Ад пуст, все бесы здесь

Эл проходит в гостиную бесшумно. Он босой, он грязный, чумазый, с взъерошенной бесцветной макушкой и оттопыренными ушами. Весь в белом, запачканном в желтых, синих, черных, зеленых пятнах, по-чудному нелепо смотрящийся на фоне отсыревших, отклеенных местами обоев. У него в руках мусорный пакет, воняющий тухлой рыбой и алкоголем и потрепанный томик с разорванными, вырванными страницами. Но в доме, кажется, этого никто не замечает. Сестра рыдает, взвизгивая, вздыхая судорожно, размазывая слезы, прижимая руку к щеке. Эл чуть хмурится и склоняет голову набок. Эл не любит так. Эл любит неожиданности. Любит эффектные появления, как те, что показывают (обязательно!) по телевизору, любит геральдику, черноглазых людей, мух, фарфоровый сервиз, который так отчаянно была раньше Страшная Женщина, огромные плюшевые игрушки, звуки кларнета, любовные романы и соколиные перья, которые можно приклеить другу на волосы. Любит сушить крапиву и цветы и распиливать их по карманам, любит валяться в снегу, по сто раз перечитывать «Евгения Онегина», коллекционировать чужие волосы и человеческие страдания, вглядываться в темноту и не стирать носки. Любит чужие ладони. Любит перчатки и солнцезащитные очки, горы, запах сирени, льва с заставки «Том и Джерри», жуков-носорогов, пыль на книгах, чай со сгущенкой, мятные леденцы, радужные зонтики, странные маски, девьчачьи браслеты и гелевые шарики, слушать тиканье часов, подбирать окурки с асфальта и книги со свалок и писать так, чтобы буквы больше него. Эл любит, когда больно и грустно, когда весело и когда страшно. А когда так он не любит, потому что так не похоже ни на что.

Эл подходит к сестре, волоча за собой мешок, садится рядом, говорит какие-то слова, какие обычно говорят, чтобы утешить, но сестра не слушает, заливаясь сильней. В другие моменты он бы дотронулся до неё призрачно-прозрачно, утешая, вытирая слезы, текущие ручьем, прижал бы к себе, а сейчас не хочется. Он слишком много сегодня был. Страшная Женщина кричит и тоже плачет, заламывая руки и причитая. Смотрит затуманенными  глазами, бьет посуду и снова кричит. У Страшной Женщины растрепанные волосы, трясущиеся руки и большие синяки. Эл не понимает, что она кричит, и если честно, думает, что она и сама не понимает. «Наверное, потому что она некрасивая, — объясняет себе Эл. — Некрасивые все страшные и злые. И постоянно на всех кричат». Между прочим, друг его тоже некрасивый, но совсем-совсем не страшный и не злой, просто интересный. Интересность его в том, что ему нравится разбирать людей по частям, как конструктор. Правда, собирать их обратно не хочет, прячет в черную сумку, а на вопросы, когда они наконец сделают это и покажут на какой-нибудь выставке, смеется. Эл не обижается — он любит, когда смеются. Но жгучий интерес с каждым днем все возрастает. Друг говорит, что это все пройдет, как все в мире проходит, предлагает забыть и забыться в его машине (только, дотрагиваясь до него, почему-то постоянно отшатывается, мотая головой, как Страшная Женщина, и некоторое время сидит, глядя в пустоту, что Элу кажется забавным и пугающим одновременно).

— Ты неблагодарная тварь! — вновь кричит Женщина, тыкая пальцем в сестру. — Такая же, как он, как твой мразотный отец! Я всё... всё делаю...

Сестра зажимается в угол, всхлипывает сильнее. Эл осторожно гладит её по волосам, шепчет на прощанье и выходит через открытое им окно. Сегодня друг должен разобрать кого-то ещё. Он не может это пропустить.

За спиной слышится звон разбивающейся бутылки и громкий вскрик сестры.