⚜ Оскар ▫ Ричард ▫ Видегрель ▫ Садис⚜

1

***

Возвращаясь домой после деловой встречи, Оскар не находил себе места от беспокойства.

Он обещал Ричарду, что все его дела займут от силы два часа, а на деле задержался чуть ли не до обеда. И теперь, когда Оскар не смог дозвониться домой, он буквально умолял таксиста сделать что-нибудь с пробками и ехать быстрее.

К сожалению, водитель не обладал способностями супергероев, и не смог заставить бесконечную очередь из машин сдвинуться с места. Поэтому, последние два квартала до дома Оскар шел пешком, думая лишь о том, как вывести Дика из ужасного состояния депрессии, в которую парень загнал себя после происшествия в клубе.

Терзающее Ричарда чувство вины не давало покоя и Оскару. Мужчина уже не раз мысленно обзывал себя ублюдком за то, что заставил любимого человека пойти на нелегкое испытание, но изменить ничего не мог. А как исправить сложившуюся ситуацию, попросту не знал. Это выматывало. Заставляло чувствовать себя беспомощным и бессильным. Заставляло сомневаться в правильности принятых решений и совершенных действий. А еще... бояться. До замирания сердца бояться потерять Ричарда.

Вернувшись домой, Оскар ожидал увидеть Дика сидящим на диване и упрямо смотрящим в стену, или в постели, с таким же пустым безразличным взглядом. Но явно не того, что парень снова напьется до беспамятства, да еще и до кровати дойти не сможет.

- Дик... – шумно выдохнул Оскар, наспех стащив с себя пальто, и быстро подошел к спящему на полу парню, приподнимая его и вглядываясь в бледное лицо.

Ричард дышал глубоко и ровно. Глаза его быстро двигались под плотно сомкнутыми веками, а искусанные губы сжимались в тонкую бледную линию. Кожа парня была такой холодной, словно он спал на открытом ветру. А рядом с ослабевшей рукой лежала пустая бутылка из-под виски.

- Сколько же ты выпил? - спросил Оскар у Ричарда и, подхватив его под руки, отволок на кровать, где раздел и укрыл двумя одеялами, чтобы тело поскорее согрелось. После чего снял с шеи Ричарда цепочку с обручальным кольцом и спрятал ее в карман.

Дик слабо запротестовал, пытаясь оттолкнуть руку Оскара от своей головы, а потом изменил свое решение и притих, блаженно улыбаясь от легкого прикосновения пальцев к своей коже.

- Какой же ты еще ребенок, Дик, - тихо проговорил Оскар, целуя парня в висок и перекладывая его голову со своей руки на подушку. - Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Но надеюсь, ты найдешь в себе силы простить меня.

***

Головная боль пронзила виски Ричарда задолго до того, как сознание прояснилось. В бесконечном мраке, в бредовых видениях, в запутанных лабиринтах «правильно – паскудно» единственной реалией была боль.

Тупая пульсация рождалась в затылке и расползалась по всей голове, отчего казалось, будто кто-то надел на него металлический шлем, и со всей дури лупит по нему кувалдой.

Тело было слабым и непослушным, похожим на огромный кусок бесполезного дерьма, вялого и, кажется, уже ни для чего не пригодного. А еще было ужасно жарко и как-то неестественно тесно и тяжело.

Но, несмотря на неудобство и дискомфорт, открывать глаза Ричарду не хотелось. Да и зачем? Для чего все это нужно? Чтобы в очередной раз вспомнить? Чтобы в который раз попытаться понять и не найти даже толики логики во всем, что произошло?

И все же... веки приподнялись.

Затянутое тучами небо, краешек которого был виден в зазоре между неплотно задернутыми шторами. Капли осеннего дождя, стекающие по стеклу. Сумрак, царящий в комнате, и громкое, просто оглушительное тиканье настенных часов.

Жизнь продолжалась. Вот только Дику совсем не хотелось жить.

Глубоко вздохнув, Ричард несмело пошевелился. Поворочался, пытаясь выбраться из тяжелого плена одеял, но вскоре вновь укутался в кокон и, закусив губу, повернулся на бок, чтобы тут же зажмуриться, встретившись с пристальным взглядом холодных, подобных заиндевевшим озерам, глаз.

- Не смотри на меня так, будто я один во всем виноват, - пробурчал Дик озлобленно. - Не смей обвинять меня еще и в этом преступлении! Не смей!

Оскар, который терпеливо ждал пробуждения своего вредного, капризного и такого ранимого возлюбленного, протянул руку и погладил его по взъерошенной макушке, которая торчала из вороха одеял.

- Дик... - проговорил он тихо, с сожалением в голосе, - не терзай себя. Вся ответственность на мне. Мне жаль, что пришлось так поступить. Но я не мог допустить, чтобы Ксандр убил ее. То, что произошло в клубе...

Ричард мучительно застонал, и Оскару пришлось оборвать свою речь, чтобы не усугублять и без того непростую ситуацию.

- Я не хочу об этом думать! Не хочу!!! - выкрикнул Дик, и губы его задрожали. - Вы с Ксандром два бесчеловечных ублюдка!

Он резко вскочил и чуть не упал с кровати, запутавшись в одеялах.

- Вы!.. Вы!.. Лицемерные твари! Вы все уши мне прожужжали о том, как ужасно я поступил с Тилем. Вы оба ненавидите меня за это. Но что в итоге? Вы заставили меня сделать то же самое! Для чего? Зачем? Чтобы была новая возможность свалить всю вину на меня? Для этого?!

- Нет, не для этого, - ответил Оскар и, приподнявшись, поймал парня за руку.

Дик все еще был немного пьян, и алкоголь развязал его язык, наконец-то, заставляя высказаться, и излить все, что ядовитыми иглами застряло в его сердце.

- Я очень сожалею о том, что мне пришлось просить тебя о подобной услуге, - твердо сказал Оскар. - Но Кайра больше никому не доверяла. Я знаю, что вы с ней были близки. Мне очень жаль, что именно тебе пришлось привести ее туда. Но иначе у нас ничего бы не вышло.

Глаза Ричарда защипало. Не то, чтобы он так уж тепло относился к Кайре, но...

- Я ведь нихрена не убийца, Ос! - простонал парень, пряча лицо в ладонях. - А она... да, она сука. Да, она мразь и тварь. Но она живой человек. Живой! И чем же мы теперь от нее отличаемся? После всего этого... Чем?

Оскар молчал и ничего не отвечал. И это молчание было подобно приговору.

- Не знаешь? А вот я знаю, – просипел Ричард, тяжело сглатывая. - Ничем. Совершенно ничем. Мы точно такие же, как и она. Мы отдали человека на заклание. Просто так. Ради развлечения. Ради удовлетворения своей гордости и ЭГО. Впрочем, тебе ведь не понять, да? Стоять в стороне всегда очень удобно.

Дик скинул с себя одеяла и встал с кровати. Пошатнулся немного, но быстро выровнялся и направился в гостиную.

Ему хотелось дышать. Хотелось просто дышать и не думать о том дерьме, в котором он умудрился искупаться дважды. Но горло сдавливало так, что делать вдохи было смертельно сложно.

Оскар поднялся с кровати и последовал за Ричардом, понимая, что оставлять его одного сейчас ни в коем случае нельзя.

- Вообще-то, мне тоже было тяжело, – признался Ос. - Если бы Кайра доверяла мне, я бы сделал это сам. Но, увы! Она знала, на что я способен, и не подпустила бы меня к себе. Дик...

Оскар взял парня за руку, но тот раздраженно вырвал свою ладонь и отошел к стене, а потом и к окну.

- Ты никогда не сможешь простить меня за это, да? - спросил Оскар, снова приближаясь к Ричарду. - Я причинил тебе боль. Я знаю, что ты не понимаешь, для чего все это было нужно, но... ты не видел их. Не видел Ксандра и Тиля. Не видел, как они оба умирали, медленно убивая себя. Я не прошу понять меня, Дик. Я прошу, чтобы ты попытался меня простить. Я очень тебя люблю...

Оскар подошел к парню ближе, сжал ладонями его плечи и спрятал лицо в его растрепанных волосах, наслаждаясь их ароматом и полной грудью вдыхая родной, любимый запах.

От теплых и нежных объятий Ричард болезненно поморщился.

- Да при чем тут ты? – сдавленно спросил он и закусил губу. - Я себя простить не смогу. Себя! За Тиля, за нее!.. я убил их.

Дик резко повернулся к Оскару и с ненавистью выкрикнул:

- Ты понимаешь это или нет?! Я! Их! Убил! Не ты, не Ксандр, а Я! И мне с этим жить. Так что не надо тут разглагольствовать о том, как мне хреново. Ты не можешь этого знать!

- Ты не убивал Тиля. В его смерти нет твоей вины! Уж точно не больше, чем Ксандра или моей. - Оскар схватил Ричарда за запястья и притянул к себе, вглядываясь в его искаженное злостью лицо. - Мы должны были это сделать. Должны были избавиться от нее. Ей доставляло удовольствие играть с нами. Она не отстала бы. И в итоге я нашел бы тебя со вспоротым животом или перерезанным горлом. Думаешь, я мог это допустить?! Думаешь, меня волнуют душевные терзания, когда дело касается тебя?! Да если будет нужно, я убью всех и каждого, кто посмеет мешаться у нас под ногами! Да, я воспользовался тобой. Заставил это сделать. И заставил бы еще раз! Я сделал бы что угодно, лишь бы эта сука сдохла, но перед тем испытала все то, на что обрекала других! Я не колеблясь вскрыл бы ей горло собственными руками. Но это была бы слишком легкая смерть, которую эта тварь не заслужила!

- Да, ты смог бы. - Нервно и зло усмехнулся Ричард. - Вот только делать это пришлось мне. Одному! Знаешь, о чем я думал последние несколько недель?

Оскар покачал головой и насторожился, но Дика уже понесло.

- Я думал «зачем»? Для чего все это нужно? Кому все это нужно? Я много чего передумал. И я не хотел, чтобы она туда шла. Не хотел! Потому что понял, что на самом деле у меня, кроме нее, никого не осталось. Никого!

Оскар шумно выдохнул сквозь ноздри и сжал руку в кулак. Очень сложно было сдержать гнев и ревность, но он понимал, что Ричард во многом прав. Если хотел убить, надо было идти и убивать самому, никого не впутывая. Ксандра-то он от непоправимой ошибки спас, а Ричарда подставил. Они избавились от Кайры, но Тиля это не воскресило. Ксандр нашел себе новую любовь. Да и Тиль перед смертью начал забывать о том, что с ним случилось.

Тогда зачем?

«А черт его знает?!» - пронеслось у Оскара в мыслях. – «Просто нужно было сделать хоть что-то. А в тот момент ничего более разумного на ум не пришло».

- Надо было просто сказать... в клубе, - глухо отозвался Оскар, не в силах подавить ноющую боль в груди. - Надо было сказать мне, что ты выбираешь ее и хочешь уйти вместе с ней. Вас бы отпустили. Я не позволил бы, чтобы тебе причинили боль. Уже ничего не отмотаешь назад, знаю. И за это тоже прости. Я должен был понять, что ты к ней неравнодушен прежде, чем впутывать тебя в это. Я идиот. Слепой идиот...

- Это правда. Ты идиот! - обиженного проговорил Дик и болезненно ткнул в грудь Оскара пальцем. - Слепой, долбанутый на всю голову кретин, который не видит очевидного. Я ушел с тобой. И это был мой выбор! Но до всего этого... где ты был? Прятался? Не хотел марать свои рученьки? Очень выгодная позиция, не правда ли?

- Дело не в этом. - Оскар отвел от Ричарда взгляд и уставился в стену. - Я прятался не от ответственности.

- А от чего тогда? - язвительно поинтересовался парень.

- Я не мог видеть тебя рядом с ней. Если бы увидел...

Оскар сделал успокаивающий вдох, глубокий до головокружения, и продолжил:

- Я мог не сдержаться. Мог все испортить. Мог подойти и забрать тебя у нее. А еще... мог убить ее. Боже, мне еще никогда и никого не хотелось ломать по косточкам, чтобы слушать, как из горла вырывается мучительный вой. Как трещит, лопаясь, кожа и плоть. Дик, я хотел остаться в клубе и смотреть.

Оскар закрыл глаза ладонью и надавил на них, прогоняя страшные видения.

От упоминания страшного происшествия Ричарду сделалось дурно, и он зажал рот ладонью. Подступившая к горлу тошнота рвалась наружу, но парень невероятным усилием воли сдержал ее.

Он слышал крик Кайры. Слышал его очень отдаленно, но от этого не менее отчетливо. И вот теперь, когда вспомнил, ему стало до головокружения плохо.

- Мы такие ублюдки, - тяжело выдохнув, сказал Ричард хрипло, и устало опустился на диван.

Его вновь начал бить озноб, и он не знал, как с этим справиться.

- А ведь я думал, что ты меня бросил.

Дик привычно вскинул руку к груди, но не нашел там своего спасительного амулета.

- Где оно?! - с паникой спросил он, вскакивая с дивана. - Где кольцо?! Ты...

Парень с ужасом уставился на Оскара.

- Ты забрал его?

- Да, - Ос достал кольцо из кармана и показал Ричарду. - Почему ты подумал, что я тебя бросил? Я ведь предупреждал, что мы не сможем видеться и общаться, чтобы эта змея ничего не заподозрила.

- А что бы подумал ты? – Дик выхватил цепочку с кольцом из рук парня и, сжав драгоценность в кулаке, прижал его к груди. - Что бы подумал ты, если бы я исчез из твоей жизни на несколько месяцев, просто сказав при этом: «Ты тут потуси с ней немного. А я от тебя отдохну пару тысячелетий. Но помни, это для общего блага во имя почивших предков».

- Я бы подумал, что ты снова капризничаешь и хочешь меня за что-то наказать, - спокойно ответил Оскар. - Что касается меня, я никогда тебя не брошу. Я... ну прости меня, Дик! Что мне сделать, чтобы ты успокоился? Я совершил ошибку. Много ошибок... и отправить тебя к ней была самой безумной из них.

- Извиняйся теперь. - Обиженно поджал губы Ричард.

Как же он соскучился по всему этому, как же он невероятно скучал по таким вот идиотским ссорам и перепалкам. Как сильно он тосковал по своему холодному и безэмоциональному Оскару.

- Каждый день. По семь раз. Не меньше! В течение года. Вот.

- Хорошо. Как скажешь, - согласился Оскар, прекрасно понимая, что одними извинениями не отделается, и Дик ему еще припомнит этот случай много-много раз.

Впрочем, в искупление вины, он готов был выслушивать обвинения в свой адрес хоть по сто раз в день.

Приблизившись к Ричарду, Оскар обнял его и тепло улыбнулся.

- Прости меня, Дик, - вкрадчиво попроси он. – Я поступил с тобой как последний ублюдок. Но больше не совершу такой ошибки, обещаю.

Ричард фыркнул, словно говоря: «Не верю ни единому слову», и Оскар попросил:

- Отдашь мне кольцо на минуту?

Ричард насупился. Он слишком ревностно относился к этому кольцу и оберегал его как зеницу ока. Поэтому даже сама мысль о том, что его могут отнять, вселяла в парня какой-то первобытный, неконтролируемый ужас.

Несколько мгновений Ричард колебался, стискивая кольцо в своем кулаке так сильно, что его края больно впивались в кожу, а потом, сделав глубокий вдох, нехотя отнял руку от груди и, протянув ее Оскару, медленно разжал пальцы, при этом опасливо косясь на парня.

Золотой ободок лег на ладонь Оскара, а сверху, свернувшись как змея, опустилась цепочка.

- Прости, Дик, но я не могу позволить тебе носить его на шее, - сказал Оскар, осторожно снимая кольцо с цепочки, - мы не расстались, не разведены, и я еще не умер. Поэтому, пожалуйста, верни его на палец, и больше никогда не снимай, даже по моей просьбе.

Оскар взял руку Ричарда в свою, и снова надел кольцо ему на палец. А потом обнял парня и, приподняв его над полом, понес в кровать.

- Лучше сразу мне морду набей, если я попрошу тебя сделать то, что тебе не нравится, - предложил Оскар. - В следующий раз останови меня. Не дай совершить очередную глупость.

- А можно с разбега и ногой? - тихонько спросил Ричард, обнимая Оскара за шею, и пряча лицо у него на плече, чтобы не было видно слез, покатившихся по его щекам.

Слова Оскара, его действия, да и просто близость парня ломали возведенные в душе Ричарда бастионы, вновь делая его ранимым и уязвимым ко всему на свете.

- Можно, - разрешил Оскар, укладывая Дика на кровать и нависая над ним, - ты можешь делать со мной все, что хочешь.

- Можно, даже если я буду каждый день проворачивать нечто подобное? Ну, в качестве компенсации за моральный ущерб.

- Давай, - согласился Ос, окончательно обездвиживая Ричарда тяжестью своего тела. - Можешь бить меня, сколько захочешь, - проговорил он тихо, сжимая ладонями лицо Дика.

И, блаженно зажмурившись, Оскар поцеловал любимые губы, от которых все еще пахло алкоголем.

Как же он соскучился по Ричарду! По его капризам, по его жаркому, сексуальному телу. И по открытой ранимой душе, в которую хотелось проникнуть так глубоко, чтобы уже навсегда, пока не остановится сердце и не замрет дыхание.

- Можем даже поиграть во что-нибудь гадкое, - предложил Оскар, начиная дразнить Ричарда, вжимаясь коленом в его пах. - Можешь связать меня. - Он закинул руки парня вверх и припал губами к его шее. - Можешь избить меня до потери сознания. Только не бросай меня. Никогда меня не бросай...

- Вообще-то, это ты меня вечно бросаешь, - лениво возразил Дик, прогибаясь навстречу жарким ласкам, по которым так истосковался. - Но если ты выкинешь что-то подобное еще раз, я испоганю твою стабильную жизнь так сильно, что ты взвоешь от отчаяния. Понял меня?

Ричард высвободил руки из хватки Оскара и, впившись пальцами в его отросшие за последнее время волосы, сказал:

- Я не шучу, Ос. Клянусь, я превращу твою жизнь в такой ад, что даже поступки Кайры тебе покажутся ангельскими шутками.

- Я понял. - Кивнул Оскар покаянно. - Я все понял. И еще... прости меня. Семь раз прости... это, чтобы уже не отвлекаться.

Он отстранился, чтобы снять с себя одежду, и проговорил:

- Сегодня не будет нежно, дорогой. И за это тоже прости.

Оскар перевернул Дика на живот, наваливаясь сверху, и потянулся к тумбочке за смазкой. Несколько минут разрабатывал парня пальцами, а потом, изнемогая от желания, приставил член к его анусу, и толкнулся вперед.

Оскар часто задышал, заполняя Ричарда собой, и на мгновение замер, пережидая волну подступившего экстаза, чтобы не опозориться и не кончить в него уже через пару толчков.

- Я так скучал по тебе, - признался Ос, просовывая руки под живот Ричарда и крепко обнимая его. - Я думал о тебе каждую минуту. Было очень сложно не трогать себя, вспоминая о тебе. Но я терпел. Тебя никто и ничто не заменит. Ты самый сладкий, самый желанный человек, которого только можно было встретить.

Он пробрался ладонью к члену Ричарда и крепко сжал его, начиная несильно сминать и одновременно толкаться в парня.

- Я люблю тебя, - набирая темп, Оскар впился зубами в плечо Дика и зажмурился, давая себе наставление не кончать раньше него.

Тянущая боль, пронзившая тело, ослепила Дика вспышками ярких алых кругов. Парень до крови закусил губу, но ни звуком, ни действием не выдал своего состояния. Он слишком соскучился по Оскару. Он слишком сильно по нему скучал, чтобы отталкивать. И он жаждал его ласк. Пусть вот таких несдержанных и грубых, пусть таких животных, но сконцентрированных только на нем. К тому же Ричард был уверен, что уже совсем скоро удовольствие сотрет болезненную гримасу с его лица и заполнит собой каждую клеточку его тела.

- И я... - шумно выдохнув, сказал Дик, подаваясь назад, навстречу движениям Оскара. - И я... люблю тебя. Больше жизни... больше всего на свете.

Оскар улыбнулся. Большего ему и не нужно было. Только любовь этого человека. Такая вот капризная и вредная любовь, за которую и жизнь отдать не жалко.

Вот только слишком опрометчивые признания привели к тому, что Оскар громко застонал и, вжавшись в Ричарда, кончил в него. Впрочем, после нескольких месяцев разлуки подобная разрядка была неполной, и буквально через минуту Дик уже лежал на спине, а Оскар медленно двигался в нем, целуя сухие губы, ловя стоны и шепот, с головой окунаясь в ощущение полного единения, и понимая, что только так он и может быть счастлив. Рядом с этим человеком... в объятиях его нежных рук.

Ричард был счастлив. Впервые за очень долгое время он, наконец, смог забыть об ужасе, царящем в его сердце и отдаться во власть любви.

Страсть и порывистость сменились упоением и негой. Медленные движения, ласковые слова, нежность в каждом жесте и в каждом вдохе.

Дик плавился от этой любви. Стекал по любимым пальцам воском сгорающей в пламени свечи. И молился, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались.

После они с Оскаром еще долго лежали рядом друг с другом, обнимаясь и думая каждый о своем. Но Ричард был уверен, что их мысли во многом схожи. Он искренне верил в то, что минувшая разлука была последней в их истории. И что теперь никто и ничто не сможет заставить их отречься друг от друга, даже во имя каких-то там великих целей.

Пусть этот мир катится к черту, пусть все катятся в бездну. Что бы ни случилось в будущем, он больше не отпустит Оскара. Никогда и ни за что. Даже если ради этого ему придется умереть.

2

***

Боль странная штука. Она либо делает человека сильнее, либо размазывает его как букашку, превращая в сгусток отвратной слизи. Срывая приросшие к коже маски, она обнажает душу и выворачивает ее наизнанку, заставляя переродиться или умереть.

Вот только это не всегда работает. Человеческий страх сильнее боли. Страх за семью, за близких и любимых людей, словно вырабатывает к мучениям иммунитет и не позволят сломаться под натиском изощренной пытки.

Глядя на кровавое месиво, в которое под хладнокровными и отточенными ударами Алана превратилось лицо предателя, Видегрель задавался вопросом: что именно заставляет этого человека молчать? Принципы? Глупость? Верность? Или все же страх перед силами куда более могущественными, чем стальной кулак палача?

Вариантов было множество, но Видегрелю почему-то хотелось верить в последнее.

Допрашивать ставшего куском мяса человека больше не было смысла, и Видегрель жестом попросил Алана остановиться. После чего, тяжело поднявшись со стула, тихо произнес:

- Надеюсь, причина твоего молчания стоит того. - И кивнув охранникам, которые все это время стояли у двери, добавил: - Приберите тут.

Мужчины переглянулись и направились к полуживому человеку. Подхватили безвольно обвисшее на их руках тело и потащили к выходу, на ходу о чем-то негромко переговариваясь.

Дождавшись, когда забравшуюся в закрома клуба крысу выволокут, Видегрель шумно вздохнул и тут же начал заваливаться в бок. Перед глазами мужчины стремительно темнело, а внутренности скрутило таким болезненным спазмом, что стало трудно дышать.

Наверное, он безвольной тряпкой грохнулся бы на пол, растянувшись на бетонных плитах, но Садис успел подхватить его под руки.

Из горла Видегреля вырвался невольный вскрик, который звонким эхом отразился от стен и повис в воздухе, а в следующий миг окружающий мужчину мир погрузился в спасительную тьму.

Садис удержал Видегреля на весу, и тут же отнял руку от его груди, ощутив теплую липкую влагу на своей ладони.

- Похоже, рана открылась, - проговорил Алан со знанием дела. - Надо отнести его в кровать и наложить швы.

Садис согласно кивнул и, подхватив Видегреля, поднял его на руки.

Бесчувственное тело было очень тяжелым. Нести его вверх по лестнице оказалось нелегкой задачей, но Садис уверенно шел вперед, думая лишь о том, что нужно действовать как можно быстрее.

Уже у кабинета Видегрель пришел в себя и, тихо застонав, посмотрел на Садиса затуманенным от боли взглядом.

- Это было смело, но глупо, - проговорил мужчина, втискиваясь вместе с Видегрелем в услужливо открытую Аланом дверь и быстрым шагом направляясь к спальне. - Ты должен был остаться в больнице.

Садис уложил Видегреля на кровать и обеспокоенно прикоснулся ладонью к его мокрому лбу.

«Только бы обошлось без температуры», - подумал он.

Но это были безнадежные чаяния. Открытая рана подразумевала воспаление, а воспаление нагоняло температуру в два счета. Что и происходило в данном случае.

- Надо вызвать скорую, - снова заговорил Садис обеспокоенно. - Тебе необходимо вернуться в больницу.

В голосе Садиса было столько тревоги, сколько Видегрель не слышал за последние полгода.

«Неужели, чтобы увидеть в его глазах столько невысказанного отчаяния и безграничного волнения, мне надо было непременно нарваться на киллера?» - со странной тоской подумал Видегрель, но тут же отмел эту пагубную мысль.

- Как только я окажусь в больнице, всех убьют, - тяжело дыша, констатировал он, откидывая голову назад и делая осторожный вдох. - Ты знаешь это не хуже меня, и все равно предлагаешь мне рискнуть столькими жизнями? Нет...

Видегрель покачал головой и попытался сжать руку Садиса, но сил не осталось, и он только скользнул пальцами по большой горячей ладони любовника.

- Это всего лишь рана. Ее просто надо заштопать и все, - выстонал Видегрель.

- Если дадите мне аптечку, я справлюсь с этим в два счета, - будничным тоном предложил Алан.

Садис колебался лишь мгновение, думая, стоит ли вызвать скорую, или все-таки лучше позволить Видегрелю действовать так, как он считает нужным. Но, так и не отыскав правильного решения, просто покачал головой и направился прочь из спальни, бросив на ходу:

- Это твой клуб и твоя жизнь. Поступай, как знаешь.

Видегрель прикрыл глаза и поджал губы.

Видимо, этот конфликт никогда не будет разрешен. Видимо, всё всегда будет заканчиваться гулкими шагами, да громким биением сердца в оглушительной тишине прощания.

- Делайте что должно, Алан, - через несколько мгновений проговорил Видегрель, впервые радуясь тому, что влагу на ресницах можно оправдать своим плачевным состоянием. - Аптечка... где-то там...

Он неопределенно махнул рукой и сжал зубы, когда новая волна боли прострелила всю левую часть его тела.

Алан кивнул и, уже было собрался идти на поиски медикаментов, но тут же отступил назад, впуская в комнату господина Эйгерта.

- Пришлось идти за аптечкой в спальню одного из парней, - проговорил Садис, протягивая Алану красную коробочку с белым крестом на крышке.

А после подошел к кровати, сел рядом с Видегрелем и открыл бутылку с минеральной водой.

- Ты должен сейчас же выпить обезболивающее, - не терпящим возражения тоном сказал Садис. – Зашивать рану будет мучительно, ты даже не представляешь себе насколько.

Он поднес ко рту Видегреля продолговатую капсулу. И когда тот послушно приоткрыл губы, Садис положил обезболивающее ему на язык, и дал напиться воды.

Подгоняемая водой, капсула скользнула по языку и провалилась в пищевод, оставив после себя неприятный горько-сладкий привкус, и Видегрель постарался расслабиться.

- Я думал, ты ушел, - хрипло сказал он, глядя затуманенным от слабости взглядом в размытое лицо любовника. - Я думал... что ты ушел...

Он скользнул пальцами по рукаву пуловера Садиса и, что было сил, сжал тонкую ткань.

- Не делай так больше. Не...

Договорить мужчина не успел.

Острая игла проткнула кожу, и в этот момент Видегрелю показалось, что его с головой окунули в кипящее масло.

Боль была настолько резкой и сильной, что слова застряли в горле мужчины, а перед глазами начало стремительно темнеть. Но уже через вдох очередная вспышка боли вернула его из краткого забытья, лишь для того, чтобы повергнуть в самое настоящее пекло.

Алан не церемонился со своей «жертвой». Пока Садис поил Видегреля лекарством, мужчина ловко срезал бинты ножницами и, соединив края кровоточащей раны, начал с методичностью опытного полевого хирурга «штопать» живую плоть.

Видегрель уже не сдерживал стоны и болезненные вскрики. Выгибался, неосознанно пытаясь уйти от пытки, из-за чего Садису пришлось прижать его к кровати, пока мучительная процедура не завершилась.

Закончив шить, Алан быстро обработал рану и наложил на нее свежую повязку. И, извинившись за то, что пришлось причинить боль, ушел мыть руки.

Видегрель лежал на кровати бледный и едва живой. Щеки его были мокрыми от слез, кожа блестела от пота, а грудь порывисто вздымалась и опадала, словно ему было трудно дышать.

Садис же молчал. Перебирал пальцами кончики длинных волос любовника, разметавшихся по покрывалу, и думал о том, что, к сожалению, никакие его слова или действия не помогут Видегрелю справиться с терзающей его болью.

Было бы лучше вызвать скорую. Было бы лучше, если бы он сам не вел себя в последние месяцы как равнодушный ублюдок. Возможно, многих бед можно было бы избежать. Ведь Видегрель, несмотря на всю свою утонченность и добродушие, оказался крепким человеком. Не сломался под ударами судьбы, а, наоборот, словно воспрянул духом, как выбравшаяся из кокона бабочка. Пока еще это была очень слабая бабочка. С помятыми крыльями и ошалелым видом. Но очень скоро крылья выровняются, являя миру картину истинного совершенства.

Полежав немного без движения, Видегрель начал понемногу приходить в себя. Веки его дрогнули, роняя взбухшие на ресницах слезы на бледные щеки. Губы выдохнули стон, а потом и невнятные слова.

Садис склонился над любовником и, сжав ладонь его здоровой руки, сказал негромко:

- Все образуется. Твой новый телохранитель знает свое дело. Скоро боль уйдет, и ты сможешь отдохнуть. Через неделю ты уже забудешь об этом дне. Вот увидишь... эта боль не навсегда.

«Не навсегда».

Как бы Видегрелю хотелось в это верить. Как сильно хотелось верить в то, что все успокоится и наладится, что дорогие сердцу люди всегда будут рядом. Вот только он знал, что все это только слова.

- Я верю тебе, - прикрывая глаза и целуя Садиса в запястье, слабо проговорил мужчина. - Я тебе верю. Побудь со мной. Не хочу оставаться в одиночестве. Не хочу... это слишком страшно.

Садис стер большим пальцем влажную дорожку со щеки Видегреля и примостился рядом с ним, показывая, что уже никуда не намерен сегодня идти.

- Говоришь так, словно собрался умирать, - невесело хмыкнул он. - Но я не отпущу тебя, так и знай. Ни на тот свет, ни куда-либо еще. Я был жесток с тобой. Несправедливо жесток. Думал, что таким образом смогу уберечь тебя от подобной ситуации. Думал, смогу убедить тебя бросить этот род занятий...

Видегрель хотел было что-то сказать, даже призвал на помощь все свои силы, но Садис не позволил ему, приложив к дрожащим губам указательный палец.

- Тебе больше не нужно отстаивать свою точку зрения передо мной. Я сдаюсь. Не хочу потерять тебя из-за собственного упрямства. Только позволь тебе помочь. В клубе бардак. Позволь мне заняться этим. Ведь я, как никто другой, умею наводить порядки. И мне очень этого не хватает.

- Соскучился по колледжу? - спросил Видегрель, слабо улыбаясь, ведь Садис и сам не понимал, насколько ему нравилась работа у Айзека.

А Видегрель видел. Видел тоску в глазах Садиса, которую тот так умело прятал за раздражением и злобой. Видел его голод, да только все как-то вкривь да вкось пошло...

- Здесь тоже колледж. Почти такой же... и этим ученикам очень не хватает хорошего воспитателя.

- Значит, ты не будешь против моего вмешательства? - на всякий случай решил уточнить Садис.

И Видегрель слабо покачал головой, соглашаясь на невысказанную просьбу мужчины.

Губы Садиса тронула улыбка. Он осторожно просунул руку Видегрелю под голову, лег на подушку и проговорил:

- Даже в организации вне закона должен быть определенный свод правил, который поможет структурировать работу отдельных групп людей...

Тихий, монотонный голос мужчины успокаивающим бальзамом проливался на истерзанную душу Видегреля. Голова его тяжелела, мысли путались с речами Садиса, превратившись в сумбурную кашу, в которой то и дело всплывали обрывки занудных, но таких привычных рассуждений.

- ... не о чем беспокоиться. Теперь тебе не придется расхлебывать все это одному. Прости, что был таким бараном. - Прохладные губы коснулись горячего лба. - Прости, что осознал свое скотское поведение только сейчас.

«Мы все совершаем ошибки. Совсем не ценим то, что у нас есть. Обижаем тех, кто нас любит, и кого любим мы сами. И лишь потеряв, осознаем, как сильно ошибались».

Видегрель хотел сказать все это Садису. Хотел уверить его в том, что понимает его чувства. Хотел сказать, что извиняться не за что, но язык уже не ворочался.

Истерзанное сознание, убаюканное спокойным голосом Садиса, засыпало, погружаюсь в теплую негу уже совсем непонятных слов. И лишь одна мысль бойким мотыльком порхала у гаснущей искорки сознания.

«Садис рядом. Он рядом и не уйдет. Не оставит. Больше никогда...»