На следующий день после ритуала Филипп остановил Тони возле его машины и развернул к себе.

– Ну, дружище, ты как? Стало лучше?

Лучше не стало ни на йоту, но Тони не хотелось расстраивать Фила, который буквально жил возможностью устроить некую символическую мистификацию, поэтому он слабо улыбнулся и кивнул.

– Да, Фил, спасибо тебе и парням, что вытащили меня из этого болота.

– Так держать, это по-нашему! – Филипп хлопнул Тони по плечу. – А вообще самый дельный совет тебе такой: с глаз долой – из сердца вон. Меня этому еще дед научил. Выручает!

– Спасибо. – Тони снова заставил себя улыбнуться. – Я приму к сведению.

О том, что он буквально видит Нэнси перед собой, стоит ему прикрыть глаза, как будто бы он сбежал не в Неваду, а к нему под веки, Тони говорить не стал. Он вообще мало, с кем начал делиться своими мыслями с того вечера. Решил, что лучшее лекарство – его работа, поэтому с понедельника явился в редакцию, взялся за несколько статей сразу, и провалился в рай трудоголика.

Мимо него пролетела зима, затем и весна. В первой половине июня Тони взялся за цикл статей о тех, кто доживает последние дни в раковом корпусе. Тематика была тяжелейшая, но Тони бросился в нее с головой. Чем хуже дела обстояли у его героев, тем лучше он себя чувствовал – эта аксиома стала сопровождать его с самого первого дня в редакции после «очищающего» ритуала Филиппа.

Сегодня нужно было взять интервью у супружеской пары: он был на последней стадии рака кишечника, она – помогала облегчить страдания и поддерживала так, как могла.

Мистер Таррел выглядел внешне спокойным, даже как будто просветленным. Он был первый среди остальных пациентов, которых Тони успел опросить, без извечной печати депрессии и отчаяния на лице. Супруга была под стать ему: тихая, кроткая, улыбчивая.

– И для статьи мне еще хотелось бы узнать, какими будут ваши советы другим людям, тем, кто будет читать вашу историю. – Времени на интервью между процедурами было немного, но как-то разговор у них сразу склеился, оброс деталями, взаимопониманием.

На голове у мистера Таррела была пестрая вязаная шапочка – связала жена, чтобы не мерзла полностью лысая после химиотерапии голова. Интервьюируемый обменялся с супругой взглядами – не тяжелыми и не грустными, а простыми, светлыми, словно вода в весеннем ручье.

– Хм, даже не знаю... – пациент поерзал в постели, – Грейс, помоги.

– Мистер Боуэлл имеет ввиду, – сразу начала негромким, бархатистым голосом супруга, – чтобы ты сказал то, о чем сожалеешь сейчас, чего не успел.

– Да, мы думаем, что у нас есть куча времени впереди, – продолжил Тони, – и многое откладываем. А потом забываем. Может быть, даже что-то важное. Вы в Вашей ситуации что бы посоветовали читателям? На что обратить внимание? Чего не делать?

Мистер Таррел улыбнулся и опустил голову, рассматривая сложенные руки поверх простыни. Он был еще довольно молод – в этом году ему исполнилось шестьдесят. Супруга была моложе на несколько лет. Тони слышал пару раз, как он снисходительно подшучивал над ней о том, что скоро у нее не будет отбоя от пылких поклонников.

– Хотя бы пять пунктов для начала. – Подал голос Тони, возвращая пациента из размышлений.

– Грейс, дай-ка попить, что-то в горле пересохло.

Отпив из стакана через соломинку, мистер Таррел потер подбородок.

– Значит, первое: уделять время своим детям. – Сказал он. – Я очень много работал, даже слишком. Грейс частенько говорила, что работа сведет меня в могилу. Прозорливая!..

– Джон!..

– Шучу, милая, я просто шучу. – Мистер Таррел улыбнулся. – С детьми я бывал только по выходным и от силы пару часов после работы на неделе. Наверное, поэтому они так нехотя приезжают меня сейчас навещать.

Миссис Таррел прочистила горло, но ничего не сказала, отведя взгляд. Герой статьи, между тем, продолжал:

– Соответственно, второе – меньше работать. Мы жили в такое время, мистер Боуэлл, нужно было постоянно работать: чтобы заработать на дом, чтобы заработать на налоги, чтобы заработать на одежду и колледж для детей. Мы даже на лечение мне копили, когда три года назад поставили диагноз. Но, как видите, – он развел руки в стороны, – и деньги меня не спасли.

– Да, я понимаю. – Тони кивнул. За все время, пока он опрашивал своих героев насчет советов, почти каждый упоминал, что заработанные деньги не стоили затраченных усилий. Тем более сейчас, практически в одной постели со смертью.

– Что же еще... – Мистер Таррел поморщился, прижав руку в низу живота.

– Джон? Вызвать медсестру? – Мгновенно вскинулась супруга.

– Нет-нет, дорогая, не надо, это... – Он тяжело дышал. – Это сейчас пройдет. Минутная слабость. Ничего страшного.

– Если хотите, можем перенести интервью. – Заметил Тони, готовый выключить диктофон. – Я зайду через пару часов или завтра.

– Не нужно. – В голосе мистера Таррела засквозило раздражение. – Я со всем справлюсь. Не списывайте меня со счетов раньше времени.

В одиночной палате воцарилось молчание. Миссис Таррел смотрела на мужа с плохо скрываемым страданием. Их руки переплелись на белой простыне.

– Все хорошо, Грейс, уже отпускает. – Заставил себя улыбнуться тот. Затем лицо его просветлело и морщина, пролегшая между бровей, почти исчезла. – Третье, мистер Боуэлл, самое важное. Не знаю, почему я начал с детей. Наверное, обижаюсь на них. – Он посмеялся. – Вы в своей статье поставьте это потом на первое место. Я проверю!

Он покашлял-посмеялся. Тони улыбнулся.

– Да, без проблем, мистер Таррел.

– Надо любить, Энтони. – Собеседник крепче сжал руку жены. – Любить во что бы то ни стало. Даже если против вас ополчилась семья, если родственники против, а ее отец вообще встречает с ружьем наперевес. – На этих словах миссис Таррел рассмеялась. Поджала начавшие дрожать губы. – Надо любить. Быть вместе. Что бы там ни говорили. Верно, Грейс? Ну, чего опять глаза у тебя на мокром месте? Разве я неправ?

– О, милый!.. – Она достала носовой платок и прижала его к лицу. – П-простите меня. Мне нужно немного освежиться...

– Я же ведь ее вытащил из-под венца с другим. – Проговорил мистер Таррел, когда жена скрылась в больничном коридоре. – Был такой скандал! Ее родители настаивали на браке с этим... как же его... Шерманом, да! А она послушная девочка, не могла перечить воле. Я ее прямо в платье к себе в машину – и мы понеслись! Уехали на побережье, ели устриц, занимались любовью на пляже. Ох, Энтони, я бы это вторым пунктом поставил, но, боюсь, цензура у вас в газете не пропустит.

– У нас либеральные взгляды. – Тони снова улыбнулся, но улыбка далась с болью. – Если хотите, я впишу и это.

– Впиши, обязательно. Но только не так, чтобы с каждой подряд трахаться, нет. С той, кто тебя ждет, кто любит. Вот только с ней, и побольше, и почаще. – В глазах мистера Таррела блеснул озорной огонек. – Потому что нужно, чтобы и души, и тела любили, понимаешь? Вот это истинное счастье. А все остальное – требуха.

Они закончили интервью довольно скоро – пришла медсестра забрать пациента на новые процедуры. В рекреации Тони нашел миссис Таррел. Она взглянула на Тони виновато.

– Простите за мои эмоции. – Сказала она, держа на коленях стаканчик с кофе. – Чем ближе к концу, тем сложнее. Мы прожили вместе почти всю жизнь.

– Как Вы справляетесь, миссис Таррел? – Тони присел рядом. – Каждый день, каждую ночь. Вы почти не уезжаете домой.

– Иначе не могу. – Миссис Таррел опустила взгляд в молочную пенку кофе. Стала водить пальцем по кромке стаканчика. – Как представлю, что я там одна... Дети разъехались, Джон в больнице... Сразу возвращаюсь обратно.

Они помолчали немного. Тони уже собрался поблагодарить ее за разговор с мужем и выйти, но она поймала его за руку.

– Мистер Боуэлл, – сказала она негромко, отойдя вместе с ним к широкому панорамному окну, из которого было видно буйную молодую зелень парка вокруг, – много людей вашу газету читает?

– Хм, да, аудитория довольно большая. – Тони кивнул. – Издаемся в Портленде, в пригородах, в штате в целом.

– Тогда можете, пожалуйста, добавить кое-что от меня в своей статье?

Тони с готовностью достал диктофон, щелкнул кнопкой.

– Говорите.

– Я бы хотела сказать... э-эм... Чтобы читатели успевали любить своих близких, пока есть возможность. У нас с мужем... всякие были ситуации. Даже сейчас официально мы в разводе. Но потом все равно сошлись, не смогли друг без друга. Сейчас я вспоминаю то, как себя вела, как вел себя он, и мне очень стыдно. Ведь это время я могла посвятить моему Джону. Мы были глупыми, Энтони!.. Сейчас поумнели, но, как видите, времени у нас, – голос ее дрогнул, – осталось очень мало.

Она замолчала, и Тони понял, что на этом все. Он выключил диктофон и кивнул. Затем поблагодарил ее за уделенное время, и вышел на крыльцо.