— Готово.

Я в последний раз втянул воздух сквозь зубы, заставляя себя не дёргаться, и открыл глаза. На левой руке в красном ореоле чернела не слишком аккуратно вытатуированная жжёнкой* надпись: "Удача любит безрассудных". Болело жутко, но я всё равно довольно улыбнулся.

— Зачётно.

— Херня, — Скорпион протёр заточенный кабель и присел на корточки, засовывая самодельную тату-машинку в нычку**. — Для первой ты неплохо держался.

— Чё я, дурак орать? Ещё сбегутся всякие, и так покоя нет.

— Проиграл вчера?

— Ага. Обидно, блин. Теперь сплю наверху.

— Я проиграл как-то все сигареты, ты ещё малым отделался.

— А потом выиграл в два раза больше. Знаю, говорил.

— Память ни к чёрту.

Он сказал это не с сожалением и не с досадой — просто как факт. Из-под воротника серой бесформенной рубашки выглядывала голова змеи. Странно, что, когда я ещё на него работал, не замечал этих татуировок. А их дофига было. Это напомнило мне о нашем общем знакомом. Ну, для кого-то не только знакомом.

— А ведь Рыжий так и не пришёл. Всё ещё думаешь, явится?

— Слишком хорошо его знаю. Рано или поздно придёт. Похвастаться. Времени много, двадцатка целая, вот и не спешит. Может, ждёт, пока ходячим трупом стану.

— Ну тогда не дождётся.

— Кто знает, — Скорпион пожал плечами. А я, неудачно вдохнув, закашлялся. На руке осталось липкое пятно крови, которое я поспешил вытереть о стол. — Тебе в стационар надо. Там лучше.

— Да расслабься, слушай. Меня никто смотреть там не будет. Температура в норме, остальное их не колышет.

— Ты имеешь право на осмотр.

— Напомнить, из-за кого это всё? — я сказал это беззлобно, просто чтобы отстал. Но Скорпион почти что извинился:

— Не знал, что ты такой нежный.

— Выбрал бы другое место тогда, а? Да ладно, ничё. Мне пофиг. На мне всё заживает, как на собаке.

— Прошло полгода.

— Именно. Прошло полгода, и я не сдох. Это достижение, я считаю.

На самом деле я так не считал, конечно. В последнее время мне настолько херово было здесь находиться, что я уже готов был кидаться на стены, как обезумевший. Всегда подозревал, что единственное испытание, которое я не выдержу — испытание клеткой. Но по сравнению с СИЗО в колонии ещё норм было.

— Я отсидел трёшку и не сдох. Только теперь у меня, блять, колени сводит и спину заклинивает, как у бабки столетней.

— Ну, хоть очко не пострадало, — я хмыкнул.

— Я быстро усвоил правила. Чего и тебе желаю. Не играй, если ставку не сможешь выплатить.

— Да знаю я, не дурак. Прикол, конечно, если б Рыжик сюда попал. Ему б на пользу пошло.

— Ты недооцениваешь его умение приспосабливаться. Тут невыгодно быть опущенным***. Потерпел бы.

— Ну, раз уж он и тебя подставить смог...

— Ты знаешь историю.

Да, историю я знал. И долго бомбил с этого. Конечно, многое из этого были наши догадки, но картина сложилась вполне себе.

Рыжий жил у Скорпиона. Естественно, контачили они много. И планы у них были общие. Ну, относительно. Рыжий свои планы строил.

Подставить меня была его идея. Скорпион посчитал её разумной, тем более что от ментов надо было как-то откупиться. Ничего сложного — дать мне дорогую наркоту, договориться с Мариной. Только вот договаривался с ней Рыжий. И мы так подумали, что у них наверняка были какие-то мутки. Или что он там ей наобещал? В общем, дала показания она не только против меня, но и против Скорпиона — типа мы оба её использовали. По "случайному" стечению обстоятельств он оказался в том же клубе, в вип-комнате, куда, по словам Марины, я должен был её проводить уже не в первый раз. Как он там оказался? Естественно, Рыжий наплёл про выгодную сделку с новым клиентом. Скорпиона забрали сразу после меня, а потом устроили обыск в его квартире и нашли там наркоту, которую он у себя не держал. Вывод напросился сам собой. Мало того, в энергетике, который Рыжий мне подсунул, был, судя по всему, наркотик. И всё выглядело так, как будто Скорпион меня тоже "кормил". Мне оправдание, ему отягощающее.

Более того, та самая машина стояла в его дворе. В багажнике — следы наркоты. На руле нет отпечатков, а на ключе — мои. На полках — Скорпиона. Ещё плюс к сроку. Он хотел, чтобы сели мы конкретно. Зачем? Наверное, бизнес себе забрать. Либо был крысой Ящера, одно из двух.

Мне-то ничего, я мог злиться только на свою тупость. Но Скорпиону это было как нож в спину. Они ж "дружили".

— До сих пор в шоке, что анимешные стикеры на ноуте и кружка с амогусом твои были.

— Воспоминания.

— Ага. И этот придурок тоже воспоминание. Ты ни слова в суде про него не сказал.

Скорпион дёрнул плечом и обернулся ко мне, одарив хмурым взглядом.

— А толку? Против него нифига нет. Он даже не был прописан в моём доме.

— Причина в другом.

— Допустим.

Я не ожидал, что он сдастся так быстро. Да и вообще за время нашего общения на зоне я понял, что он был совсем другим человеком. Или ещё раньше понял — в обезьяннике. Поэтому не стал говорить ничего ментам. Да и что мог сказать? Сидеть должен был Рыжий. Но сейчас хитрости верят больше, чем правде. Главное, врать убедительно.

— Иди давай. Подъём в семь.

— Ладно. Спасибо за татушку.

Будет теперь, что разглядывать. Заняться же особо нечем. Правда, я учился теперь шесть дней в неделю, в колледже при колонии. Никогда не задумывался, что тут всё так устроено. Учёба таки настигла меня, и я стал получать проф. среднее на слесаря. Не жаловался. Преподы, конечно, часто болтали просто о своей жизни, но чему-то я всё-таки учился.

— Слышь, всё ок?

Дверь приоткрылась, и высунувшийся нос сообщил:

— Всё чисто. Пошли.

Я ещё раз обернулся, но Скорпион уже потушил лампу, и черт его лица я не видел.

— Отойди давай, умник. Я в щель не пролезу.

Дверь тихо распахнулась, чуть скрипнув. Темнота была такая, что нифига не видно. Я сделал шаг и врезался в тело, придушенно выругавшись.

— Ты норм вообще, Шурик? Щас сляжем вместе и чё будет? Нафига тогда на атасе**** было стоять? — в последнее время я научился почти профессионально орать шёпотом.

— Да не бесись ты, всё путём. Сам щас базаришь не по делу.

Мы пошли по коридору, напрягаясь от каждого шороха. Нам свезло, считай — барак был вторым по счёту от комнаты психологической разгрузки, где Скорп сидел почти каждую ночь со своей тату-машинкой. Проф. кольщик, к нему почти все на зоне ходили. А работал он в художественной мастерской. Скорпион — и художка. Да я полгода назад ржал бы от этого в истерике.

Дошли. Дверь потянул я, а на пороге мы появились вместе. Тихо закрыли щёлку, чтобы не будить никого, но я-то прекрасно знал, что Усатый не спал. Думается, он вообще никогда не спал, всё философией занимался. Ему недолго осталось, после тринадцати лет на зоне здоровье ни к чёрту, ещё плюс возраст. А дали ему семнадцать. Жену свою зарезал кухонным ножом за измену, девять ранений. А потом и любовника её — тринадцать. Он считал, говорит.

Вообще в бараке у нас самые разные мужики были. Распространение наркоты, как оказалось, к особо тяжким относится, вот и сидел я с теми, у кого срок до тридцатки доходил. Маркс, например, который с Усатым корешился и которому я кровать проиграл, химиком работал. Для научного эксперимента, говорит, расчленил человека и по банкам расфасовал. А человек этот был его начальником по лаборатории — неплохая такая месть за неодобренный проект. Но пожизненное Марксу не дали, двадцатку только. Всё ради науки, так сказать.

Шурик, шмыгающий носом рядом со мной, только выглядел мелким и тщедушным. Застрелил троих парней из отцовского охотничьего, когда на стрелку ходил. Они над братом его издевались, избивали периодически. Ну вот он и отомстил. На самом деле он парнем нормальным был, честным таким. Я уважал его за прямоту и безбашенность какую-то, что ли. Ничего не боялся человек. На этой почве и скорешились. Дали ему десятку, по смягчающим обстоятельствам. Самое прикольное, что мы ровесниками были с разницей дней рождений в два дня. Отмечали общее здесь. Меня как раз из СИЗО сюда где-то в конце июня перевели, а его — в конце мая.

За распространение наркотиков тут многие сидели, кстати. В нашем бараке на пятьдесят лиц где-то человек восемь из тех, что я знал — немало. В целом сосуществовали мирно. Хотя некоторые и не без ШИЗО*****. Я там пока не был и, честно говоря, желанием не горел. А если б поймали сейчас в ночное время, сто процентов бы закрыли.

— Шляйтесь меньше, шпана, — бросил Усатый хриплым шёпотом, когда мы подошли к койкам. Теперь с Шуриком оба наверху спали. Подо мной — Маркс, под ним — Усатый.

— А жить-то хочется, — притворно жалобно протянул Шурик.

— Если жить хочется, заткнись нахуй. Спать мешаешь, — пробурчали с соседней койки.

— Спят молча, а ты базар устроил.

Не обращая внимания на перепалку, я с усмешкой протянул руку Усатому:

— Мальчик вырос.

Тот прищурился, пытаясь разглядеть буквы в темноте.

— Нет что нормальное набить, а ты херню какую-то.

— Это не херня, а со смыслом. Я не блатной, чтоб звёзды колоть, а облачка мне нафига? — я прекрасно помнил, что случилось около месяца назад с одним опущенным. Втихаря дружок наколол ему восьмиконечные звёзды — статус типа. А какой у него статус? Полы вылизывать по утрам и раком стоять. Так там чуть до мокрухи не дошло. Насильно приволокли его к Скорпу, и он ему поверх звёзд облака рисовал. Блатные тому дружку руки переломали — потому что не по правилам. Тюремный закон — это всё.

— Ладно, чёрт с тобой.

Ну, не то чтобы я ожидал другой реакции. Усатый весь был забит наколками с женскими лицами — со смыслом. Типа сел из-за женщины, убил за измену. Настоящее тюремное. Ему терять нечего было. А я выйти хотел.

Забрался наверх, под скрип коек и мат того, кто с Шуриком переругивался. Рука болела капец сильно, но, как гласила надпись, "удача любит безрассудных". Шанс есть, что заразу не подцеплю — и то хорошо.

Мне повезло с клеткой. Скорпион рассказывал, как отсидел три года просто в адских условиях, где каждый пятый зэк только в суициде выход находил. Надзиратели шмоны по ночам устраивали, всё подчистую сгребали, поносили, как могли. Из бараков не выпускали и избивали даже чисто по кайфу. Тут полайтовее, конечно, было, хоть и строгий режим. Ограничили только зарплату, количество визитов и пересылок. Женька сетовала, а я выдыхал. После одного длительного свидания — три дня — мне настолько обратно не хотелось, что я думал даже побег устроить. Усатый в чувство приводил.

На самом деле для себя я нашёл даже плюсы. Например, нормально спать научился. Когда делать больше нефиг, самое то. И играл на гитаре не в пустоту, а в мир, так сказать. Гитара была старая, без одной струны и с облезлым грифом. Звучала так себе. И всё равно я играл. И эти мужики, половина из которых на воле не была лет семь-десять, слушали. Оценивали современные треки, подпевали старые, знакомые. Давали мнение на мою собственную музыку и слова. Я ведь и писать начал снова.

— Слышь, Алекс. С тебя пачка, помнишь? — это Шурик шёпотом с соседней койки.

— А на атасе стоять кто будет, когда ты пойдёшь?

— Бля... Ладно. У меня уже уши пухнут******.

— У меня у самого экономия, две штуки осталось. За учёбу нихуя не платят, ты знаешь. Сыграй с Усатым, он тебе самокрутки сделает, если побьёшь.

— Если...

— Думай. Я спать.

Но сразу не уснул, тоже задумался, натянув одеяло почти на голову. Я мёрз. Прям основательно мёрз, хотя только начало октября было. Ещё кашель этот дурацкий с кровавой мокротой... Хоть я и занимался каким-никаким спортом во время прогулок, помогало несильно. Мышцы качались, здоровье — нет. И всё было бы неплохо, и я бы даже потерпел, если бы меня через месяц-два выпустили. А у меня шесть лет и восемь месяцев осталось. Это дофига. И даже если по УДО, то три с половиной года как минимум. Тоже дофига. Тут ни гитара, ни Шурик со Скорпионом не помогут.

Мне нравилось жить "по понятиям", но свободы не было. Шмоны каждое утро, каждый вечер. На улицу только по расписанию, еда по расписанию, походы к Скорпу — тайно. А я хотел курить, когда есть желание, приходить к Женьке домой в час ночи и болтать не шёпотом. В такие минуты я всем сердцем ненавидел собственную тупость, а заодно с ней всех людей, которые не сидели со мной здесь, за исключением разве что Женьки и Матвея.

Поэтому, хоть я и "образумился", в нычке хранил ножовку, стыренную с производства. На всякий случай. Понадобится. Существует один процент успешных побегов, надо просто с планом заморочиться. Я знал, что в случае чего Шурик меня поддержит. Он не меньше моего наружу хотел. Но после Рыжего на сто процентов я уже никому не доверял.

Помню, когда мы с Женькой виделись, я хотел её попросить гитару мне посылкой отправить. Но в последний момент язык прикусил. А вдруг я ненадолго? С гитарой бежать неудобно. Оставлять неохота.

Одна из песен, которую я написал здесь, стала моим девизом. И двадцать четыре на семь звучала в моей голове. По типу репа. Старшим мужикам не нравилось особо, поэтому играл я её редко. Но в этом было что-то. Что-то, для меня важное.

"Я снова пытаюсь выращивать

Крылья из кожи изношенной.

Я снова кидаю камни

В окна, стеной огороженные.

Я снова рисую граффити,

Там, где запреты вывешены.

Я снова кричу "нахуй",

Тем, кто меня не слышит.

Я стану безудержной птицей

И выкрашу в красный небо.

Я крылья из кожи вырежу

И уничтожу клетку.

Я стану безудержной птицей

И выкрашу в красный небо.

Я крылья из кожи вырежу

И уничтожу клетку".

Наверное, мне стоило придумать ещё один куплет, но в голову пока ничего не лезло. В последнее время выходил один мрачняк. Усатый сказал, до стадии философии мне ещё год как минимум. Как будто от этого проще, честное слово.

Херня. Не наколка херня, а жизнь херня. Такими темпами я до выхода не дотерплю. Надо было спать, а не думать. И перестать в конце концов кашлять. Мне на этой подушке ещё три дня лежать.

━━━━━━━━

*жжёнка (тюрем. жарг.) — самодельная краска для татуировок из расплавленной резины, смешанной с водой.

**нычка (тюрем. жарг.) — подпольный тайник.

***опущенные (тюрем. жарг.) — низший слой в тюремной иерархии, иначе — "петухи".

****на атасе (тюрем. жарг.) — на шухере.

*****ШИЗО — штрафной изолятор.

******уши пухнут (тюрем. жарг.) — очень хочется курить.