Когда я открыл дверь, то меня встретила угрюмая чернота. Кроме нее дома больше никого не было. Я прошел в гостиную и увидел, что исчезла гитара, ноутбук и еще Костины вещи. На кровати лежала коробочка – абсолютно пустая. Я без особого интереса повертел ее в руках – что-то подобное я ожидал здесь увидеть, когда шел домой. Правда, у меня было два варианта. Я благодарил Бога, что первый, с наркопритоном и проститутками, оказался всего лишь моим предположением.

Теперь мне действительно придется работать, как краб на галерах...

Я позвонил в компанию «Английская крепость» и вызвал работника. Эта компания работала почти допоздна – я всегда пользовался только ее услугами. Я курил Костины сигареты (их он забыл забрать) и смотрел, как парнишка в зеленой кепке возится с новым замком.

Мой дом – английская крепость.

С тех пор я ничего не слышал о моем бывшем парне. Сначала было очень больно – особенно когда я ложился спать в холодную постель, на которой мы некогда помещались вдвоем. Чтобы добавить еще больше страданий самому себе, я вспоминал наши поначалу безоблачные отношения. Я вспоминал вкус того красного яблока и как дико мы смеялись в тот день. Я вспоминал, как вместе мы готовили еду и гуляли по Петербургу.

Потом я успокоился. Когда Костя однажды появился в моем магазине, на него было страшно смотреть – во что он превратился со своими красными глазами, всклокоченными волосами и грязной одеждой. Наркоман просил дать взаймы немного денег, но я ничего ему не дал, и он зарыдал прямо в магазине перед всеми покупателями. Я не мог ничего поделать – вокруг были люди, и попросил его выйти из магазина. Константин вышел и, спустя пару минут, разбил нам витрину. Вызывали милицию, его увезли.

Я возобновил свои походы в клуб. Я так же, как и в прошлый раз, заказывал томатный сок со льдом и медленно потягивал его через трубочку, разглядывая окружающих людей. Кости в клубе не было, хотя я его и не старался найти.

Когда мне позвонил Сергей и похвалил рассказ, я лишь горько улыбнулся, и в глазах сразу встали слезы. «Почему же ты не позвонил раньше? – думал я, обмениваясь с критиком дежурными фразами, – почему ты не прочитал это раньше??!». Я был уверен, что, узнай Костя о том, что его рассказ понравился кому-то, кроме меня, он бы сам записался в лечебницу и был пай-мальчиком, проходя лечение. Сергей просил дать телефон автора, чтобы созвониться с ним и побеседовать о его произведении, но я наврал, что не знаю, где сейчас мой друг, мы с ним давно уже не общаемся. Все же критик оставил свой номер и наказал мне связаться с ним, как только я найду автора и сообщу ему об успехе.

Положив телефон рядом с собой на диван, я минуту сидел, как тыква на столе в канун Хэллоуина. Потом бросился звонить Косте, потому что надеялся, что, если он узнает обо всем, то сразу же захочет высвободиться из зависимости. Но сим-карта, скорее всего, была заблокирована, и я не смог дозвониться.

Теперь я жаждал, чтобы Костя пришел ко мне либо в магазин, либо домой. Я бы сразу ему все рассказал, и мы бы вместе изменили нашу жизнь. Константин бы захотел вылечиться, я знаю, потому что как же он мог стать успешным писателем с катетером в вене. Я бы помогал ему, я бы носил фрукты в палату и навещал бы каждый день. Я бы снова называл его своим Костей.

Мы бы снова начали жизнь вместе... Заново. С чистого листа. Без ссор и драк. Без угроз и ножей. Костя – без иглы, и я – без бритвы.

Я начал ходить в клуб с завидной частотой – потому что Константин мог оказаться там, среди толпы тех наркоманов, среди знакомых Мишигана, просто среди людей. Я сидел у барной стойки и оглядывался, стараясь уловить его бледное лицо в общей массе.

И однажды я нашел его там.

В тот день я решил подняться на второй этаж, в vip-комнаты. Когда я вошел туда, в клубы дыма и разговоры людей, я поначалу растерялся. Я никогда сюда не заходил, потому что надменные люди, царствовавшие на этом этаже, не видели никого, кроме себя, а если ты начинал с ними говорить, то они пытались тебе доказать, как они круты. Я встал у перил и подумал, что зря я сюда пришел – в такие места мало кого пускают из простых людей. Что уж до нарков, то тем более.

Поэтому я развернулся и вдруг наткнулся на него, сидящего у самой двери. Рядом с ним было еще два каких-то парня и одна девушка, раскрашенная, как шлюха. У всех были ужасные стеклянные глаза – словно они все уже умерли. Они сидели так в рядок у стены, как безработные во времена мирового кризиса или подобно покойникам перед тем, как их сфотографируют. Говорят, делали такие фотокарточки в конце XIX века...

Я сел напротив Константина, морщась от запаха пота и грязи. Он мало на что реагировал, даже не отозвался с первого раза, когда я толкнул его в плечо. Мимо проходили люди, совершенно не обращая на нас внимания – видимо, такое зрелище уже было в порядке вещей. Мне удалось, наконец-таки, растормошить Костю.

– Мой ангел... – это было первое, что я услышал от него. Его прикрытые глаза болезненно блестели и слезились, – ты пришел, чтобы забрать меня из этой преисподней?..

Я не знал, поймет ли он меня, когда начал говорить о Сергее и о Костиной книге. Костя вдруг открыл глаза, сел поудобнее у стены и выдохнул, шмыгнув носом:

– У меня сегодня праздник...

Я начал догадываться, что он не слышал ни слова из моей возбужденной речи.

– Что за праздник? – спросил я, решив вытащить его отсюда и привести в чувство.

Константин шевельнул левой рукой и уронил голову на грудь.

– Смотри, что мне подарили... – он достал откуда-то из-за спины шприц, полный героина, – мне подарили отменную дозу королевского наркотика. Чтобы я мог отпраздновать... Мне сегодня исполнилось двадцать девять...

– Костя, пожалуйста, не коли себя больше, – умоляюще произнес я и попытался отобрать у него шприц.

– Ну-ка, цыц, – он схватил мою руку и сильно, до боли, сжал, – мое, не трожь.

– Костя, твой роман... Есть человек, который мог бы заняться тобой, – говорил я и смотрел, как он завязывает на руке, пораженной бесчисленными инъекциями, какую-то тряпку, – Костя, ты можешь стать известным писателем.

– Какое, к черту... – отозвался он, зубами затягивая узел, – сегодня я король! Я достоин!.. Я столько настрадался, Макс, – он занес руку и тут отвлекся на меня, – я столько выстрадал, Максимилиан... Эта жизнь – просто дерьмо. А мы ходим по нему и радуемся, как же хорошо жить. А ведь жить-то – дерьмово!

Я снова попытался отобрать у него шприц, но он отбросил меня в сторону. И продолжил говорить, как будто уже своим венам, жадно проступившим сквозь белую кожу.

– Нас всех подцепили к капельницам. Вот ты, Макс, не дал мне денег, а откуда ты знаешь, на что бы я их потратил? Макс, ты меня слышишь?! Может, я хотел купить тебе миллион роз...

Я снова подполз к нему.

– Я слышу тебя... – я с сожалением смотрел на его лицо, словно вогнанное в лед, с застывшими чертами, с застывшей мимикой. Глаза превратились в две черные дыры, – Костя, пожалуйста, пошли отсюда.

Он медленно поднес трясущуюся иглу к венам. Расширившимися глазами я смотрел, как она поддела кожу и впилась глубоко в его руку. При этом Костя вздернул верхнюю губу, наблюдая за тем, как «лекарство» перетекает в его тело. Я тоже завороженно смотрел на это. В шприц проникла темно-алая кровь и закружилась в остатках отравы.

Потом он снова откинулся назад и сглотнул.

– Сегодня я до последней капли... – это было последнее, что я услышал.

Потом его голова склонилась на плечо, и я испугался, что он вколол себе слишком много.

– Костя, – я отчаянно его затряс, – Костя, пожалуйста, пошли...

Он что-то сказал себе под нос. Я стал его поднимать. Люди, находящиеся бок о бок с нами, заинтересованно глядели в нашу сторону, кто-то снимал все на мобильный. Но мне было не до этого. Я с трудом поставил его на ноги. Костя начал что-то петь и размахивать руками – я упрямо потащил его к лестнице.

Не знаю, каким чудом мы с ним вместе не покатились вниз по ступеням. Кто-то мне помогал спустить его вниз. Костя вообще ни на что не реагировал, хотя я щурился от слепящих вспышек, словно вампир, вышедший днем на улицу.

На улице Костя чуть не упал, но я его удержал. Он оперся рукой о стену и пробормотал:

– Как-то мне хреново... Пошли ко мне, Макс, до меня короче...

Как будто мы вернулись в прошлое, и я вытаскивал его пьяного из клуба. Мы медленно направились вверх по улице. Костя споткнулся и упал. Я принялся его поднимать. Он потащился вперед на четвереньках, потом снова упал, и его стошнило. Больше он не мог встать на ноги. Он перевернулся на спину, хватая ртом воздух, как будто что-то встало у него поперек горла. Дышал он через раз. Он схватился за меня и тоже уронил. Руки у него были жутко холодными и липкими.

– Только не вызывай скорую, только не... – хрипел он, содрогаясь всем телом. В широко раскрытых глазах отражался свет фонарей. Я сначала действительно подумал, что внутри его пляшет демон – так его выворачивало и скручивало. Его опять стошнило чем-то белым.

– Макс... – выдохнул он, скребя руками по асфальту, – Макс...

– Костя!! – я не знал, что делать, все, что я когда-то читал и записывал, теперь перемешалось, забылось.

Он вздохнул раз... два... и замер.

Вниз по щекам покатились две ярко-алые дорожки крови.

Вокруг стало тихо.

– Костя!!! – прорвал эту тишину мой голос, – Костя!!

Я схватил его, приподнял, затряс. Я все кричал и кричал, тряся его, как обезумевший, я кричал, чтобы он немедленно открыл глаза, что я ненавижу его, потом что я люблю его, и чтобы он меня не оставлял. Костя больше не дышал и не шевелился. На моей щеке стыла его кровь.

Я схватил телефон, набрал номер скорой помощи. Слезы душили меня, я не мог вспомнить ни названия улицы, ничего – передо мной лежал Костя, мертвый Костя... У него до сих пор были открыты глаза – мутные, черные.

Наконец я смог взять себя в руки, назвал улицу.

Приехала машина. Они спрашивали, когда случилась остановка сердца – я не знал. Они спрашивали еще что-то – я не знал. Они забрали Костю и обещали, что откачают его – я все равно не знал.

Я не помнил, как добрался до дома. Я помнил, что снова сидел в ванной и резал себе руки, чтобы придти в себя, чтобы очнуться. Потом я погрузился с головой под воду с раствором моей крови. Мне казалось, я лежу так вечно. Потом мне послышалось, будто хлопнула входная дверь.

– Костя! – воскликнул я, открывая дверь ванной.

Но в коридоре никого не было. И дверь была закрыта. Я заглянул на кухню и в гостиную. Там тоже никого. Мне почудилось, что под одеялом кто-то лежит. Я сорвал его с кровати –

Только белая простыня и подушка.

Я тихо сел на пол, как когда-то мы сидели с ним вместе. Уткнул лицо в одеяло, пачкая его своей кровью, и завыл в голос. Я выл и бил себя по голове. Выл и бил...

Потом я уснул.