После чая я понял, что в эту ночь мне точно не отвертеться. Мне стало страшно и немного стыдно – уже столько лет на меня голого смотрел только я сам из зеркала, а тут какой-то совершенно другой мужчина. Но, тем не менее, мне хотелось верить, что Костя не будет делать мне так больно, как обещал.

И еще меня так и донимало любопытство, смешанное со сдержанным возбуждением. Действительно, в сексе у меня было очень мало опыта... С пятнадцати лет я не хотел о нем думать.

В эту ночь все и произошло. И даже несмотря на то, что почти полчаса Константину пришлось держать меня в своих руках, потому что очнувшаяся дрожь во всем теле мешала мне спокойно двигаться, несмотря на все это, мне запомнилась эта ночь на всю жизнь. Костя доказал мне, что у него действительно большой опыт в сексе, доказал также, что из него актив вышел куда лучше, чем из меня, доказал...

Не скрою, что была боль, но вместе с ней было наслаждение, и, наверное, поэтому мне так понравилось. Скатываясь вниз по гладким стенам возбуждения, я понимал любовь других людей к сексу, и я был согласен с ними.

Мне очень хотелось верить, что то, что со мной произошло, действительно прекрасно и хорошо. Судя по тому, как быстро заснул Костя после того, как у него наступил оргазм, ему очень понравилось быть со мной, хотя я так и не кончил тогда. Я повернулся к нему лицом, чувствуя боль, косыми стрелками пронизывающую все, что ниже живота, но я был счастлив, что ему понравилось. А что до меня... Может, в будущем...

Сказать честно, я еле ходил следующие несколько дней. Благо, работа у меня почти сидячая, так что не приходилось много раз вставать и снова садиться – по-моему, это было самое мучительное. Константин очень приуныл, когда узнал, что мне больно. Я сначала думал, что он переживает за меня, а потом понял, что для него это означало несколько дней воздержания.

– Черт, я думал, что только у баб бывают критические дни, – часто сокрушался Костя, на что я неизменно грозился его поколотить и отвечал, что скоро все должно пройти раз и навсегда. Но и во второй, и в третий, и в четвертый раз боль не уменьшалась. Потом я перестал говорить, что мне больно, потому что стоило мне сообщить ему об этом, Константин сразу замыкался в себе и нервничал. Я уже с тревогой думал, не болею ли я чем, как однажды боль сменилась чем-то другим, более приятным, и я перестал беспокоиться по этому поводу.

Мы занимались сексом, словно обезумевшие перед Апокалипсисом. Мне пришлось заводить будильник раньше, потому что Костя не отпускал меня из кровати, не получив своего. Думаю, что если бы от занятий любовью можно было набрать вес, я бы превзошел все мировые рекорды по ожирению.

И... да, да, я начал чувствовать. Как будто он своим одним только присутствием растопил корку отчужденности на всем моем теле. Теперь я действительно начал летать в облаках на работе, начал с радостью бежать домой, начал с радостью просыпаться и благодарно целовать своего Костю, ведь он был рядом, а с ним мой сон становился безопаснее и легче.

Понемногу, Константин начал отучать меня от наушников. Мне теперь не казалось, что все люди вокруг меня что-то злобно говорят за моей спиной. Я увидел вдруг, что все эти люди такие же, как и я – и зачем их тогда бояться и заранее ненавидеть, ведь они просто люди.

Константин действительно писал статьи, и их публиковали в газете. Я предложил ему устроиться еще куда-нибудь, и его взяли в другую газету «ПитерОтдых». Он часто плевался, когда надо было написать восторженную статью о достопримечательностях нашего города, а я радовался, потому что у него был пропуск почти в каждый музей или выставку, а значит, мы могли шататься там весь день. Правда, Костю посещение всяких памятников культуры очень угнетало.

Но тем не менее, за то лето мы узнали свой город настолько, сколько не знает ни один среднестатистический петербуржец. Потом началась осень, и стало холодно.

Все это время Константин все же иногда заходил в свою квартиру, да и я там бывал, потому что после клуба легче было подняться к нему, чем тратиться на такси. Я часто предлагал продать эту никчемную квартиру и переехать ко мне. Он не соглашался и говорил, что лучше жить у него. Но для меня это было сродни признанию в том, что я вечно останусь пассивом, и поэтому я настаивал на своем.

Однажды я пришел домой, и увидел лежащую на кровати гитару. На диване напротив сидел Константин и задумчиво курил. Он не сразу заметил, что я вернулся с работы. Я подошел ближе и спросил, что случилось. Костя как-то грустно ответил, что продал сегодня квартиру. Я спросил, почему же тогда он такой грустный. Константин поднял на меня глаза и долго смотрел в мое лицо большими, усталыми глазами. Он так и не ответил на мой вопрос, а предложил сходить в магазин и купить торт по случаю его переезда.

Я улыбался и не думал, что впереди нас ждет что-то плохое. Костя молча жевал торт, и только серебряные крылья на цепочке слегка дрожали от частого стука сердца. В окно барабанил дождь.

– Я даже не знаю, что сейчас делать с этими деньгами, – вдруг сказал Костя, оперевшись спиной о стену и закрыв глаза.

– Ну, ты можешь положить их к деньгам моей покойной матери, и это будут деньги на черный день, – предложил я.

– Ого, у тебя еще и наследство есть? – Константин все не открывал глаз и казался каким-то вялым.

Я улыбнулся.

– Да это не наследство, просто из этих денег я раньше брал часть на погашение коммунальных задолженностей.

– И что, много еще осталось? – он шмыгнул носом, поежившись.

– Ну, так... – честно говоря, я уже не помнил. Когда мы соединили наш бюджет, то наших денег стало хватать и на еду, и на платежи, так что я уже давно не притрагивался к маминым деньгам.

– Хорошо, только я часть себе возьму, – он чихнул, – на лекарство.

– Ты простудился?

Костя поймал мой встревоженный взгляд и растянул губы в улыбке.

– Да, немножко. Промочил ноги, и... Все так сразу закружилось...

Я дотронулся до его лба. Было похоже, что была небольшая температура.

– Тогда тебе надо в кровать, если ты не хочешь серьезно заболеть, – я вспомнил, как сильно болел сам летом.

– Да ладно, все это глупости, – он снова чихнул.

– А ну, пошли.

Но Костя отказался лечь один, и утянул с собой меня. Позже, когда мы лежали вместе на сбитой кровати, он вдруг спросил:

– А зачем ты всегда высветляешь волосы? Какой у тебя цвет волос?

Я вспомнил, как часто снился мне раньше сон о том, что я иду по огромному лугу, где трава такая пахучая и высотой по пояс. На мне длинный сарафан, и еще у меня длинные светлые волосы. Я быстро иду босиком по траве и несу крынку молока и хлеб. Я девушка в этом сне. Потом тень пролетает на огромном синем небе, и в поле появляются страшные, черные всадники. Они гонятся за мной, стараются поймать, а я бегу от них что есть сил, и дыхания не хватает...

– Не знаю, – ответил я, отвлекаясь от той картины, – просто мне так хочется. Я уже и забыл, какого цвета у меня мои настоящие волосы.

– А... – он приподнялся на локте, – слушай, почему иногда при общении с тобой я себя ощущаю таким идиотом?.. Вот ты о чем-то говоришь, а я слушаю и не врубаюсь...

– Не знаю, наверное, ты просто думаешь о чем-то своем, – я подумал, глядя в потолок, – а может, мы слишком разные люди.

Костя засмеялся и зашмыгал носом.

– Надо будет тебя полечить, – озабоченно вздохнул я, – я не хочу, чтобы ты разболелся.

– Полечить? – хитро спросил он, – ну хорошо, давай еще раз полечимся.

И все же, меня не отпускала мысль о том, что я могу помочь Косте в продвижении его творчества. Однажды, когда его не было дома, я нашел рассказ о той наркоманке и положил его к себе в сумку. Я просто был уверен, что скоро должно случиться что-то, что круто изменит нашу жизнь.

Но, тем не менее, я проходил с этим рассказом до глубокой осени. За это время Костя очень переменился – он как будто все болел и никак не мог выздороветь. Однажды я посмотрел на то, как он беспокойно ворочается на постели и подумал, что, может быть, это я виноват – оторвал от него этот рассказ и таскаю в своей сумке. А, может, для него этот рассказ как часть души – ему без своей рукописи плохо.

Я чуть его не разбудил, но вовремя одумался. Что еще за ересь – не бывает такого, как же Костя тогда выжил, если и раньше свои рассказы отдавал издателям. Нет, он просто никак не хочет нормально лечь в кровать и пролечиться – все его таскает где-то, таскает...

В последнее время мы стали очень уж редко видеться. Когда я приходил с работы, его обычно не было дома. Поначалу я не придавал особенного значения, почему он приходит так поздно и сразу ложится спать. Потом я начал что-то подозревать.

Однажды, он заявился домой уж из рук вон поздно. Я уже был в кровати, но не спал – во-первых, я за него очень волновался, а во-вторых, мне не нравились эти его походы. Вот я услышал, как тихо поворачивается в замке ключ, и сразу сел.

Сейчас я сам себе напоминал стервозную жену, встречающую алкоголика-мужа.

– Где ты был? – спросил я из темноты. Костя замер на пороге, а потом прошел на кухню. Немного погодя я вышел к нему. Он пил воду из-под крана.

– Отравиться хочешь? – спросил я, – в чайнике кипяченая есть.

Константин не ответил и так же молча прошел мимо меня в спальню. Мне это все больше не нравилось.

– Костя, что случилось? – спросил я у него, когда тот лег в кровать.

– Да ничего, отстань, – он повернулся лицом к стене.

Подобные ответы стали в последнее время обыденными, но они немало раздражали меня.

– Хочешь сказать, что эти твои ночные походы, и вся эта фигня – нормальное явление? – я не собирался ложиться к нему и поэтому стоял у кровати, свесившись над своим парнем.

– Да че прицепился? – он накрылся с головой, – все нормально, говорю же тебе!

Я включил свет.

– Ну-ка показывай вены, – я и не знал, что могу говорить так холодно и жестко.

Костя молчал и не шевелился. Тогда я сам полез в кровать и стал стаскивать с него одеяло. Одним ударом он отбросил меня на пол.

– Кость, – сказал я, поднимаясь, – неужели ты не понимаешь, что все это ведет в могилу?.. Неужели тебе так плохо со мной, что тебе хочется чего-то нового, чего-то лучшего?.. Неужели...

– Заткнись, Макс, – голос у него был сухим и грубым, – из этого разговора не выйдет ничего хорошего.

– Зачем ты это делаешь? – я думал, говорить или не говорить следующее, – мне очень больно, понимаешь? Когда ты вот так приходишь среди ночи и отказываешься говорить со мной. Мы с тобой как будто просто сожители.

– Да черт с тобой! – он вскочил и показал мне вены, – на! смотри!

Я цепко схватил его за руки. Красные точки, следы от уколов, рядом с венами – я четко разглядел их.

– Зачем?.. – я поднял голову, всмотревшись в его лицо, – зачем оно нужно тебе? Ведь ты же себя убиваешь... – мне было так обидно, что я чуть не заплакал. Костя вырвал у меня свои руки и ушел в другой конец комнаты.

– Если бы все было так просто, как ты говоришь! – громко сказал он оттуда, – у тебя все всегда просто! Я пытался – но мне не уйти от этого, не уйти от иглы... У меня зависимость, ты слышишь, зависимость.

– Но почему бы тебе просто не бросить? – крикнул я, все еще бессильно сидя на полу, – ведь есть же клиники, есть лечение!

– А где нам взять деньги на это? Ведь ты же такой умничка, ты же на всем экономишь!

– Да бери ты эти деньги! – я бросился к шкафу и вытащил оттуда коробку, – вот деньги! Здесь должно хватить.

Костя оглянулся на меня и засмеялся. Я перевел взгляд на коробку и чуть не сел обратно на пол.

– Здесь же было в два раза больше... – ахнул я и тут же перевел взбешенный взгляд на Константина, – все эти деньги ты тратил на свою дурь, да??!

Я бросился к нему. Мне так хотелось его ударить – эти деньги были на что-то более важное, никак не на героин или кокаин или еще черт знает что, чем он себя дурит. Я ударил Константина, он ударил меня в ответ, и мы сцепились в драке. Наверное, это наркотик так ослабил свою жертву, и я очень хорошо его побил. Впрочем, Костя засадил мне кулак прямо под дых, и я рухнул перед ним на колени, хватая ртом воздух. Из разбитого носа капала кровь.

– Я же сказал тебе, – говорил свысока Константин, утирая разбитую губу, – что я возьму часть денег на лекарство. Твои деньги я не трогал, если ты не заметил.

– Но ведь мы же... Эти деньги... – пытался произнести я, но была такая ужасная боль и слабость, – я тебя ненавижу!..

Костя хмыкнул и ушел курить на кухню. А я так и остался стоять на коленях перед темным окном, смотря, как капля за каплей, падает моя кровь и пытаясь придти в себя. Потом я услышал шаги: он вошел обратно в комнату и снова спрятался под одеялом, будто вполз в свою нору.

Я не хотел лежать с ним рядом. Я даже не хотел находиться с Костей в одной комнате – я просто ушел на кухню и просидел там за пустым столом до самого утра. Сначала я о чем-то думал, а потом на меня напала безжизненная апатия, и я спрятал лицо в руках.

Утром зазвонил будильник. Я слышал, как Константин выругался и ударил его об пол. В горле у меня сразу встал комок – как будто он ударил что-то внутри меня. Я поднялся и направился в гостиную – надо было одеться и идти на работу. Но как только я зашел, Костя схватил меня со спины и прижал к себе.

– Прости меня, прости, – горячо зашептал он мне на ухо, но я вырвался и молча стал одеваться. Костя часто дышал, наблюдая за мной, и мне было страшно находиться с ним наедине.

– Макс, я не знаю, что на меня нашло, – произнес мой парень, качая головой. Я оглянулся на него, но решил ничего не отвечать, – Макс, прости, я ничтожество...

– Благо, ты хоть это осознаешь, – заметил я, проходя мимо в ванную. Он тенью последовал за мной.

– Я брошу, – твердо сказал Константин, когда я умывался холодной водой.

– Да? – я обошел его и начал обуваться.

– Я заработаю денег и сдам себя в лечебницу, – продолжал наркоман.

– Угу, – я снова нацепил наушники. Мне не хотелось его слышать. Мне ничего не хотелось слышать, кроме музыки. Даже думать не хотелось. Костя попытался меня поцеловать, но я опять вырвался и закрыл дверь, так и не взглянув на него.

Но мои мозги работали, невзирая на все запреты, которые я себе давал. Сейчас он берет свои деньги, потом перейдет на мамины. Когда они кончатся, Константин начнет тащить мою зарплату, потом одна за другой начнут исчезать вещи, пока моя квартира не превратится в такую же пещеру, как и его. Вся моя жизнь, все мои ценности – все начнет катиться под откос, как я ни горбатился на все это. А этот нарк будет кайфовать в очередном кругу таких же, как он, позабыв обо всем на свете.

Неужели ему так плохо со мной?..

После работы мне было страшно идти домой. Кто знает, что я там могу обнаружить. Но я все же шел, не замечая той музыки, что лилась в мои уши. Я хотел вернуть то счастливое лето, когда все было безоблачно и прекрасно – когда у нас не было друг от друга секретов, когда мы не знали тупых ссор, когда мы не ночевали порознь. Почему некоторым людям можно жить счастливо всю жизнь, а мне позволено всего три месяца? Почему так несправедливо?..

Костя сидел дома, и когда я вошел, то подумал, что, наверное, он даже не выходил сегодня никуда. Мне было больно продолжать разговаривать с ним в том же тоне, что сегодня утром, хотелось обнять Константина и успокоить.

– Скажи мне, – прошептал я, прижавшись к нему, – пообещай, поклянись, что ты завяжешь с этим. Ведь ты же вылечишься от этого, да?..

Он смотрел в мои глаза, полные слез, и кивал, и говорил, что уже завязал, что не будет больше ничего принимать, что будет хорошим, и больше никогда не поднимет на меня руку, что мы обязательно будем счастливы.

Все это звучало, как слова той женщины с пятого этажа, о той жизни, которая когда-то у нее будет. Когда-то никогда. Я не хотел верить, что у нас ничего не получится. Я хотел кричать ему, что все будет так, как он только что сказал, но вместо этого я беспомощно разрыдался, совсем как девка. Я ни за что на свете не хотел его терять.