Когда они вдвоем оказались на пороге мотеля Big Mamma's, их там уже ждали во всеоружии.

- Мистер Боуэлл. – Заявила грозно мама Дора, уперев руки в бока. – Немедленно собирайте вещи. Сегодня же Вы от нас съезжаете.

- Мама Дора, миленькая. – Мгновенно взмолился Нэнси, взяв Тони за руку своей горячей ладонью. – Давай не сегодня, а? Я так простудилась на этом ранчо... Ног не чувствую.

Он дернул было Тони за собой, но мама Дора преградила им дорогу. Навстречу вышли два бугая, которые накануне выкинули пьяного клиента, распускавшего руки.

- К тебе у меня никаких вопросов. – Повела темной бровью хозяйка мотеля, обращаясь к Нэнси. – Можешь идти к себе и отдыхать. А этого вот я в своем мотеле больше не потерплю. Вздумал угрожать мне копами! Ну, что, мистер Боуэлл, получилось? Что-то я не слышу полицейских сирен.

- У меня оплачена еще неделя пребывания здесь. – Сказал Тони, оглядев широкие плечи крепких молодцов за мамой Дорой.

- Джина, выдай-ка мистеру его «пожертвования». – Мама Дора посмотрела на администратора. Та, стараясь не глядеть Тони в глаза, выложила на прилавок сумму. – Руководство мотеля имеет право отказать гостю в размещении без объяснения причин. Собирайте вещи и на выход!

- Мама Дора, ну, чего ты так взъелась на Тони? – Нэнси подошел к ней. У него были красные, воспаленные глаза. Кажется, после поездки в машине ему стало только хуже. – Он просто занервничал. А этот Мэнни, представляешь, снова напился своих дурацких таблеток и снова вырубился! Да так, что нам с Тони пришлось вызывать для него скорую помощь.

Видя, что хозяйка не реагирует, Нэнси достал из лифчика деньги и протянул их маме Доре.

- Смотри, как всегда щедро. Пусти Тони со мной, пожалуйста, мама Дора. Всего на один денек.

Хозяйка перевела взгляд на банкноты, пересчитала. В это время Нэнси потянулся к Тони, чтобы увести его за собой.

- Хватит с вас моего терпения! – Резко прервала Нэнси мама Дора, толкнув его за спину. – Я и так на многое закрывала глаза. Но после всего, что этот предатель мне устроил сегодня, я его больше здесь видеть не хочу. Мальчики, объясните популярно.

- Мама Дора! – Нэнси кинулся было к ним, но его оттолкнули назад так сильно, что он отлетел к стене. – Тони ни в чем не виноват! Это все Мэнни, дурак, отрубился, и я опять провисела у него на ранчо всю ночь.

Тони вздумал было сопротивляться, но его выпихнули на крыльцо так быстро, что он даже растерялся. За прозрачными дверями он видел, как кричит Нэнси, потом как мама Дора на него огрызается, как Джина подскакивает к нему, чтобы успокоить и увести в номер. Тони открыл было дверь, чтобы войти, но на его пути встали бугаи.

- Что, даже вещи мне не дадите собрать? – Крикнул сквозь них Тони. Мама Дора, пряча деньги, бросила на него рассерженный взгляд.

- Сейчас получите свои вещи. Эй, кто там в гостиной? Люси, Хлоя! Спустите для мистера его пожитки.

Тони так и не удалось зайти в холл. Мама Дора сунула его деньги в конверт и передала через массивное плечо одного из охранников. Затем Люси и Хлоя спустились, держа его чемодан и пишущую машинку.

- А где бумаги? – Тони раскрыл чемодан, рассматривая сваленные в кучу вещи. – Статья, которую я писал! Где она?

- Девочки, там что, была какая-то статья? – Спросила мама Дора без особого интереса в голосе. Те переглянулись.

- Нет, мама Дора. Только вещи, диктофон и машинка. Мы все спустили.

- Слышали? Вы ей задницу подтирали, наверное, запамятовали. – Мама Дора расхохоталась. – Все, проваливайте к черту. Видеть Вас больше не хочу. Адьос!

Бугаи напоследок толкнули Тони в грудь, затем хлопнули перед его носом дверью. Он рванул чемодан, сунул подмышку пишущую машинку. Спустился вниз по лестнице. Прошел полпути к своей машине, все еще прокручивая в мыслях все, что здесь произошло.

- Тони!

Он оглянулся. На втором этаже открылось окно. Это был Нэнси.

- В Спарксе есть хорошая гостиница! Называется «Виктория».

Тони даже отсюда мог увидеть горячечную улыбку и влажные глаза. Нэнси был в одном только платье, в котором накануне уходил на точку. Холодный сырой ветер трепал подол.

- Ты можешь позвонить мне! – Продолжил Нэнси. – Сначала набираешь номер мотеля, потом нажимаешь двойку, а затем 23.

Тони все еще молчал, глядя на него. Они уничтожили все, что он здесь писал с самого первого дня. Вся эта неделя ушла насмарку. Он не удивится, если и кассет с записями интервью и бесед не осталось. Все пошло прахом. Все вспыхнуло и сгорело в один миг, пока он ехал и спасал Нэнси.

- Натан!

- Что?

Нэнси схватился за оконную раму, повиснув на ней и вывалившись почти по пояс на улицу.

- Поехали прямо сейчас со мной. – Сказал Тони, крепче сжав пальцы на ручке чемодана. – Что тебя держит? Поселимся вместе в гостинице, я по памяти восстановлю статью, а потом рванем в Портленд.

Нэнси молчал, глядя на него. Ветер играл его вьющимися волосами.

- Так что? – Спросил Тони, когда по трассе за его спиной пронеслась фура. Нэнси замотал головой.

- Я не могу, сладкий.

- Почему?

Нэнси закусил губу, вымучив еще одну улыбку.

- Я же болею. Я заражу тебя. У меня простуда!

Тони опустил голову. Когда в следующий раз поднял взгляд на Нэнси, ему показалось, что-то внутри дало трещину.

- Тогда не стой на ветру. – Он покрепче ухватился за пишущую машинку подмышкой. – Тебе вредно.

Отвернулся, ушел к машине, погрузил в нее вещи. Упал за руль, завел мотор, переключил передачу. Выехал на трассу. Скрылся на горизонте.

***

Его опасения подтвердились. Он не нашел ни одной кассеты из тех, которые использовал для записи бесед. Не осталось ни одного листка, на которых он выписывал фразы, давал комментарии. Пленка на фотоаппарате была засвечена и пришла в негодность. В чемодане он нашел невскрытую упаковку чистых кассет. Хорошо, что хотя бы пишущую машинку и другую технику не повредили.

Тони действительно поселился в гостинице «Виктория». Из окна открывался вид на супермаркет, возле которого он когда-то вместе с Нэнси и Эбигейл встречал Сисси. Тони пробовал писать по памяти, но новые строчки не ложились, казались фальшивыми, корявыми, нестройными. Он пытался припомнить ловкие фразы, которые сами собой приходили на ум, когда он спокойно работал в своем номере с Нэнси под шум его швейной машинки и лязганье портновских ножниц. Все было безнадежно испорчено. Восстанавливать ничего не получалось.

Два дня он просто лежал в своем номере, заказывая доставку еды из местного кафе. Вспоминал, что происходило, чем все кончилось. Всплывала мерзкая рожа Сэмми, его вымазанные молочной пеной губы, кривящиеся при фразе «членосос позорный». Далее следовала мама Дора, называвшая его змием и предателем, говорившая, что его статьи годятся разве что в качестве туалетной бумаги. Наконец, в голову приходил Нэнси: склонившийся над платьем для Сисси, откачивающий Эбигейл от передоза, стоящий на коленях в грязи и смотрящий вслед уезжающей машине. Нэнси, пристегнутый наручниками к исполинскому дубу, пока его законный мучитель валяется в отключке. Нэнси, кутающийся в его ветровку и дрожащий на ветру. Нэнси, придумывающий глупую отговорку, чтобы не ехать с ним в Портленд.

Когда мысли одолевали слишком сильно, Тони выходил на улицу и бродил среди домов, заглядывая в залитые светом кафе, рассматривая беспечных людей, парочки, гуляющие в парке, детей, катающихся на роликах и скейтбордах. Ему казалось, все вокруг знают простой секрет счастливой жизни, ни у кого не бывает проблем серьезнее тех, чем заплатить за съемную квартиру. Все ясно видят перед собой цель в жизни, у всех есть родные и близкие, все могут просто жить и радоваться тому, что имеют. Один Тони сидит в позорном кругу, похоронен за изгородью городского кладбища, потому что был наркоманом, первертом, алкоголиком, родился с пятью руками и одним глазом, продал мать на ярмарке, сжег церковь – нужное подчеркнуть. У всех жизнь налаживается и идет в гору. У всех, кроме него.

Тони не звонил в мотель. Зачем? Снова развлекать Нэнси своей привязанностью, провожать от номера до точки, печься о его здоровье, спасать из рук людей, к которым он добровольно сел в машину? Для чего вообще это все, если Нэнси в любой момент может упорхнуть к очередному клиенту и только оттуда, зная, что он вне зоны досягаемости, признаться в любви. Да и знает ли Нэнси вообще, что такое любовь? Настоящая, а не та, за которую принято платить.

Время командировки близилось к концу, а у Тони не было ни одной готовой строчки. Но думать о том, как он все это объяснит Расселу, совершенно не хотелось. Злобная местная мафия съела мое домашнее задание? Даже в школе такому бы не поверили.

На четвертый день своего бездействия Тони спустился вниз в холл гостиницы и сидел там, разглядывая прохожих на улице. Это стало его обычным времяпровождением: сидеть и глазеть на окружающих, раз уж ничего путного больше не мог сделать. Где-то в половину девятого вечера дверь в гостиницу открылась, и вошел курьер. Он направился прямиком на ресепшен, поставил на стойку бумажный пакет, дал администратору поставить подпись на листке. Затем, попрощавшись, вышел.

- Мистер Боуэлл? – Обратилась к нему служащая. За это время немногочисленных постояльцев она уже успела запомнить. – Подойдите, пожалуйста. Это для Вас.

Тони приблизился, хмуря брови. Кивнув администратору, взял пакет, отнес к столику, где сидел. Неторопливо открыл. Вначале увидел карточку. Отложил ее в сторону, достал папку. Когда открыл и прочитал ровный ряд печатных слов, помарки, исправления, кавычки и прямую речь, заулыбался, не веря свои глазам. Сел, продолжая читать. Это были фрагменты его статьи. Те самые, которые он успел записать, пока сидел в мотеле. Некоторые листки были помятыми, другие – склеенными, трети – уделанные желтыми и коричневыми пятнами. Но абсолютно все были заботливо выправленными и чуть ли не выглаженными утюгом.

В записке Тони увидел знакомый почерк: «Мы с девочками подумали, что твоей писанине нельзя пропадать. Ведь мы все старались для этой статьи! Прости, если некоторые листки испорчены. Мы нашли их в мусорке». Далее стояли подписи тех, кто приложил руку к спасению статьи: Тони ясно увидел имена Джины, леди Ди, Люси, Кайли и Вероники, Долорес. И, конечно, красный отпечаток напомаженных губ Нэнси поверх всего этого благолепия.

Тони ощутил чувство, как будто в груди раскрываются даже не лепестки, а настоящие крылья. Большие, перистые, белые, искрящиеся. От них шло такое тепло и такой свет, что на мгновение в пыльном холле местной провинциальной гостиницы стало ярко, как днем. Перечитав дорогую записку еще раз, Тони вернулся к изучению листов. Но когда на дне бумажного пакета обнаружил грязные кассеты, бросился на стойку ресепшена и потребовал телефон.

- Это ты? – Спросил у него Нэнси, стоило Тони прослушать всего один телефонный гудок.

- Да. Натан, спасибо тебе и девочкам! Вы меня просто спасли!

- Ты еще в Спарксе?

- Да, в той гостинице, о которой ты говорил.

- Хочешь, я приеду?

- Конечно. Да, Натан, очень хочу.

Тони взглянул на часы. Доходило почти девять. Попытался припомнить, какой сейчас день и как должен работать Нэнси. Затем схватил пакет и бросился к себе в номер. Нэнси появился спустя полчаса. Они бросились друг к другу, как только встретились глазами на пороге номера. Не тратя времени на разговоры, впились друг в друга, срывая одежду, торопясь насытиться любовью и страстью, стать снова близкими, забыть все прежние обиды и ссоры, перекрыть нанесенные раны поцелуями, залатать трещины в сердцах и душах сбивчивым шепотом, перемешанным с рваным дыханием и стонами.

- У тебя здесь миленько. – Сказал Нэнси, когда они лежали на полу в окружении смятого покрывала. – Какая люстра!.. Вот бы мне такую.

Тони тоже посмотрел на светильник. Затем его взгляд перешел на круглый циферблат. Было начало одиннадцатого. По его подсчетам, у Нэнси сегодня должна быть ночная смена.

- Как ты себя чувствуешь? – Спросил Тони, поднимаясь и садясь возле кровати на полу. – Выздоровел?

- Да, все отлично. – Нэнси подполз к нему и лег, положив голову на колени. – Правда немного кашель еще остался. Но я лечусь ментоловыми сигаретами. – Он покашлял, а затем рассмеялся.

- Разве это лекарство?

- Ты так говоришь, потому что не пробовал. Правда помогает.

Они помолчали. Затем Тони задал вопрос, который начал мучать его сразу же, как только он кончил.

- Ты работаешь сегодня?

Нэнси не ответил, разглядывая свой маникюр.

- Натан?

- М? – Тот посмотрел на него.

- Не заставляй меня повторять это.

Нэнси со вздохом сел. Нашел трусы, надел на плечи бретели лифчика.

- Не застегнешь мне?

Тони пришлось помочь. Молчание в номере стало сгущаться, словно в банке с газировкой, которую хорошенько встряхнули перед тем, как открыть.

- Да, работаю. – Сказал, одеваясь, Нэнси. Встал. Поднял с пола пальто, достал оттуда пачку сигарет. Закурил, подойдя к окну и приоткрыв его.

- Получается... То, что ты сегодня пришел ко мне... ничего... не значит?

Нэнси не отвечал, глядя, как внизу катятся по освещенной улице автомобили. Тони тоже оделся. Подошел к нему. Обнял со спины, проведя руками по плечам и груди. Нэнси затянулся, стараясь не обращать на его прикосновения никакого внимания.

- Зачем ты это делаешь? – Прошептал Тони. – Что тебе мешает уехать? Что тебя держит?

- Я, кстати, был у Эби. – Игнорируя его вопросы, заговорил Нэнси. – Она приходит в себя, но ее снова принудительно отправляют в центр реабилитации в Хоторне. Когда она узнала о Сисси, расплакалась. Бедная девочка. – Он выпустил струйку дыма, затем встрепенулся. – Кстати, к Мэнни я тоже заходил. Врачи говорят, он впал в кому. Представляешь? Из-за каких-то таблеток, оказывается, можно впасть в кому. Ужасно.

- И как он? Все еще не пришел в себя?

Нэнси покачал головой. Его глаза были прикованы к ночному городу снаружи. Тони сжал его плечи, прижал к себе.

- Почему ты не хочешь со мной уехать? Ведь мне казалось, ты согласился. Разве тебе не хочется? Разве то, что ты говорил мне, ложь? Что ты любишь меня, что ждешь, что ищешь меня в своих клиентах. Зачем ты говорил мне все это тогда, если сейчас не хочешь уезжать отсюда?

Нэнси выбросил сигарету в окно. Закрыл его, толкнул Тони локтями, чтобы тот отошел.

- Ладно, сладкий, мне уже пора. – Сказал он, пряча глаза. – Приятно было повидаться.

- Нет, ответь мне. – Тони преградил ему дорогу к двери. – Ответь мне на вопрос, почему ты не хочешь ехать? Что тебя останавливает?

- Лапушка, это уже два вопроса. – Нэнси отстранил было Тони и направился к двери, но Тони снова остановил его. – Милый, ну, что за сцены? Ведь нам же было хорошо, правда? Зачем все портить?

- Так ты для этого сегодня приехал? Просто потрахаться? – Тони уперся спиной в дверь, давая понять, что не отойдет, пока не получит ответы. – Простого траха тебе на работе не хватает, верно?

- Сладкий, выпусти меня, я опоздаю на точку. – Рука Нэнси легла на дверную ручку. Тони перехватил ее и принялся целовать, затем прижал Нэнси к себе, покрывая поцелуями его шею, лицо, глаза, губы. – Энтони Боуэл! – Нэнси засмеялся, но затем вырвался из его объятий. – Открывай дверь, не глупи.

- Что тебе нужно?! – Вспылил Тони. – Зачем ты появляешься в моей жизни? Чего ты хочешь? Чего добиваешься?! Что тебе, не хватает твоих клиентов? Нужен какой-то постоянный воздыхатель? Мама Дора говорила, у тебя таких полгорода! Их так много, что тебе приходится накрывать телефон подушкой, чтобы не слышать назойливые звонки! Ты этого хочешь от меня?

- Господи, нашел, кого слушать! – Взвился Нэнси. Но затем осадил себя. – Милый, просто мне пора. Давай завтра встретимся. Я снова к тебе приеду. Хочешь, сразу после смены? Будем спать вместе, гулять. Завтра у меня выходной. Я с утра до ночи могу быть с тобой. Буду вылизывать тебя с головы до ног. Хочешь? Хочешь этого, сладкий?

- Просто скажи мне. Скажи, как есть. – Тони поддался было его ласкам, но затем отстранил. – Скажи, что я тебе противен, что ты видишь во мне очередного выбл*дка, каких уже кучу перевидал. Скажи хоть что-то, Натан! Объясни мне! Скажи, что не хочешь ехать, потому что я не буду тебе платить. Тебе нужны деньги? Без денег никак, да? Обязательно нужно, чтобы кто-нибудь платил тебе. Но я и это могу. Хочешь, я буду покупать тебя каждую ночь. Двойной тариф. Тройной! Пока не кончатся деньги! Продам пишущую машинку, фотоаппарат, машину! А потом ты уйдешь к кому-нибудь другому, кто заплатит больше. И вечно будешь скакать с одного х*я на другой, пока в один прекрасный момент тебя кто-нибудь не прикончит! Так дело обстоит? Так?! Так, Натан?!

- Кимико, в ней все дело! – Не выдержав, сдался Нэнси. Оттолкнул Тони и снова ушел к окну, доставая трясущимися руками пачку сигарет. Она выпала, ему пришлось наклониться, чтобы достать себе одну. – Помнишь, я рассказал тебе, что однажды якудза убил девочку, которая осмелилась посмотреть ему в глаза, пока была сверху? – Он затянулся, затем открыл окно настежь. Повернулся к Тони, оперся спиной о подоконник. – Я тебе наврал немного. Не так все было.

Тони молча смотрел на него. От недавней вспышки гнева в голове и груди все гудело. В этой гулкой пустоте эхом отдавались только слова Нэнси, чьи волосы ветер немного шевелил, влетая со всего размаху в номер.

- Мама Дора собрала с нас деньги, и сама сверху добавила. Была договоренность, что она вносит сумму, а мисс Мэй нас отпускает на работу к ней. – Нэнси затянулся. Его било дрожью. – Но у нее было условие: это все происходило накануне дня осеннего равноденствия. По этому поводу в чайном домике была целая церемония, и нужно было обслуживать большое количество именитых гостей. Поэтому мисс Мэй сказала нам с Кимико, что как только мы отработаем смену на церемонии, можем собирать вещи и убираться, куда глаза глядят.

Он отвернулся, снова уставившись на ночную улицу. Докурил сигарету и следом закурил еще одну.

- Церемония была большой и долгой. Но мы с Кимико работали, почти ничего не замечая. Ведь на утро мы уже были почти свободными пташками!.. Никаких больше каст, никаких якудза и бамбуковых палок! О, как мы были воодушевлены. Завершение церемонии было в бане. Там у нас была такая комнатка для девочек, чтобы переодеться. Мы в нее зашли вместе с остальными юдзе. Но когда почти были готовы, к нам зашла мисс Мэй. Сказала, что до этого считала наши долги в йенах, и оказалось, что внесенной суммы в долларах не хватает для того, чтобы выпустить нас обеих. Что денег хватает только на оплату долгов одной из нас. И что мы должны решить, кто завтра будет свободен, а кто останется здесь.

Тони осторожно приблизился к Нэнси. Сел подле него на кровать. Неоновая вывеска на супермаркете внизу высветляла лицо Нэнси, как будто он был на сцене. Вот только монолог получался совсем не в духе стенд-апа.

- У нас было очень мало времени, чтобы подумать. В бане нас уже ждали. – Выдохнув дым через нос, сказал Нэнси. – Мы с Кимико взялись за руки, посмотрели друг другу в глаза. Зажмурились. И я... я сказал, что готов остаться здесь. Я подумал, ну, какой с меня толк там, на свободе? Я глупый, не местный, к тому же, еще и гей. А Кимико... Ах, Тони, ты не представляешь, какой славной девочкой она была! Такая красавица, такая кроткая и добрая!.. Казалось, все, что с ней делали все эти люди, ее не затрагивало. Как будто пачкалась обертка, а внутри все оставалось чистым, нетронутым.

Он продрог и закрыл окно. Не нашел, где затушить сигарету. Так и остался стоять с тлеющим фильтром в пальцах.

- Кимико ничего не сказала, когда услышала, что я остаюсь. Нас позвали присоединиться к остальным. Для моих клиентов была отдельная сауна, я ушел туда. Там было двое постоянных. Сауна, где был я, отделялась цветастой ширмой от основной залы. Я увидел поверх нее, что Кимико стояла возле клиента задумчивая. Он ее окликнул два раза, но она как будто не слышала. Мы с ней встретились глазами перед тем, как она сняла с себя халат. И когда она посмотрела на меня, я понял, что она задумала. – Нэнси обжегся о фильтр, зашипел. Выбросил окурок в окно.

- Я попытался отделаться от этих двоих, сказал, что у меня живот свело, что надо срочно в туалет. Я думал, что вот если прямо сейчас схвачу ее за руку, она сразу передумает, она захочет жить, она увидит, что сделала неправильный выбор. Но я... я не успел.

Нэнси откинул волосы с лица, задрав голову к потолку. Тони подумал сначала, то он плачет. Но глаза Нэнси были сухими. Проведя рукой по шее, он продолжил. Голос у него стал тихим, надтреснутым.

- Она плюнула тому верзиле в рожу, когда его оседлала. Многие якудза брали оружие с собой даже в бани. Он вышиб ей мозги в следующую секунду. Когда я к ней подбежал, у нее и лица-то уже не было... какая-то сплошная кровавая каша... мне подумалось, что ее лицо с нее просто слетело, как маска, лежит где-то рядом, надо только найти и надеть обратно, чтобы не видеть этого... всего этого...

- Иди сюда, Натан, иди ко мне.

Нэнси подошел, но не стал садиться рядом. Сел на пол, обхватив руками его колени.

- На следующий день мама Дора приехала за мной. И я решил, что больше не буду ничего менять. Мы с Кимико днями напролет мечтали о том, как будем работать где-нибудь в другом месте, как будем гулять, покупать себе все, что захотим. Кимико... она же пожертвовала собой, своей жизнью, своей свободой ради меня. Как я теперь могу?.. Как я могу, Тони, уехать отсюда и жить с тобой, не помня ничего этого? Как я могу все это забыть?

Тони гладил его по волосам. По стенам номера скользили отблески фар проезжающих мимо машин. Один светильник на противоположной стене слегка подрагивал. Видимо, лампочка скоро должна была перегореть.

- Натан, мне кажется, Кимико сделала это не для того, чтобы ты до конца своих дней работал у мамы Доры... - Начал Тони.

При этих словах Нэнси скинул его руки с себя и поднялся.

- Я должен идти. – Не глядя на него, сказал Нэнси, надевая пальто. – Я и так уже опаздываю. Пока.

- Натан, подожди!..

Ответом ему был только звук закрывшейся двери. Тони опустил поднятую руку, глядя ему вслед. Затем с тяжелым вздохом упал на кровать. Нет, нельзя так все оставлять. Нельзя оставлять его здесь биться о стекло, за которым горит розовый бумажный фонарик. Нужно его догнать. Нужно схватить его за руку, чтобы он сразу все понял, чтобы передумал. Тони точно успеет. Он успеет.