Моя прогулка в метель дала о себе знать следующим утром, когда я проснулась с больным горлом и тяжелой головой. Дурацкие тридцать семь и пять — не так страшно, но состояние было препротивнейшее. К счастью, в родительской аптечке нашелся целый арсенал микстур, капель, леденцов, противовирусных пилюль и прочих лекарств.

Вооружившись кружкой ТераФлю, я, укутанная в теплый плед, устроилась перед компьютером. В таком состоянии нельзя было идти в пекарню, поэтому я решила провести пару дней, разгребая завалы по работе. У меня накопилось приличное количество переводов, и некоторые из них требовали сдачи в ближайшее время. Петр Алексеевич с пониманием отнесся к моей ситуации, и я не могла его подвести. Ко всему прочему, побыть дома некоторое время и не высовываться могло быть полезно. Кто бы ни подкинул крысу, он наверняка заметит мое отсутствие в пекарне.

К обеду температура стала расти, и пришлось ненадолго оставить работу. Еще утром следовало предупредить Игоря, что я свалилась с простудой, но мы условились, что я не буду звонить ему и тем более писать, если не случится ничего серьезного. Считается ли моя болезнь чем-то серьезным? Я решила, что да, и отправила ему сообщение:

«Заболела. Сегодня и завтра буду дома».

Он молниеносно ответил:

«Как ты? Что-нибудь нужно?»

Очень хотелось написать, что нужен мне он, но я понимала: Игорь не приедет ни сейчас, ни позже. Мамина пекарня в центре города, а родительская квартира в спальном районе, где все друг у друга на виду. Бдительные соседи сразу узнают сына владельцев завода и раскроют наши отношения до того, как он поговорит с Наташей.

Целый час мы переписывались, говорили обо всем и ни о чем. Мы словно вернулись в старшие классы, когда списывались и созванивались, если не получалось увидеться. Мне даже показалось, что я стала чувствовать себя лучше, но у Игоря начиналось совещание, поэтому пришлось попрощаться, но перед этим он взял с меня слово, что я буду усиленно лечиться и больше отдыхать.

Вышло все именно так, как хотел мой мужчина. Работать при температуре было слишком тяжело, все время клонило в сон, и в итоге я отправилась в постель, оставив переводы до лучших времен.

Тот день прошел как в тумане. Я просыпалась, пила лекарства, полоскала горло и снова засыпала. Игорь позвонил вечером, но у меня не было сил с ним разговаривать. Горло так болело, что каждое слово давалось с трудом. Он хотел приехать, но я не позволила. И дело было не только в том, что его могут заметить соседи: я была в таком состоянии, что единственное, чего мне по-настоящему хотелось — это спать.

На следующий день стало лучше. У меня появились силы заняться переводами. К вечеру я управилась со всеми срочными заданиями и начала переводить контракт, сдавать который нужно было только через три дня. Я сидела за папиным столом, разложив распечатки, и делала пометки ручкой, отмечая спорные места, когда раздалось странное дребезжание. Сначала я не сообразила, что это, и только спустя пару мгновений сообразила, что звонят в дверь.

В прихожей я взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: бледная, без косметики, с грязной головой. На мне был старый мамин махровый халат, надетый поверх пижамы. Не лучший вид для приема гостей. Я бы немного привела себя в порядок, если бы Филатов предупредил заранее, а я не сомневалась, что это именно он — кто же еще? Наспех причесавшись, я пару раз ущипнула себя за щеки, чтобы немного разогнать кровь и не быть похожей на живой труп. Бесполезно. Тем временем в дверь снова позвонили. Пришлось открывать в таком виде.

Распахнув дверь, я замерла на пороге. Разве можно быть такой идиоткой, чтобы не посмотреть в глазок? Я могла хотя бы спросить, кто там!

— Жива?.. Ну хорошо, а то тебя второй день нет в пекарне, и я подумал, что псих с крысой до тебя добрался. — Илья внимательно оглядел меня и поморщился. — Хотя, может, и добрался: у тебя такой видок...

— Что тебе нужно? — я хотела, чтобы это прозвучало грубо, но на последнем слове закашлялась.

— Эй... Только не умирай. Слышишь, Маркова? — Илья самовольно зашел в мою квартиру и похлопал меня по спине.

— Иди к черту! Зачем ты вообще пришел?!

— Надо поговорить, — неожиданно серьезно ответил он.

— Не о чем нам говорить, Романов. Иди отсюда, а? Мне и без тебя хреново.

— Вижу. Простыла?

— Какой ты внимательный!

— Лин, я серьезно... Давай поговорим. Я выяснил кое-что о Камилле.

— Вот как? Что? — я быстро ожила, но Илья не спешил отвечать, вместо этого он стал разуваться. — Я тебя не приглашала!

— Я расскажу, что узнал, но сначала поговорим. Это мои условия. — Он вошел в зал и осмотрелся. Заметив мою работу, Илья подошел к столу и взял в руки документ с моими пометками. — Работаешь на дому?

— Я на удаленке. А теперь говори, что хотел, и уходи. Мне сейчас не до гостей.

— Ладно. Только ты сядь, пожалуйста, а то еще чего грохнешься в обморок.

Я решила с ним не спорить. Проще было пойти на уступки и потом поскорее выпроводить. Устроившись на диване, я жестом указала Илье на кресло, и он послушно сел.

— Слушай, я вспылил тогда... Но и ты была хороша...

— Я сказала то, что думаю!

— Да... Я бы тоже так подумал на твоем месте, — совершенно спокойно ответил он. — Кстати, мы с Лиской вчера были в «Орионе» и купили ей новые болоньевые штаны и куртку. Она сама выбирала, — гордо сообщил Илья и откинулся на спинку кресла.

— Зачем ты все это мне говоришь?

— Мы с Лиской живем скромно, но на дочери я не экономлю. У меня не такая большая выручка, чтобы позволить нам жить в роскоши. Я могу либо тратить все и баловать дочь, либо жить нормально, но без излишеств, тогда будет возможность откладывать. Я не хочу, чтобы Лиска всю жизнь провела в Романовце. Окончит школу, поедет в Москву, поступит в хороший вуз, а это — деньги.

Кажется, я начинала понимать, куда он клонит. И ведь Илья был прав, на его месте я бы тоже желала дочери лучшей жизни в большом городе. Какое будущее ждет Алиску здесь? Работа на заводе или бар ее отца? В то же время у меня перед глазами все еще стоял дорогой интерьер его квартиры, и мне хотелось, чтобы Илья объяснил, почему в этом вопросе позволял себе роскошь. Новая куртка для дочери должна быть важнее дизайнерского столика. Тем временем Илья продолжал рассказывать:

— Когда Лиска только родилась, я сам был, считай, ребенком. У меня ничего не было, и ей ничего не мог дать. Светка, ее мать, ушла сразу, как отошла от родов, оставив меня девятнадцатилетним отцом-одиночкой. Но знаешь, я никогда не жалел об Алисе. Она — самое дорогое, что у меня есть. Когда я только взял ее на руки... Не знаю, как объяснить... Это что-то невероятное. Такая абсолютная любовь. Вот ничего нет, а потом оп — и все. — Его глаза горели, а лицо озарила счастливая улыбка, но Илья быстро взял себя в руки и вновь посерьезнел. — Первое время было очень тяжело, отца тогда уже не стало, мама разрывалась между нами и рюмочной. Когда Лиске исполнился год, я решил, что должен сам браться за дело. Из рюмочной сделал бургерную, нашел неплохих поставщиков, дело пошло. У папы были некоторые сбережения, на них мы смогли купить трешку вместо двушки. Еще через год бургерная стала приносить доход. К этому времени мы с дочкой уже привыкли жить скромно, поэтому я не стал менять наш образ жизни, а все, что мог, откладывал. Я открыл счет на Алису, там уже кое-что скопилось. На эти деньги я смогу оплатить ей образование, а может, еще и с жильем помочь.

— Я... я не знала, — тихо произнесла я. Илья то ли не слышал, то ли решил не обращать внимания.

— Мебель у нас и правда дорогая, но обстановка полностью Маринкина. Большую часть она перевезла из своей квартиры, вместе мы купили только кровать и тумбы. Когда она ушла, то ничего из этого не забрала... Это еще одна причина, почему я думал, что Маринка вернется.

Мне вдруг стало дико стыдно за свое поведение. Я действительно не имела никакого права лезть со своими нравоучениями. Кто я такая, чтобы обвинять человека, даже не разобравшись в ситуации? К сожалению, мы так часто ошибаемся, наскоро вынося вердикт другим. Но чужая жизнь — не судебный процесс, где судьи — мы, обычные люди.

— Мне жаль, что я так на тебя накинулась. Честно.

Следовало бы просто извиниться, но я не смогла. Одно слово «прости», а сказать его так непросто, особенно Илье. Я привыкла к тому, что он мерзавец, и только-только начинала ему симпатизировать. Страх в нем ошибиться был еще слишком велик.

— Мне тоже жаль, что я сказал про вас с Игорем. Не мое это дело... — Илья замолчал, но я видела, что он не договорил и терпеливо ждала, когда он сможет продолжить. — После того, как я узнал про Маринку и этого мужика из Москвы, мне стало больно за нее... за Наташу. Черт. Не знаю, как сказать... Мы с ней словно оказались в одной лодке. У Игоря хорошая невеста, она этого не заслужила.

— Знаю. Мне она тоже понравилась, — Илья удивленно посмотрел на меня, и я уточнила: — она заходила в пекарню в свой день рождения. Купила пирожных для коллег. Она ни о чем не подозревала, и от этого мне стало так паршиво. Я сама не хотела, чтобы все так вышло, думала, что Игорь для меня в прошлом, что я смогла его пережить и двигаться дальше.

— Но вы с ним все равно закрутили, — заметил Илья. Я не поняла, сказал ли он это с укором или же мне показалось.

— Нет, то есть да... Не совсем.

Я не знала, как объяснить Илье то, что происходило между нами с Игорем, но чувствовала, что должна это сделать. Мне было необходимо, чтобы он понял нас, принял наш поступок и перестал меня осуждать, вот только я сама не понимала, почему вдруг это оказалось так важно.

— У нас почти ничего не было, — сказала я и закашлялась.

— Почти? Почти не считается, Маркова, — усмехнулся Илья, и на его лице заиграла легкая улыбка, но он тут же нахмурился. — Может, воды?

Я покачала головой и достала из кармана халата леденец с эвкалиптом. Он пожал плечами и отвернулся, словно ему стало неловко за свое предложение.

— Игорь должен поговорить с Наташей через несколько дней, — призналась я. — У них намечается какое-то важное мероприятие, и до него он не хочет сотрясать воздух, а пока мы просто общаемся.

— Трус. Всегда это знал.

— Не смей так говорить! — вспылила я.

— Дело твое, Лина. Твой выбор, твоя жизнь. Я этого не понимаю, но у тебя другое мнение. Если ты считаешь, что оно стоит того, второй раз в ту же реку...

— В этот раз все будет по-другому, — возразила я и перевела дыхание. — Ладно... Это к делу не относится. Ты рассказал мне о своей жизни с Алиской, я поделилась с тобой. Мне кажется, это что-то значит. Теперь мы можем как-то больше доверять друг другу?

— Хочешь сказать, что вычеркнешь мое имя из своей тетрадки с подозреваемыми? — усмехнулся Илья.

— С тех пор, как ты ее прочел, я больше ничего не записывала...

— Скажи еще, что я осквернил ее! — рассмеялся Романов, и заразил своим смехом меня. — Ладно, Лина, про тетрадку забыли. Позавчера, когда ты от меня ушла, я сам поехал в школу и хотел найти Камиллу...

— Но не нашел, — закончила я за Илью, по-детски желая показать, что без него тоже смогла кое-что выяснить.

— Откуда знаешь?

— Я ездила в квартиру Марины. Там никого не было: ни Камиллы, ни ее бабушки. Тогда я решила, что Ирина Павловна вернулась к себе, поехала туда, но мне открыл какой-то страшный очкарик. Он заявил, что хозяйка сдала ему квартиру на полгода, а сама уехала.

— Хм... Учительница Камиллы сказала, что девочку забрали из школы.

— Почему? По какой причине? Что-то же должны были объяснить? Детей не забирают просто так посреди учебного года!

— Ирина Павловна сообщила, что переводит Камиллу на домашнее обучение. Будто бы ее психолог так посоветовал.

— Это правда?

— Понятия не имею, но думаю, что стоит поговорить с этим психологом. Сам я не решился, потому что... хм... он не станет со мной разговаривать, — смущенно произнес Илья.

— Не станет? Почему?

— Камиллу водили к Николаю Артюхову, помнишь такого? Он учился в нашей школе классом младше...

— И ты над ним издевался, — докончила я за Илью. — Конечно, помню: у него были жуткие зубы, как у лошади. Он из-за этого так переживал, а ты и твои дружки постоянно его задирали.

— «Конь без пальто» — мы его так звали. А еще ему попадало от нас, если мы встречались на улице. Как-то раз я его крепко избил.

Я представила некрасивого долговязого мальчишку... его ужас, когда он столкнулся в переулке с бандой Ильи. Один, слабый, неуверенный. Конечно, он не сумел сбежать. Для этих мерзавцев избить парнишку было простым развлечением, для него же стало серьезной травмой. Может, поэтому он стал детским психологом?

— Задумалась о том, как меня ненавидишь? — вдруг спросил Илья, и я поняла, что надолго замолчала.

— Раньше ненавидела, теперь — нет, — честно ответила я. — Знаешь, когда я вернулась в Романовец и вновь тебя встретила, то поняла, что все эти годы не переставала на тебя злиться. Даже когда я о тебе не вспоминала, эта злость была во мне, она сжигала меня изнутри. Понимаешь? — Илья молча кивнул. — А потом я посмотрела на других, кто тоже лелеет у себя в душе обиду и злость. Эти люди писали гадости про моего отца, они оставили мерзкое послание маме... Я не хочу становиться такой же. И еще... как бы я ни пыталась это отрицать, ты не такой уж плохой человек. И дочка у тебя классная. Кстати, с кем сейчас Алиса?

— За ней приглядывает тетя Валя с четвертого. Помнишь ее? Она заведовала продуктовым на Торцевой улице.

— Крупная со странной прической? — я действительно хорошо помнила эту женщину, хотя мы редко с ней общались, обычно мама покупала овощи в другом магазине, но ее импозантная внешность крепко врезалась в память.

— Она самая.

— Боже! Сколько же ей лет?

— Чуть за пятьдесят, — пожал плечами Илья.

— Что?! Я думала, что тогда ей было под семьдесят.

— У нее была сложная жизнь. Говорит, что свела в могилу четверых мужей, только на деле она никогда не была замужем. У тети Вали есть волнистый попугайчик и пес, помесь спаниеля и дворняги. Алиска обожает ее живность.

Мы оба замолчали. Кажется, в такие моменты говорят, что где-то упал ангел или умер то ли медведь, то ли полицейский... Все было как-то странно. Мы общались, как два старых приятеля: легко и непринужденно. А еще мне было хорошо и спокойно. Разум подсказывал, что это может доставить массу проблем, но интуиция твердила: все правильно.

— Кхм... мне, наверное, пора, — Илья вдруг засуетился, встал с кресла и шагнул к прихожей. Видимо, он почувствовал то же, что я. — Знал бы, что ты заболела, принес бы апельсинов.

— У меня на них аллергия, — улыбнулась я.

— Тогда хорошо, что не принес. Поправляйся, позже решим, как лучше встретиться с Артюховым.

— Конечно.

На следующий день мне стало лучше, но я еще не решилась выходить из дома. Тем не менее, терять время попусту не хотелось. Закончив работу с переводами и получив неплохой аванс, я оплатила маме еще две недели в санатории. Мама начала возражать, ведь это такие траты, но по голосу я поняла, что она рада задержаться там еще на время. С Игорем мы переписывались, но на этот раз я умолчала о встрече с Ильей. А вот Илья ко мне заглянул, причем, как сказал он сам, только лишь за тем, чтобы передать гостинец — пакет с бананами и персиками, раз на апельсины у меня аллергия.

Сидя на кухне с третьим по счету бананом и телефоном в руке, я вдруг поняла, что все-таки мне обидно, ведь Игорь не решился меня навестить. Да, я знала, что это было бы неблагоразумно, но сердце кричало, что я должна быть для него важнее... Чтобы не сказать лишнего, я написала ему, что буду работать и попросила больше меня не отвлекать...

Заглушить незаслуженную обиду на Игоря помогли дела — я стала наводить справки о Николае Артюхове. Совсем молодой парнишка, и уже детский психолог, работающий с девочкой, которая потеряла мать. Он должен быть хорошим специалистом, и, возможно, не последнюю роль в этом сыграли издевательства Ильи. Я загуглила его имя, и интернет выдал немало результатов. Он учился в институте психологии государственного университета при Российской академии наук, поступил в аспирантуру и сейчас работал над диссертацией. В качестве практики выбрал работу в своем родном городе, где небольшая нагрузка позволяла уделять должное внимание научной работе. Неудивительно, что в Романовце к нему обращались в сложных случаях. Хорошо образованные специалисты здесь были на вес золота, ведь обычно местная молодежь училась в областных заведениях. Я нашла в интернете адрес центра, где он работал, и записалась на прием.

***

Детский центр находился на окраине Романовца. Он больше напоминал двухэтажный частный дом, чем общественное заведение с государственной поддержкой. Илья вызвался ехать со мной, но предупредил, что будет ждать в машине. Пусть я не хотела этого признавать, но была рада, что он со мной. Сейчас этот человек был моим единственным союзником и поддержкой, ведь я так и не рассказала Игорю, что снова взялась за расследование.

Мой любимый мужчина был уверен, что сегодня, раз мне лучше, я отправлюсь за продуктами, буду печь пирожки и готовить пекарню к открытию. Я врала ему, и от этого было противно на душе, однако сказать правду означало затеять никому не нужный спор. Мы все равно остались бы при своем, и я пошла по пути наименьшего сопротивления. О пекарне пока думать не хотелось. Вся выпечка, что оставалась, пропала, а заготовок не было. Придется убить по меньшей мере половину дня, чтобы завтра открыть заведение.

В центр я приехала ровно к назначенному времени, чтобы не ждать в коридоре, ведь тогда возникнет вопрос: где мой ребенок? Миновав небольшой ресепшн, за которым сидела молоденькая администраторша, я прошла по коридору до кабинета с нужной фамилией на табличке и постучала в дверь.

— Войдите!

— Добрый день, Николай! — я вошла и протянула руку для приветствия. — Вы меня, скорее всего, не помните, мы учились в одной школе. Эвелина Маркова. Сейчас я записалась к вам на прием.

— Да... но... я работаю с детьми, — неуверенно сказал он.

Артюхов достаточно сильно изменился со школьных времен. Во-первых, он исправил свой ужасный прикус и больше не напоминал лошадь. Во-вторых, он заметно возмужал, подкачался и даже отрастил бороду. И все же в нем угадывался тот неуверенный мальчишка, каким я его помнила.

— Знаю, но я пришла не за консультацией. Мне нужна ваша помощь другого рода. Вы же знаете, какая трагедия случилась пару месяцев назад с Мариной Поляковой... Вы беседуете с ее дочерью.

— Да, но это врачебная тайна, я не могу говорить о своих пациентах, даже бывших.

— Так вы больше не помогаете Камилле?

Конечно же от его услуг отказались, раз Ирина Павловна с внучкой уехали, но мне нужны были детали — все, что можно узнать.

— Нет, мы работали с Камиллой, но потом Ирина Павловна посчитала, что наши беседы уже не требуются.

— Вы не помните, когда именно перестали помогать Камилле?

— Достаточно давно, около месяца назад.

— Месяц назад? — удивилась я, ведь это означало, что Николай вряд ли мог посоветовать перевести девочку на домашнее обучение. Очередная ложь. Очередная загадка. — И вы были согласны с Ириной Павловной?

— Камилле нужна была в первую очередь семья, любовь, забота. Она отвлекалась от своего горя в школе. Хотя Ками еще совсем ребенок, но девочка сильная. Я не стал настаивать, — вздохнул Артюхов, подтверждая мои сомнения.

— То есть, это не вы посоветовали ее бабушке перевести Камиллу на домашнее обучение?

— Что?! Не понимаю, с чего вы это взяли! — он искренне удивился, если не сказать возмутился.

— Так объяснили в школе. Ирина Павловна забрала Камиллу и сказала, что оформит ее на домашнее обучение по совету психиатра.

— Но... нет, тут какая-то путаница! Может быть, после меня они обращались к другому врачу? В Москве? По-хорошему, Камилле был нужен детский психотерапевт, а не психиатр, но в нашем городе нет других специалистов.

— Этого я сказать не могу. В школе не уточнили, но все знали, что врачом Камиллы были вы.

— Я такого не мог советовать, наоборот, настаивал на общении девочки со сверстниками. Тем более, что в школе у нее была близкая подружка.

— Алиса? — уточнила я.

— Да, дочь... кхм... Ильи Романова. Вы наверняка его помните, Эвелина.

— Да... В этом мы с Вами похожи. Оба от него натерпелись, — грустно улыбнулась я, стараясь сыграть на чем-то общем между нами, чтобы лучше его разговорить. Где-то я читала, что это действенный метод.

— Кстати об этом: извините мою прямолинейность, но вы прекрасно выглядите, Эвелина. Если бы не представились, я бы вас не узнал. Я это говорю, потому что помню, как в школе вас обзывали.

— Спасибо. О вас могу сказать то же самое.

— Эвелина, а почему вас так интересует Камилла?

Я не стала лукавить и рассказала Артюхову правду. Он внимательно выслушал, а потом вдруг вышел из кабинета, попросив немного подождать. Когда психиатр вернулся, в его руках была чья-то визитка.

— Я говорил о том, что храню врачебную тайну, но если человек, пришедший ко мне на прием, не является пациентом, то я не связан данным обетом. Вот, — Артюхов протянул мне светло-бежевую визитку. Она была изготовлена на дорогой, приятной на ощупь бумаге. Я прочла имя на визитке и опешила. — На тот момент у меня было только две встречи с Камиллой, и тут ко мне на прием заявляется молодая, дорого одетая и весьма привлекательная женщина без ребенка. Ее терзал один-единственный вопрос: кто отец Камиллы.

— Она думала, что им является ее муж, — догадалась я.

— Именно, но я не располагал такой информацией, о чем и сказал. Тогда она оставила мне визитку...

— Я могу ее забрать?

— Если это поможет в вашем расследовании, то я буду только рад. Эвелина, я очень уважал вашего отца.

— Спасибо, Николай, мне это очень важно, — сказала я. — У меня есть один, последний вопрос: она же знала, что Марина Полякова умерла?

— Да, поэтому и приехала. Я так понял, Елена опасалась, что ее мужу придется взять девочку себе.

— Спасибо!

Я села в машину к Илье, но не решилась сразу заговорить. Мысли путались в голове, и мне была нужна хотя бы минута тишины, чтобы привести их в порядок.

— Ну что ты молчишь?! — нетерпеливо вопросил Илья, заводя автомобиль.

— Подожди... Дай все обдумать, — раздраженно ответила я.

— Но ты выяснила? Это Артюхов посоветовал забрать Ками из школы?

— Ладно, — вздохнула я, понимая, что он не отстанет, пока все не выложу. — Слушай, я узнала кое-что важное, но сначала отвечу на твой вопрос: нет, Артюхов не советовал Ирине Павловне забирать Камиллу из школы.

— Угу... А что такого ты узнала?

— Через некоторое время, как Артюхов начал работать с Камиллой, к нему на прием записалась женщина. Как и я, она пришла без ребенка, ей нужно было только поговорить. Поговорить о Камилле.

— Кто это был?! — помрачнел Илья.

— Елена Богомолова. Жена Павла. Она подозревала, что Камилла могла оказаться дочерью ее мужа. И это не все. Она знала, что Марина умерла, а вот ее муж об этом услышал только от меня, если конечно не соврал.

— Черт возьми! Получается, она могла...

— Да, думаю, логично в данный момент поставить ее во главе нашего списка подозреваемых.

— С радостью уступлю ей свое место, — пробормотал Илья.

Жаль, нельзя было прямо сейчас рвануть в Москву, разыскать Елену и с ней побеседовать. К такой поездке нужно как следует подготовиться. Я наводила в интернете справки о Павле Богомолове, но его женой не подумала поинтересоваться, а, как выходило, напрасно.

— Ты в пекарню? — притормаживая у светофора, поинтересовался Илья.

— Можешь подвезти к дому? Возьму машину и поеду за продуктами, иначе не смогу завтра открыться.

— Угу... — промычал Илья и, выдержав паузу, будто никак не мог решиться это предложить, добавил: — Хочешь вместе? В смысле за покупками. Я помогу...

— Спасибо, не нужно, — улыбнулась я, чувствуя, как розовеют щеки. Это было так странно, но, кажется, мне начинал нравиться этот новый Романов.

Закупившись всем необходимым, я пожалела, что отказалась от помощи Ильи. Тяжелые пакеты с трудом поместились в багажник. Если бы у пекарни был бы служебный вход прямо на кухню... а так придется тащить их через зал и не в один заход. Я сгрузила пакеты на крыльце и стала искать в сумочке ключи, которые вечно так и норовили где-то затеряться, как вдруг сзади послышались торопливые шаги. Резко развернувшись, я уже была готова защищаться от нападавшего, но увидела перед собой элегантно одетого пожилого мужчину.

— Михаил Сергеевич! Здравствуйте! — я постаралась улыбнуться отцу Игоря, но, кажется, вышло не очень искренне, ведь я понимала, что он явился не за пирожками.

— Эвелина, рад тебя видеть! — он обнял меня, и я почти поверила его словам. — Мне нужно с тобой поговорить. Как ты поняла, о ваших отношениях с моим сыном.