– ... и, в конце концов, это как-то странно. – Закончил свою тираду Тони, когда они возвращались воскресным утром обратно в Портленд. – Ни с того, ни с сего брать и начинать целовать руки Филу, кокетничать со всеми парнями разом, не давать бедному Полу пути – это что, по-твоему, Натан, нормально?

– А что такого, сладкий? Ведь мы же все в теме. – Нэнси сидел, развалившись в кресле, крутил прядь волос на палец и глядел в окно. Казалось, он по-детски выпячивал в обиде губы даже не для самого Тони, а для стекла, слабо ловившего его отражение. – Что я, кому-то больно или плохо сделал, что ли?

– Натан, да пойми ты, так себя нельзя вести. Ни с кем так себя нельзя вести, кроме меня. – Тони с досады сжал руки на руле. В груди у него полыхало. – Я твой партнер, понимаешь? Мы с тобой пара. Ну... не знаю, что бы ты чувствовал, если бы я вдруг начал заигрывать с кем-то из них? Разве тебе не было бы обидно?

– О, я бы на такое с удовольствием посмотрел! – Нэнси обернулся, но затем понял, что это был вопрос с подвохом. Снова надул губы и снова отвернулся. – Дай угадаю, это мне тут не Сан-Франциско, да?

Тони не знал, какие слова еще подобрать для того, чтобы описать, как он себя чувствовал остаток субботы и начало воскресенья. Он тщетно пытался видеть в поведении Нэнси исключительно невинное желание понравиться, подружиться, насмешить. Но то, как на него смотрели Фил, Эндрю, как стыдливо краснел Пол, как саркастично ухмылялся Уилл, который откровенно невзлюбил Нэнси – все демонстрировало, что единственный, кто здесь чего-то не понимает, это сам Тони.

– Я понимаю, что ты большую часть своей жизни жил в несколько... другом мире. – Заставил себя сказать Тони. – Что там были другие правила и другие отношения. Но, Натан, скоро уже будет почти месяц, как все это осталось далеко позади. А ты как будто даже не то, что не стремишься забыть это, ты как будто пытаешься это вернуть!

– Что вернуть? Тони, ты говоришь ужасными загадками. – Нэнси щелкнул зажигалкой, закуривая. Снова развалился в кресле, лишь изредка стряхивая пепел в щелку приоткрытого окна.

– Эту... грязь. – Тони притормозил перед медленно идущей впереди машиной. Стал дожидаться свободной полосы, чтобы обогнать.

– Сладкий, ты так говоришь, как будто я трахался там со всеми, не переставая. – Скривил губы Нэнси, затянувшись и глянув на него через плечо. – Почему ты такой злой? Разве я недостаточно тебя удовлетворила? Хочешь еще?

Тони захотелось заорать в голос после этого вопроса, но он сдержался. Автомобиль дернулся, слишком быстро набирая скорость для обгона. Понесся дальше вперед, игнорируя скоростной режим. Мысли пожирали одна другую, боролись, бились не на жизнь, а насмерть, глухо ударяясь о ребра и оставляя на сердце синяки. Поначалу Тони еще раздумывал над тем, как ответить, но затем решил, что у этого разговора нет финала, нет конструктивного конца. Поэтому он предпочел замолчать.

В таком обиженном молчании они добрались до дома. Так же молча сходили в магазин, перебросившись лишь парой безразличных вопросов-ответов в отношении того, что будут есть сегодня. Затем каждый сел за свое дело: Тони вспомнил, что должен внести правки в черновик своей третьей статьи, Нэнси достал портьеры из дома Боуэллов и, разглядывая пометки, оставленные мелом и иголками, сел к швейной машинке.

К концу дня Нэнси решил прерваться на чай. Он приготовил тосты, намазал их сверху жирным слоем масла и джема, разлил по кружкам чай. Тони как раз правил фрагмент интервью с мамой Дорой. Ему особенно запала в память эта фраза, которую хозяйка бросила на вопрос о том, почему стоит держать девочек в ежовых рукавицах: «Они себе не хозяйки. В какие-то моменты они просто не могут себя контролировать. Поэтому им нужна направляющая рука. А у меня их, как видите, две».

Когда Тони услышал об этом во время интервью, ему показалось очень циничным рассуждать о том, что девушки, вынужденные торговать собой, имеют потребность еще и в том, чтобы ограничивали их свободу. Но после выходных, проведенных с Нэнси в компании его друзей, Тони почувствовал долю правды в этих словах. В какие-то моменты Нэнси действительно не мог себя контролировать. Пожалуй, Тони стоило быть с ним жестче.

– Милый, давай попьем чай? – Он вздрогнул, почувствовав, как руки скользнули вниз по его груди. Нэнси прижался к нему со спины, обдавая ароматом своих духов. – У меня есть сэндвичи. С маслом и джемом. Чай с шалфеем. Давай?

– Да, я уже почти закончил. – Тони решил, что нужно выдержать серьезный тон, чтобы Нэнси, наконец, понял, что сделал что-то дурное.

– Ох, ты так скрючился в этом кресле, плечи не размять. – Нэнси начал массировать его плечи и мышцы на шее. – Держи спину прямее, иначе заработаешь себе какую-нибудь болячку.

Тони никак не отреагировал на этот комментарий. Нэнси еще какое-то время мял пальцами его тело, потом остановился, выпрямился. Вздохнул.

– Ты все еще сердишься на меня? – Он присел рядом с Тони, заглядывая ему в глаза и смущенно улыбаясь. Взял его руку и прижал к своей щеке. – Прости меня, лапушка. Мне не стоило так себя вести. У тебя такие приличные друзья... Они, наверное, все ходили в колледж, да?

Тони подавил улыбку, кивнул.

– Большинство. Кроме Эндрю.

– Конечно, и тут я со своими скотскими манерами. – Нэнси задумчиво жевал губы. – Мне перед ними тоже нужно извиниться? Скажи их номера телефонов, я сразу же позвоню. Или можно всем разослать карточки с извинениями! Как аристократы делают, знаешь?

Тони больше не мог притворяться серьезным. Провел пальцами по щеке Нэнси, улыбнулся.

– Перебьются. Но старайся больше ни к кому лишний раз не притрагиваться, хорошо? Большинство из них – люди творческие. Примут на свой счет, будут страдать. Тебе же не хочется делать плохо моим друзьям?

– Конечно, нет!

Тони встал. Нэнси ухватил его за руку и увлек за собой на кухню. От чувства их внутреннего воссоединения чай показался вдвое слаще обычного. Они сидели и шутили за кружками, как вдруг в гостиной зазвонил телефон. Нэнси подошел, чтобы ответить.

– Да, слушаю. – Нэнси помолчал, задумчиво крутя шнур телефона. Взял со стола открытку из Невады, стал разглядывать ее и вертеть в руках. – Да, это я. Конечно, помню. Что, правда?

Тони прислушался. По тому, как взметнулся вверх тон Нэнси, он понял, что звонят, скорее всего, по поводу работы.

– Подождите, сейчас запишу. – Нэнси склонился над столом. Нашел ручку и стал скоро что-то записывать. – Да, я Вас понял. Хорошо. Спасибо! До свидания!

Нэнси положил трубку, но не спешил к Тони с радостными вестями. Так и не дождавшись его, Тони вышел сам.

– Звонили из отдела кадров? – Спросил он, улыбаясь.

Нэнси сидел за столом и смотрел на запись, которую сделал на оборотной стороне открытки. С появлением Тони он только повернул к нему голову. На лице у него застыло недоумение и растерянность.

– Что случилось? – Тони подошел к нему ближе.

Нэнси пожал губы, постучав острым уголком открытки по ладони. Затем бросил ее на стол, поднялся, сгреб со своего рабочего места пачку сигарет и пулей вылетел на балкон. Тони вытянул голову, читая запись на открытке: «улица Альберта, д. 26». Ничего не понимая, прошел следом за Нэнси.

– Что тебе сказали? – Спросил он, прикрыв за собой дверь. На улице было холодно, дул пронизывающий, по-настоящему осенний ветер. Нэнси стоял, опершись о кованные перила, практически не ощущая холода.

– Это позвонили из одного ателье, в которое я ходил на собеседование. – Ветер рвал слова Нэнси, унося их сизым шлейфом вместе с сигаретным дымом в сторону городского парка. – Ателье «Сюзанна».

– Они тебя берут? – Тони подошел ближе. Кружка с чаем, которую он держал все это время, приятно согревала руку. Но на контрасте с окружающей непогодой быстро становилось промозгло.

Нэнси затянулся и покачал головой, грустно улыбнувшись.

– Мисс сказала, что они могли бы меня взять, если бы у меня был сертификат окончания американских курсов кройки и шитья. – Сказал он, глядя в слепые окна напротив. Затянулся. Его тряхнуло от холода. – Что я могу пройти обучение там, а потом прийти на собеседование снова, и тогда меня примут.

– Натан, но это же отличные новости! – Тони обнял его, стараясь закрыть от потока холодного, колючего ветра. Отпил еще теплый чай из кружки. – Почему ты так расстроен? Этих курсов у нас тысяча, выбирай любой! Да и срок обучения, наверное, небольшой. Какая-нибудь пара месяцев.

– Да, она дала мне адрес и номер телефона курсов, с которыми они сотрудничают. – Нэнси опустил глаза, стал рассматривать проезжающие внизу автомобили. – Срок обучения – три месяца, потом дают сертификат. Можно и в рассрочку обучиться. Потом отдать с зарплаты.

– Еще лучше! – Тони прижал его к себе. – Натан, это же замечательно! На курсах ты заодно подтянешь свои знания. Ведь многое наверняка изменилось в моде с тех пор, как ты уехал из Бирмингема.

Нэнси затушил сигарету в пепельнице и молча вернулся в квартиру. Тони, все еще ничего не понимая, пошел за ним.

– Натан, объясни мне, что не так? – Спросил он, когда они вернулись на кухню. – Я чего-то не понимаю? Есть какие-то сложности?

– Да, есть. – Нэнси отпил свой чай, потом поморщился, что тот уже успел остыть. Вылил и налил себе по новой. Молча сел обратно за стол.

– И? Какие? – Тони напряженно вглядывался в его лицо, пытаясь найти в нем ответы.

Нэнси коротко на него взглянул, а затем опять спрятал глаза за опущенными ресницами.

– Просто я тупой, Тони. Я не смогу окончить эти курсы.

Тони замолчал, думая, что Нэнси шутит. Затем рассмеялся.

– Что ты такое говоришь, Натан? Ты знаешь два иностранных языка, разбираешься в искусстве, чувствуешь себя, как рыба в воде, в компании людей. Какой же ты тупой? Тупые люди и половины этого не умеют.

– Я и в Бирмингеме почти вылетел с курсов, потому что был тупой. – Упрямо возразил Нэнси. – Если бы не спутался с Дэйви, так бы и произошло.

– Натан. – Тони положил свою руку на его. – Ты прекрасно шьешь. Я совсем не понимаю, почему ты говоришь так про себя. С твоими знаниями ты вообще можешь не ходить на курсы, просто приходи на последнее занятие и приноси все те платья, кофты, юбки, брюки, которые ты сшил. Они и так тебе дадут сертификат. Еще и медаль сверху вручат!

– Тони, там все не так просто. – Нэнси убрал свою руку из-под его ладони. Повернулся боком. – Кроме непосредственного конструирования и кройки, шитья есть и другие предметы. Вся эта теория, черчение, вот эта ерунда, понимаешь? Их тоже нужно сдавать, чтобы завершить обучение.

Тони нахмурился, не понимая, к чему Нэнси ведет. Тот шумно отпил из кружки, закутался в халат.

– Я не могу, когда надо долго сидеть и писать. – Нервно отрезал он, повернув к Тони голову. – И когда надо долго слушать что-то нудное, тоже не могу. Мне на месте сложно усидеть, если надо чем-то таким долго заниматься. Мне с детства это было трудно. Меня выгоняли с уроков, потому что я не мог соблюдать дисциплину, начинал всех отвлекать, с места вставал и бродил посреди урока. Отца постоянно в школу вызывали из-за моего поведения. Он меня потом дома лупил, но я не знал, куда себя деть. Я мыслями понимал, что всем от меня плохо, но никак не мог с собой совладать, понимаешь?

Тони все еще хмурился. Он впервые слышал о таких жалобах и совершенно не понимал, как нужно себя вести. Когда Нэнси замолчал, кусая губы, Тони предположил:

– Ну, это же давно было. Ты вырос за это время. Все могло измениться.

– Да ничего не изменилось, на курсах в Бирмингеме все было так же. – Нэнси вращал тарелку с одиноким сэндвичем, который никто не захотел есть. – И сейчас все так же будет. Я не смогу пройти обучение, Тони. Я тупой.

Брякнув кружкой о столешницу, он поднялся и ушел в фотолабораторию. Когда Нэнси было грустно, он частенько туда уходил: включал красный свет и рассматривал фотографии, которые висели над пустыми лотками. На этот раз Тони там тоже появился. Подошел к Нэнси, крепко прижал к себе.

– Вместе у нас все получится, Натан. – Ободряюще сказал он. – Я могу помогать тебе с учебой вечером, делать домашние задания. Да и это же вечерние курсы, там вряд ли будут долгие лекции и серьезные семинары. Там даже, наверное, посещаемость проверять не будут! Просто придешь на пару занятий, потом возьмешь у кого-нибудь ответственного все материалы и подготовишься к тесту.

Нэнси немного расслабился после этих слов. Но все еще был напряжен и задумчив. Взял со стола несколько готовых фотографий: это были снимки мотеля Big Mamma's, которые не подошли для газеты.

– У нас в штатах обучение далеко не такое академичное, как у вас в Англии. – Сказал еще один довод Тони, продолжая обнимать Нэнси. – Никто не будет требовать с тебя успеваемости или усидчивости. Главное – сдавай вовремя контрольные задания и хотя бы изредка появляйся на занятиях, чтобы преподаватели знали, как ты выглядишь. Остальным пусть занимаются зубрилы.

– Правда? – Нэнси положил голову ему на плечо. На фотографии было смазанное лицо мамы Доры: наполовину удивленное, наполовину раздраженное от того, что она не успела как следует подготовиться к съемке.

– Конечно, милый. – Тони поцеловал его руку. – Ты чудесно шьешь. Просто ты не теоретик, а практик. Я тоже. Мне знаешь, как скучно было сидеть на лекциях? Я прямо засыпал. Некоторые профессоры меня из-за этого недолюбливали. Но их мнение обо мне менялось, когда они читали мои статьи. И у тебя все будет точно так же! Давай завтра я тебя отвезу и запишу на курсы, идет?

Нэнси кивнул, тихо и счастливо улыбаясь.

– На этой фотографии я хорошо получился. – Сказал негромко он, щурясь и разглядывая в багровом полумраке очередной снимок. – Здесь ты меня знатно поймал.

– Здесь? – Тони рассмеялся, смотря на склонившийся над швейной машинкой темный силуэт. – Тут даже не видно ничего. И ты не в фокусе вышел.

– Все равно, эта фотография ближе всех. Можно я ее заберу?

– Натан, почему ты спрашиваешь? Все мои фотографии, вообще все, что есть в этом доме, и твое тоже.

Нэнси негромко рассмеялся. Потом легко поцеловал Тони в щеку.

– Пойдем обратно? Мне еще нужно кое-что подшить.

– Да. Я тоже должен все еще раз перечитать.

– Здорово нам вместе работается, правда?

– Еще как, Натан. Еще как.