***

Вечер.

Граница с ночью освещена десятками фонарей, мелькающих за окном автомобиля. И снова дождь. Все льет и льет, словно хочет смыть с земли всю грязь... всю боль... все одиночество.

Яркая вывеска супермаркета.

Дребезжащий звук холодильников. Мерцающий свет ламп. Шуршание целлофана и бумаги.

Писк кассового аппарата.

- Спасибо за покупку.

Благодарность режет слух фальшивыми нотками в усталом голосе. Но все это не имеет значения. Все потеряло свой смысл, стоило только вспомнить длинные ресницы, прикрывающие совсем юную зелень глаз, едва пробивающуюся сквозь привычную уже серость.

Педаль газа вжата в пол. На спидометре больше дозволенного. Двигатель ревет и кашляет. Он забыл, что такое быстро. Он забыл и, кажется, уснул. А сейчас, просыпаясь от вынужденной и долгой спячки, ворчит, недовольный и счастливый одновременно.

За окнами тьма. Свет в квартире погашен. И в сердце неприятно покалывает.

Глубокий вдох. Поворот ключа в замке.

Здравствуй, Тишина.

***

Дикий смех за спиной, улюлюканье, свист... ком грязи летит следом и попадает в затылок. Дети жестоки... подростки беспощадны... взрослые равнодушны. Этот мир лишь иллюстрация ада, который ожидает всех за границей жизни. Горячие слезы по щекам, тяжелое дыхание... в этот раз он убежал. Он впервые убежал от обидчиков.

В квартире сыро и пахнет плесенью. Больше ничем, лишь гнилыми продуктами в мусорном пакете. Снова без ужина. Который день? Четвертый? Пятый?

Голова кружится от голода, недосыпания и быстрого бега. Как он вообще умудрился бежать, когда и ходит с трудом, словно в прострации?

Из спальни слышатся крики... нет, страшный вой отчаявшейся женщины и вопль наркомана, у которого нет денег на дозу.

- Где заначка, сука?! Где ты прячешь бабки?!

Хватит... Хватит!!!

Душа кричит, но с уст не срывается ни единого звука. Лишь тяжелый стон.

Который день они не затыкаются? Сколько можно?

Он пытается учиться, пытается жить, погрязнув по уши в дерьме. Он еще пытается выкарабкаться, но, кажется, увязает все сильнее.

Заткнитесь хоть на минуту... хоть на мгновение... на краткий миг...

Без толку. Они будут орать до утра.

Ручка скользит по чересчур вощеной бумаге дешевой тетрадки. Пишет через раз, искажая слова и буквы. Он провалит очередную контрольную из-за них... он не сможет сбежать из этого города.

Лоб с глухим стуком опускается на шероховатую поверхность стола. Хочется спать, но Ллойд может ворваться в его комнату с ножом и прирезать его во сне. Спать нельзя... а сил на бессонницу больше не осталось.

***

Ян очнулся на улице и недоуменно осмотрелся по сторонам. Темно, но дом, стоящий прямо перед ним, знаком до боли. Чужие ключи греют ладонь... кафель в чужой квартире холодит ступни... тихо, пусто... хозяина нет дома. Одиноко до дрожи.

- Простите... - тихий шепот бледным стенам, - простите... я просто хочу спать.

Несколько шагов до гостиной, совсем неуютный диван. И все же это самый мягкий диван на свете.

Тихо... так тихо... уснуть бы тут навечно. Забыться беспробудным сном.

Застежки рюкзака давят в щеку. Не лучшая в мире подушка, но другой нет.

Тишина... одиночество... холод... долгожданное забвение... тьма...

***

И вновь полные продуктов пакеты оттягивают руку Юргена.

Зачем?

Для чего?

Что это за чувство, заставляющее неизменно заходить в супермаркет и покупать... покупать... покупать то, что возможно понравилось бы щуплому мальчишке. Откуда это странное ощущение ошибки? Уверенность, что он не приходит только потому, что купленное не в его вкусе?

Лифт не работает.

Во всем доме отключено электричество. Авария или что-то такое... не важно.

Жаль только мороженное растает. Ягодное, как и его имя. Быть может оно?.. Быть может...

Ключи опускаются на полку с громким стуком.

Холодно и темно.

Но...

Не одиноко.

Темный силуэт на светлом диване. Рюкзак под головой и подтянутые к груди колени.

Несколько шагов. Ближе... еще ближе...

Проехавшая машина на миг вырвала из тьмы уставшее раскрасневшееся лицо...

Пальцы лишь слегка прикасаются к мокрому лбу. Жар. Горит весь.

Подхватить мальчишку труда не составляет. Хрупкий. Легкий. Худой. Слишком худой. Измученный.

Дрогнули веки. Ресницы взмыли вверх, открывая мутный, немного потерянный взгляд. Пересохшие губы приоткрываются, но ни звука не слетает с них.

И только собственный голос звучит инородно. Необычно и как-то странно.

- Я ждал.

- Правда? - столько удивления в голосе и больно дышать. Лицо горит так, что бегущие по щекам слезы кажутся холодными. В сильных руках так уютно. Лучше, чем на диване. Лучше, чем где бы-то ни было. Губы дрожат, слезы туманят взгляд... тело словно разбито... а слова больно бьют по расшатанным нервам, и сердце заходится в безумных кувырках...

«Я ждал... ждал... ждал тебя»

Юрген с трудом сдерживает тихий стон.

Опять слезы. Только теперь другие. Теперь не горькие.

Язык скользит по щеке. Ведь не горькие же, правда?

Нет.

Соленые - да. Горячие -да. Горькие? Нет!

Сладко...

Старая курточка летит в сторону. Но стоит только мальчишке проследить за вещью, как в груди все сжимается от ощущения очередной осечки. Нет, с ней надо быть аккуратнее. Бережнее. Как и с самим Яном.

- Прости. – Юрген встал с кровати, на которую переложил парня, и поднял куртку с пола. Легкими движениями стряхнул с нее пыль и аккуратно развесил на спинке стула поверх своего пиджака.

А потом вернулся к мальчишке.

Грудь тяжело вздымается и сложно определить от жара ли это, или от волнения.

- Может быть врача вызвать?

Полотенце смочено в холодной воде, но вряд ли оно поможет снять жар.

- Не знаю. - Перед глазами у Яна все плывет, а то место на щеке, где прикасался язык мужчины, горит, словно там выжгли клеймо. - Я устал... все пройдет... наверное...

Голос слабый, но он не ел несколько дней. Возможно все дело в этом?

Юрген окинул парня обеспокоенным взглядом.

Усталость?

Вполне возможно.

А еще, наверное, заголоженность. Ведь видно же, что недоедает и недосыпает.

Врач тут явно не поможет. Потому что медицина еще не изобрела лекарство, которое спасает от запущенной формы одиночества.

- Хочешь чего-нибудь?

Пальцы забираются под потертый ремень на старых джинсах и выуживают из-за пояса край футболки. Такой же потрепанной и старой, но чистой и опрятной. Тянут вверх, оголяя живот и грудь. Синяков стало меньше. Вернее сами пятна стали меньше и светлее. И новых не было. Это хорошо.

Футболка так же аккуратно сложена и отправлена к куртке.

- Пить... - руки Яна безвольно упали на кровать. Тяжелые, непослушные, такие же горячие, как и все тело. - Может быть есть. Я не знаю... уже не знаю.

Слезы вновь покатились по щекам. Он, наверное, умирает. Его тело больше не требует еды и сжигает себя в лихорадке. Глупое, как будто кому-то будет дело до его смерти. Никто даже не вспомнит о нем на следующий день после похорон.

Прохладное стекло ложится в ладонь.

Прохладное стекло касается искусанных губ.

Ян пьет жадно, быстрыми большими глотками, проливая часть воды себе на подбородок. И большой палец Юргена тут же стирает с обветренной воспаленной кожи мокрые дорожки.

Он наблюдает за мальчишкой и думает о том, что в холодильнике есть много продуктов. Так много еще не было за последние несколько лет. В пакете на столе тает мороженное. Света все еще нет. Можно было бы разогреть принесенный вчера секретаршей бульон, который он так и не съел, но микроволновка от одного только желания не заработает.

- Есть сыр и ветчина. Только без чая. Свет отключили. Авария.

- Спасибо. - Ян кивнул невпопад и откинулся на подушку, прикрывая пекущие от слез и недосыпания глаза. - Можно мне сыр? Немного.

Сыр. Немного. Совсем чуть-чуть.

Голос мальчишки стоит в ушах Юргена. Слабый, усталый... обреченный...

Желтые полоски ложатся на небольшую тарелку. Полукругом солнечных лучей... как на картинке детского рисунка... вот только это солнце не улыбается...

Юное, весеннее солнце прячется за тучами... прячется за дождями... прячется под одеялом в спальне. В холодной темной спальне, в ожидании тепла и еды.

- Хочешь чего-нибудь еще?

Тарелка с тихим стуком опустилась на прикроватную тумбочку. Скрипнул матрас, прогибаясь под тяжестью тела. Зашуршала простыня и одеяло.

Ян мотает головой. Слабо. Почти незаметно.

Чего он еще может желать? Чего вообще может желать человек в его положении?

Запах сыра щекочет нос. Рот наполняется слюной, которой становится все больше. Он голоден... безумно голоден.

Глаза все так же закрыты, язык скользит по пересохшим губам, смачивая их слюной. Но сознание намеревается ускользнуть в спасительный сон, пусть этот сон и будет полон кошмаров.

Краем глаза Юрген заметил, как мальчишку, уже готового протянуть руку к нехитрой пище, качнуло в сторону. Ослабевшее тело завалилось на бок, а глаза закрылись.

Сердце колотится быстро. Болезненно ударяется о ребра. А в желудке все скручивается в тугой узел.

Протянуть руку и с опаской приложить палец к верхней губе парня...

Дышит...

Просто спит...

Тяжелый вздох срывается с улыбающихся нервной улыбкой губ. Пиджак летит на пол. Галстук и рубашка следом. Секунды... и брюки там же.

Ян горячий, и от его жара нагрелась постель. В этом одиноком холоде даже болезненное тепло за радость.

Тихое дыхание иногда прерывается стонами. Тревожными всхлипами и судорожными вздохами.

Пальцы перебирают прядки взмокших на затылке волос. Сухие искусанные губы порой царапают грудь. А горячий лоб обжигает плечо.

Ты любишь сладкое?..

Наверное, любишь...

Быть может этот вопрос и будет задан, но...

Ты любишь сладкое?

Что ты любишь?

От чего бежишь? Куда?

Остановись здесь.

Я не против твоего присутствия.

***

Жарко. Даже во сне очень жарко и мокро. Тело сильно потеет, но болезнь растворяется в коконе из чужого тепла.

- Простите за это... - мужчина напряжен. Даже в полудреме беспокойный и дерганный. Вскидывается, что-то бормочет. - Простите, что так ворвался.

На улице глухая ночь и ветер. Такой сильный, что стекла дребезжат, и что-то постоянно бьется в окно.

Рука несмело тянется к обнаженной груди мужчины. Пальцы рисуют невесомый узор на сильной груди. Только бы не разбудить. Он, наверное, устал на работе.

- Спите спокойно. - Не приказ, очень тихая просьба. - Спасибо, что ждали.

Тяжелый вдох. Раньше его никто никогда не ждал. Раньше всем было все равно.

Глубокое дыхание... тьма...

***

Были слова. Тихие и совсем не разборчивые. Теплые. Жаркие. Убаюкивающие.

И был сон. Уже привычное поверхностное марево, затмевающее разум лишь для мимолетного отдохновения. Уже привычные и не вызывающие никаких эмоций видения. Только напряжение во всем теле от града обвинений и укоров. Только хриплые голоса прошлого...

Шум воды. Всплеск. Капли стекают по лицу, скользят по шее, капают на грудь. Полотенце впитывает в себя влагу. Тяжелеет.

Звонок в дверь бьет по нервам и вызывает злость.

Сейчас в квартире тепло и уютно. Сейчас в ней не пусто и одиноко. Сейчас... никто не должен увидеть или узнать. Все это только его. Только для него...

Несколько купюр в чужой руке. Подпись под графой адреса и фамилии. Шуршащий целлофан с коробочками и баночками опускается на прикроватную тумбочку. Ладони скользят по коленям. Не надо видеть, чтобы почувствовать на своей спине пристальный взгляд ясно-зеленых глаз.

- Завтрак готов.

- Спасибо. - Голос Яна все еще слабый, как и все тело. Руки тяжелые, как и веки, которые сложно держать открытыми. - Можно мне немного воды?

Кивок.

Прозрачная вода наполняет высокий, не очень широкий стакан. Горячие пальцы лишь на мгновение прикасаются к коже. Мимолетное мгновений, заставляющее сердце сделать умопомрачительное сальто.

Юрген нахмурился и отвел взгляд в сторону.

- Лекарства в пакете.

Короткая фраза и побег. Рядом с мальчишкой слишком тяжело. Слишком хорошо. Так тепло, что даже страшно.

Ян проводил взглядом вышедшего из спальни мужчину и откинулся на подушку, продолжая греть стакан горячими ладонями.

Взгляд задержался на пакете.

Лекарств было много. Жаропонижающие в основном, и витамины. Парень протянул руку и вытащил знакомый ему «парацетамол». Это должно помочь сбить температуру. А потом можно будет что-нибудь съесть.

Таблетка большая и горчит на языке, но острые зубы раскусывают ее с легкостью. Вода вновь холодным спасением проливается в пищевод вместе с лекарством. Может быть, поможет. Может быть, принесет облегчение.

Ян прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Ветер за окном крепчал, но уже не пугал так сильно.

Тихо, словно никого нет в квартире. И все же уже не так холодно, как прежде. Словно присутствие мужчины где-то за стеной делало сам воздух теплее.

***

Лакированный носок Юргена отбивал по кафельной плитке пола монотонную дробь. Галстук смертельным кольцом обнимал шею, мешая дышать.

Перестарался, затягивая узел? Или сделал это неосознанно, в попытке оборвать никчемную жизнь?

Маленькая смерть в небольшой картонной упаковке. Огонь, спрятанный в пластик. Металлическая чаша для праха... Хочется курить, и рука то и дело тянется к пачке сигарет, но в последний момент останавливается, и по душе растекается странное ядовитое тепло. Удовлетворение пыткой.

Мобильный телефон проклял тишину своим воплем.

Голос брата в динамике раздражает и рождает в душе желание послать все к черту.

- Половина десятого, Юрген! Тебя где носит?!

Тишина в ответ. Зачем говорить? Сколько можно говорить и повторять?

- Ты слышишь меня?

- Отъебись, Карл.

Короткая фраза заставляет собеседника умолкнуть. И это молчание патокой растекается по груди, усмешкой змеится по тонким губам.

Надо всего лишь нажать на кнопку и отключить телефон. Нажать на кнопку и выключить память. Нажать на кнопку и остановить вновь начавшийся дождь. Нажать на кнопку и... выключить мир за окном.

Ножки стула со скрежетом ползут по плиточному полу. Шаги гулко разносятся в тишине квартиры и затихают только на ковре в спальне.

Зеленые глаза сейчас прикрыты. Темные круги под ними кажутся всего лишь иллюзией. Тенью от пушистых ресниц.

Острые черты лица приковывают взор. Эти такие манящие искусанные губы. Такие пленительные...

... горькие от недавно выпитых лекарств, и возбуждающе горячие...

***

Яна охватил сильный трепет.

Душно... поцелуй со вкусом кофе, как глоток свежего воздуха. Теплые нежные руки, как ласковый бриз по вспотевшей коже. Тело что-то помнит, боль и удовольствие, горечь и сладость. Грудь вздымается и опадает. Тяжело, жарко... ткань пиджака пружинит под пальцами. Жесткая, непривычная на ощупь. Дышать уже нечем, но, кажется, что если мужчина отстранится, то дыхание и вовсе застынет навеки.

***

Мальчишка болен, но его слабость лишь придает остроту ощущениям. Он отвечает. Слабо... немного устало. И все же не стремится отстраниться. Не стремится сбежать. Тянется. Все ближе... ближе...

Какой обжигающе горячий язык...

Жарко...

Пиджак летит в сторону.

К черту работу. Не сегодня.

Не сегодня...

Соленая кожа, тяжелое хриплое дыхание... треск ткани... скрип матраса... вскрик от грубого толчка и глухое мычание в подушку. Ян не сопротивляется. Притихает. Обреченно вздыхает и чуть приподнимает бедра...

Разочарованно-сожалеющий вздох, когда член уже уперся в сжатый анус.

- Прости.

Развернуть мальчишку к себе лицом и прижать его к своей груди. Зарыться пальцами в мокрые волосы и оставить на влажном виске поцелуй.

- Прости.

Ян дрожал. В жарких объятиях возбужденного до предела мужчины, он трясся так, словно оказался на морозе.

Крепкие объятия, ласковые поцелуи, тихая просьба простить за несдержанность.

- Все хорошо. - Рука подрагивает, но тянется вниз. Пальцы касаются горячей влажной головки напряженного члена. Поглаживают гладкую кожицу. Страшно... странно... мужчина не дышит, а сердце Яна не бьется.

***

Подушечки пальцев скользят по возбужденной плоти. Ласкают. Совсем неумело, но до безумия нежно. И так хочется сказать спасибо за эту ласку. Так хочется отблагодарить...

- Не надо. - Тихая просьба и перехваченная за тонкое запястье рука. - Идем завтракать. Ты очень слаб.

Ян сжал ладонь в кулак и сделал рваный вдох. Он жутко боялся, но ему хотелось, чтобы мужчине было приятно.

Не понравилось. Ну, конечно же, нет. Он ничего не умеет. Он не знает как правильно. Он никому не может дать ничего хорошего.

- Как скажете. - Боль в груди, а перед глазами пустота.

Пусть так. Неважно. Ему не привыкать к своей ущербности.

***

В голосе мальчишки странная обида. Или это только кажется?

Ест медленно. Не торопится. Или просто не хочет уходить? Было бы не плохо.

Кофе стекает по пищеводу в желудок. Горячий. Слишком горячий. Обжигающий. Но Юрген не замечает этого. Он смотрит на пережевывающего бутерброд парня.

Ян отводит взгляд. Хочет посмотреть, но не решается. А Юрген смотрит. Наблюдает. Хочет спросить... хочет сказать...

Тихо. Капает вода в раковине. Тикают часы. Шумит ветер за окном.

Тихо...

- Можешь жить здесь. Если хочешь. - Голос Юргена спокойный и даже немного безразличный. Но это его голос, и он отчетливо звучит в звенящей тишине квартиры.

Внутри все сжимается в тугую спираль в ожидании ответа. Внутри все горит огнем. Шаг к пропасти сделан.

Теперь только вниз...

Теперь только вверх...

Что ты выберешь? Решение за тобой...

***

- У вас будут проблемы. - Еды так много, что Ян не может выбрать. Даже странно, что она появилась в квартире этого человека. Разная, вкусная, но быстро есть нельзя, чтобы не травмировать желудок. - Мой отчим наркоман, а мама пьет. Не стоит пускать в свой дом таких людей как я.

Прокаженные отбросы общества не должны пачкать чистых людей и их чистые дома. Мужчина считал его кем-то бедным, но уж явно не всплывшим из помойной ямы дерьмом. Общество не прощает детям ошибки их родителей. Голос генетики громче вопля о помощи. Этот человек не станет исключением. Он тоже не услышит.

Закричи Ян во всю глотку, мужчина не услышит ни звука.

***

В голосе столько боли...

Мальчишка пытается спрятать ее, но он еще так молод... так неопытен... так не по-детски мудр.

- Я предложил тебе, а не твоей матери или отчиму. - Рука, подпирающая подбородок, опускается на столешницу и придвигает к мальчишке тарелку с мясной нарезкой. - Подумай над моим предложением.

И вновь взгляд в стену. Слишком страшно смотреть в глаза... Слишком страшно не увидеть там ничего... страшно увидеть...

- Вы мне так доверяете? - голос Яна сдавленный. Слезы дрожат на ресницах и срываются на щеки, обжигая кожу. - Почему?

Грудь вздымается и опадает, выстраиваемая годами стена рушится на глазах, но он собирает кирпичики обратно. Нельзя открываться, нельзя позволять другим заглядывать в черную дыру своей души.

Юрген пожал плечами.

Молчание затягивалось и, по достаточно напряженной тишине было понятно, что мальчишка ждет ответа.

Короткий взгляд. Блестящая в искусственном свете слеза на мокрых ресницах. Боль...

- Просто хочу, чтобы ты остался. Платы требовать не буду. Никакой.

Ян вскинул на мужчину взгляд и задержал дыхание. Равнодушный, холодный, спокойный, тихий... Юрген был словно скалистая стена, о которую разбивались и волны, и ветер, и огонь, и сталь. И это внушало доверие, несмотря на неприятный осадок от их первой встречи.

- Я хочу... - тихий голос шелестит как листья на ветру, но громче говорить он просто не может. - И... мне страшно...

- Меня боишься? - Юрген нахмурился и... усмехнулся. - Да уж, тот еще красавец.

Несколько кажущихся бесконечными мгновений. Дождь за окном все сильнее. Все громче бьет в стекло. Все темнее небо, несмотря на то, что давно уже рассвело.

- Оставайся. - Взгляд прямой. Теперь уже не отвести глаз. Нельзя. - Оставайся.

Ладонь накрывает холодную руку и несильно сжимает ее.

Оставайся.

Ну же, соглашайся.

Соглашайся...

- Не вас. - Ян замотал головой, понимая, что мужчина все неправильно понял. Хотя по уму именно его и нужно было бояться. - Вас не боюсь... останусь... если можно. Правда, можно? У вас так тихо. - Он понял, что говорит слишком много, и закрыл ладонью рот, обрывая поток слов и испуганно глядя на мужчину.

Тепло. У вас теперь так тепло. Не прогоняйте...

***

Блестящие испуганные глаза. Зажатый ладонью рот. И мольба. Ей не надо звучать, чтобы быть услышанной. Ей не надо быть озвученной. Юрген чувствует. Знает, что прячется за оболочкой тела. Знает...

Губы трогает улыбка. Пальцы прикасаются к руке, прикрывающей рот, и мягко отводят ее в сторону. Скользят подушечками по губам, спускаются на подбородок, покрытый мягкими пушистыми волосками. Светлыми и оттого практически незаметными.

- Все хорошо. Не бойся. Не нервничай, ты не мешаешь. Ты - нет. Ешь.

Ян улыбнулся. Искренне, почти даже счастливо и прикрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями.

Что будет, если он возьмет и не придет домой несколько дней подряд. Матери все равно, а вот ее любовник так просто этого не оставит. Впрочем, за несколько ночей тишины Ян готов был отдать свою жизнь.

Мальчишка улыбнулся и от этой немного смущенной, немного виноватой и такой невероятно счастливой улыбки у Юргена стало светлее на сердце.

Дождь прекратился. Дождь замолчал. И теперь только тихое постукивание столовых приборов по керамике тарелок разбавляло тишину квартиры.

- Мне надо на работу. - Голос звучит тихо и виновато. - Ненадолго.

Ян кивнул. Сделал глубокий вдох и, оглянувшись, посмотрел через дверной проем на стоящий в прихожей портфель.

- А мне в колледж.

Наверное, нужно идти. Наверное, нужно делать хоть что-то, чтобы не казаться бесполезным. Терпеть насмешки, терпеть побои, пытаться учиться.

Парень перевел взгляд на тарелку и понял, что наелся.

- Спасибо вам... - он посмотрел на Юргена, который внимательно наблюдал за ним и снова растянул губы в признательной улыбке.

Мужчина нахмурился.

Во взгляде Яна, брошенном в коридор, было столько тоски...

Побои... каждый день новые оттенки синего украшали бледную кожу. Каждый день унижения. Необоснованная ненависть... порванная одежда... боль...

- Тебе не обязательно, - сказал Юрген. - Не ходи. Ты болен. Я вернусь через пару часов.

- Меня накажут. - Ян с непередаваемой усталостью посмотрел на мужчину, чувствуя, как сердце болезненно трепыхается в груди.

Он молил о помощи, о передышке хотя бы на один день, но чем мужчина мог помочь?

Юрген помрачнел, несмотря на приподнятое настроение.

В юности не может быть столько обреченности. В юности не должно быть столько страха и опасения. Это ненормально.

Чашка с недопитым кофе отправляется в раковину. Шум воды. Стекающие темно коричневые капли на белом фарфоре. Мягкое стерильно белое полотенце, впитывающее влагу...

- Не накажут. Я улажу. Доверься.

Ян удивился.

Довериться? Возможно ли такое, чтобы мужчина имел возможность помочь ему? Возможно ли, чтобы теперь жизнь стала немного проще?

Юрген напряжен, спина и руки похожи на камни. Движения резкие, порывистые, словно на автомате.

- Я подожду вас здесь. - Тихий ответ, подтянутые колени к груди, умиротворенный взгляд на накрытый стол, ломящийся от еды.

Как же хорошо в этих четырех стенах, как безопасно и спокойно. Он остался бы здесь навечно. Никогда бы не ушел, если бы это было возможно, никогда бы не променял этот покой на шумную жизнь за пределами крепких стен.

Но в этой жизни нет ничего вечного. Чудес не бывает. Чудеса для детей из благополучных семей.

Не для него...

***

Кивок Юргена как знак согласия.

Накинуть пиджак и остановиться в дверях спальни, не в силах отвести взгляда от старенькой подранной курточки на спинке стула.

Ян любит ее. Любит так сильно, что не может выбросить, несмотря на то, что давно пора бы это сделать.

Любит...

Этот ребенок умеет любить.

Несмотря ни на что, все еще сохранил в своем сердце эту способность...

Аккуратно сложить мятую ткань и спрятать в пакет.

Щелчок дверного замка.

- Я скоро вернусь.

Ничего не значащие слова. Бесполезные и такие нужные в этот миг. Просто для того, чтобы знал, что его не забыли. Что о нем помнят. Что к нему хотят вернуться.