнца сквозь разметавшиеся по лицу волосы. Чувствую тепло Алекса: он лежит рядом, обнимая меня за плечо, и мерное дыхание говорит о том, что парень все еще спит. На его лице - отпечаток смутной тревоги, и я непроизвольно тянусь к поросшей тонкой щетиной щеке, неизвестно зачем касаюсь загорелой кожи и провожу по ней пальцами. 

На мгновение мне кажется, что от этого прикосновения морщинка у него на лбу разглаживается. Рассматриваю взъерошенные волосы и невольно удивляюсь: раньше я всегда думала, что они темно-русые, однако теперь, когда вода смыла пыль и грязь, неровно остриженные пряди отливают золотом на солнце. Мои волосы по сравнению с ними кажутся слишком блеклыми.

Жаль, что я не могу увидеть глаза Алекса сейчас. Вызываю в памяти образ светло-серой радужки цвета неба перед грозой и вдруг осознаю, что все это время улыбаюсь, будто маленькая девочка. Вспоминаю, как впервые увидела парня тогда, на поляне, и с удивлением отмечаю, что теперь вижу в его внешности гораздо больше особенного, чем тогда. Меня пленили сначала эти глаза, потом угрюмо сдвинутые брови, потом линия скул, потом...

Потом - конец. Страх признать очевидное ледяной рукой хватает за горло. Не знаю, как описать то, что объединяет нас. Дружба, привязанность, симпатия... Все эти слова вдруг теряют свой смысл, бледнеют, стираются из головы.

Любовь? Это слишком громкое и слишком маленькое слово. Мне кажется, что не хватит даже его. Современный мир уничтожил его.

Я люблю закаты. Люблю лес. Люблю холодную озерную воду. Люблю смотреть на солнце. Люблю просыпаться, зная, что не одна. Но я не умру за это.

А вот за него - да.