Предложение было заманчивое, и я согласился. Когда я закрывал дверь на ключ, Константину на глаза попалась моя соседка, вышедшая, видимо, за покупками. Он пытался с ней заговорить, но она то ли мало заработала прошлой ночью, то ли не выспалась – и поэтому она послала нас куда подальше грубым, прокуренный голосом.

– Вот так женщина, – долго смеялся Константин, когда мы шли до метро, – боевая! Я думал, такие где-нибудь в провинциях остались.

Я отвечал, что не знаю, откуда она, да и вообще не хочу с ней связываться – уж больно она мерзкая. Константин курил и интересовался, не связывает ли нас с ней давняя порочная связь. Я пытался набить ему морду за такое, он щедро осыпал меня пеплом своей сигареты и неизменно давал отпор.

Во второй раз дорога до его дома оказалась не такой уж и долгой. Но когда мы добрались до квартиры, нас ждал там неприятный сюрприз – куча недовольных соседей и прорванная батарея в спальне.

Матерясь, Константин убирал воду, а я звонил слесарю, в ЖКО и еще тысяче лиц, но человека, который бы пришел с инструментами и заменил батарею, так и не дождался. Поэтому мы забили на это дело, и потом долго сидели на кровати, ожидая, что разводы вскоре высохнут, и можно будет ходить по полу без страха намочить носки.

Не знаю, как он, но я потратил это время с пользой: дочитал его рассказ. Концовка оказалась открытой – каждый думал так, как хотел. Мне бы хотелось думать, что героиня все-таки осознала все ошибки и исправилась, но факты говорили об обратном.

– Ну, все, – объявил хозяин квартиры, пощупав пол, – кажется, высохло.

Он отложил в сторону ноутбук (да, я тоже очень удивился, когда его увидел) и вытащил из-за шкафа гитару. Небрежным движением накинул ремень на плечо, подключил шнуры, поставил громкость почти на все сто. Я представил, что после того, как он даст по струнам и у соседей полопаются стекла в окнах, они сожгут и Костю, и гитару, и меня, и поэтому предложил убавить громкость.

– Для первых-то аккордов можно и на всей громкости, – великодушно улыбнулся тот, поправив гитару, – ну что, ты готов?

Я не знал, насколько сильным будет звук в этих четырех стенах, и спросил, надо ли затыкать уши. Колонки очень громко гудели – предупреждающе громко. Константин пожал плечами, и вместо того, чтобы ответить, дал первый аккорд.

Меня словно прожгло до самой души. А соседей, кажется, до самого первого этажа. Сразу же кто-то забарабанил в потолок и в стены.

– Сделай потише, – умоляюще попросил я.

– Сделай сам, – отвечал Константин, ударяя еще раз и еще по струнам. Я сполз на пол к правой колонке и стал крутить колесико.

Добившись нужной громкости, я поднялся, но уйти на кровать даже в голову не пришло. Пальцы «Повелителя тьмы» двигались с такой магической скоростью, что, наверное, будь это мои пальцы, на них бы сразу же набухли мозоли.

Я не мог отойти от него, откинувшего немного назад голову в музыкальном экстазе. Он словно слился со своей гитарой – и это было так восхитительно, и гитарные рифы так остро схватили меня за душу и потянули ее наружу, что в горле сразу пересохло. Я чувствовал, как что-то потихоньку вскипает в моей голове, а потом этот бурлящий поток переливается в сердце, а потом тяжелеет где-то в паху.

Константин склонился над гитарой. У меня мутило в голове. Эта музыка... Музыка была способна свести меня с ума, музыка, словно крючком, зацепила мой мозг, и сейчас медленно, рывок за рывком, вытягивала его наружу, и я чувствовал, как струится из уха кровь.

У меня сбилось дыхание и проступил пот на лице. Я не мог оторвать взгляда от рук Константина, от его движущихся плеч, от слегка прикрытых глаз и дотлевшей до фильтра сигареты. Сильные пальцы сжимали гриф, дотрагивались до металлических струн, и вся фигура была словно покрыта коконом, темным коконом. От того, что я перестал моргать, у меня заслезились глаза. От того, что перестал дышать – пересохли губы и сдавило грудь.

Я плохо помню, что было дальше. Помню, что я шагнул к Константину, схватил гриф гитары и рванул на себя. В памяти еще есть то, как он глянул на меня, и как сорвал с плеча гитару, повалив на кровать.

Цепкие руки, огонь его тела, поцелуи и прерывистое дыхание. Тогда с ним был не я, а что-то другое, кто-то поддавался на эти ласки, отвечал на его действия и стонал от наслаждения. От Константина пахло сигаретами и кофе. Он кусал меня за нижнюю губу. Продолжали навязчиво гудеть колонки.

Но внезапно я пришел в себя.

И осознал, что лежу под тем, кого считал своим другом.

Я сорвался с места и ударился спиной о стену. Торопливо поправлял на себе одежду, смотря, как он встает и непонимающе на меня смотрит. Я чувствовал жар внизу живота, и отдал бы все сокровища мира, чтобы это возбуждение сейчас же прекратилось.

Не говоря ни слова, я быстро обулся и выскочил за дверь.

Я долго бежал вниз по лестнице, потом по тротуару, пересекал улицы и проспекты, чудом увертываясь от машин и трамваев. Бежал и бежал, пока желудок не скрутило в сухой спазм.

Начался дождь. Я остановился у зеркальной витрины и обернулся к своему отражению.

Мне было страшно смотреть в собственные глаза. Что-то в них все время дрожало, и когда я почувствовал тепло, то понял, что это были слезы.

Домой я вернулся поздно, под ночь. Кажется, я простудился под дождем. Голова просто раскалывалась, и было жутко холодно.

Я замер у кровати, смотря на заправленное одеяло. Стал потихоньку сдирать с себя невысохшую одежду. Я вспомнил, что этим утром, он лежал рядом со мной на кровати полуголый и, кто его знает, думал о том, что мы чуть не сделали позднее.

Я тщетно ждал дурную волну отвращения, но ничего так внутри меня и не происходило.

Потирая худые плечи, я залез под одеяло. Накрылся с головой и задрожал.

Я же чувствовал возбуждение, правда?..

Это не он – это его гитара. Это все она...

Но сейчас нет никакой музыки. Сейчас тихо – и даже в голове ничего не шумит и не бьется. Так почему же я...

Мне очень хотелось заплакать или закричать – но почему-то не получалось. Тотальная пустота клубилась во мне, тотальное безразличие. Я решил, что просто еще не отошел, мозг пока не переработал это, и поэтому я ничего не испытываю.

Я повернулся лицом к стене.

Совсем как он.

Черт! – я повернулся на другой бок и уставился сухими глазами в черноту комнаты. Он же хотел этого, а я, я тоже его хотел, да?..

Это все чертова живая музыка!

Я спрятал голову под подушку. Стало немного легче. Повернулся на живот.

Геи же друг друга именно в такой позе...

Я нервно сел. Решил, что буду спать сегодня сидя. Укутался в одеяло, подложил под голову подушку. Спать совсем не хотелось.

У меня встало именно на него...

Мне бы пистолет, чтобы выбить эти чертовы мозги. Пусть они живут – отдельно, и я тоже – отдельно. Мозги бы плавали в колбе с формалином, а если бы они опять начали пороть эту чушь, я бы накрыл колбу звуконепроницаемой крышкой, а сам устроился бы рядом на шелковой подушечке пить чай. Чай был бы душистым и сладким, а формалин – не знаю, наверное, он был бы вкуса моих мозгов.

М-мм, вкусно как Орбит «Мозги Извращенца»...

Мне стало смешно, и я открыл рот, чтобы засмеяться. Только все равно ничего не вышло – я так и сидел с открытым ртом, как будто мне сделали огромную дырку в лице, и пытался издать хоть какой-то звук.

Потом тишина прижала меня к потолку, и я решил, что надо спуститься вниз, надеть наушники и послушать немного музыки. Я выбрался из-под одеяла и с удивлением подумал, что в комнате так тепло и душно. Только внутри меня почему-то было холодно.

Музыка спасла меня от собственных мозгов. Перестали лезть всякие бредовые мысли, и я, кажется, спокойно задремал. Только потом проснулся от того, что ощутил чье-то прикосновение.

Я беспомощно дернулся и понял, что нахожусь в плотном коконе. А меня кто-то трогает и двигает снаружи. Я зашевелился, потому что у меня иногда бывают приступы клаустрофобии, и застонал сквозь зубы. И вдруг понял, что мое тело – одна сплошная масса, и только на голове есть наушники с какой-то странной музыкой. Я как будто личинка в коконе.

Я пополз куда-то вверх, испытывая ужасное гнетущее чувство и понимая, что я начинаю задыхаться. А толчки и поглаживания снаружи все учащались и набирали скорость.

– Отпусти меня!! – в ужасе закричал я и тут понял, что уже утро. И что я запутался в собственном одеяле.

Плеер все еще играл – зарядка у него была на исходе. Я поскорее подключил его к розетке и ушел в ванную, чтобы умыться и вместе с водой смыть остатки пережитого ужаса. И, осмотрев свое тело, сам залез в ванную.

Вода барабанила по голове, а я сидел и думал, что надо как-то все это прекратить. Я не хочу оказаться извращенцем, я не хочу иметь никаких «порочных связей». Черт побери, я просто хочу сидеть спокойно в своем магазине и продавать музыку! Я так и скажу ему, когда он придет. Так и скажу: «Убирайся, я не хочу иметь с тобой ничего общего».

При этих мыслях что-то в груди беспомощно сжалось, но я отказался развивать мысли о том, что ему может быть больно и так далее.

Я нормальный.

В магазин я пришел совсем разбитый. Начался насморк, и я поминутно сморкался, сидя за прилавком и смотря на покупателей. Сегодня суббота. По субботам всегда много людей.

И даже если он придет, я не испугаюсь, я не испуга...

– Сокольников.

– Да? – я вздрогнул, потому что совсем не ожидал увидеть нашу Госпожу.

– Настя заболела. Мне придется делать сдвиги в графике, и в образовавшейся нише получается, что некому будет ночью присматривать за магазином. Так что ночным продавцом опять будешь ты, – Госпожа выглядела так, что ей не хватало только хлыста и кожаной кепки.

Я умоляюще поднял на нее глаза, но она одарила меня ослепительно-кровожадной улыбкой.

– Что такое? Или мне нанимать еще одного продавца? Я думала, тебе нужны деньги.

– Ладно, ладно... А на сколько? – я грустно шмыгнул носом.

– Настя клялась, что через три дня будет снова на ногах. Так что тебе всего две ночи.

Я вздохнул и кивнул. Может, Константин придет именно днем, когда я буду в ночь? А что, если он придет ночью?

Тогда мне не скрыться от этого извращенца.

Я снова стал ждать отвращения, и даже вспомнил то, что случилось вчера, но, вопреки всему, мне стало жарко. Чем меньше мы будем встречаться, тем быстрее это пройдет, я уверен.

Я уверен.

В субботу он не пришел. Не пришел и в воскресенье. Я подумал, что Костя может тоже испытывать что-то подобное тому, что испытываю я, и поэтому больше никогда не придет. Может, ему даже противно. Может, так же страшно...

Все-таки, нам было хорошо вместе... Он интересный человек.

Я нормальный.

В понедельник весь день шел дождь. Когда вечером я добрался до нашего магазина, у входа были лужи. Что ж, у Константина не получится отговориться, что он не знал о дожде, если он снова придет среди ночи. Хотя... какое мне дело.

Если Костя придет, то будет лучше – мы все выясним и разойдемся. По-хорошему.

К ночи разыгралась настоящая гроза. Но она меня мало занимала – я сидел и читал рассказы Стивена Кинга. Больше тут, под прилавком, ничего не нашлось. В наушниках сладко играл "School of emotional engineering", и все было достаточно обыденно и не экстремально.

Внезапно раздался стук в дверь. Несколько недель назад мы стали закрывать на ночь магазин, и поэтому покупателям приходилось стучаться – все это в целях безопасности. Я поднялся со стула и подошел ко входу.

За окном стояла неясная тень, но что-то подсказало мне, что это пришел он. Я шатнулся назад вглубь магазина и громко сказал:

– Я тебя не пущу, – мне вдруг стало дико страшно. Константин, я, и пустой магазин.

Тень минуту не двигалась, и вдруг вплотную прильнула к стеклу. Я увидел, что он без зонта и чертовски промок. С волос капала вода. Костя с мольбой смотрел на меня, и я ощутил себя последним проходимцем.

Нужно было его пустить. У меня затряслись и похолодели руки. Я все еще медлил. Сзади него мелькнуло еще что-то, и снова раздался стук.

– Эй, у вас открыто? – прозвучал другой голос. Я вздрогнул и оторвал взгляд от Константина. Я же не мог держать круглосуточный магазин закрытым.

– С каких это пор вы начали закрываться? – спрашивал бородатый мужчина, стряхивая капли дождя на плитку немного позднее, когда я все же открыл дверь. Константин вошел вслед за ним – я видел, что его била дрожь.

– В целях безопасности, – ответил я покупателю, – Вас что-то интересует?

– Да посмотреть чего-нибудь бы... – клиент прошел к стеллажам.

– К вашим услугам продажа видеофильмов, компьютерных игр, музыка различных жанров, а также продажа подержанной аудио-видео техники и прокат видеокассет и дисков, – повторил я заученные некогда слова, все еще смотря на Константина – его лицо было таким бледным и вымотанным, словно он был утопленником. Костя тоже в упор смотрел на меня.

– Хм, как интересно. Тогда я, пожалуй, возьму что-нибудь напрокат. Молодой человек, не могли бы вы мне помочь с выбором?

Бородач взял напрокат диск с историческими фильмами. Пока я делал все необходимое, покупатель ждал и осматривался.

– Значит, решили закрываться. Но вы хоть табличку сделайте, что вы открыты, а то клиентов потеряете, – дал насущный совет клиент, получив свой диск, – всего хорошего.

Мы остались с Константином наедине.

– Откуда ты узнал, что я в ночь? – наконец спросил я, прервав долгое молчание.

Константин выжимал волосы.

– Зашел и спросил. Ничего сложного, – было ответом.

– А почему без зонта?

Он пожал плечами, напряженно глядя на меня.

– Послушай, почему ты тогда...

– Костя, давай, не будем об этом вспоминать... – я отвел глаза к обложке книги и долго не поднимал их, – то, что там произошло, это все как-то... противоестественно, что ли.

– Да? – он хмыкнул, – а по-моему, все закономерно, – Костя еще помолчал, оглядывая меня и вдруг подался вперед, – но ты мне нравишь...

– Давай выйдем, ок? Тут камера стоит... – я боялся, что он набросится на меня прямо в магазине, а все потом посмотрят и будут надо мной смеяться. Поэтому я поспешил выпроводить его на улицу.

Снаружи все еще шел дождь, но гроза уже прошла. Мы стояли под навесом и молчали. Я чувствовал, как сильно хочет закурить Константин, но пачка, наверное, промокла вместе с его одеждой.

– Не надо себя винить, – собрался с силами Константин, – все это нормально.

– Я нормальный, – как-то невпопад ответил я. Константин запнулся на минуту, а потом продолжил.

– Просто все это так сложно, что не поддается объяснению... Ты... Я... Мы связаны, понимаешь?

Я поднял на него глаза.

– Я нормальный, – только и мог повторить я, но голос так хрипел. Константин опять замолчал, и вдруг схватил меня за руки.

– Ты мне нравишься, Макс... – прошептал он, но половину я не услышал, так как мимо проехала машина, шумя водой. Но догадаться было легко.

Вообще-то, меня зовут Максимилиан... Все называют меня...

– Я нормальный, – опять ответил я, глядя перед собой, как кукла.

– Да что ты заладил, – Константин сильнее сжал мои руки, – я тоже нормальный. Кто сказал, что это ненормально?

– Все... – я все еще не моргал, словно пустота схватила меня за глазные яблоки, – так все говорят...

– Они всех так называют! Не слушай их, ведь мы с тобой – музыка!.. Так мало людей понимают музыку.

Константин попытался меня обнять, но тут меня прорвало. Я сильно толкнул его, и он вышел в полосу дождя.

– Я не извращенец!! – закричал я, и зачем-то начал бить себя по лбу, – я не извращенец!! Я нормальный!! Я – нормальный!! Я нормальный, говорят тебе!! Я нормальный!!!

Из меня извергались еще какие-то слова, которые потом перешли во что-то нечленораздельное. Я сжался и упал на колени. Нас снова осветили фары проезжающей мимо машины.

– Я не хочу быть извращенцем!.. – прошептал я и снова закричал, подняв голову, – я не хочу быть извращенцем, ты меня слышишь?! Я не хочу быть извращенцем!!

Константин покачал головой, смотря на меня. Потом он медленно повернулся и пошел прочь. Я уже не смотрел ему вслед. Слезы фонтанами крови полились из моих глаз. Меня будто рвало слезами. Я чувствовал боль и отторжение. Я кричал и бил себя по голове.

Потом я успокоился. Успокоился, выполз под дождь. Холодная вода смыла следы страданий с моего тела. Я постоял так, ощущая себя выпавшим за борт пассажиром, и потом вернулся обратно в магазин.