Согласно древнеримской легенде, после того, как прекрасная нимфа Нея отвергла ухаживания Юпитера, бог громовержец наказал несчастную, превратив её в очаровательное дерево, у которого резные листья, нежные цветы, а плоды спрятаны под колючей скорлупой. Каштаны своими ветками, подобно канделябрам-подсвечникам, освещают майские ночи, напоминая с каждым приходом весны всемогущему богу о его несовершенстве.

Когда-нибудь, спустя много лет, точные даты будут позабыты и неуместные споры искаверкают суть произошедшего. Спорящих не будут волновать детали: как играли тогда пёстрые лепестки на ветру, как знойное солнце окутывало и сжигало переливающуюся в его лучах тёмно-коричневую почву, как громко и заливисто звучал детский смех, отражаясь эхом от стен. Они мимоходом упомянут радости героев, с жадным интересом переберут трагедии, и, сделав акцент на том, что происходило это где-то на перекрётске двух веков, позабудут добавить, какую роль сыграли в этом человеческие пороки: высокомерие, расчётливость и зависть.

Едва ли в этом мире существует чувство более разрушительное чем зависть. Оно, словно сорняк, проникает в человеческое сердце, постепенно повреждая почву вокруг. В любом своем проявлении оно губительно, но поверьте, самой отравляющей является зависть тому, что мы не способны изменить в себе.

Руфь не могла при всем желании изменить свою свешность. "Разве что волосы отрастить" — думала она, проведя пальцами по каштановым локонам. Душный летний ветер стремительно пронесся через один конец бирюзового салона к другому, подкинув в воздух многочисленные подолы платьев приглашенных. 

Восседая у самого окна и играя с дважды обвитым вокруг шеи жумчужным ожерельем, девушка с интересом рассматривала то ловко снующих лакеев с шампанским, то важных гостей, поздравляющий молодоженов, то бабушку, которая с прямой, как палка, осанкой следила за всеми вокруг и в случае чего подзывала не менее седого дворецкого и деликатно указывала на возможные конфузы. При свете нескольких сотен свечей помещение сияло словно отполированный золотой поднос. Стук атласных женских каблуков плавно переходил в звон серебрянных клошей, которыми накрыли остаток сендвичей, а после слился с приглушенной болтовней присутствующих.

— Миссис Макнайт, — донесся рядом голос, — миледи.

— Да, слушаю Ходжкинс, — оторвавшись от наблюдений, неторопливо ответила она.

— Прошу прощения за беспокойство, но ваш пес извел всех горничных внизу и без конца воет. Мы боимся, что стоит вашему кузену прекратит играть на пианино, и даже гостям будет это слышно, — молодой лакей был явно взволнован.

— Принеси его ко мне, — немного погодя ответила она, взглянув через распахнутые створки на едва освещаемые стволы каштанов.

— В ваши покои, миледи?

— Нет, прямо сюда, — девушка подняла на него испытующий взгляд.

— Но... — колебался Ходжкинс, покраснев, — не поймите неправильно, свадьба миссис Макнайт может... и она может... разгневаться...

— Она больше не мисс Макнайт, Ходжкинс, — Руфь встала с места, расправив аквамариновые шелковые юбки, — и, если ты заметил, больше не живет здесь, значит, её гнев нас не волнует.

Когда спустя пару минут спустя ей принесли энергичного подростка джек рассел терьера, который вилял хвостом так сильно, что, казалось, сейчас взлетит на воздух, Руфь впервые расплылась в искренней улыбке за день. Опытным движением придерживая его у груди, она слышала как бешенно колотилось под её пальцами маленькое сердце от желания погрызть всю многочисленную обувь в радиусе десяти метров и отведать благоухающие блюда в тарелках.

— Тише, дружок, — сказала девушка, когда терьер попытался выпрыгнуть за пером в чьей-то прическе. — На, успокойся, — незаметно подсунула она ему кусочек вяленного мяса.

Неподалеку многоуважаемый генерал-майор, приходившийся им дальним родственником, делился с кем-то своими взглядами на воспитание:

— Я считаю, детей нужно держать в ежовых рукавицах, — надтреснутым голосом произнёс мужчина в красно-синем мундире. — Утром чтение, в обед музыка, вечером ужин, молитва и сон, а на завтра всё по новой! Если не хотите вырастить раздолбая, простите дамы мои словечки, никакого им спуску.

Возле буфета со сладостями госпожа Майер негодовала по знакомой всем теме:

— Дорога через малый лес чудовищно опасна! Когда уже там проведует освещение?

— А в Кастанье всегда так людно в сезон? — поинтересовалась у её тети жена сквайра.

— Обычно нет, но сегодня особый случай, — ответила Гертруда, поджав демонстративно губы в знак того, что ей претит данная компания, а затем добавила свою любимую фразу: 

— Вам не кажется, что сегодня ужасно душно?

Продвигаясь сквозь толпу, Марлин Макнайт не переставала сиять, успевая отвечать на похвалу, прилетавшую с четырех сторон: "Как всё замечательно устроено! Дессерт был просто превосходным! Откуда вы только нашли таких музыкантов? А какие у входа гортензии!". Достигнув дочери, она легонько коснулась её локтя атласной перчаткой, склонилась и прошептала:

— Перестань ходить с таким хмурым видом. Ты не на похоронах, —а потом, осмотрев пса, серьёзно добавила: — и отпусти собаку ради Бога. Сейчас начнутся танцы.

— Конечно, мама, — улыбнулась она, и Марлин, успокоившись, снова окунулась в хлопоты хозяйки усадьбы.

Руфь не отпустила терьера, и когда их сосед - Хьюго Майер - решил попытать счастье, его встретило гортанное собачье рычание. Девушка лишь пожала плечами, пройдя в угол ближе к окну. Аккуратно усевшись на бархатную кушетку, её зоркий взор сразу приметил знакомую фигуру среди танцующих. Перл Элизабет - её старшая сестра - была, как обычно, неотразима в материнском свадебном платье перешитым под её осиную талию.

Есть женщины милые, есть приятные, есть просто красивые, а есть, как Перл Элизабет, божественно, недосягаемо прекрасны. Руфь никогда не встречала никого красивее сестры, да никто не встречал из жителей Р.. На неё всегда оборачивались на улицах, даже в больших городах, даже за границей. Мужчины любого возраста рядом с ней либо теряли дар речи, либо прыгали на задних лапках. Даже самые циничные и нелюдимые смягчались в её присутствии, пытаясь выглядеть лучше. 

У Перл Элизабет не просто были все необходимые дамские составляющие для своего времени: стройный стан, грация и длинные густые волосы до поясницы, в которые часто, как сегодня, вплетали жемчужные украшения в форме цветов - её лицо считалось произведением искусства: высокие скулы, лисий разрез глаз, разлетающиеся брови и аккуратная линия губ, не слишком тонкие и не слишком пухлые.

В Кастанье имелось минимум три полнценных портрета девушки, нарисованных влюбленными до беспамятства художниками, а сколько ещё было заказано у этих художников тайными клиентами, желавшими хранить частичку её во внутреннем кармане пиджака. Её первый дебют был просто оглушительным, у Макнайтов не было отбоя от приглашений. Она по праву занимала лидирующее место в округе по количеству собранных предложений руки и сердца, а уж число воздыхателей и подсчитывать страшно. Теперь же все девушки могли вздохнуть облегченно - Перл Элизабет стала миссис Тернбулл и ушла с их пути. Её супруг - низкий и неповоротливый - безусловно был самым счастливым человеком этим вечером. Бедняга, он искренне верил, что древнегреческая богиня полюбила его неказистое лицо и дряхлое тело, а не титул виконта.

На самом деле, Руфь была немного разочарована - её сестра откладывала со свадьбой аж до двадцати пяти лет и могла бы уж сделать партию получше. Девушка до сих пор не могла взять в толк, чем такой чести обязан Мейсон Тернбулл. Тем не менее, это печаль не длилась долго, ведь она наконец избавится от надоедливого общества Перл Элизабет и будет делать, что вздумается в Кастанье! Сестры никогда не ладили, нет, более того, они постоянно пикировались как кошка с собакой, отравляя друг другу существование. Посторонние часто сравнивали их сестринский союз со стеблем розы: Перл Элизабет была мягким, чарующим бутоном, а Руфь - шипами. И вправду, на фоне своей недосягаемо красивой сестры девушка проигрывала по всем параметрам и просто блекла для окружающих. Стоит отметить, как и любая другая на её месте. Теперь же не только она могла вздохнуть с облегчением, но и Макнайты, ведь с уходом Перл Элизабет путь к помолвке наконец откроется и Руфь.

Жена того самого генерал-майора присела рядом, погладив пса по морде. Мисс Харингтон считалась женщиной мудрой и рассудительной, пользовалась уважением товарищей мужа по службе, их жен, а также жителей провинции, которые обращались к ней за помощью в житейских трудностях, но имелся и в ней один недостаток. Женщина словно слепла, когдо дело доходило до её единственного сына - Эндрю.

— Моя жемчужина, — мисс Харингтон находила подход абсолютно к каждому и прекрасно знала, что младшей сестре невесты приятно почувствовать себя особенной, — недолго нам осталось до дня, когда и вы будете кружить в центре комнаты.

— Я буду кружить там уже завтра, чувствуя себя хозяйкой дома, миссис, — отшутилась Руфь, вздернув курносый нос.

— Не делайте вид, что не понимаете меня, — мягко настояла жена генерала. — Вы в шаге от того, чтобы действительно стать хозяйкой Кастаньи. Я слышала, Фицджеймс намерен в скором времени побывать в наших краях.Девушка постаралась сделать вид, будто осведомлена об этом.

— Да, так оно и есть, — её взгляд ухватился за мужа сестры, которые уступил своему отцу следующий танец с невестой, а теперь стоял неподалёку и оттирал слезы радости. — Ах, ну что за размазня!

— Надеюсь, вы сейчас не о сэре Тернбулле, Руфь, — предостерегла её женщина.

— О нём самом, — голос её был полон укоризны. — Терпеть не могу слабых мужчин.

— С чего вы взяли, что он слаб? Я бы сказала - очень счастлив и эмоционален. Вы должны радоваться, что вашей сестре достался такой чуткий муж.

— Здесь не похороны в конце концов. Даже бабушка не плачет от вида Перл в белом платье, а он весь вечер не расстается с носовым платком, — её было не переубедить. Как и все Макнайты, она была до смерти упряма и никогда не изменяла своим взглядам.

— Моя жемчужина, я понимаю, многих мужчин скрасила бы твердость вашего характера, — решив не продолжать спор с юным созданием, мисс Харингтон сгладила углы комплиментом.

— Я ещё не встречала такого, мисс, поэтому всеми любимому Фицджеймсу придется собрать всю волю духа, чтобы я не сломила его в первую же неделю, — она посмотрела, как разрезался аппетитный торт в центре салона и как маленькие дети наводили круги, ожидая заветного кусочка.

— Ах, Руфь, ей-Богу! — рассмеялась жена генерала, от чего изумрудные серьги со звоном подпрыгнули. — Вы так говорите, будто собираетесь биться в кулачном бою, а не выходить замуж.

— Что ж, — сказала девушка извиняющим тоном, вставая, — ему придётся победить в первом, чтобы дело дошло до второго. Прошу прощения, мне нужно к сестре.

Мисс Харингтон проследила за ней взглядом, бросив: "Конечно", под которым на самом деле подразумевала: "Тебе нужно хватать быка за рога, девочка, пока он не женился на другой и не осталась ты без своей Кастаньи".

Перл Элизабет незаметно поманила сестру, скрывшись за спинами поднимающих очередной тост мужчин. Нехотя Руфь дошла до неё, наслаждаясь вызванным её неторопливыми шагами раздражением. Невеста недовольно посмотрела на чрезмерно счастливого терьера, а потом прошептала:

— Кажется, у меня слева испортилась прическа. Такое ощущение, будто во время танцев вылетели шпильки. Не могла бы ты спуститься и попросить у Джины несколько, а потом незаметно подправить мне? — девушка любила растягивать слова и порой придавать голосу не присущую ему мягкость, однако, тон её в подавляющем большинстве случаев был приказывающим. Роль будущей виконтессы однозначно соответствовала её сущности.

— Конечно, — радушно улыбнулась Руфь, но не успела Перл Элизабет облегченно вздохнуть, как последовало: — А может ещё подбросить дрова в камин и вытереть пыль? Я тебе не служанка. Если нужно привести себя в порядок - поднимись наверх.

— Ах, раз в жизни не будь противной девчонкой! — злобно прошипела сестра, сжав её за локоть. Ей не хотелось покидать гостей на пике веселья, когда самое интересное только начиналось.

— Кстати, если не заберешь завтра все вещи из своей комнаты, я прикажу перенести их в чулан, — на лице маленькой хозяйки большого дома озарилась самодовольная улыбка.

— Ты не посмеешь. — У неё округлились глаза. Перл Элизабет не ожидала, что сестренка так быстро наступит ей на хвост.

— Виконтесса Тернбулл, в этом доме отныне вас будет ждать только гостевая спальня и то на одну ночь, — высвободившись из тонких пальцев сестры, Руфь не без удовольствия удалялась, наблюдая за нарастающим гневом виновницы торжества.

Перед выходом через боковую дверь до её слуха долетел тоненький голос маленькой кузины Джорджианны, которая разыгрывала трагедию перед родителями из-за того, что ей уделяют мало внимания, а старший брат и вовсе назвал её волосы птичьим гнездом. Очутившись в обьятиях безоблачной лунной ночи, девушка отпустила пса на землю, а сама неспешно побрела вдоль вымощенной каменной тропинки. Весёлый шум всё больше и больше затихал по мере отдаления от величественной постройки. Она лишь один раз обернулась, словно убедившись, что трехэтажный дом с колоннами и открытой террасой на первом этаже, по которой словно привидения поочередно колыхались полупрозрачные тюли, стоит на месте. 

При свете дня любопытный прохожий подметил бы и много других интересных деталей, вроде широких стеклянных форточек и фасад выкрашенный в безукоризненно белый цвет, благодаря которому дом гармонировал с посаженными по периметру белыми гортензиями. Эти цветы были в изобилии в усадьбе Макнайтов, напоминая по форме стриженных швейцарских овц. Их гордую, утонченную красоту не посмел оттенить ни один другой цветок — только они, воздушные высокомерные красавицы, покачивающие своими белёсыми головками в такт ветру. С их численностью могли конкурировать разве что каштаны, многочисленная крона которых, казалось, упиралась в самое небо. Они были рассажены вдоль всех тропинок и сада, охраняя, словно могучие великаны из скандинавских сказок, жителей по ночам.

Руфь шагала дальше, время от времени подзывая терьера. На минуту она остановилась на возвышении, с замиранием рассматривая в лунном свете усеянную красными тюльпанами долину, которая плавно переходила в подножия гор, а те в свою очередь в ледянные пики. В детстве бабушка любила им рассказывать, будто где-то там, на самой вершине, стоит Атлас и держит на своих плечах небосвод. Девушка улыбнулась и помчалась, не жалея ног, по спуску вдоль ручейка окруженного теснымы рядами деревьев. В такие моменты она была действительно счастлива вдали от всех, когда на неё никто не смотрел, никто не указывал под руку, никто не ждал её — о, тот редкий момент свободы. Свобода — вот что она любила, ценила и боготворила больше всего на свете. И, дыша полной грудью, пока порывы ветра приятно охлаждали вспотевшую шею, она весело перепрыгивала через скользкие камни, окликая чуть отставшего терьера.

Руфь лишь раз остановила свой забег, оперевшись с отдышкой на шершавый ствол — когда ей послышался лисий крик. Конечной целью маршрута была, как уже говорилось, усеянная распустившимся тюльпаном долина. Покрасневшая от бега девушка присела на пень, рассматривая бескрайний, слово на ладони, пейзаж. Вокруг не было ни единой души, только в трехстах метров западнее виднелся дом Майеров. Умиротворяющая тишина наполнила девушку давно знакомым чувством, и она, поглаживая терьера по морде, зачаровонно всматривалась вдаль, думая о своём.

За восемнадцать лет своей жизни младшая дочь четы Макнайтов успела побывать и на пестрящим красками востоке, и у южных берегов, обласканных морями, но нигде её буйная душа не находила покоя как в родных краях.

Её семья относилась к классу "джентри", находившихся в родстве с многочисленными баронетами, графами, а теперь и виконтами, поэтому двум дочерям, родившимся от близкородственного брака, была доступна роскошь в виде беззаботного и счастливого детства. План Брунгильды - бабушки - выдать свою дочь за троюродного брата, который наследовал Кастанью после смерти её мужа, и оставить усадьбу себе, увы, провалился. 

За неимением наследников мужского пола и после скоропостижной кончины отца девочек следующим в очереди оказался ещё более дальний кузен - Фицджеймс. Однако не в характере Брунгильды сдаваться, и она незамедлительно договорилась о браке для своей внучки, когда той едва исполнилось три. Почему она не выбрала Перл Элизабет? Многие считали, что дело в возрасте - кузен Фицджеймс был ровесником младшей из сестер, но, кто знает, может женщина расценила шансы девочек на тот момент, и поняла, что старшей из них помощь в поиске жениха никак не понадобится, а вот Руфь...

Они никогда не встречались с Фицджеймсом. Всё что она знала о нём так это то, что он обучался дипломатии и долгое время жил за границей, а также, по словам Перл Элизабет, что у него был большой нос. Не то чтобы она мечтала о нём или, напротив, яро противилась неизбежному, нет, Руфь удалось принять свою судьбу без лишних треволнений. Она представляла себе своего жениха самым заурядным, самым безынтересным и непривлекательным, чтобы не иметь ожиданий, о которые можно разбиться. 

Тем не менее, её всегда поддерживала и приятно подбадривала другая часть их брака - она будет владеть Кастаньей, самым дорогим её колючему сердцу местом на свете. Без вмешательств посторонних, а особенно старшей сестры, будет она решать всё, вплоть до мелочей: "Чем заменить гардины в комнатах правого крыла? Не рассадить ли рядом с белыми гортензиями цветные? Не разбить ли маленький розарий?". Её невероятно воодушевляли мысли об этом, но всё же под венец она не торопилась. Руфь твёрдо решила, что после отъезда сестры должна хоть несколько лет пожить в умиротворении, прежде чем мириться с присутствием какого-то пришельца.

Если говорить, почему Руфь считалась колючей и резкой, то корни причин уходят в прошлое. С самого детства она росла в тени обожаемой и восхваляемой Перл Элизабет, у которой, как ожидалось, уже к восьми годам были предпоссылки к нарциссизму. Она могла стоять часами у зеркала в их детской с голубыми обоями в цветочек, то вычесивая шелковистые волосы, то завязывая банты. Младшая сестра всегда замечала, что все гости и знакомые сперва смотрят на старшую, целуя в обе щеки, а потом менее восторженно и на неё. Чтобы исправить положение, девочка тоже пыталась вычесивать свои непослушные пряди перед зеркалом или завязывать такие же миленькие банты на поясе, но эти, как и десятки других способов, жестоко высмеивались Перл Элизабет. 

"Ничто не исправит твоего эльфийского лица" — говорила она, хватаясь за живот. В один раз она, однако, предложила свою помощь и, воспользовавшись доверием сестры, отрезала ей коротко-коротко волосы. Это было в канун Рождества. Если вы считаете, что Руфь долго плакала, забившись в угол, то ошибаетесь. В тот же вечер она поколотила сестру до синяков её же гребнем. Примерно в таком ритме они жили и дальше: укус - удар, преступление и наказание, и да, кусался и проступался первым каждый. Однажды, например, Руфь узнала в двенадцать лет, что сестра ведет переписку с парнем на ферме. Во время ужина в честь помолвки Флосси - её младшей тёти - она встала на табуретку и вслух прочитала содержимое детских любовных писем перед несколькими десятками взрослых. Покрасневшая от стыда Перл Элизабет накинулась на неё, и они обе сбили поднос с праздничной выпечкой. К счастью, Флосси была добрейшей души человек и не держала на них зла, но от Брунгильды им тогда досталось достаточно.

Несмотря на все трудности и недопонимания в прошлом, людям свойственно прощать и скучать по близким перед разлукой, например, такой, какую подразумевает переезд в другой город, но Руфь было ни капли не жаль. "Лучше бы нашла себе кого-то за океаном" — думала она о сестре.

Не только отношения с сестрой заставили её вырастить колючки, но и нерушимые правила в семье Макнайтов, которым ты либо следовал, либо умирал. Эти правила не были вымыслом одного человека - они создавались и преобразовывались из поколения в поколение. Их характер и последствия сильно варьировались. К примеру, только касательно поведения за столом в их доме существовали несколько заповедей, не диктуемых церемониальным этикетом: не покидать стол, пока все не завершат трапезу, не читать и не писать во время приема пищи и уж тем более их не пропускать! А сколько было правил относительно отношения к старшим. Любимым замечанием тети Гертруды было: "Тебя не учили не поворачиваться спиной, когда с тобой говорят старшие?". Стоит отметить, что у Макнайтов на основе старшинства строилось многое, если не всё. Самым страшным наказанием для сестер был тот день, когда их отправили в рабочей одежде сажать капусту. Подумать только, им возиться в земле в этих ужасных лохмотьях на глазах у всего города! Больше они старались никогда не переходить ту черту, которая вынудила бы бабушку снова отправить их на поле.

Когда полный событиями вечер наконец завершился, Руфь стояла в своем будуаре, расправив руки, чтобы Марта - камеристка - помогла ей избавиться от наряда. Постепенно волны юбок и жилет были аккуратно повешены в шифоньер, а тугой корсет ослаблен. Через овальное зеркало в полный рост девушка взглянула на свою камеристку, которая была старше неё на несколько лет, но всегда отличалась рассудительностью, свойственной женщинам в возрасте. Она без лишней болтовни проделывала свою работу в неудобной черной униформе с белым вставками и чепчиком, который прикрывал тугой жгут черных волос.

— Я бы многое отдала, чтобы никогда не носить эти корсеты, — честно признала Руфь, впервые за день вдоволь наполнив легкие воздухом.

— Будет вам, миледи, — встревожилась Марта, — сегодня в газете мистер Ходжкинс прочитал, что даже мужчинам рекомендуется поддерживать спину специальными фланелевыми ремнями. Это вы ещё отказываетесь носить модели для сна.

— Неужели нельзя их носить чуть послабее? — продолжала она жаловаться уже сидя на пуфике и вытаскивая шпильки и невидимки из волос.

— Вы разве забыли, что говорят взрослые леди, снимающие корсеты на день? Они чувствуют ужасные боли и не могут ходить. Это потому что женские органы более хрупкие и нуждаются в поддержке, а от слабо затянутого корсета поддержки нет, — камеристка разложила приспособления госпожи по местам, подала ей шелковый халат и тапочки, а потом добавила ещё один аргумент: — А как же осанка, миледи?

— Хорошо, хорошо — устало отмахнулась девушка. Она и так выслушивает нотации от всех вокруг, не хватало ещё и от своей служанки.

Марта прошлась вдоль увешанных миниатюрными картинами стен и открыла все три окна. Потом она удостворилась, что цветы в вазах из венецианского стекла ещё свежи, а гребёнки ручной работы с инициалами на туалетном столике расставлены в порядке возрастания.

— Представляешь, Марта, — обратилась к ней Руфь некоторое время спустя, совершая свое вечернее умывание смесью воды из лепестков роз и масла миндаля. — Они ждут не дождутся приезда моего кузена.

— Уверена сэр Макнайт придется вам по душе, миледи, — от улыбки на лице камеристки появились две ямочки.

— Уверена, что нет, — огрызнулась она, раздраженная всеобщей любовью к будущему хозяину Кастаньи. — Ох, какой сквозняк! Ради Бога, зачем все окна открывать?

— Сегодня в "Дэйс" Ходжкинс прочитал об исследовании доктора Арнотта про канарейку в спальной. Вы не слышали, миледи? Клетка с птицей находилась на прикроватной тумбочке в комнате с закрытыми на ночь окнами, а на утро была найдена мертвой от недостатка кислорода! — Марта выглядела взволнованной возможностью застать утром свою госпожу без чувств по похожей причине. Не найдя что ответить на научное исследование, Руфь лишь многозначительно проговорила на прощание, натянув одеяло до подбородка:

— Мистер Ходжкинс слишком увлечен газетами.

Пока девушка лежала, наблюдая, как переливаются на лунном свете стебли каштанов, будто заглядывающие в покои, в другом конце дома Брунгильду Макнайт съедало изнутри беспокойство. Она слегка покачивала стройной ножкой, твердым почерком делая заметки о подсчетах в Кастаньи. Кастанья, Кастанья, Кастанья...как же много было упомянуто об этом месте, но почему Макнайты придавали ему столь важное значение? Как свойственно многим аристократам на закате их величия, они цеплялись за любое материальное напоминание о лучших временах. Что как ни богато отстроенный дом и земли могло помочь им поддерживать иллюзию о давно утраченном влиянии? Даже мелочи: вроде картин, музыкальных инструментов, старинных книг на неизвестных языках - хранились с особыми почестями. Им казалось они просто любили свой дом, но в реальности их любовь граничила со страхом лишиться положения, прослыть "голодранцами" с родословной.

Седовласая женщина хмурила поредевшие брови, не обращая внимание на то, как незаметно забежал в кабинет терьер, принюхиваясь к находившимуся на тумбе подносу с сендвичами. Пальцы сжимали металлическое перо, позволяя жирной капле скатиться обратно в чернильницу. Она мельком оглядела письменный стол, на котором уже не первое десятилетие действовал установленный, ни разу не нарушенный порядок. Прохладный ветер, прилетевший со снежных горных склонов, подбросил концы парчовой занавески, испугав пса. Терьер с грохотом опрокинул поднос и принялся прямо на месте преступления заметать следы, поедая закуски. Брунгильде пришлось отложить еженедельный бухглалтерский моцион и прогнать вечно ненасытное создание, а потом позвонить в колокол, чтобы кто-то пришел и прибрал. Справившись со своей миссией, она застыла на мгновение, разглядывая из окна тянувшиеся на километры поля.

Ясная память воскресила давно минувшие образы, бродившие, словно призраки, по закаулкам человеческого сознания. Как и свойственно всем призракам, они тревожили женщину в самые неудобные моменты, особенно по ночам. Перед взором Брунгильды покачивающиеся головки тюльпанов предстали в темно-оранжевых оттенках (эпизоды из прошлого почему-то всегда меняют тональность), а где-то вдалеке раздавался смех её ещё совсем юных дочерей. Нескончаемый вихрь гостей, вечно напрашивающеся переночевать родственники, череда чаепитий, обедов и званных ужинов - ах, теперь ей казалось, что то были счастливые времена; с годами нам свойственно обесценивать прежние тревоги и трудности. 

Она набрала воздуха в легкие, переместив взгляд на возвышающуюся к северу тропу. Против своей воли Брунгильда каждый раз видела его: неспешная походка, зажатая в большой ладони трость с вырезанной головой льва. Небо затянулось, где-то за километрами раздались раскаты грома. У него нет зонта. Брунгильда окликнула мужа, но мужчина обернулся, вынес карманные часы, мол, не могу, опаздываю - он свято верил в то, что возвращаться, только покинув дом, плохая примета. В какую-то долю секунды ей захотелось отправить лакея с аксессуаром за ним, чтобы потом не врачевать ночами у кровати, но упрямство взяло своё. "Хочет промокать - пусть мокнет, — решила она. — Заболеет - я и палец о палец не ударю".

Сейчас кругом царила умиротворяющая тишина, прерываемая лишь ласкающим слух шелестом листьев, а женщина чувствовала болезненную опустошенность, впиваясь взглядом в то место, где он в последний раз завернул в рощу. Спустя сутки она раскроет за чаем газету и узнает, что поезд сошел с рельс. Поезд, на который он мог опоздать, если бы она настояла на своем и задержала его. Удивительно, какие порой незначительные вещи, вроде простого зонта, судьба вознаграждает немыслимой властью. Однако горесть об утраченных возможностях была чужда Брунгильде Макнайт, как и сентиментальность. Если бы судьба дала ей шанс увидеться с ним ещё раз и сказать всего одну фразу, она вместо: "Нам тебя не хватает" с упреком произнесла бы: "Как ты мог нас оставить?".

Скрестив пальцы на груди, женщина вернулась на место и с неким облегчением откинулась на спинку. Прогнозы в Кастанье, увы, были не самые утешительные. Они несут убытки уже вот третий сбор урожая. Оставалось надеяться, что материнское наследство Фицджеймса сможет привести дела в порядок, да как и сам он. Брунгильде было свойственно командовать, распоряжаясь всем и вся в округе, поэтому не удивительно, что как жизни её детей, так и внуков, были заранее распланированы. Ей казалось, она их знает от и до, поэтому ей было виднее, что для них лучше. 

В случае же с дальним кузеном дела обстояли не так однозначно. Этого молодого человека Брунгильда знала лишь по немногочисленным рассказам знакомых, повидавших его за пределами Р.. Окажется ли он мягкотелым или, напротив, чрезмерно наглым? Хватит ли у него знаний и опыта, чтобы вести хозяйство? Эти и многие другие вопросы так и оставались неотвеченными, несмотря на то, что все отзывались о нем как о крайне милом и добром джентльмене. Женщине лишь оставалось надеяться, что кровь, текущая в его венах, как и полученный опыт в дипломатии сделает Фицджеймса достойным хозяином и мужем Руфь. Ах, Руфь... Как жаль, что во всем этом плане она вспоминала о ней в крайнюю очередь, за что упрекала себя. Бабушка желала ей стабильности, обеспеченности и верности в этом браке. "Ну и счастья хоть немного" — с горечью добавила она, вспомнив свою дочь.

На самом деле, говоря о любой из троих дочерей Брунгильды, нельзя было обойтись без горечи. В случае со старшей, Марлин, ею пожертвовали, чтобы не потерять усадьбу, вынудив терпеть двенадцать лет пренеприятнейшего типа. Наврядли хоть один из соседей или знакомых подозревает, с каким облегчением она приняла весть о его кончине. Средняя, Гертруда, хотела обручиться с офицером и уехать с ним. Брунгильду привело в ужас одно только представление того, как дочь будет перебираться из казармы в казарму рядом с десятком неотесанных военных. Она вынудила её отказаться, а через полтора года успокаивала всю ночь, получив повестку о смерти. 

Больше Гертруда не желала даже заговаривать на тему замужества и так и осталась "старой девой", к сожалению, со временем перенимая всё больше присуждаемых обществом её положению отталкивающих особенностей, как: вечное недовольство, тяга к оспариванию всего и неприкрытое порицание чего-либо, отклонявшегося от её представлений о правильности. Говоря же о Флосси - самой младшей, и не будет ложью сказать, самой любимой дочерью - в ней словно сплелись судьбы обеих старших сестёр: Брунгильда своими руками выбрала ей партию, но, когда вместо наследника, девушка полюбила и вышла за младшего из сыновей - возненавидела его. Какая глупость? Зачем он ей сдался? Ему после трех старших братьев не достанется ничего дельного! Так и случилось, Флосси с Реджинальдом ютились в небольшом коттедже, но жили в гармонии и счастье. Женщина закрывала глаза на второй момент, полностью поглощенная первым. "До чего этот мерзавец довел мою дочь!" — каждый раз думала она, вспоминая салон их дома, втрое уступавший по размеру салонам в Кастанье.

Сейчас же под конец дня взолнованность Брунгильды за будущее уступило место недолгому умиротворению. Как же хорошо всё вышло с Перл Элизабет! Она не просто попала в хорошую семью, но и скрасила их семейное древо знатными родственниками. И как просто же было с ней сладить, но Руфь. Бабушка чувствовала, что ей понадобится вся сила воли, чтобы провести их первое знакомство с Фицджеймсом, запланированное через две недели, должным образом.

"Господи, пусть парень не получит ушибов в первый же день" — молилась она.

———————————————————* — в Викторианскую эпоху был распространен миф, что женские органы недостаточно сильны и нуждаются в дополнительной поддержке в виде корсетов. Дамы, которые носили корсеты с самого детства, страдали атрофированием внутренних и внешних косых мышц живота и действительно при снятии его страдали болями и не могли толком расправить спину, таким образом ещё больше уверяясь в вышеуказанном мифе. И да, ученые всерьёз рассматривали эту проблему и настоятельно рекомендали даже мужчинам носить дополнительные фланелевые поясы. Про осанку тоже правда - люди высшего сословия считали ровную спину едва ли не самым главным показателем знатности, а корсет очень в этом помогал.

* — в 19 веке был также сильно распространен и другой миф о том, что комнаты должны постоянно проветриваться, чтобы в них циркулировал кислород. По этой причине окна в спальнях были открыты в любое время дня и ночи, что зимой, что летом. Эксперимент доктора Арнотта, члена Королевского Института, действительно существовал и был широко известен.