Однажды Антон сказал мне, что ему нужно по работе съездить в город. Он обещал, что его не будет от силы часа полтора, но вот он уехал с утра, и его до двух часов не было. Я решил сходить к себе в комнату. Прибрать там свои вещи, да и вообще побыть «дома», как говорится.

Когда я зашел в комнату, увидел в коридоре Пашины размокшие от снега ботинки. Как странно, он никогда раньше последнего дня каникул не приезжал. Однако внутри его не было, и я решил, что он у кого-то из знакомых. Я разгреб свои вещи, повесил свои немногочисленные рубашки и футболки в шкаф, сложил джинсы. Сдул пыль с компьютера. Потом я лежал на кровати и читал Чака Паланика. Потом мне захотелось в туалет.

Я подошел к двери и дернул ее на себя. Она не поддалась, она явно была заперта изнутри. Я постучал. Никто не ответил. Никто, кроме Паши, там быть не мог, и поэтому я сказал:

– Чувак, пусти меня, мне чисто поссать.

Но мне никто не ответил. Я прислушался. Нет, душ был выключен, и внутри стояла странная, недвижимая какая-то тишина. Я постучал настойчивее.

– Паша. Мне прям очень надо.

Все равно тишина. Нет, ну он хоть бы как-то отреагировал на мои биологические позывы. Я снова дернул дверь, та не поддалась. Тогда я забарабанил в нее. Мочевой пузырь грозил треснуть по швам.

– Паша, черт тебя дери, открой дверь!

Внутри послышался какой-то шорох. Потом на пол посыпались шампуни и гели для душа. Кто-то навалился на дверь с той стороны. У меня сердце подскочило к горлу и запульсировало.

– Паша, с тобой все в порядке?

Кто-то шарил рукой по двери. Шпингалет заскрипел, но не открылся. Я снова загремел кулаком.

– Паша! Сейчас же открой.

Защелка натужно, с грохотом отодвинулась в сторону. Дверь, как будто упираясь во что-то отползла, и на меня из туалета вывалился анимешник. Я едва успел его подхватить. За ним по кафелю вилась дорожка из крови.

– Паша, что?..

– Тем-семпай, – прошептал он, уткнувшись мне в грудь, – я что-то сделал, мне плохо...

Я оттащил его в комнату. Он упал на пол, раскидав в стороны руки. Он был до жути бледный. Запястье на левой руке было сплошь залито кровью.

– Ты... Идиот! – Выдохнул я, содрогаясь внутри. – Паша!.. Ты, что ты наделал?!

– Тема, прости... – Язык у него заплетался и западал. Я как будто провалился в яму, когда понял, что все это время, пока я был здесь, он сидел там, запершись в туалете с перерезанными венами.

– Блин, я не хотел, правда... Я не знаю, как ее остановить. Тема, сделай что-нибудь...

Он закрыл глаза, и я похолодел от мысли, что он умер. Я забил его по щекам, чтобы он пришел в себя. В фильмах показывают обычно, что нужно говорить с ними. Когда Паша начал моргать, я затараторил, одновременно соображая, чем бы ему наложить жгут. У меня тряслись руки, я ни разу не видел столько крови и настолько бледного человека.

– Паша, Паша говори со мной. – Я вырвал из капюшона своей толстовки шнурок. Пальцы скользили по его теплой крови, когда я закатывал ему рукав. – Паша, сукин сын, говори, зачем ты это сделал?!

– Это все ты... – Его голос был таким тихим и плоским, как будто он превращался в шипящую змею. – Ты строил из себя недотрогу, а сам трахаешься с этим эмарем. Ты... Ты меня обманывал.

Я завязал шнурок на его руке. Теперь надо было бинт, или что-то стерильное, но у нас же ничего не было. Нужно было к кому-то бежать, но к кому? Антона еще нет, а кто еще будет в общаге во время зимних каникул? Паника длинными паучьими пальцами скрежетала в горле. Сердце сжималось и разжималось с каким-то скрипом, как будто его забыли смазать.

Элла! Элла никогда не уезжает домой, потому что она живет с отчимом, который домогался ее, пока она ходила в школу!

Перед тем как сорваться и побежать к ней, я еще пару раз наотмашь ударил Пашу по щекам, чтобы он снова немного пришел в себя. Я бежал так быстро, что у меня, кажется, слипся голодный желудок. Я не помнил себя, когда, схватившись за дверной косяк и оставив на нем кровавую пятерню, заколотил в дверь Эллы.

– Пожалуйста, пожалуйста!.. – Вместе с дыханием вырывалось у меня. Я не знал, к кому мне еще бежать, если ее не будет дома. Но она была. Она была дома. Она открыла мне дверь и уставилась на меня остекленевшими от испуга глазами.

– Тема? Но... Что...

– Бинт! Быстро дай мне бинт!

Она отпрянула вглубь коридора. Я подскочил к ней и схватил за маленькие острые плечики.

– Паша умирает! Дай мне бинт!

– Но у меня нет бинта!

– Нет бинта?!

– Нет бинта! – Ее огромные глаза еще шарили по моему лицу. Потом она вскрикнула. – Подожди! – И бросилась к себе. Выбежала оттуда с какой-то пачкой. – Бежим, бежим, бежим!!

Мы вместе рванули обратно.

– О Боже! – Ахнула она, зайдя к нам и увидев следы крови. – Паша!

Я подлетел к нему и опять одарил его пощечинами. Мое сердце опустилось, когда он замямлил:

– Хватит бить меня по мордасам... Совсем ох*ел уже...

– Вот! – Элла сунула мне в руку что-то. Я посмотрел в ладонь.

– Это что, прокладка?

Мы встретились одинаково распахнутыми от ужаса глазами.

– Д-да... – Она сразу вспыхнула до кончиков ушей. – Ну, они стерильные и хорошо впитывают. С крылышками. И не сушат кожу...

Я начал наматывать это на его запястье. Пашина голова каталась по моим коленям. Элла подавала мне вторую.

– Ты наложил жгут? Обработал порез?

– Почти. – Прокладки хорошо склеивались друг с другом. Я подумал, что нужно продавать стерильные прокладки в аптеках для подобных случаев. Они отлично располагаются на ране. Они учитывают анатомию.

– Он много крови потерял? – Тихо спросила Элла, глядя в осунувшееся лицо моего соседа.

– Да, много. – Я закончил с перевязкой и перекинул Пашу на свою кровать. – Сиди тут и говори с ним, я сбегаю на вахту, чтобы вызвали скорую. Только хорошо говори, поняла? Он на твоей совести!

– Я только... – Она смотрела то на него, то на меня. – У меня в комнате есть жидкость для снятия лака, она вонючая. Подойдет вместо нашатырного.

Вместе мы выбежали из моей комнаты. Я захлопал шлепками по лестнице. Как странно, почему я сразу не побежал туда, ведь у вахтеров должна быть аптечка. Блин, в экстренных ситуациях вечно ведешь себя как идиот.

Я взял там бинты, и нашатырный. Скорая обещалась через десять минут.