Я схватила куртку и выбежала за Игорем на улицу. Он шел достаточно быстро и уже был чуть ли не на другом конце улицы, но я не могла его отпустить вот так, не объяснившись, и со всех ног бросилась за ним.

— Игорь! — я наконец его нагнала, ухватила за локоть, заставила остановиться, но он отдернул руку и уже был готов снова уйти. — Постой, дай объяснить!

— Чего объяснять, Лина?! Какого черта там происходило?! Что у тебя с ним?! — никогда раньше я не видела Игоря таким. Мы редко ссорились, но даже если это случалось, он всегда оставался спокойным.

— Ничего у меня с ним нет! Сегодня я выручила его дочку, и Илья пришел поблагодарить, а еще объясниться за прошлые обиды. Знаешь, прошло столько времени...

— Знаю, Лина! Прошло больше девяти лет, как ты уехала и почти столько же, как мы расстались. Я начал учиться быть счастливым без тебя, стал строить крепкие, стабильные отношения. Но тут ты вихрем ворвалась в Романовец, перечеркнула всю мою нынешнюю жизнь, заставила поверить, что у нас с тобой есть будущее, но то, что я увидел...

— Что?! Что ты увидел?! Как я говорю с Ильей?

— Просто говоришь?! Вы держались за руки! Он принес цветы!

— Он взял меня за руку! А цветы — это благодарность за Алису. Игорь, сегодня я была в школе и увидела, как девочку обижают. Это было почти так же, как со мной... Ты помнишь, как мне не давали жизни? Даже когда мы с тобой стали встречаться, если я была одна, то обязательно получала от кого-нибудь порцию ненависти. Буллинг для меня больная тема, ты же знаешь... Вот только меня травили в старших классах ровесники, а Алису обижали ребята на три года старше. В этом возрасте такая разница очень ощутима.

— И ты вступилась за девочку? — голос Игоря стал мягче, и я почувствовала облегчение: кажется, мне удалось пробить его броню, он был готов хотя бы меня выслушать.

— Да. Эти парни облили ее чернилами, ударили и рассекли скулу, разбросали по коридору вещи и стали их футболить, не давая собрать. Это было ужасно... И знаешь, что?.. Ни одного взрослого в этот момент не было! Вот как?! Почему, когда такое происходит, школа этого не видит?!

— Это не всегда так, и ты это знаешь, — Игорь вздохнул и покачал головой. — Дети умнее, чем нам, взрослым, кажется. Они всегда знают, когда можно напасть на слабого, чтобы самим выйти сухими из воды. Может быть, учителей собрали на небольшой педсовет или планерку? Конечно, это их недосмотр, но не нужно винить только взрослых. Ты рассказала Алисиному учителю о том, что случилось?

— Нет, я была слишком зла, поэтому увезла девочку из школы. Подумала, что ее учительнице будет полезно поволноваться...

— Лина! Боже! — простонал Филатов. — Ты хоть представляешь, что натворила? Так нельзя! Это похищение чистой воды. И учителя могли за это уволить!

Теперь я это понимала. Конечно же, Игорь был прав. Его спокойствие и рассудительность заставили и меня мыслить трезво. Теперь мне стало по-настоящему стыдно за свою глупость.

— Я не думала головой в тот момент, — призналась я и отвела взгляд.

— Моя милая...

Ледяная стена между нами окончательно рухнула, и Игорь меня обнял. Только в этот момент я осознала, как была напряжена от страха, что он не поймет и наши отношения закончатся, даже не успев начаться. Я словно растворилась в его объятиях и отпустила тревогу. Пусть мы все еще стояли посреди холодной улицы, пусть ветер пронизывал до костей и начинался мелкий колючий дождь, мне было хорошо и спокойно рядом с ним.

— А что с Ильей? — спросил он, заставив меня вновь напрячься.

— Алиса позвонила ему из машины, — проговорила я, крепче прижимаясь к своему мужчине. — Он приехал к пекарне, забрал дочь, а мне наговорил столько гадостей... Потом дома Алиса ему все объяснила, и он пришел с цветами извиниться и поблагодарить меня. Знаешь, он считает, что это его кара, что Алису травят, как раньше он травил меня.

— И ты поверила ему? — хмыкнул Филатов.

— Да, — неуверенно ответила я.

— Ясно. — Он выпустил меня из объятий, но взял за руку и повел обратно к пекарне.

Я не видела, ушел ли Илья, однако понадеялась, что он сообразил исчезнуть. К счастью, мы его не застали. Столик, за которым я его оставила, оказался убран, а цветов нигде не было. «Неужели забрал с собой?» — усмехнулась я про себя.

— Лина, а что ты делала в школе? — вдруг спросил Игорь и, по-хозяйски зайдя за стойку и усаживаясь на мой высокий барный стул, притянул меня к себе.

— Я хотела увидеть Камиллу, дочку Марины. Мне кажется, что девочка сможет рассказать о маме то, что не знает никто другой. Ты знаешь, что Марина часто ездила в Москву в последнее время и иногда брала с собой дочь?

— Нет. Откуда? Я с ней почти не общался, только иногда по работе, и то, свои вопросы она решала с отцом.

— Ее мать сказала, что у Марины там появился мужчина, и у них все так серьезно, что она познакомила с ним Камиллу. Но когда я его разыскала...

— Что-что?! Ты разыскала человека, с которым встречалась Марина в Москве? — удивился Филатов, чем придал мне уверенности.

— Ты сомневался во мне? Я же сказала, что докопаюсь до правды, — гордо ответила я. — Так вот, оказалось, что этот мужчина не виделся с девочкой, и с Мариной у них было всего несколько встреч. Получается, поездки в Москву были не только ради свидания с любовником, или был кто-то еще...

— Лина, я не уверен, что это хорошая затея... — пробормотал Игорь, крепче прижимая меня к себе.

— Что именно?

— Твое расследование...

Меня словно окатили ушатом ледяной воды. Я отпрянула от Игоря. Он попытался удержать меня в объятиях, но я вырвалась.

— Что?! Что ты сказал?!

— Эвелина, я не считаю твое расследование хорошей затеей, — как глупому ребенку повторил Игорь.

— Мой отец не виновен в смерти Поляковой и себя он не убивал! Я считала, что ты тоже в это веришь, ведь ты знаешь, каким он был!

— И продолжаю так считать! Лина, твой папа был замечательным!

— Тогда что?! Думаешь, я смогу жить, зная, что моего папу считают любителем молоденьких девочек и к тому же убийцей? Разве я могу допустить, чтобы о нем говорили подобное?!

— Дело в другом... Я как раз не сомневаюсь, что Анатолий Леонидович не виновен, и тоже думаю, что его убили, именно поэтому не хочу, чтобы ты в этом копалась. Как ты не понимаешь, я боюсь за тебя!

— Сначала ты говорил, что поможешь...

— Сначала... Я не думал, что ты так далеко зайдешь. Думал, ты убедишься, что мотив избавиться от Поляковой был у многих, и на этом успокоишься. Мы бы вместе пошли в полицию, рассказали, скольким она умудрилась насолить, а дальше дело за ними!

— Полиция не станет этим заниматься, и ты это знаешь. Сам же говорил, что они все для себя решили, — возразила я. Мне было дико обидно, что с самого начала Игорь не воспринимал всерьез мое расследование. Неужели он считал меня слабачкой, готовой спасовать при первой трудности?

— Если мы дадим новую информацию, полиция ее не проигнорирует...

— И этой информацией должно быть имя настоящего убийцы и доказательства, потому что мои домыслы никто проверять не станет, неужели ты не понимаешь?! Я должна это сделать! Должна ради моего отца! Ради матери!

— Я это понимаю, — вздохнул Игорь, — но ничего не могу поделать с тем, что боюсь за тебя... Анатолий Леонидович что-то знал и за это поплатился жизнью. Лина, кто бы это ни совершил, он страшный человек и, когда поймет, что ты наступаешь ему на пятки, может навредить тебе.

— Я не дам себя в обиду! — сходу ответила я.

— Знаю... Но он может оказаться сильнее. Что ты знаешь об Илье? У него был мотив избавиться от Марины, она его бросила и, как ты говоришь, завела себе любовника в Москве. А еще он вполне мог убить Анатолия Леонидовича.

— Да... Илью я тоже внесла в список подозреваемых, но все же я не уверена, что убийца он.

— Почему?

— Он любил Марину по-настоящему и был готов ее простить.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам сказал.

— И ты поверила?! — вновь вспылил Игорь. — Да что с тобой такое?! Этот негодяй манипулирует тобой! Думаешь, он изменился? Черта с два! Твой папа его терпеть не мог и неспроста. Он хорошо разбирался в людях... Поэтому, если не веришь мне, то поверь ему.

— Я не знаю... Я запуталась... — простонала я, чувствуя, как нарастает дурацкая мигрень. У меня не было сил спорить или что-то доказывать. Да и все равно, я не доверяла Илье до конца, хотя сегодня он и казался искренним.

— Милая...

Филатов снова притянул меня к себе и нежно поцеловал в лоб, кончик носа и, наконец, в губы... Я подалась вперед, запустила руку в его жесткие волосы и переняла инициативу, превращая легкий нежный поцелуй в жаркую страстную битву. Нам обоим напрочь снесло крышу, мы не могли оторваться друг от друга. Игорь поднял меня и усадил на стойку. Я обхватила ногами его торс и притянула возлюбленного к себе. Даже через брюки чувствовалось, как он возбужден, и я хотела его. Хотела, но не могла... Когда он повел рукой по моему бедру, миновал край чулок и коснулся кружева трусиков, я его оттолкнула и спрыгнула на пол.

— Нет, — строго сказала я. — Пока ты с Наташей, между нами ничего не может быть.

— Но между нами уже что-то есть... И я сознаю, что поступаю как последняя сволочь, потому что уже изменяю Наташе с тобой.

— Да, но дальше у нас не зайдет...

— Мы уже в этом погрязли, Лина! И как бы ни было отвратительно мое предательство по отношению к ней, я ничего не могу с этим поделать. Я люблю тебя! — он шагнул ко мне, но я отвернулась и вышла из-за стойки, чтобы она нас разделяла.

— Черт, Игорь! Давай хоть сейчас сделаем что-то правильно! Мы не должны встречаться пока ты не объяснишься с невестой. Я не могу быть твоей любовницей, пусть всего лишь неделю. Ты нужен мне, но нужен весь! Если мы зайдем дальше, я не смогу тебя отпустить обратно к ней! Мне и сейчас чертовски больно...

— Лина...

— Да, я — законченная эгоистка! И я тоже тебя люблю, поэтому гоню! Но гоню не во имя женской солидарности или уважения к Наташе, хотя она мне и понравилась. Да, представляешь? Я ее ненавижу, но она мне нравится! — я перевела дыхание и постаралась говорить спокойнее: — Если мы сейчас перейдем черту, то никакой недели не будет, ты к ней больше не вернешься.

В глубине души я надеялась, что он плюнет на все условности, на невесту, родителей, этот чертов прием и останется со мной. Но Игорь молча кивнул, взял свою куртку и направился к двери. У меня сжалось сердце. Вдруг я решила, что была слишком суровой. Мне стало страшно, что, выйдя сейчас в эту дверь, любимый больше не вернется. Я уже была готова крикнуть ему «стой», но он замешкался и обернулся.

— Если ты так хочешь, то между нами больше ничего не будет, пока я все не решу, но я буду приходить к тебе. Каждый день. Даже если не смогу к тебе прикоснуться, я должен знать, что ты здесь, что с тобой все в порядке.

— Хочешь сказать, что будешь присматривать за мной, как за маленькой девочкой? — попыталась съязвить я, но на самом деле была рада тому, что он не отступает.

— Хочу сказать, что буду за тобой присматривать, как за любимой девочкой, которая ищет проблем себе на задницу. И эту неделю все будет так, а потом ты просто будешь рядом!

— Игорь, — я подбежала к нему и, вопреки своим же убеждениям, обняла его. — Спасибо...

— Дурочка...

— И еще... — мне было тяжело это сказать, но я должна была, иначе бы не смогла спокойно жить все следующие семь дней. — Ты и Наташа... вы продолжаете жить как пара?

— Нет... Я изменяю ей с тобой, но тебе изменить никогда не смогу. — Он поцеловал меня в лоб и вышел, не оглядываясь.

Следующим утром я примчалась в пекарню за час до открытия. Накануне, оставшись одна, я почувствовала, что на уборку не осталось ни сил, ни желания. Дома, наполнив ванну, добавив нее каплю ароматического масла, соль и пену, я грезила о том, что случится через неделю, когда Игорь порвет с Наташей и вновь станет только моим. Конечно, нам будет непросто, меня еще сильнее невзлюбят горожане, Наташа запишет в список личных врагов, а Инна Михайловна не упустит момента выказать свою неприязнь. И все же вера в нас, в то, что мы обязательно справимся, придавала сил. На этот раз все будет по-другому. Мы больше не юнцы, ставящие на первое место гордость и ненужный максимализм, годы разлуки сделали нас мудрее, и я и Игорь не упустим шанс на счастье.

Со вчерашнего дня остались пироги, которые можно было бы предложить гостям на завтрак как «специальное предложение». Я уже начинала привыкать, что периодически ко мне заходят на чашку кофе, и надеялась, что к маминому возвращению в кассе каждый день будет выручка. Ей будет приятно узнать, что ее любимое дело начинает оживать, а там посмотрим, может быть, удастся придумать, как не закрывать пекарню.

Я расставила все стулья и протерла столы, потом направилась к стойке, чтобы убрать беспорядок, который учинили мы с Игорем. Смятые чеки, разбросанные коктейльные трубочки, рассыпанная корица напомнили о вчерашнем безумии... Я не смогла сдержать улыбку, глядя на все это. Влюбленность окрыляла, она придавала сил и дарила веру в себя. Несмотря на все свалившиеся на мою семью несчастья, я впервые за последнее время чувствовала себя счастливой.

Закончив уборку в зале, фальшиво подпевая какой-то французской песне с маминого диска, я в танце вошла в кухню и тут же увидела цветы... Вчера Илья не унес их и не выбросил. Розы стояли в банке из-под варенья, где смотрелись так естественно, что я решила не переставлять их в вазу.

Илья... А ведь я так и не призналась Игорю о нашей договоренности. Да и будет ли она в силе после вчерашнего? Вряд ли он захочет и дальше помогать мне в расследовании. На пороге появились первые гости, и я решила не занимать голову мыслями об Илье.

— Доброе утро! Сегодня к кофе могу предложить вам замечательные пироги на завтрак, — сходу отрапортовала я.

***

Утром у меня было целых пять гостей. Первыми явились две дамы: рыжая и «синий одуванчик». На этот раз они представились: Зинаиду Васильевну, «синий одуванчик», я помнила, а рыжую звали Эмма Павловна. Она с гордостью сообщила, что является местной звездой, ведь когда-то она играла главные роли во Владимирском академическом театре драмы. Они оказались весьма словоохотливыми старушками, а то, что пришли в мою пекарню снова, подстегнуло их завести со мной беседу. Когда пожилые посетительницы ушли, пообещав завтра снова явиться ко мне на кофе с «этими вашими чудными пирогами», в пекарню заглянули двое мужчин, которые пришли решить какие-то деловые вопросы за чашкой кофе. Разложив на столике бумаги, бухгалтера, как я их про себя окрестила, бурно обсуждали расходы, доходы и чистую выручку. Жаль только, я с них почти ничего не получила. Этим мужчинам было нужно место для переговоров, поэтому они ограничились лишь двумя эспрессо и отказались от десерта.

А вот последний гость оказался весьма неожиданным. В пекарню зашла знакомая мне Катюша Филиппова. Из-под ее пальто выглядывал край медицинского халата, и я догадалась, что она заглянула ко мне по пути на работу, и, как выяснилось, не из чистого любопытства.

— Мне латте с собой, пожалуйста, — чуть ли не с порога сказала она, с интересом осматривая пекарню.

— Сироп, корицу? — поинтересовалась я, делая вид, что Катерина — рядовой посетитель.

— Ничего, спасибо... А тут неплохо... Ты ничего не поменяла? Не осовременила по-столичному?

— Что, прости? — не поняла я.

— Ну как же? Ты приехала сюда из большого города. В Москве наверняка все совершенно по-другому. Думала, ты мамину кафешку сделаешь на модный лад...

— Ты правильно сказала, это, — я обвела руками помещение, — мамина пекарня. Я только подменяю ее на время.

— Разве ты не решила здесь остаться? Хм... ясно.

Я протянула Катерине кофе и указала на трубочку в стакане, думая, что на этом разговор окончен, но она не спешила уходить. Молча размешивая свой кофе, она странно переминалась с ноги на ногу, и я подумала, что девушка хочет в туалет, но стесняется спросить. Я уже хотела деликатно сказать, что, если ей требуется «помыть руки», она может сделать это за синей дверью, но тут Катя заговорила:

— Ты хочешь выяснить, что стряслось с Мариной Поляковой, так?

— Откуда тебе это известно?

— Да... ходят слухи, — отмахнулась она и, отодвинув свой кофе, облокотилась на стойку, чтобы быть ко мне ближе, и заговорила тише: — Слушай, я все думала, стоит тебе говорить или нет. В общем, мне тоже не кажется, что Анатолий Леонидович сделал это с Мариной. И тем более, что у них была связь. Дело тут даже не в нем. Я помню Марину, она же водила дочь в наш бассейн. Она никогда не сошлась бы с таким... Ну ты понимаешь?

— Нет, не понимаю, — я догадывалась, на что намекает Катя, но мне было важно услышать это от нее.

— Марина встречалась с Ильей, он красавец, чего уж там. Такой классический плохой мальчик. До этого у нее был кто-то из Владимира, тоже довольно представительный и к тому же богатый. А твой папа, уж прости, красавцем не был, к тому же старый и небогатый. Даже если он и увлекся бы, Маринка отшила бы его, и дело с концом. Эта краля не позволила бы себя преследовать. Мне тоже не нравится, что Анатолия Леонидовича считают ее убийцей. Несправедливо это. Я его всегда уважала.

— Спасибо. Мне важно это слышать, — искренне сказала я.

— Да на самом деле многие твоего папу уважали, просто, когда случилась вся эта история... Вроде как стыдно было говорить, что он нам нравился, все-таки его назвали убийцей.

— Многие?.. Не уверена в этом. Ему столько гадостей написали в соцсетях, а потом еще маме оставили послание.

— Дураков всегда хватает... Сама знаешь. У нас есть шпана, старшеклассники, которых твой папа доставал за плохие оценки и поведение — вечно ловил на куреве. Их родители имели на него зуб, потому что Анатолий Леонидович не рисовал оценки просто так. Это все их проделки. Хотя, наверняка были и те, кто ему дико завидовал. Других учителей и даже директоров в районе так не выделяли: тут — премия, здесь — грант... Но ладно, это к делу не относится. Я о другом... Не знаю, насколько тебе это важно, дело касается Камиллы.

— Камиллы? Камиллы Поляковой?

— Да. Маринка ее не просто так забрала с секции. У девочки начались проблемы со здоровьем. На периодическом осмотре я заметила у нее признаки сколиоза и сказала об этом Марине, еще добавила, что в данном случае плавание только на пользу. Сначала Маринка оставила Камиллу в группе, но ненадолго. Девочка стала жаловаться на боли в спине, и Полякова забрала дочь из секции.

— И тебе это кажется странным? Может быть, плавание ей не помогало. Знаешь, если техника неправильная, то это может только ухудшить состояние здоровья.

— Нет, детский тренер следит за техникой, а Камилла занималась плаванием уже несколько лет. Но странным было другое... Марина попросила меня никому не рассказывать о проблемах со здоровьем Камиллы и даже... — Катерина запнулась, потом взглянула по сторонам, словно боялась, что кто-то мог оказаться рядом и подслушать, а потом прошептала: — заплатила мне.

— Подожди, Марина дала тебе денег за то, чтобы ты никому не рассказала, что у ее дочери искривление позвоночника? — удивилась я.

— Тшш! — перепугалась Катерина и отчаянно замахала руками.

— Катя, здесь никого нет. Нас никто не услышит, — я постаралась ее успокоить, хотя такая осторожность с ее стороны меня позабавила. — Так значит, Марина дала тебе взятку в обмен на молчание?

— Именно. И это мне кажется странным, не находишь? Что такого в искривлении позвоночника?

— Да... полагаю так... это странно.

— Ладно, а теперь мне пора на работу, — сказала Катя, взяла свой кофе и уже собралась уходить.

— Катя... — окликнула ее я. — Спасибо!

В чем могла быть причина того, что Марина захотела скрыть сколиоз своей дочери? Ей казалось это постыдным? Или же она боялась, что в таком распространенном недуге могут обвинить ее — не досмотрела за девочкой? Бред и бред! Что-то здесь не то... И снова я возвращалась к Камилле. Мне отчаянно требовалось поговорить с ней, но как это сделать? Не могла же я второй день подряд являться в школу? Да и после вчерашнего меня могли туда не пустить. Решение проблемы явилось само — заспанное, со взъерошенными волосами, в каком-то непонятном спортивном костюме с картонной коробкой в руках.

— Здесь Маринкины вещи, которые я нашел у себя. Не так много, но, может, что-то нам поможет? — Илья взгромоздил свою ношу на тот самый столик, за которым мы вчера сидели и жестом пригласил меня присесть.

— Ты хочешь разбирать все прямо здесь? Сейчас? — я недоверчиво покосилась на коробку, из которой торчал какой-то длинный тюбик.

— А что? У тебя есть предложение получше? Предлагаешь отнести весь этот бабский хлам в стерильную комнату и рассматривать под микроскопом? — он снова стал ехидным наглецом, но меня, как ни странно, это больше не раздражало.

— Нет, но, знаешь, сюда стали заходить посетители и не хотелось бы заниматься подобными вещами у всех на виду. Пойдем в кухню.

— Как скажешь, мисс Марпл.

— Неужели ты знаком с творчеством Агаты Кристи? — съязвила я.

— Мать смотрела сериал, — Илья взял коробку и направился за мной на кухню.

— Ну конечно, как я могла подумать, что ты читаешь книги...

Мы стали раскладывать Маринины вещи на разделочном столе, их оказалось действительно немного: лосьон для тела, тюбик которого торчал из коробки, одна замшевая перчатка, бесцветный лак для ногтей, почти пустой флакон дорогих духов, две помады, шарф, дисконтная карта магазина косметики и...

— О боже... фу! Убери это немедленно! — поморщилась я, глядя на маленькие кружевные трусики.

— Я взял все!

— Нижнему белью не место на кухонном столе!

— Они чистые. Были в стирке, когда Маринка собиралась.

— Больше ничего? Может быть, блокнот, или визитница, или книга, на полях которой что-нибудь написано?..

— Точно Марпл... Живешь в прошлом веке. Маринка все записывала в телефон. Если честно, я сам надеялся, что найду что-нибудь стоящее, а на деле нам это никак не поможет. Или ты что-нибудь замечаешь необычное?

— Ну давай посмотрим. Это очень дорогие духи, помады тоже. Далеко не всякая девушка может себе такое позволить...

— У нее был хороший оклад на заводе. Она могла себе покупать такие штучки.

— Хм... тогда зачем бы ей понадобились деньги? Срочно и такая сумма...

— Ты о чем?

— Илья, послушай, вчера я не сказала тебе, потому что... ну не знаю, не хотела причинить тебе боль, да и не думала, что ты серьезно настроен искать со мной правду. Ты прав, я выяснила, куда и зачем ездила Марина.

И я рассказала Илье о Павле Богомолове, но моя искренность не была следствием доверия. Наоборот: я вспомнила слова Игоря о том, как мой отец относился к Илье. Если он был причастен к смерти Маринки, если сделал это из ревности, то известие о ее связи с Богомоловым не станет для него ударом... Либо Илья ничего не знал, либо был отличным актером.

Он сжал руки в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Его карие глаза вмиг стали черными. Губы сжались в одну тонкую линию. Я была готова к тому, что он сейчас разнесет к чертям всю кухню, но вместо этого... он шмыгнул носом, а его глаза увлажнились. Илья немедленно отвернулся, но я видела, что он был готов заплакать.

— Твою мать, Маринка! Куда же она влипла?! Черт! Почему она мне не сказала?! Какого черта спуталась с этим?! — он резко повернулся и схватил меня за руку. — Почему она пошла к нему и опустилась до шантажа, когда я бы мог дать ей эти деньги? Мне одобрили кредит, я бы мог отдать все ей?!

— Я так поняла, что речь шла об очень большой сумме, — нерешительно начала я. — Марина говорила, что даже если продаст квартиру, ей не хватит этих денег.

— Но что случилось?! Зачем ей столько денег?!

— Я не знаю, Илья! Поверь, я даже представить не могу на что они Марине, если у нее была зарплата, на которую она покупала Chanel и Dior, а потом легко их забывала. У твоей бывшей что-то случилось. Что-то очень серьезное. По какой-то причине она не могла тебе этого сказать...

— А надо было... Тогда она могла бы быть жива, — Илья наконец отпустил меня, опустился на табурет и закрыл лицо руками. Мне стало так его жаль, что захотелось до него дотронуться, погладить по голове, как-то успокоить. Я протянула руку, но не решилась его коснуться.

— Мне очень жаль, что так вышло. Правда, — я опустилась перед ним на корточки и постаралась заглянуть ему в лицо. — Прости, что вчера тебе ничего не рассказала, и прости, что вывалила это на тебя сейчас вот так. Наверное, мне бы следовало быть деликатнее...

— Как можно деликатнее сказать, что твоя невеста, которую ты до сих пор любишь, как последний осел, влипла во что-то, но не доверилась тебе, а решила переспать с другим, а потом его этим шантажировать?! Хм... забавная ты, Лина.

— Я...

Я не договорила, в зале послышался звонок над дверью. Кто-то пришел в пекарню, и я была этому рада. У меня появился предлог ненадолго оставить Илью.

— Прости, мне нужно посмотреть, кто там. Я обслужу гостя и вернусь.

Выйдя в зал, я никого не увидела. Может быть, решили, что пекарня не работает, раз меня не оказалось за стойкой... Теперь мы снова остались с Ильей наедине. Я подумала, что лучше несколько повременить, прежде чем к нему вернуться — пусть немного придет в себя. На всякий случай я решила закрыть пекарню, направилась к двери и заметила на полу небольшой конверт, в котором лежало нечто выпуклое. Слишком подозрительно... Может быть, и вовсе не стоит к нему прикасаться? Уж точно не брать голыми руками, и я пошла на кухню за перчатками.

— Кто там? — спросил Илья, когда я вошла.

— Почтальон, — ответила я и достала пару виниловых перчаток, в которых обычно укладывала начинку в пирожки.

Илья больше ничего не стал спрашивать, он просто встал и направился в зал вслед за мной. Когда мы подошли к конверту, он взял у меня перчатки и попытался натянуть одну на свою руку... не вышло.

— Это эска... Тебе надо на пару размеров больше, — заметила я.

— Да и к черту.

Он засунул обе перчатки в карман спортивных штанов и взял конверт голыми руками. Я хотела возразить, но не успела, Илья разорвал бумагу и заглянул внутрь.

— Мать ехидны за ногу! Это еще что такое?! — выругался он и скорчил такую физиономию, будто увидел нечто крайней степени противности.

— Илья, что там?!

— Принеси какую-нибудь бумагу... ну, там, на которой печешь. Давай, скорее...

Я принесла из кухни лист пергамента. Илья был в туалете, он опустил крышку унитаза, застелил его бумагой для выпечки и аккуратно извлек на него содержимое... Это была дохлая крыса, во вспоротом брюшке которой лежала свернутая записка.

— Дай перчатки, — сказала я. Илья недоверчиво взглянул на меня, но не стал спорить и протянул перчатки.

Аккуратно, превозмогая рвотные позывы, я достала и развернула записку:

«Остановить сейчас, иначе будет поздно»