На следующий день мы с Эллой пошли в Паше в больницу. Я достал из сумки Джорджи. Я не доставал его до этого дня, я вообще про него забыл. А когда собирался к Паше, вспомнил. Мы купили шесть батончиков гематогена, все с разными вкусами, и конечно фруктов. Только не апельсины, у него была аллергия на них. Мы взяли яблок и груши. Я хотел купить еще и бананы, но почему-то подумал, что он обидится на этот фрукт из-за каких-то своих гомосексуальных соображений, и не стал их брать.

Паша пришел к нам в холл. В своих тапочках с анимешными девочками он выглядел до жути трогательно. Мы усадили его между нами.

– Смотри, что мы тебе принесли, – сказала Элла, протягивая ему пакет, – тут фрукты и гематоген.

– Да, гематоген с орехами, с кокосом, с ананасом, с карамелью, простой гематоген и гематоген с черносливом. – Гордо перечислил я. – А еще вот. Это Джорджи.

– Кавайи дэс! – Воскликнул Паша, взяв пони в руки. – Откуда такая няшность?

Я смущенно потер затылок.

– Это мне Дед Мороз подарил.

Элла с Пашей прыснули после этих слов.

– Да ты бедняжка, – Паша похлопал меня по голове, – родители не сказали Темочке, что деда мороза нет?

– Да иди ты. – Я по старой привычке пихнул его в бок и сразу же был одарен предупреждающим взглядом Эллы. Женщины настороженно относятся к нашему немного жесткому проявлению дружбы. – Нет, я стоял в подъезде и курил, а эти двое со Снегуркой искали пятнадцатую квартиру. Ну вот я им подсказал, и он мне его подарил.

– Оу, это благородный поступок. – Переглянувшись с Эллой, изрек анимешник. И они снова захихикали. Я тоже улыбнулся вместе с ними.

– Ну что, ты знаешь, когда тебя выпишут?

Он пожал плечами.

– Не знаю, завтра или послезавтра. Я сегодня еще и к психологу ходил, он расспрашивал меня, что меня толкнуло на попытку самоубийства.

– Да? И что ты?

– Ну, сказал, что от несчастной любви. – Он расплылся в улыбке, глядя на меня. – Я выслушал лекцию по поводу того, что за людей нельзя хвататься, и что, если у тебя с кем-то не получается, нужно подождать, и тот самый человек придет.

Элла перевела взгляд с него на меня. У меня пересохло в горле.

– А что ты сказал?

Он поднес Джорджи к сухим губам и поцеловал его в мордашку. Потом погладил по нарисованной гриве и посмотрел на палец, к которому пристал отклеившийся блестящий глаз.

– Я сказал, что буду ждать.

И, кажется, в этот момент на меня обрушились все его мысленные посылки, которые он с любовью отправлял мне с первого курса. В груди снова распахнулись огромные мягкие крылья, которые, поймав нужную волну, тянули меня вверх, к солнцу. Не знаю почему, мои губы расплылись в широкой, счастливой улыбке. Элла, глядя на меня, тоже заулыбалась и обняла Пашу.

– Поправляйся скорее, – сказала она, – когда вернешься, мы устроим мега-вечеринку по поводу твоей победы над смертью.

– Нет, скорее по поводу моих спасителей. – Ответил он и добавил. – Я бы вас обнял, но у меня рука вообще отнялась. Так что сжались поплотнее и обнялись все вместе!

Через два дня я забирал Пашу домой. С утра у меня было очень паршивое настроение, поэтому мы ехали с ним молча, и когда зашли в комнату, тоже молчали. Паша переоделся и сел за компьютер. В тишине комнаты щелчки его мышки были категоричными и сухими. Джорджи стоял рядом с монитором. Я опять не находил себе места.

– Паша, – наконец, решился я, сев рядом с ним, – послушай меня.

– М? – Он не повернул ко мне головы.

– Я... Хотел тебе сказать кое-что.

– Ага...

– Посмотри на меня. – Я развернул его к себе на альфа-стуле. У него было худое, испуганное лицо. Мне стало не по себе от этого взгляда. – Я только хотел сказать, что... – Я остановил свой взгляд на пони и стал выговаривать все ему, а не Паше. – Я не могу бросить Антона.

Мое высказывание ухнуло в пустоту. Паша не задавал очевидных вопросов. Просто сжимал на коленях тонкие руки и ждал, что я скажу дальше. Я выдохнул и продолжил.

– С ним даже не я... Он мне по большому счету даже не нравится. Это все мое тело. Это страсть, что ли... Он умеет делать так, чтобы я всегда его хотел. И даже если внутри я против, мое тело всегда за.

Он немного нахмурился. Но вскоре это выражение исчезло. Он все еще слушал меня.

– Просто ты сказал, что будешь ждать. – Я прямо сжигал Джорджи глазами. – Я хочу тебя предупредить, что я не знаю, когда это закончится, и закончится ли вообще. Мое тело просто должно насытиться этим, понимаешь?

Я наконец перевел на него взгляд. Паша минуту сохранял ровное выражение лица. Потом уголки его рта дернулись в стороны, и он сказал:

– Ничего страшного. Я ждал тебя три года. По сравнению с тем, сколько тебе понадобится, чтобы надоесть ему, это пустяки.

Я поднялся, чтобы выйти, но он вдруг схватил меня за локоть и попросил:

– Только не уходи к нему сегодня, ладно?

Я сел на место. Его влажные, подрагивающие руки оказались в моих теплых ладонях.

– Хорошо, – как японец, кивнул я, – тогда свари мне лапши, и будем что-нибудь смотреть.