***

Лукас не мог поверить в то, что Даан остановил его.

Неужели ему было недостаточно того, что он уже увидел? Неужели фотограф хотел копнуть еще глубже, туда, где притаились самые ранимые, самые сокровенные чувства парня?

- Вы на самом деле поразительны в своем таланте манипулировать людьми! – проговорил Лукас с горечью в голосе. – Просите меня остаться, и даже не представляете, как мне сложно отказать вам! Как мне сложно расстаться со своей мечтой! Вы самый настоящий Дьявол!

Даан ничего не говорил в ответ. Он продолжал фотографировать Лукаса с маниакальной настойчивостью, ни на миг не отрываясь от своей камеры. И это вывело парня из себя.

- Что вы ищите во мне?! – спросил он, снова стаскивая через голову свитер вместе с футболкой и отбрасывая их в сторону. – Что ещё вы хотите увидеть?!

Палец Даана на миг замер в неподвижности, так и не нажав на кнопку, чтобы сделать еще один снимок.

«Что я ищу? Что я хочу увидеть?» - подумал он, и горечь опалила язык.

- Истину. Я хочу видеть истину.

Истину, которую каждый прячет глубоко в своем сердце. Истину, которую стыдятся и скрывают. Правду, которой почему-то не осталось места в этом мире. Красоту, спрятанную за уродством. Откровение, сокрытое во мраке стыда.

- Я хочу видеть тебя.

- Но разве я не стою перед вами? - спросил Лукас, уже совершенно запутавшись. - Я здесь. Вам стоит только взглянуть.

Губы Даана снова тронула едва различимая улыбка. Он медленно опустил камеру и обрисовал обнаженный торс парня пристальным взглядом.

- Сними всю одежду, - потребовал фотограф. - Я сделаю такие снимки, что в приёмной комиссии тебе не посмеют отказать. Я покажу им тебя настоящего.

- И во что это мне обойдется? - спросил Лукас с дрожью в голосе, буквально прикованный к месту ледяными глазами Даана. - Чем я должен буду заплатить за ваши услуги, если денег вы брать не хотите?

Даан вновь поднес камеру к глазам, чувствуя, что всё глубже и глубже погружается в омут экстаза.

Мальчишка даже предположить не может, насколько красив. Какие эмоции и чувства вызывает в почти заледеневшей душе. Он не слышит, как колотится сердце в груди. Он не видит взгляд, прячущийся за объективом. Он не чувствует, как дрожит голос, когда с губ срывается подлое:

- Собой. Заплати мне собой, Лукас.

Слова тают. Растворяются в грохоте сердца. И безумная гамма чувства, волной всколыхнувшаяся в душе, заставляет Даана почувствовать себя живым. Заставляет вспомнить, что кровь в венах еще горяча, что она всё ещё пульсирует по телу.

Взгляд мальчишки действует как наркотик. Притягивает. Дразнит. Воспламеняет.

Стройное тело все ближе, и Даан чувствует исходящий от него жар. Страстный. Горячий. Настоящий.

- Лукас... - это не шепот. Вздох.

Губы шевелятся, но за щелчками камеры не слышно слов, которые Даан повторяет словно в бреду. Словно молитву, позволяющую ему жить.

Лукас не мог даже пошевелиться от творящегося в мыслях смятения.

Снова Даан заговорил о сексе, как будто только это его и интересовало. Но у Лукаса всё равно в голове не укладывалось, чтобы человек с таким глубоким внутренним миром мог идти на поводу у собственной похоти.

- Я вас не понимаю, - признался парень, наблюдая за тем, как Даан поднимается на ноги и медленно приближается к нему, продолжая делать снимки. – Почему именно собой? Во мне ведь ничего такого нет. Я совершенно обычный. Вы можете заполучить кого угодно, почему же вы требуете этого от меня?

- Потому что ты тоже этого хочешь, - сказал Даан негромко и прижал ладонь к торсу парня, из-за чего Лукас напрягся и задержал дыхание.

А спустя мгновение его кожа под пальцами фотографа покрылась мелкими пупырышками, которые расползлись по бокам и спине, вызывая у парня волну приятной дрожи.

В этот момент сердце Лукаса пустилось вскачь. Он прикрыл глаза и сделал судорожный вдох, а потом закусил губу и потянулся руками к пряжке ремня.

Даан, заметив этот жест, снова опустил камеру и посмотрел на парня, внимательно наблюдая за его действиями. И из-за этого тело Лукаса бросило в жар.

Его лицо горело от смущения, от страха и от сокрытого глубоко в сердце желания прикоснуться к своему идолу. Лукас готов был отдать ему свое тело, но не за портфолио. После того, что между ними произойдет, он не возьмет себе ни единого снимка, потому что обретет нечто более значимое.

У него будет этот момент единения с человеком, о встрече с которым он так долго грезил. И пусть Даан не сможет остаться рядом навсегда, Лукас будет хранить в памяти его загадочный и такой прекрасный образ.

- Я заплачу, - проговорил он тихим шепотом... и сделал один несмелый шаг вперед, полной грудью вдыхая исходящий от Даана запах и медленно опускаясь перед ним на колени.

Ладони парня коснулись сильной груди фотографа сквозь плотную ткань свитера, и скользнули вниз, к поясу джинсов.

Глаза его были закрыты. Всё происходило на уровне осязания.

Вот подушечки пальцев скользят по ворсинкам шерсти, а вот уже обжигаются о холодный металл. Расстегивают его, следом за ним пуговицу, следом за пуговицей молнию. Рука поглаживает пах Даана, и его член от этих действий становится больше и твёрже.

Сердце Лукаса колотилось как сумасшедшее. Он уже не слышал ничего, кроме тяжелого дыхания своего божества, перед которым стоял на коленях. Подавшись вперед, парень обнял Даана за талию и на мгновение спрятал лицо, уткнувшись в его живот. Сейчас он жил этим мгновением, дышал этим мгновением, сходил с ума от счастья и боли, разъедающих внутренности едкой кислотой. И не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.

Шерстяной свитер приятно пах туалетной водой и немного царапал кожу, но Лукас почти не обращал на это внимания.

Он поцеловал Даана в живот и, схватившись пальцами за пояс его штанов, потянул их вниз вместе с трусами, освобождая возбудившийся, чуть подрагивающий член парня. А потом мягко прикоснулся к нему пальцами, так ласково, словно гладил фотографии на своей стене, и приоткрыл губы, чтобы уже через мгновение вобрать горячую пульсирующую плоть в рот. И это не показалось ему чем-то неправильным или постыдным, а наоборот, было очень возбуждающим, ведь Даан, вдруг, издал тихий безвольный стон.

Лукас возликовал в душе и, впившись пальцами в ягодицы Даана, впустил его глубже, с восторгом чувствуя, как член фотографа крепнет все сильнее, как на нем вздуваются жилки, а на язык стекает терпкая смазка.

Даану нравилось происходящее, и Лукас решил доставить ему еще больше удовольствия, лаская парня так, как хотел бы, чтобы ласкали его самого. А когда почувствовал в стволе слабую пульсацию, тут же отстранился и, поднявшись на ноги, отступил к кровати, увлекая фотографа за собой. Молча. Без единого звука. Но с невыразимым желанием во взгляде, словно от дальнейшего развития событий зависела его жизнь.

***

Вспышка взрезала сумрак комнаты, и Даан увидел, как крошится маска, за которой прятался Лукас.

Щелчки фотокамеры отсчитывали секунды, подобно сердечному ритму отсчитывающему ход жизни. Мгновение за мгновением. Вдох за вдохом.

Память человека недолговечна, но камера запомнит всё. Запомнит, как страх в глазах Лукаса сменяется решимостью. Запомнит каждый сделанный мальчишкой шаг. Каждое ласковое прикосновение. Камера запомнит...

Лукас опустился на колени, прижимаясь к животу фотографа лицом, и это был последний снимок, который Даан сделал.

Внутри что-то щелкнуло. Словно сделало снимок. Внутри стало холодно и жарко одновременно.

Откровенность, злость, наивность... Всё это смешалось в Лукасе и пульсировало по его венам, отзываясь дрожью в тонких красивых пальцах, которые скользили по свитеру Даана с непередаваемой нежностью и любовью.

Так ласкают мечту. Так прикасаются к миражам. Так не расплачиваются. Так не покупают...

Даан понимал, что сейчас мальчишкой двигала не злость и не обида. Ведь он видел Лукаса. Видел насквозь. Видел и узнавал. Потому что и сам был таким же когда-то. Сам подобно мотыльку тянулся к смертельному огню, но в итоге опалил свои крылья, принеся их в жертву ложному божеству. И теперь он не может летать. Больше не может.

Горячий рот вбирает его полностью. Неумелый, совсем неопытный.

«Зачем ты это делаешь, Лукас? Зачем?» - вопрос бьется в висках, но ответ Даану не нужен.

Потому что все понятно без слов.

Мальчишка отстранился и отошел к кровати. Он прятал взгляд, но не прятался. Сейчас душа Лукаса была нараспашку, и Даан почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней. Заглянуть за завесу, и увидеть там целый мир. Яркий, сияющий, живой...

Бережно отложив камеру, Даан стянул с себя свитер и сделал несколько шагов к кровати. Остановился, рассматривая парня с еще большей пристальностью, но увидеть желаемое почему-то не получалось.

- Перевернись, - слова тихо шелестели в горячем воздухе комнаты. Взмывали к потолку и оседали на коже Лукаса россыпью мурашек.

Даан наблюдал. За каждым вдохом, за каждым жестом, за каждым покорным действием.

«Мне жаль твои крылья», - ладонь скользит по гибкой спине, оглаживает поясницу, касается крепких бедер. – «Мне, правда, очень жаль их. Ведь они были прекрасны».

Губы Даана коснулись позвоночника между лопатками парня, и Лукас напрягся.

Все его тело словно обратилось в камень. В высеченную из редчайшего мрамора скульптуру.

- Ты боишься. – Голос Даана слился с тихим скрежетом прогнувшейся под тяжестью его тела кровати.

А Лукас напрягся еще сильнее. Его пальцы неистово сжались на покрывале, но тут же расслабились. Однако страх оставил на них отпечаток побелевших костяшек.

Даан сел на ноги парня и, опершись ладонями в матрас, легонько потерся членом о его ягодицы, одновременно опаляя дыханием закаменевшую спину.

- Зачем тебе это, Лукас? Просто ответь, для чего?

- Потому что хочу чувствовать тебя, - признался парень едва слышно, пряча пунцовое лицо в подушку и вздрагивая от откровенных прикосновений Даана.

Он понимал, что фотограф не испытывает к нему даже близко похожих чувств. И не надеялся, что парень как-то проникнется сегодняшней ситуацией и разглядит в нём нечто особенное. Он знал, что Даан видит в нем просто глупого мальчишку с улицы, который хоть и вторгся в его жизнь, но совершенно точно не оставит о себе никаких воспоминаний. И потому не видел причин скрывать правду или как-то зажиматься.

Сегодня они с Дааном видятся в последний раз. Сегодня могут быть сказаны все слова, которые больше не будут сказаны никогда.

- Я люблю твою душу, Даан. Не твои фотографии, не то, что запечатлено на них... я люблю то, что ты вложил в них. Я люблю твою любовь и... - он сжался, прячась и закрываясь от самого себя. - На самом деле я не верю, что смогу стать актером. И фото ничем мне не помогут, даже если их сделает такой профессионал, как ты. Я просто хотел посмотреть на твою любовь ко мне через фотографию. Просто хотел посмотреть, сможешь ли ты влюбиться в меня так, как влюбляешься в каждый свой снимок. Только это. Я хотел быть важным для тебя хотя бы одно короткое мгновение.

- Ты сможешь стать актером, Лукас, – прошептал Даан в затылок мальчишки.

Поцелуй в шею. Легкий, почти невесомый. Руки скользят и скользят по коже, успокаивая, расслабляя. Губы пробуют её на вкус и шепчут:

- Из тебя выйдет потрясающий актер. Ведь ты восхитительно лжешь. Не мне, Лукас. Нет. Себе. Ты не можешь любить то, чего не знаешь. Ты не можешь любить... не можешь... и ты...

Резким рывком Даан перевернул мальчишку на спину. Навис над ним, упираясь руками в матрас. Заглянул в широко распахнутые, полные слез глаза.

Всего мгновение он смотрел в них. Почти незаметное, краткое как вдох мгновение, перед тем, как Лукас зажмурился. Но и этого Даану хватило, чтобы заметить. Чтобы увидеть.

- Любишь... – совсем тихо шепнул он, опалив своим дыханием дрожащие от обиды губы. - Любишь.

Язык мягко проникает в чужой рот, не встречая никакого сопротивления. Ласкает, исследует, танцует.

Это действительно танец. Как и тот танец листьев. Только теперь их двое. На несколько коротких минут их двое. Миг, который не сможет запечатлеть камера. Миг, который врежется в душу колючей проволокой, заставив ее истекать кровью и сочиться ядом.

«Ты пока еще не знаешь, как это бывает, Лукас», - мысли кружатся в голове, проникая в каждое действие Даана. – «Твоя душа еще цела и не раздроблена на осколки. Ты еще можешь смотреть на мир своими глазами, а не прятаться за объективом камеры или за маской сценического образа. Наслаждайся этим мгновением. Оно так коротко. Оно совсем недолго. Еще несколько минут, и все рухнет. Мир для тебя будет разбит и разрушен. Всё рухнет. Ты в Башне, и ее остов уже пошатнулся».

Когда Даан заговорил, Лукасу показалось, что он потеряет сознание. Перед глазами всё поплыло, а сердце неистово затрепетало от мягких, вкрадчивых интонаций.

И все же слова фотографа ранили его.

Неужели Даан видел в нём лишь фальшивку, не способную на какие-либо чувства? Неужели парень не разглядел в нём ничего настоящего?

Кожа Лукаса горела под ласкающими её ладонями. Тело отзывалось на каждое прикосновение и наполнялось возбуждением. Но в душе царила полная неразбериха. Лукасу было тяжело дышать из-за подступающих слёз, но он всеми силами старался их сдержать, чтобы не испортить момент, чтобы окончательно не скатиться на дно отчаяния.

Почему Даан не верит ему? Почему не хочет увидеть то, что сокрыто внутри?

«Наверное, потому, что не понимает», - подумал парень. – «Или не хочет понять, потому что не верит в любовь. Хотел бы - поверил. Хотел бы - принял и взял. И никогда больше не отпустил бы».

Но Даан говорит об актерском мастерстве, вновь руша на корню волшебство момента. И его ласки уже не столь откровенные. И поцелуи, усеявшие кожу Лукаса, теперь не только заставляют сердце парня биться от счастья, но и обжигают его душу, принося с собой боль.

Но Лукас умело спрятал ее, всё больше открываясь перед Дааном и вспыхивая для него маленьким костерком страсти. А потом подался вперед, широко разводя ноги, приглашая парня воспользоваться моментом и войти.

Порывистое движение мальчишки сказало больше, чем любые слова, и Даан прикрыл глаза.

Юное тело под ним трепетало. Отзывалось на малейшее прикосновение. Плавилось. А в груди под тонкой кожей неистово грохотало сердце. Доверчивое, наивное. Ласковое. Готовое любить, но еще не понимающее, что именно любовь станет причиной его смерти.

Даан слушал его восторженную песнь, и не хотел, чтобы оно потеряло голос. Не хотел, но знал, что это последняя искренняя мелодия, перед вечной немотой.

- Расслабься, - губы сомкнулись на мочке уха мальчишки, и Даан потянулся за подушкой, чтобы подложить ее Лукасу под поясницу. - Первый раз всегда очень болезненный. И этот не станет исключением.

- Я готов, - ответил парень, и почти даже не соврал.

Внизу живота было горячо. Казалось, вся кровь прилила к этому месту, наполняя его желанием. Лукасу было неважно, каким будет его первый раз, ведь он был счастлив уже от того, что сделает это с Дааном. Но фотограф поспешил развенчать его уверенность.

- Ты сильно заблуждаешься, - сказал он. - К такому невозможно подготовиться. По крайней мере, не самостоятельно. Но я помогу тебе.

Лукас сглотнул взволнованно, не зная, что и думать, но Даан уже отстранился и достал из прикроватной тумбочки смазку и презервативы, а потом вернулся к парню и снова устроился у него между ног.

- Доверься мне, я знаю, что делаю, - сказал он и погладил Лукаса по внутренней стороне бедра, а потом выдавил смазку себе на пальцы и прижал их анусу парня.

- Расслабься, - попросил Даан, плавным движением проникая внутрь тесного, девственного прохода, и заглушил болезненный стон Лукаса нежным поцелуем.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Лукас начал ощущать что-то кроме боли и дискомфорта. Даан действовал осторожно, но уверенно, и уже через какое-то время Лукас почувствовал слабый прилив возбуждения. Он обнял фотографа за плечи, подаваясь к нему в поисках поддержки, и парень не оттолкнул, подхватывая Лукаса под спину свободной рукой и продолжая разрабатывать его.

Лукас расслабился как мог, и теперь терялся в ощущениях. Он чувствовал крепкие объятия парня, ощущал его прерывистое горячее дыхание у себя на коже, и поцелуи нежных губ, но ярче всего он ощущал движение пальцев внутри себя, которые выскальзывали и проникали с каждым разом все глубже, задевая внутри что-то такое, от чего по ягодицам волнами разбегались мурашки.

Подаваясь бедрами навстречу ритмичным движениям, Лукас льнул к Даану и терзал пальцами его густые, светлые волосы, жесткие и упругие на ощупь. И бормотал какую-то глупость, словно в бреду повторяя, как ему нравится происходящее и как он хочет, чтобы этот миг никогда не прекращался.

Даан же дышал тяжело и часто, стараясь изо всех сил, чтобы Лукасу было проще принять его. И когда парень, по его мнению, был готов, вынул из него пальцы и приставил на их место свой член.

Лукас застыл, глядя на него широко распахнутыми глазами и почти не дыша, и Даан толкнулся в него, медленно заполняя собой и наблюдая за тем, как лицо парня искажается от боли. И когда вошел в него полностью, сказал:

- Ты привыкнешь. И тебе, возможно, даже понравится.

- Всё хорошо, - отозвался Лукас едва слышно, почти ничего не соображая, и, обхватив парня ногами, раскрылся сильнее, позволяя ему погрузиться еще глубже. – Всё нормально. Продолжай.

Тугая плоть, пульсируя, принимала Даана, окуная его в эйфорию. Разжигая в сердце давно погасшие угли, заставляя их тлеть. Заставляя их медленно умирать...

Несколько глубоких движений, исполненный нежности поцелуй. И что-то меняется.

Лукас подается навстречу. Порывисто, словно обуреваемый неистовой жаждой. Стремительно, причиняя себе боль.

Зачем? Хочет что-то доказать? Но это бессмысленно. Все и так понятно. Все стало понятно еще в тот момент, когда рука мальчишки тянулась к нему. К его душе. Старалась ухватить, но поймала и сжала в тонких красивых пальцах только воздух. Лишь пустоту...

Толчок вперед, и болезненный стон срывается с приоткрытых губ.

Лукас пытается сдержаться. Закусывает губу. Он так красив в этом порыве. Так божественно прекрасен.

Дрожит. Прогибается. Шепчет в неистовстве его имя. И Даан обнимает в ответ. Не отстраняется, а наоборот прижимается всем телом, вдавливая мальчишку в матрас. Толкается в него, сходя с ума от охватившего тело огня. Сердце беснуется в груди. Живот сводит спазмом, странным, истомным, от которого возбуждение только усиливается. А Лукас всё насаживается на него. Все пытается причинить себе боль.

- Тише... – Даан прижал мальчишку к себе.

Ласково провел ладонью по его щеке, стирая большим пальцем горячую слезу с кожи. Поцеловал пораненную зубами губу. И, склонившись к уху, сказал так, чтобы Лукас поверил. Так, чтобы понял:

- Я верю тебе. Верю. Верю...

Даан обхватил рукой член мальчишки и теперь мучительно медленно доводил Лукаса до сумасшествия. Жарко ласкал его, проникая все глубже, пока Лукас резко не изогнулся под ним, широко распахнув глаза и жадно хватая ртом воздух.

- Я верю тебе, Лукас. И ты поверь...

Дрожь пронзала кожу Лукаса, впиваясь в мышцы тонкими иголками. В груди давило так, что он готов был умереть, лишь бы не чувствовать этой боли. А Даан творил с ним что-то немыслимое, что-то, что заставило его в один момент позабыть все свои горести.

Лукас вскрикнул и подался вверх, еще крепче прижимаясь к сильной груди фотографа и вонзаясь пальцами в его напряженную, влажную от пота спину. Где-то внутри него сквозь боль пробивалось удовольствие, и эти вспышки были такими сильными, что парень не выдержал и застонал.

- Даан...

Оргазм подступил внезапно, и у Лукаса потемнело перед глазами. Чувства слились в горючую смесь из экстаза и отчаяния, и он выплеснулся в горячую ладонь парня, чувствуя, что и Даан вот-вот достигнет пика удовольствия.

- Даан... – вновь позвал Лукас словно в бреду. - Люблю тебя... всем сердцем люблю...

Шёпот, мольба о последней милости... поцелуй... долгий, бесконечный... их тела словно слились воедино, жаль только, что души так и не соприкоснулись.

Лукас обмяк на кровати и прикрыл глаза, чувствуя, как по щекам начинают катиться горькие слёзы.

Даан во всем был прав. Первый раз действительно оказался болезненным, вот только болело у Лукаса не тело, болело сердце, сжимаясь от отчаяния и понимания, что все произошедшее между ним и фотографом было лишь мимолетной связью, жалкой попыткой заполнить душевную пустоту и отчаянным жестом самопожертвования ради воплощения эфемерной мечты.

Даан медленно вышел из парня и, заметив его слезы, попытался обнять. Но Лукас увернулся и, скатившись с кровати, стал поспешно одеваться.

Он понимал, что ведет себя глупо, но ничего не мог с собой поделать. Эмоции захлестывали его, а мысли были спутанными и беспокойными, и никак не желали упорядочиваться.

Зачем он признался Даану в своих нелепых чувствах? Зачем сказал то, чего не стоило говорить? Ведь, как ни крути, а поверить в такую любовь, зародившуюся из любви к фотографиям, было невозможно. Впрочем, Даан и не верил. Он сидел и молчаливо наблюдал за Лукасом, даже не пытаясь заговорить с ним или остановить его.

Ну и пусть смотрит, если ему так хочется. Пусть увидит всю подноготную своего случайного любовника, о котором забудет уже через несколько дней.

Лукас оделся и, стараясь не смотреть на фотографа, поднял с пола журнал, который купил перед тем, как прийти сюда. Но внезапно так сильно разозлился, что не сдержался и выдрал из середины страницы с фотографиями извержения вулкана. А потом без единого звука разодрал их в клочья, понимая, что не хочет владеть только картинками. Ведь больше всего на свете он хотел владеть Дааном, но эта мечта была действительно недостижимой.

Вот и настал конец его короткой истории любви. Мгновения счастья и экстаза сменились кромешной тьмой разочарования. Вот она, его мечта, растоптанная им же в этой комнате. И Лукас ничего не мог с этим поделать. Не мог заставить Даана полюбить его. Не мог требовать от него чувств, которых тот не испытывал. И теперь ему оставалось только смириться с тем, что у него больше нет мечты. Лукас пришел к пункту назначения, и то, что он нашел за дверью с надписью «Здесь сбываются грёзы», теперь медленно истреплет его душу и отравит её ядом досады и тоски.

И от этого уже никуда не деться.

«Его надо остановить», - мысль, мелькнувшая в голове Даана в тот момент, когда Лукас вырвался из так и не сомкнувшихся на нем объятий, растворилась в красоте чувств, захлестнувших мальчишку.

Эгоистичное, совершенно неправильное в этот момент желание перекрыло собой всё, и рука сама потянулась к камере.

Даан замер. Даже дышать перестал.

И мир превратился в немое кино, в котором единственным звуком, словно аккомпанемент разрушенной мечте мальчишки, звучали щелчки фотоаппарата.

А Лукас лишь прикрыл глаза, чувствуя, как душа стынет от осознания, что его просто используют для работы, чтобы в журналах, которые он раньше боготворил, появилось его фото.

Парень больше не смотрел на Даана, не смотрел в объектив его камеры. Он смотрел только на обрывки фотографий, которые сиротливо валялись на полу мятыми комками. Его единственное утешение... он сам их уничтожил, как уничтожает всё вокруг себя.

Лукасу было сложно отрешиться от всего, что его окружало, отрешиться от Даана, от противных щелчков фотоаппарата, но он справился с этой задачей. Ему удалось поверить в то, что в гостиничном номере больше никого нет. Только он и клочки фотографий, вот и всё. Даана не существует, и никогда не существовало. Он лишь мираж. Лишь призрак за объективом. Нереальный человек, загадочный автор красивых фото.

Лукас порывисто вздохнул и, наклонившись, поднял испорченные листы, после чего расправил их и бережно спрятал за пазуху. Он лучше будет любить их, они ведь ни в чём не повинны. Они всё так же прекрасны, хоть и безнадежно испорчены. Но он будет любить их сильнее всех прочих фото в своей коллекции, ведь они были такими же, как и его душа, разорванными и никому, кроме него, не интересными.

Натянув на голову шапку и застегнув курточку, Лукас, не оглядываясь, вышел из номера и плотно прикрыл за собой дверь.

«Прощай, Даан... ты был той мечтой, которой не следовало сбываться. Прощай... и не держи на сердце зла».