Днем мы все лежали на диване и смотрели телевизор. Мама положила голову на папино плечо и время от времени играла своими пальчиками на его широкой, сухой, как наждачка, ладони. Он редко изменял свое немного удивленное, окаменевшее выражение лица. Я держал в руках розового пони и, качаясь в мыслях из стороны в сторону, твердил: «Она не уедет. Она не уедет. Она не уедет».

Вечером мама не вытерпела. Когда папа вышел в туалет, она цепко схватила меня чуть повыше локтя.

– Мы должны сейчас же поехать на вокзал. – Зашептала она мне в ухо. – Тема, я больше так не могу. Мы должны сейчас же уехать.

– Но папа... Что мы ему скажем?

– Не знаю... – Она вздрогнула, когда открылась дверь туалета. – Скажи... Скажи, что мы пойдем гулять. По вечернему городу. Скажи, что мы пойдем гулять.

Он вошел в комнату. Взял сигаретную пачку и направился в коридор. У меня сердце обливалось кровью, когда она тут же подскочила и побежала собирать последние вещи.

– Отвлеки его, чтобы он не заметил, как я выношу сумки.

– Пап, – я тоже вышел в подъезд, – мы с мамой пойдем пройдемся. Она хочет погулять по вечернему городу. – Меня бросило в жар от этих слов. В ту минуту, когда он воспринимал и переваривал эти слова, у меня все внутри успело пару раз перевернуться.

– Хорошо. – Сказал он. – Только будь осторожнее. Сейчас полно пьяниц на улицах.

– Да. – Я вернулся в квартиру.

Мама выглянула из своей спальни.

– Ну, что?

– Мама, пожалуйста, не надо. Потерпи еще пару дней.

Она зажмурилась и проговорила быстро, как будто читала молитву:

– Я не могу больше, не могу, Темочка. Я должна уехать.

– Но ведь в прошлый раз ты с нами почти месяц была, мама.

Я услышал, как дверь открывается. Мама сразу же юркнула обратно. Я повернулся к отцу и сказал первое, что мне пришло в голову.

– Пап, пошли, повесим твое ружье на стену.

Он не стал возражать. Молча достал молоток и гвозди и вошел в гостиную. Я последовал за ним. Взял увесистую подставку в руки.

– Ружье пока лучше снять, наверное. – Пробормотал я, вынимая оружие. – Чтобы не упало, если что.

Он молча кивнул, не смотря на меня. Выбрал подходящие гвозди. Сделал отметки на обоях. Заколотил по стене. Гвоздь погнулся, но держался крепко. Я подал ему второй. Я даже не слышал, как мама тихо прошла мимо нас.

– Посмотри, на одном уровне? – Спросил папа, приставив второй гвоздь. Я отошел за его спину.

– Чуток опусти. Нет, это слишком. Подними теперь. Вот так хорошо. Ты отметки косо сделал.

– Ладно... – Он опять замахнулся и ударил по гвоздю, тот сразу же вошел в стену, как в масло. – Подавай подставку.

Мы вместе повесили ее, потом прикрепили ружье.

– Ну, как? – Спросил я, глядя на него. Он отошел, прищурился и сказал:

– Хорошо.

– Тема, я уже оделась!

Мы вместе посмотрели в сторону коридора. Потом переглянулись друг с другом. Он похлопал меня по плечу.

– Поосторожней там, хорошо?

– Конечно, пап.

Он вышел нас провожать. Трясущимися руками я застегнул молнию на пухане. Мама поправила шапку перед зеркалом, подошла к отцу и слегка прикоснулась губами к его щеке. Коротко взглянула на него, поспешно отвернулась и сказала, проходя к двери мимо меня.

– Ну, мы недолго. Да ведь, Темочка?

– Да, пап. – Выползло из моего горла. – Мы недолго.

На улице она снова вцепилась в мою руку.

– Я спрятала вещи под кустом вон там, чтобы он не увидел.

– Он все равно поймет, куда ты ушла. – Я выкатил ее чемодан. – Мама, зачем ты так?

Она не ответила, повесив сумку через плечо. Пар из ее рта заскользил по правой щеке. Я сглотнул. Было больно, безумно больно, вниз по трахее как будто кто-то выложил дорожку из спичек, которую воздух не мог пробить. Они встали поперек.

Я знал, что ей удастся поменять билет. Я даже не надеялся, что в кассе ей откажут. Все происходило как в каком-то тягучем, тяжелом сне, где я был только маленькой шестеренкой и не мог ничего изменить.

– Посмотри, билет перед самым отправлением. – Горячо зашептала она, идя ко мне. – Пошли скорее, десять минут осталось.

– Мама!..

– Скорее! – Она схватила меня за руку. Я пошел за ней, но в глазах стояли слезы. Она вела меня за собой, а я смотрел в ее узкую спину, я вспоминал, как сегодня мы все вместе сидели на диване, как они танцевали вчера, и как мама кричала «Ура» под бой курантов. Перед глазами беспрерывно мелькали старые фотографии, где я сидел на лошади, где мама обнимала меня за плечо, где я задумал свечи на торте, а она хлопала рядом в ладоши. Где она сидела со мной на ковре, а я, совсем еще карапуз, листал детские книжки. Она смотрела на меня с улыбкой. Она была в простом домашнем платье в крапинку. У меня почти не было волос на яйцевидной голове. Мама, зачем ты уходишь? Мама, ведь я же люблю тебя! Ведь папа тебя любит! МАМА! НЕ УХОДИ, МАМА!

Она протягивала билет с паспортом проводнице, а я шатался за ее спиной, сжимая окостеневшие руки на ручке чемодана. По громкой связи объявили, что поезд отправляется с третьей платформы. Я подал ей чемодан и вдруг схватил за руку. У меня по щекам текли слезы.

– Мама, пожалуйста, не уезжай.

– Тема, что ты делаешь? – Она застряла на ступенях, схватившись свободной рукой за поручень. – Поезд отправляется.

– Мама, не надо.

Она в панике оглянулась на проводницу. Та продвинулась вперед.

– Молодой человек, отойдите от поезда.

Вагон дернулся и плавно поехал вперед. Не выпуская ее руки, я зашагал рядом. Я не видел ничего перед собой, кроме ее испуганного, худого лица.

– Мама, пожалуйста, вернись.

– Тема...

– Мама, почему? Почему ты так делаешь?! Мама?!

Она уткнулась лбом в поручень. Мы все набирали скорость, и я перешел на бег.

– Пожалуйста, вернись... – Шептал я. – Мама! Мама, пожалуйста! Вернись! Мама!

Она всхлипнула и вырвала свою руку.

– Я никогда вас не любила, Тема! Это все... Это все было ошибкой. Вся моя жизнь – это ошибка! Я не хотела, чтобы у меня был ребенок, но он... Он настоял, чтобы я оставила тебя. А когда ты родился, мне пришлось быть с вами. Я думала... Я думала, я смогу. Ты рос таким хорошим мальчиком, и Витя так меня любил. Но это невозможно!.. Это было невыносимо, Артем!

Перед моим лицом хлопнула закрываемая дверь. Мама прильнула с той стороны к стеклу. От ее дыхания проявлялось и стиралось сердечко дыхания. Она рыдала, глядя на меня. Она приложила ладонь к стеклу. Я все еще бежал рядом. Поезд неотвратимо набирал скорость, а я был всего лишь маленькой шестеренкой, которая не могла ничего изменить.

– Мама, не уезжай!! – Закричал я, рухнув на колени, когда поезд вырвался и помчался вперед. Сотни колес, сотни людей пронеслись мимо, а я стоял на коленях и кричал сквозь слезы. Слезы мгновенно остывали на лице, скатываясь вниз прохладными каплями. Я закрывал голову руками. Я ненавидел себя за то, что я есть. Я ненавидел себя за то, что всю свою жизнь она сожалела, что я появился на свет. Я ненавидел солнце, море, лошадей и купальные трусы с пингвинами. Я ненавидел этот поезд, этот поезд, неудержимо мчавшийся сквозь снег и холодный ветер.

– Мама...

Когда я вернулся домой, папа сидел в гостиной. Я подумал, что, если он сейчас повернет голову и спросит: «Где мама?», я упаду и забьюсь в истерике. Но он не спросил. Он поднял руку с пультом и переключил канал. Я опустился рядом с ним на диван.

– Мама уехала. – Отрешенно произнес я, когда на экране счастливые люди за клетчатым столом стали пить молоко. Папа сказал:

– Да. – И поднес руку с дотлевшей до фильтра сигаретой.