1

Токио. 2001 год

***

В салоне автомобиля в отличие от улицы было прохладно и тихо. Начавшийся совсем недавно сезон дождей принес с собой тяжелые тучи, надолго затянувшие небо прочной пеленой, и невыносимую духоту, спрятаться от которой можно было лишь в оснащенных кондиционерами и климатизаторами помещениях.

Акено не любил жару. Не любил лето с его палящим солнцем, проливными дождями и горлопанящими цикадами. Не любил скопление людей, которых на улице зимой было не в пример меньше, но поделать с природой ничего не мог. Иногда он мечтал о том, что однажды уедет куда-нибудь на север. Туда, где лета вовсе не будет существовать. К снегам и морозам. В полугодовую ночь с полярными сияниями и вечными ледниками... Но мечты оставались мечтами, и он прекрасно понимал, что дальше Хоккайдо ему не забраться.

- Эй, Видегрель, может, съедим по мороженному? Жарко сегодня.

Акено отвернулся от окна и посмотрел на брата, который сегодня был каким-то притихшим и не в меру мрачным.

Обычно по дороге домой Видегрель не замолкал ни на мгновение. Он рассказывал о том, как прошел его день, делился новостями, жаловался на приятелей или учителей, восторгался одноклассницами или просто шутил, но сегодня всего этого не было. Акено подозревал, что дело было в девушке, которая училась с Видегрелем в одном классе. Еще недавно брат заливался соловьем о том, какая она замечательная, красивая и добрая, и было ясно как день, что парень не на шутку увлекся этой особой. В любом случае, другой причины для паршивого настроения и игры в молчанку Акено не находил.

- Не хочу, - так и не повернув к брату головы, отмахнулся Видегрель от предложения парня. - Мы можем ехать быстрее? Я хочу домой.

- Ну что с тобой такое? - спросил Акено с заботой, но водителя все же попросил ускориться. - Это из-за той девчонки? Фудзиты? Ее так вроде бы зовут?

Видегрель на вопросы брата только упрямо поджал губы и вздохнул, прислоняясь лбом к оконному стеклу.

«Если бы из-за Фудзиты», - мысленно посетовал он, глядя на пролетающие мимо дома. – «Если бы из-за нее, наверное, не было бы так обидно».

Но скажи он об этом вслух, и брат непременно рассмеялся бы, заявив, что он надумывает себе лишнего. Но Видегрель не надумывал. Отец действительно отдалился от него, и причин тому парень не находил.

С тех пор, как мужчина забрал их с Акено из борделя, прошло немало времени. Однако с той гадкой ночи что-то изменилось в их отношениях с отцом. Видегрель не сразу заметил эти перемены, но время шло, и пропасть между ними становилась шире и глубже. Мужчина почти не появлялся дома по будням, а в выходные проводил с Видегрелем так мало времени, что их общение больше походило на какие-то формальные встречи, где об успехах и самочувствии спрашивают только для вида, а не из искреннего интереса. Такое положение дел юношу совершенно не устраивало. Он скучал по мужчине. Скучал так, словно они жили на разных континентах. Но сколько бы Видегрель ни пытался сблизиться с отцом, все его попытки обращались прахом.

Из-за этого парень не находил себе места. Все время думал о том, что он мог сделать не так или в чем провинился перед мужчиной. Он даже спрашивал у отца напрямую, но тот лишь отмахивался и просил его не говорить глупостей. Акено так же считал, что Видегрель надумывает себе, и все обстоит совершенно иначе, чем ему кажется.

Брат настаивал на том, что в Японии так заведено - глава семейства должен содержать семью и, следовательно, зарабатывать для этого деньги. Акено говорил, что в большинстве японских семей мужчина приезжает домой лишь на выходные, а все остальное время проводит на работе, а бывает и так, что домочадцы видят отца семейства лишь раз или два в месяц. Быть может, если бы мужчина вел себя подобным образом с самого начала их совместной жизни, парень и поверил бы в эти «сказочки», но он знал, чувствовал сердцем, что дело далеко не в японских традициях. Нет, в ту ночь, когда он узнал, что собой представляет бизнес отца, мужчину словно подменили, и теперь Видегрель все больше задумывался, а были ли слова Сасаки-сана ложью? Сколько в них было истины, а сколько вымысла? И какие чувства на самом деле испытывает к нему отец?

Конечно же, юный пытливый ум парня требовал ответов на эти вопросы, и Видегрель даже пару раз пытался спросить прямо, но под тяжелым и суровым взглядом отца тушевался, и вопросы так и оставались не заданными.

А мужчина между тем отдалялся и отдалялся. Все больше времени он проводил со своей помощницей, которая не только отнимала у Видегреля его внимание, но и, кажется, намеревалась занять в сердце мужчины главенствующее место. Тора как пиявка не отлипала от него ни на миг и всегда крутилась рядом. Даже домой к ним зачастила, порой оставаясь на ночь, что бесконечно злило Видегреля. И эта злость так поглощала парня, что он не мог думать ни о чем, кроме этой назойливой мухи Торы, которая вилась рядом с его отцом так, словно он был ее собственностью.

А совсем недавно он случайно услышал разговор о женитьбе. И эта новость настолько ошарашила парня, что он совсем потерял сон и сильно скатился в оценках. Да и о какой учебе могла идти речь, если все его мысли занимала возможная свадьба отца? Конечно же, такое событие, как проваленный промежуточный экзамен по экономике, не осталось не замеченным, и отец устроил Видегрелю нешуточную «взбучку». Однако мужчина и предположить не мог, что эта выволочка станет для парня самым настоящим праздником.

Несколько часов Кано со всей строгостью отчитывал сына, а парень искренне радовался тому, что на него наконец-то обратили внимание. И когда мужчина, заметив на губах мальчишки счастливую улыбку, раздраженно спросил, что же его так радует, Видегрель, не стесняясь, ответил. Несколько минут Кано молчал, обдумывая слова сына, а потом кивнул своим мыслям и пообещал, что если Видегрель постарается и исправит оценки, то он возьмет отпуск, который они проведут вместе.

Видегрель ухватился за эти слова и полностью погрузился в учебу. Да только все оказалось зря. Ведь получив за контрольную работу наивысший балл и сообщив эти прекрасные новости отцу, он добился от мужчины лишь резкой и грубой просьбы не отвлекать его от дел всякими пустяками.

Подобная отповедь ранила парня, заставив его почувствовать себя не только обманутым, но и совершенно ненужным.

- Эй, Видегрель, ну что с тобой такое? - в голосе Акено слышалось неприкрытое волнение, но легче от этого Видегрелю не становилось.

- Ничего. Все со мной в порядке! - раздраженно ответил он.

А когда машина остановилась у дома, открыл дверцу автомобиля и выскочил из салона.

- Я же вижу, что не в порядке.

Акено последовал за братом, но тот чуть ли не бегом бросился к входной двери. И прежде чем парень успел его догнать, Видегрель скрылся в кабинете отца, куда кроме него и мужчины никому заходить не позволялось.

- Ну вот и что с ним такое? - сам у себя спросил Акено, застыв посреди гостиной.

Видегрель никогда и ничего от него не скрывал. Но влюбленность делает людей немного безумными, и потому Акено решил пока не лезть к брату в душу. Когда придет время, Видегрель сам расскажет обо всем, что тревожит его ранимое сердце.

***

В довольно просторном помещении кабинета было уютно и тихо. Видегрель часто приходил сюда, когда его настроение портилось или когда он чувствовал себя подавленно и уныло. Наверное, причиной тому было то, что именно здесь он провел одни из самых счастливых моментов в своей жизни.

Тогда еще отец, несмотря на занятость, проводил с ним много времени. Он часто звал Видегреля к себе, брал с полки одну из книг и, усевшись на диван, приглашал мальчишку присоединиться к нему. Мужчина читал ему вслух стихи великих поэтов, объясняя значения некоторых выражений и растолковывая чудную игру слов. Благодаря этому Видегрель не только проникся красотой чужой для него речи, но и глубже познал культуру страны, ставшей для него новым домом. А еще эти посиделки помогали ему лучше понять отца и иногда заглянуть под покров, за которым мужчина прятал свое сердце.

Однако те времена давно минули, и у парня складывалось впечатление, что мужчина больше не хочет возиться с повзрослевшим сыном.

Видегрель уныло вздохнул и окинул кабинет удрученным взглядом.

За последние несколько лет тут совсем ничего не изменилось. Даже книги на полках и письменные принадлежности стояли на тех же местах, где парень впервые их увидел. Был здесь и невысокий сервировочный столик на колесиках, на котором по-прежнему стояли бутылки со спиртным.

Видегрель приблизился к нему и, прикрыв глаза, провел кончиком пальца по блестящим стеклянным бокам. В одну сторону, потом в другую, потом еще раз и еще. А потом резко задержал свою руку на одной из бутылок и открыл глаза. Коньяк. Что ж, пусть будет коньяк. На самом деле ему было безразлично, что пить. Но напиться очень хотелось. И, не раздумывая больше ни мгновения, он взял бутылку со столика, отвинтил крышку и приложился губами к горлышку.

Спиртное обожгло язык и жидким огнем опалило желудок. Парень закашлялся, но уже через несколько мгновений почувствовал в груди приятное тепло. По всему телу прокатилась волна расслабления. Ноги стали легкими, а тело словно невесомым, но радости от этого парень не испытал. Наоборот даже, ему стало почему-то очень грустно и тоскливо. А рой беспокойных мыслей ворвался в голову, заполняя собой разум.

Видегрель глубоко вздохнул и направился к креслу. А когда забрался в него с ногами, сделал еще несколько больших глотков. Он как-то слышал, что спиртное помогает забыться. Что оно прогоняет мысли и притупляет чувства. И парень очень надеялся, что молва не врет, и вскоре он перестанет думать об отце и его предательстве.

***

Кано вернулся домой уже за полночь. Сегодня на работе выдался действительно паршивый день, из-за чего настроение мужчины было изрядно испорчено, и он намеренно задержался в офисе, чтобы не встречаться с мальчишками, которых мог ненароком обидеть каким-нибудь неосторожным словом.

Тора приехала вместе с ним, аргументируя свою навязчивость тем, что Кано из-за своей усталости не сможет как следует о себе позаботиться. И, конечно же, забудет об ужине и расслабляющей ванной, чего никак нельзя было допустить.

Мужчина не хотел есть и уж точно меньше всего думал о расслаблении, но сил на споры с упрямой девушкой у него не осталось, и он просто не стал ее отговаривать, позволив делать то, что она считает нужным.

Переступив порог дома, Кано первым делом поинтересовался у экономки, где сейчас его сыновья.

Пожилая женщина ответила, что Акено спит у себя в комнате, а Видегрель еще днем закрылся в кабинете и до сих пор оттуда не выходил.

- Он не ужинал? - спросил Кано, раздраженно поджимая губы, так как капризы сына иногда переходили все границы разумного.

И, когда женщина отрицательно покачала головой, вздохнул, уже не зная, как подступиться к взбалмошному мальчишке и как объяснить ему, что иногда обстоятельства вынуждают людей днями и ночами пропадать на работе, и что в такие моменты нужно проявлять терпение и понимание, а не устраивать сцены с требованием тотального внимания.

- Игараси-сан, я займусь ужином, - сказала Тора, деловито передавая экономке два пакета с едой из супермаркета. - Через полчаса все будет готово. Я приготовлю и для Видегреля.

- Спасибо, - отстраненно поблагодарил Кано и, больше не обращая внимания на помощницу, направился в кабинет.

Дверь была заперта, но Кано открыл ее своим ключом и тут же замер на пороге, с изумлением и раздражением глядя на сына.

Мальчишка сидел на полу у кресла и был мертвецки пьян. Бутылка с коньяком в его руке почти опустела. А темные глаза остекленели и смотрели в пол ничего не выражающим взглядом.

Лишь только губы – бледные, чувственные как у девушки, слабо поджимались и иногда подрагивали, словно парень пытался что-то сказать или собирался разрыдаться.

Кано несколько минут наблюдал картину полнейшего личностного краха, воплощенную сыном. И, покачав головой, вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

Видегрель, услышав щелчок дверного замка, поднял голову и с трудом сфокусировал на мужчине взгляд.

- Посмотри, на кого ты похож, - с разочарованием в голосе сказал Кано, приближаясь к тележке и разглядывая бутылки, чтобы понять, сколько же мальчишка выпил сегодня. - Сидишь на полу как какой-то пьяница. Школьная форма вся измялась. Как ты появишься завтра в таком виде перед учителями?

Сквозь мутную пелену алкогольного тумана Видегрель с трудом различил фигуру отца, но голос мужчины услышал отчетливо и ясно. В его словах звучал укор, но парню было на это плевать. За несколько часов он успел не только напиться, но и передумать сотню разных мыслей. И чем сильнее он пьянел, тем удрученнее становились его размышления.

Сначала он думал, что холодность мужчины к нему обусловлена плохими оценками, но коварные мысли и не перестающий звучать в подсознании голос Сасаки-сана привели его к совсем иным выводам. Игараси Кано взял его к себе не потому, что хотел сына. Нет. Причина крылась в другом. И устроенная несколько лет назад истерика парня стала той самой отправной точкой, после которой между ним и отцом образовалась эта непреодолимая пропасть.

- Какая разница, в каком виде я там появлюсь и появлюсь ли вообще? - заплетающимся языком спросил Видегрель и икнул. - Хоть голым, плевать.

Кано недоуменно приподнял брови и повернулся к сыну, который выглядел поистине удручающе.

- С каких это пор тебе стало плевать на мнение окружающих? - спросил он. - Тебя кто-то обидел?

- А даже если и так, тебе разве есть до этого какое-нибудь дело? - Видегрель в упор посмотрел на мужчину, но его фигура двоилась перед глазами, и парень никак не мог сфокусировать на нем свой взгляд. - Иди лучше у Торы этой спроси, не обижают ли ее. Хотя... кто же ее обидит, когда ты постоянно рядом.

- Снова ты за свое, - устало вздохнул Кано. - Ты уже взрослый парень, а ведешь себя как ребенок. Разве Акено тебе недостаточно? Почему ты не ищешь внимания сверстников, как все нормальные подростки? Мальчики в твоем возрасте жаждут свободы от родителей и приключения, а ты что же?

- О! Ну меня эта чертова судьба свободой от родителей не обделяет, - огрызнулся Видегрель и губы его затряслись. - Сначала от одних освободила, теперь второго забирает. Да в гробу я видел такую свободу! - вдруг выкрикнул он и вскинул руку с бутылкой вверх, намереваясь допить плещущийся на дне алкоголь.

Однако мужчина ему не позволил, выхватив бутылку у него из рук.

- Прекрати! - повысил Кано голос, понимая, что до мальчишки мирными словами не достучаться. - Чего ты добиваешься? Я разве бросил тебя или из дома прогнал? Не понимаю, что на тебя сегодня нашло! Говори, что уже случилось?

- Какой сегодня день? - спросил Видегрель, чувствуя, как злоба закипает в душе и подступает к глазам слезами. - Ты помнишь? Какой сегодня день?

- Вторник, - сказал мужчина в ответ. - А что?

- Вторник... - Видегрель тяжело вздохнул. - Да, сегодня вторник. Чертов вторник с контрольной работой, которую я написал на «отлично». Проклятый вторник, который ты обещал провести со мной, если я подтяну оценки. Никому не нужный вторник! Мне что, надо стать гением, чтобы ты хоть иногда обращал на меня внимание? Что мне надо сделать для этого? Что?! Как достучаться до тебя? Почему все это время?.. Почему после той ночи?.. - искаженные временем и откорректированные обидой воспоминания вновь нахлынули на парня, заглушая слабые протесты здравого смысла.

«Да кто станет держать сына в борделе?» - вновь зазвучал в голове голос Сасаки-сана. - «Ты всего лишь шлюха, которую Игараси-сан выбрал для себя».

- Он был прав, да? - Видегрель оперся о кресло и медленно поднялся, сильно пошатываясь. - Он не врал мне, когда говорил все те вещи. Тебе не нужен был сын. Никогда не был нужен.

Кано с трудом сдержал обреченной стон.

Он действительно обещал Видегрелю, что проведет с ним целый день, если парень исправит оценку. Но из-за длительных и нервных переговоров с партнерами совсем забыл о своем обещании. И все же он не видел причин напиваться из-за этого и закатывать истерику.

- Не говори ерунды, - отмахнулся мужчина, намеренно игнорируя слова Видегреля о том, что ему не нужен был ребенок. - Разве я сказал тебе, что это будет во вторник? У меня выдался тяжелый день на работе. Это ты можешь понять? Я собирался отвезти вас с Акено на горячие источники. Тора уже заказала нам билеты. Чем ты еще недоволен?

- Тора заказала билеты... - скривившись от омерзения, передразнил Видегрель мужчину. - Тора то, Тора это. Слишком много этой чертовой Торы! Она везде. Как грибок под ногтями. Что в ней такого? Почему ей позволено быть рядом с тобой, а мне нет? Почему все достается ей? Внимание, забота, ласка. Все для нее! Почему не для меня?! Или мне действительно надо стать твоим любовником, чтобы ты хоть иногда обращал на меня внимание? Ты этого хочешь?

Видегрель с вызовом уставился на мужчину, но прочитать на его лице какие-то определенные эмоции так и не смог.

Впрочем, парню это и не требовалось. Снизошедшее на него озарение, вдруг, осветило ему путь в ночи и подсказало, что надо делать. Наверное, если его так долго прятали в борделе, то действительно хотели сделать любовником. Но тогда он был слишком мал для этого. Тогда он ничего не понимал. Зато теперь понимает. Понимает и... если это единственный способ не потерять мужчину, то он согласен. Если это позволит им быть вместе чуточку чаще, он согласен. Если сделать это...

Видегрель решительно шагнул вперед и, остановившись рядом с мужчиной, сказал:

- Тогда я был напуган и сказал, что никогда не стану делать с тобой что-то неприличное... Но теперь... если это то, чего ты по-настоящему хочешь... если это позволит нам быть вместе без всяким там Тор и прочих, то... - он тяжело сглотнул и, закусив губу, протянул правую руку к мужчине, касаясь пальцами его шеи, а левой схватился за пуговицы на его пиджаке.

От действий мальчишки Кано вдруг пробрало колючей дрожью, и он одним махом отвел его руки в стороны, чтобы тот прекратил это дурацкое представление.

Видят боги, ему было нелегко воспринимать мальчишку как сына, ведь, взрослея, Видегрель становился все привлекательнее. И, чего уж там таить, Кано часто ловил себя на мысли, что, если бы они встретились сейчас, или, если бы не были связаны условностями, то он не смог бы устоять и непременно попробовал бы склонить мальчишку к отношениям иного рода. Но...

Но он помнил Видегреля еще ребенком, и это воспоминание охлаждало его пыл и развеивало гадкие мыслишки, не давая фантазиям разгуляться слишком уж бурно.

И вот, несмотря на все усилия мужчины, маленький паршивец все-таки нашел его слабое место и решил сыграть на этом. Однако Кано не собирался так просто поддаваться соблазну, потому что его любовь к Видегрелю была намного глубже, чем какая-то там мимолетная страсть. Он по-настоящему привязался к этому ребенку, и ни в коем случае не хотел его потерять.

- Прекрати! - сказал мужчина строго, когда Видегрель снова потянулся к нему. - Я сказал тебе тогда, скажу и сейчас: ты не интересен мне как любовник. Так что прекрати унижаться и иди к себе. Завтра, когда проспишься, тебя ждет серьезный разговор.

- Не интересен? - с обидой в голосе спросил Видегрель и горько рассмеялся, чувствуя, что даже здесь потерпел поражение.

Он не был нужен ни как сын, ни как любовник. Он вообще не был нужен этому человеку. Совсем...

- Завтра... А это «завтра» вообще наступит когда-нибудь? Или ты уже сто раз пожалел о том, что когда-то взял меня к себе?! Пожалел и теперь не знаешь, как избавиться от надоевшей игрушки? Так отдай меня в один из своих «приютов»! Там обо мне позаботятся. И тебе прибыль, и мне хоть какая-то любовь. Пусть даже и ТАКАЯ!

Кано слушал мальчишку, и не понимал собственных чувств.

Хотелось одновременно и утешить его, и дать хорошую затрещину, чтобы перестал говорить о том, чего не понимает. И лишь осознание того, что Видегрель пьян и не контролирует свой язык, останавливало его от опрометчивого поступка.

- Завтра поговорим! - сказал Кано строго и схватил парня за локоть, намереваясь выпроводить его из кабинета.

Но не успел он подтолкнуть Видегреля к выходу, как в дверь постучали, и послышался голос Торы:

- Игараси-сан, ужин на столе. Я жду вас и Видегреля в столовой. И еще, я попросила экономку приготовить вам ванну, так что поторопитесь, иначе вода остынет.

- Ванну? - спросил мальчишка и голос его дрогнул, а губы затряслись так сильно, что, казалось, он вот-вот разрыдается.

- Ну да, ты же ее слышал, - пробурчал Кано, окидывая Видегреля пристальным взглядом. - Прошу тебя, иди и проспись. Завтра я возьму выходной и проведу с тобой целый день. Я обещаю тебе.

- Ванну?! - с возмущением переспросил Видегрель и оттолкнул от себя мужчину, при этом опасно пошатнувшись и чуть не грохнувшись на пол. - Она и спинку тебе потереть не забудет? Какого черта я тут вообще делаю? Зачем я тебе? Для чего? Чего ты от меня хочешь? Не сын, не любовник? Кто я? Кто? Подобранная на улице уродливая игрушка, с которой не хочется играть?

- Ты человек, которого я люблю, с чего мне играть с тобой? - спросил Кано и, сделав к Видегрелю стремительный шаг, привлек его к себе и крепко обнял, не давая парню возможности и дальше вытанцовывать на подкашивающихся ногах, тем самым подвергая себя опасности.

- Тогда почему? - голос парня задрожал от слез. - Почему ты ничего от меня не хочешь? Почему не проводишь со мной время? Почему каждый раз бросаешь? Почему не хочешь мне быть ни отцом, ни любовником? - вновь затянул он свою песню.

Видегрель действительно не понимал, отчего мужчина так охладел к нему. Он хотел внимания. Всего лишь внимания к себе, и не знал, как получить желаемое. А все его попытки сблизиться раз за разом натыкались на непреступную преграду холодности и безразличия.

- Потому что мне тяжело находиться рядом с тобой и ничего от тебя не хотеть, - очень тихо ответил мужчина, поглаживая мальчишку по волосам и не давая ему возможности отстраниться. - Потому что я не врал, когда говорил, что хочу быть тебе отцом. Но теперь, с течением времени, мне в голову начали приходить навязчивые мысли, что, возможно, все действительно могло быть иначе. Ты мог бы быть моим, принадлежать мне по-другому. Но это только мысли, понимаешь? Я не хочу, чтобы ты считал меня извращенцем и предателем. Поэтому я стараюсь дать тебе свободу и хочу, чтобы ты встретил достойную девушку и создал с ней семью. Поэтому я держусь на расстоянии. Я не хочу искалечить твою душу.

- Но ты калечишь ее, - чувствуя, как по щекам катятся слезы, всхлипнул Видегрель. - Калечишь тем, что отстраняешься. Я так сильно люблю тебя, отец. Я так сильно боюсь тебя потерять. Однажды я уже остался один. Второго раза я не вынесу. Я не переживу, если ты меня покинешь.

- Ну что ты такое говоришь? - спросил Кано, чувствуя, как болезненно сжимается его сердце. - Я никогда тебя не брошу, никогда не откажусь от тебя. Откуда эти страхи? Неужели я дал повод так думать?

- Ты забываешь обо мне, - вжимаясь в мужчину еще сильнее, проговорил Видегрель. - Я почти не вижу тебя. Все свое время ты проводишь с Торой. Она даже ванну для тебя готовит как жена... Я ее ненавижу. Она отнимает тебя у меня. Она хочет тебя забрать.

- Она никогда не станет мне женой, - сказал Кано, чувствуя, как его тело наполняется тяжелой истомой, а душа - грустью. - И я навсегда останусь твоим отцом. Всегда буду рядом. Обещаю тебе.

Видегрель, выслушав слова мужчины, тяжело вздохнул и всхлипнул, затихая в его объятиях. Еще несколько мгновений парень стоял, сминая пальцами пиджак на спине мужчины, а потом тело его сделалось тяжелым, голова безвольно упала на плечо, и он чуть не упал.

Кано, испугавшись, что парень расшибется, чуть присел и поднял его на руки, хоть это далось ему нелегко.

Видегрель был уже не ребенком, и его было не так-то просто удержать. Но Кано покрепче прижал его к себе и, толкнув дверь ногой, вышел из кабинета.

Тора, которая выглянула из столовой, чтобы поторопить его, замерла изумленно, но мужчина не обратил на нее никакого внимания. Он прошел к лестнице и стал подниматься наверх в твердом намерении донести Видегреля до комнаты и уложить спать.

Но по пути ему встретилось еще одно препятствие в лице выглянувшего из своей спальни Акено, глаза которого округлились как блюдца при виде бесчувственного брата и раскрасневшегося от напряжения отца.

- Игараси-сан, давайте, я помогу, - предложил парень, запахивая на себе халат, но Кано зарычал на него:

- Иди спать. Сам справлюсь.

Акено тут же скрылся за дверью спальни, а Кано ввалился вместе с Видегрелем в соседнюю комнату и положил парня на кровать, со стоном разминая затекшие руки.

Но стоило ему сделать шаг назад, как Видегрель открыл глаза и схватил мужчину за край пиджака, крепко сминая в ладони дорогую ткань.

- Не уходи, - просипел парень и облизнул пересохшие губы в поисках влаги. - Ты же обещал мне.

- Я только налью тебе воды.

Мужчина вырвал свой пиджак из пальцев мальчишки и отошел к комоду, на котором стоял кувшин с водой. Наполнив стакан до краев, он залпом выпил всю воду, после чего наполнил его снова и только теперь отнес Видегрелю, глаза которого снова наполнились слезами.

- Пей!

Кано присел на кровать и, запустив руку под спину мальчишки, приподнял его и прижал стакан к потрескавшимся губам, заставляя его сделать несколько больших глотков. Однако состояние опьянения сыграло с Видегрелем злую шутку, и половина воды пролилась на его шею и грудь, а сам парень закашлялся, подавившись.

- Ну что мне с тобой делать? - спросил Кано, хлопая мальчишку по спине. - Как ты будешь спать в мокрой одежде? Теперь надо ее снять.

Он вздохнул и, уложив парня на подушку, потянулся пальцами к пуговице на его рубашке. Видегрель лежал смирно, глядя на Кано блестящими глазами. Его длинные волосы разметались по кровати, а губы соблазнительно приоткрылись, но парень вряд ли понимал, какой эффект производит на своего приемного отца.

Мужчина снова вздохнул и, справившись с пуговицами, стянул рубашку с плеч Видегреля, впервые за два года имея возможность полюбоваться его телом. Совсем еще юношеское, оно, тем не менее, уже имело красивый рисунок мышц, и Кано невольно дотронулся до руки Видегреля, лаская пальцами его нежную, бархатистую кожу.

- Ты вырос очень красивым юношей, - сказал мужчина, глядя парню в глаза. - Уверен, все девушки в школе ведут на тебя охоту. А если нет, то они полные дуры.

- Красивым? - Видегрель горько усмехнулся и закусил губу. - Смеешься надо мной? Меня считают уродцем. Белой вороной. Черной овцой. Сорняком... который надо вырвать с корнем, чтобы не портил внешний вид сада. Меня ненавидят. - Он вздохнул и накрыл руку мужчины своей ладонью. - Даже ты... ты тоже отводишь взгляд. Не смотришь на меня. Не хочешь видеть убожество рядом с собой.

- Это не так, - ответил Кано, совершенно не представляя, как можно не замечать красоту этого мальчика. - Я смотрю на тебя. Любуюсь тобой как редким и прекрасным цветком. И я очень счастлив, что ты у меня есть. А другие... они просто завидуют. Ведь им никогда не сравниться с тобой.

- Если бы это было так, - вздохнул Видегрель и сжал руку отца в своей ладони. - Не уходи, - попросил он, закрывая глаза. - Останься со мной. Как раньше... как в детстве...

- Хорошо, - кивнул мужчина, понимая, что Видегрель сейчас действительно нуждается в его поддержке.

И когда парень радостно улыбнулся в ответ на его слова, хмыкнул, чувствуя себя действительно счастливым.

Прошло всего лишь пятнадцать минут, а парень уже провалился в глубокий сон, о чем свидетельствовало его ровное размеренное дыхание и подергивание век, под которыми угадывалось движение глазных яблок.

Кано еще немного посидел рядом с ним, разглядывая красивое утонченное лицо. А потом осторожно высвободил свою руку из-под его ладони и поднялся.

- Сладких снов, - сказал мужчина, склонившись над Видегрелем, и, вместо того, чтобы поцеловать его лоб, оставил поцелуй на чуть приоткрытых губах, впервые ощущая их необычайную мягкость, которой хотелось наслаждаться целую вечность.

Но Кано не позволил себе зайти дальше и, резко отстранившись от Видегреля, стремительным шагом вышел из комнаты. Но за дверью остановился под пристальным взглядом пытливых черных глаз своего второго воспитанника.

- Я сказал тебе идти спать, - напомнил Кано, вглядываясь в лицо мальчишки, которое показалось ему несколько бледным.

- Простите, Игараси-сан, я тревожился о Видегреле. С ним все хорошо? - спросил Акено, и в его голосе действительно послышалось нешуточное волнение.

- Он напился! - отрезал мужчина грубо. - Не ты ли должен был следить за ним, чтобы ничего подобного не произошло?

- Простите, но мне запрещено входить в ваш кабинет, - сказал парень. - В последнее время он часто там прячется от меня. И я ничего не могу с этим поделать.

Кано нахмурился. Он вроде бы не запрещал Акено заходить в кабинет, но, кажется, и не давал ему на это разрешения.

- Что за глупости ты говоришь? - спросил он у парня. - Конечно же, тебе можно входить туда. Ты тоже мой сын. Никогда не забывай об этом.

- Спасибо, Игараси-сан, - парень улыбнулся, и его лицо, обезображенное так до конца и не исчезнувшим шрамом, просветлело.

- И раз мы все прояснили, то ты должен лучше присматривать за братом. Не позволяй ему вытворять такое. Он мог сильно отравиться.

- Простите, я сделаю все, что в моих силах, чтобы больше не допустить подобного.

Акено низко поклонился мужчине, но Кано поймал его за подбородок и заставил выпрямиться.

- Я же просил без церемоний. Ты мне не слуга и не подчиненный. Когда ты уже это поймешь?

- Я понимаю, - смущенно улыбнулся парень. - Просто это мой способ выразить вам всю глубину моей благодарности.

- Не стоит, - Кано тоже не смог сдержать улыбку и в порыве покровительственной любви растрепал волосы воспитанника. - Лучше иди к брату и присмотри за ним. Если ему станет плохо, вызови доктора. И будь рядом. Прошу тебя, береги его.

Акено кивнул и, обогнув мужчину, вошел в комнату брата, плотно прикрыв за собой дверь. А Кано сделал глубокий вдох и направился в кабинет, чтобы как следует обдумать все, что сегодня произошло.

***

Тяжелое беспамятство, вызванное алкоголем, медленно отступало, и вместе с сознанием к Видегрелю возвращались чувства. Отвратительные, мерзкие ощущения наполняли каждую клеточку его тела, заставляя сомневаться в том, жив он или нет. Впрочем, отозвавшаяся дикой болью и гудящая как колокол голова уверила парня в том, что он жив и теперь долго будет расплачиваться за свой недальновидный поступок. Боль в висках и затылке была столь сильной, что даже легкое движение вызывало у парня приступ тошноты, бороться с которым было не так и легко. Во рту было сухо и... гадко. Гнилостный привкус на языке и убийственная жажда требовали воды, но сил, чтобы приподнять руку и дотянуться до графина, у Видегреля не было. Впрочем, умирать от жажды ему не хотелось, и, переборов себя, парень все же приоткрыл тяжелые словно налитые свинцом веки и тут же застонал, вновь крепко зажмурившись.

Свет резанул по пекущим глазам и отозвался в висках еще большей пульсирующей болью, а вместе с ним в памяти вспышками начали появляться обрывки воспоминаний, каждое из которых острой стрелой пронзало сердце, ломая клетку стыда и выпуская палача совести на свободу.

- Вот дурак! - чуть ли не плача, протянул Видегрель, вспоминая, что творил вчера в кабинете отца и какую чушь молотил, требуя к себе внимания мужчины. - Боги! Какой идиот!

- И не говори, - отозвался сидящий в кресле Акено, который подобно сторожевому псу просидел у кровати брата до самого обеда, ни на минуту не сомкнув глаз, - тот еще глупец. Как тебя угораздило вообще?

Видегрель замер, осознав, что он в комнате не один, а когда Акено замолчал, издал звук, очень похожий на притворные рыдания и спрятал лицо в подушку.

- И не стыдно тебе? - продолжил парень отчитывать брата, хотя в его голосе звучало больше сочувствия, чем укора. - Отец был в шоке. И я, по правде говоря, тоже.

Слова Акено впивались в сердце Видегреля острыми иглами, резали без ножа и жалили разъяренными осами. Стыд становился сильнее, разгораясь в душе пожаром и опаляя щеки и уши.

- Я не думал, что все будет так... - пролопотал парень и, повернувшись к брату, вновь спрятал пылающее лицо в подушке, когда встретился с его немного насмешливым взглядом. - Отец сильно злится? Как я ему вообще теперь на глаза покажусь?

- Не переживай, Игараси-сана нет дома. Он уехал в Кобе по делам, и вернется только через пару недель. К тому времени все это забудется.

- Что?! - Видегрель резко вскочил на кровати и тут же пожалел об этом.

Его замутило. Рвотный ком подскочил к горлу, и парень зажал рот ладонью. Лоб покрылся мелкой испариной, оглушительно забилось сердце, а перед глазами стало темно как в могиле. Но известие об отъезде отца затмило все неприятные ощущения, и, делая глубокие вдохи, чтобы унять тошноту, парень спросил у Акено:

- Из-за меня, да? Он из-за меня уехал? Он не хочет меня видеть? Я так облажался, что он теперь не хочет меня видеть?

- Нет, ему позвонили среди ночи и вызвали в Кобе. Кажется, Такаяма-сан заболел. В подробности он не вдавался.

Акено поднялся из кресла и протянул Видегрелю стакан с прохладной водой и аспирином.

- Выпей это и ложись. Тебе нужно отоспаться.

- Мне нужно умереть, - простонал Видегрель, но лекарство все же взял и в несколько больших и жадных глотков осушил стакан с живительной влагой. - Мне вообще не стоило рождаться. Ну как можно было? Как можно было нести такую чушь? - пряча лицо в ладонях, не унимался парень.

Ему хотелось, чтобы его пожалели, чтобы сказали, что ничего страшного не произошло, но собственная память утверждала обратное, и спорить с ней было глупо.

- Акено, - Видегрель вскинул на брата несчастный взгляд, - он ненавидит меня? Он сильно злился?

- Нет, - парень покачал головой. - Игараси-сан никогда не сможет возненавидеть тебя. Он любит тебя. Как можно этого не замечать?

- Да после того, что я сделал... - Видегрель запнулся.

Как ему вообще в голову пришло предлагать себя отцу в роли любовника? Как он вообще до такого додумался?

Но самобичеванием делу было не помочь, и все, что парню оставалось, это с ужасом ждать возвращения отца, которому он и на глаза-то боялся теперь попадать.

- Акено, ну вот как мне теперь быть? - с болью во взгляде глядя на брата, выстонал Видегрель. - Как мне теперь загладить свою вину?

- Больше не пей алкоголь, - ответил парень. - Думаю, этого будет достаточно. Игараси-сан наверняка простит тебе эту попойку. Ведь ничего страшного не произошло.

Видегрель закусил губу.

Неужели отец не рассказал ему? Неужели не гневался?

Парень с подозрением покосился на брата, но тот, как и прежде спокойно улыбался, и это вселило в душу Видегреля немного уверенности.

- В жизни больше не прикоснусь к алкоголю, - жарко прошептал он, наливая себе еще воды. - Никогда-никогда.

- Вот и умница, - похвалил Акено и поднялся из кресла. - Я попрошу приготовить для тебя горячий бульон. Должно помочь. А ты пока отдыхай. Отец позвонил в школу и предупредил, что тебя сегодня не будет. А мне надо в институт. Ты же будешь вести себя хорошо?

Видегрель утвердительно кивнул, и Акено ободряюще похлопал брата по плечу. После чего пообещал, что все будет хорошо и ушел.

- Все будет хорошо, - повторил Видегрель сам себе и завалился обратно на подушки.

Главное, чтобы мужчина простил ему глупую и невероятно идиотскую выходку. А он уже постарается никогда больше не повторять подобных ошибок.

2

***

После буйного возлияния у отца в кабинете прошло почти три недели. Первые несколько дней Видегрель невыразимо страдал, сначала мучаясь похмельем, а потом чувствами вины и стыда. И если первое можно было вылечить лекарствами и горячим куриным бульоном, то второе, к сожалению, лечению не поддавалось.

Много времени парень провел в размышлениях. Он то и дело воскрешал в памяти свой разговор с отцом, ужасаясь своим словам и действиям, и силился понять, чего же именно мужчина от него хочет. Но ответ оказался до банальности прост. Как и любой другой родитель, Игараси Кано хотел лишь того, чтобы его пусть и не родной ребенок был счастлив. И это счастье, по мнению мужчины, заключалось в благополучии, достатке и наличии друзей, которых у Видегреля, кроме Акено, совсем не было. Поэтому, хорошенько поразмыслив над этим, парень пришел к выводу, что должен постараться изменить ситуацию и найти себе хотя бы приятелей.

Однако принять решение было проще, чем воплотить его в жизнь. Как он и говорил отцу, в школе его не любили. Парни по отношению к нему были настроены враждебно и агрессивно. А девушки и вовсе каждое его слово воспринимали как наиобиднейшее оскорбление в свой адрес и бежали жаловаться парням. Другой причины, почему после всех его попыток заговорить с кем-то из девчонок к нему неизменно подходила шайка школьников и с угрозами и насмешками советовали не соваться к одноклассницам, парень не видел.

Но тяжелее всего Видегрелю приходилось с Фудзитой. И хоть одноклассница охотно принимала его ухаживания, прежде чем Видегрель осмелился признаться ей в симпатии, девушка была уже занята.

Конечно, это довольно сильно расстроило Видегреля, но он не унывал. Акено говорил, что первая влюбленность редко бывает взаимной, и что не надо принимать отказ слишком близко к сердцу, ведь все еще может измениться, а, значит, глупо терять надежду.

Видегрель к словам брата прислушался и продолжал оказывать девушке знаки внимания, даже когда это начало доставлять ему неприятности.

Парень Фудзиты был полной противоположностью Видегреля. Агрессивный, грубый, несдержанный. Он был выше и крепче Видегреля, и на его фоне парень казался тощей бледной тлей, которую можно прихлопнуть одним ударом. Так же этот юноша был членом какой-то уличной группировки, чем, судя по всему, очень гордился. Его всегда сопровождала компания неотесанных, наглых и невоспитанных ребят, лица которых не отражали ровным счетом никакого интеллекта, и встреча с ними никому не сулила ничего хорошего.

Несколько раз Видегрель пересекался с этой компанией, и Кин, так звали парня Фудзиты, ясно дал Видегрелю понять, что лучше ему в сторону девушки даже не смотреть.

Видегрель и рад был прислушаться к «дружескому» совету, отпечатавшемуся на его ребрах синими отметинами. Но симпатия к Фудзите и ее невинные просьбы о помощи, не позволяли ему «не нарушать правил жизни», о которых Кин очень долго и почти даже красноречиво пытался рассказать, выуживая из своего быдлословаря хоть какое-то подобие нормальных слов.

Вот и в этот раз отказать Фудзите, которая попросила его позаниматься с ней английским, Видегрель не смог. Он почти два часа провел с девушкой в библиотеке, старательно объясняя ей грамматику времен, и совсем не замечал, как какой-то парень внимательно следит за ними, периодически отправляя кому-то сообщения. Потом Фудзите позвонили, и она, разволновавшись, извинилась перед Видегрелем и поспешила домой. А сам Видегрель аккуратно сложил учебники и покинул библиотеку.

Акено уже ждал его. Брат сидел на автобусной остановке и читал какую-то книгу. Чуть в стороне стоял автомобиль, на котором они обычно добирались до дома, но сегодня Видегрелю хотелось немного пройтись. На душе творилось что-то странное. Неясная тревога, закравшаяся в сердце, не давала парню покоя. Быть может, дело было в том, что отец слишком долго не возвращался из Кобе. А может быть и из-за того, что в школе все стало еще хуже.

После того, как Кин прилюдно поколотил его, над Видегрелем начали смеяться, уже не таясь. Его шпыняли и обзывали, дразнили и дергали за волосы. И эти унижения становились невыносимыми, но жаловаться на них он не посмел ни учителям, ни отцу, ни даже брату. Приходилось молча терпеть и таить в душе боль, которая все чаще выливалась в хмурое настроение, отсутствие аппетита и скверные мысли, лишающие сна.

- Отец еще не вернулся? - вместо приветствия спросил Видегрель, приблизившись к брату.

Акено вскинул на него взгляд и улыбнулся, закрывая книгу.

- Нет, но он звонил. У него все хорошо. - Парень поднялся с жесткого пластикового сиденья и спрятал книгу в сумку. - Ну что, поедем домой?

- Не хочу ехать, - тряхнул головой Видегрель. - Давай лучше пройдемся. Погода отличная.

Акено спорить не стал, и, набрав номер водителя, сказал тому, чтобы возвращался домой без них.

От школы до дома идти было достаточно далеко, но Акено еще в прошлом году нашел более короткий маршрут, по которому они и пошли. Парень расспрашивал брата о том, как прошел его день, но Видегрель к разговорам был не расположен. Он вообще в последнее время стал каким-то молчаливым и угрюмым, и хоть порой на него находили приступы откровений, о многом он брату все же не говорил.

Акено чувствовал это и понимал, что ни к чему хорошему такая замкнутость не приведет, но настаивать не мог, ведь и у него была тайна, которой он не спешил ни с кем делиться. Он и себе-то не особо позволял об этом думать, что уже говорить о том, чтобы открыть секрет кому-нибудь еще.

Так и шли. Видегрель по большей части молчал, а Акено, чтобы отвлечь его от хмурых мыслей и немного развеселить, рассказывал о забавном курьезе, случившемся сегодня в институте.

- Я думал, что профессора инфаркт разобьет, так он разозлился, - посмеиваясь, говорил Акено, шагая вперед. - Он схватил со своего стола самую большую книгу и...

Договорить парень не успел. Что-то тяжелое с глухим стуком опустилось на его затылок, и слова утонули в негромком вскрике. Перед глазами на миг потемнело от боли, а асфальт начал стремительно приближаться к лицу.

Видегрель даже не успел сообразить, что произошло, а его уже впечатали спиной в кирпичную стену старого дома. От удара воздух вылетел из легких и парень закашлялся. Но вдохнуть полной грудью ему так и не дали. Словно вылитый из стали кулак впечатался в его живот, и парень застонал, сгибаясь пополам и глядя на то, как Акено пытается подняться с земли.

- Ну, здравствуй, красавица, - раздался где-то сверху уже хорошо знакомый Видегрелю насмешливый голос Кина. - Я смотрю, ты себе дружка завела?

- Видегрель! - Акено встал на одно колено, но тяжелая стальная труба подсекла его ногу, и он вновь рухнул на землю, тут же придавленный чьей-то ногой.

- Отпустите его! - закричал Видегрель и попытался вырваться, но не тут-то было.

- Спокойно, - прорычал Кин, впечатывая Видегреля обратно в стену. - Не будешь рыпаться, ничего этому гомику не будет. А вот тебе...

- Какого черта ты ко мне пристал? - просипел парень, глядя в глаза своему обидчику. - Что ты лезешь ко мне как пиявка? Заняться больше нечем?

- О, у тебя что, голосок прорезался? - усмехнулся Кин и, схватив Видегреля за подбородок, с силой сжал его пальцами, отчего парень скривился от боли. - Я тебя предупреждал, чтобы ты и близко рядом с Фудзитой не появлялся? Так какого хера ты к ней подкатываешь, а, девочка ты наша?

- Иди к черту! - огрызнулся Видегрель и дернул головой, стараясь высвободиться из хватки приставшего к нему дегенерата. - С кем хочу, с тем и общаюсь.

- О! Даже так? - Кин насмешливо вскинул бровь, но в глазах его не было и намека на веселье.

Он чуть повернул голову в сторону все еще прижатого к земле Акено, который пытался вырваться, и губы его искривились в гадкой ухмылке.

- Это твой любовничек? Ты, что, решил самоутвердиться за счет уродца? - Парень перевел на Видегреля недобрый взгляд. - Фудзита считает тебя симпатичным, все уши мне уже прожужжала. Но я, кажется, знаю, как это исправить.

Он протянул руку к волосам Видегреля и, намотав пряди на кулак, сильно дернул за них, заставляя парня вскинуть голову немного вверх. А в следующий миг сердце Видегреля оборвалось, когда холодное острое лезвие раскладного ножа коснулось его щеки.

- Знаешь, парочки обычно покупают себе какие-то парные вещи. Брошки, колечки, кулоны, футболки... вот и я тебе подарок сделаю. Будешь таким же красавчиком, как и твой любовничек. А я уж постараюсь повторить его украшение на роже с точностью до миллиметра.

От услышанного сердце Видегреля зайцем забилось в груди. К горлу подскочил колючий ком, а на висках выступила испарина. Он хотел было вырваться из лап придурка, но тело словно парализовало. Он как завороженный смотрел на отблески солнечных лучей, отражающиеся от лезвия ножа, и не мог даже пальцем пошевелить.

А вот Акено со страхом справился куда лучше. В ужасе от того, что может произойти, он будто бы набрался новых сил и смог столкнуть с себя прихлебателя угрожающего Видегрелю дегенерата. Не ожидая от него такой прыти, парень потерял равновесие и свалился на асфальт, а Акено бросился к Кину и что было сил толкнул его в сторону.

Кин нелепо ойкнул и взмахнул рукой с зажатым в ней ножом, но Видегрель успел увернуться и острое лезвие лишь ледяным дыханием взрезанного воздуха коснулось его щеки и устремилось к все еще зажатым в кулаке Кина волосам.

Несколько тонких прядей встретились со сверкающей сталью и осыпались на пол, когда Кин разжал свою ладонь, падая на землю. Но Видегрель этого уже не видел. Перед глазами потемнело. В душе словно разверзлась черная бездонная пропасть, и он падал в нее без малейшей надежды на спасение.

- Ах ты гребаный педик! - взвыл Кин, вскакивая на ноги и бросаясь на Акено с ножом.

Но все, о чем Акено мог думать в тот момент, это чтобы эти придурки не зацепили Видегреля. Он оттолкнул брата в сторону и лишь чудом увернулся от летящего в него ножа, который, несмотря на верткость Акено, все же успел задеть его по плечу.

- Кин, ты что творишь?! - испуганно завопил один из парней. - Ты же говорил, что только втолкуешь ему, что...

- Заткнись! - взревел парень и хотел снова броситься на Акено, но остановился, услышав вой полицейской сирены.

Он тут же растерял всю смелость и злость и, прорычав парочку угроз, бросился прочь из переулка.

А Акено поспешил к Видегрелю, который сидел под стеной и ничего не видящим взглядом пялился на пряди своих волос, рассыпавшиеся по асфальту.

- Видегрель, ты как? Ты в порядке? - с тревогой спросил он, пытаясь рассмотреть лицо брата. - Тебя не поранили?

- Все нормально, - грубо отбив руку парня, сказал Видегрель и сделал глубокий вдох.

После чего резко поднялся и, закинув на плечо оброненную сумку, поправил на себе одежду.

- Видегрель, - вновь позвал Акено, но брат лишь передернул плечами.

- Ни слова, Акено-кун, - мрачно сказал Видегрель, пряча руки в карманы. - Никому об этом ни слова. Тем более отцу.

И больше ничего не сказав, направился в сторону дома.

***

Весь оставшийся путь Акено мрачной тенью следовал за братом, думая о том, что ни в коем случае не должен умалчивать о произошедшем инциденте.

Конечно, Видегрель придет в ярость, если Игараси-сан узнаете о драке, но иного выхода парень не видел.

Если бы это была обычная потасовка двух одноклассников, то и говорить было бы не о чем. Но поскольку в дело пошло холодное оружие, в будущем этот конфликт мог закончиться трагически.

Именно поэтому Акено решил, что позвонит Игараси-сану, как только они с Видегрелем вернутся домой. Однако звонить никому не пришлось, так как мужчина уже приехал и, по словам экономки, ждал сыновей у себя в кабинете.

Услышав об этом, Видегрель поменялся в лице, и тут же сбежал к себе в комнату. А Акено, укоризненно покачав головой, решил все же поприветствовать мужчину.

Игараси-сан действительно был у себя в кабинете, но, увидев одного лишь Акено, нахмурился и отвернулся к окну, словно не желал разговаривать со своим старшим воспитанником.

- С возвращением, Игараси-сан, - проговорил парень, прикрывая за собой дверь и не смея сделать ни шага вперед.

- Где твой брат? - спросил мужчина строго. - Я слышал ваши голоса. Почему ты пришел один?

Акено замялся на мгновение, подбирая слова, и мужчина тут же оглянулся на него, окидывая суровым взглядом.

- Что уже случилось? - спросил он. - Видегрель снова что-то натворил?

- Нет, - покачал головой парень. - Он ничего не натворил. И все же... - Акено сделал тяжелый вдох и мысленно попросил Видегреля не сердиться на него. - Кое-что произошло.

- И что же? - лицо мужчины стало похоже на каменную маску, и только тяжелый, испытывающий взгляд черных глаз говорил о том, что перед Акено стоит человек, а не истукан.

Парень помолчал еще немного, глядя в пол, а потом все же рассказал Игараси-сану о нападении на Видегреля, умолчав о некоторых подробностях, которые не касались брата.

- А ты куда смотрел?! Ворон считал?! - разъярился мужчина, багровея от злости. - Если бы его покалечили, смог бы ты себя простить?!

- Простите, Игараси-сан, я виноват. - Акено низко склонил голову, но что еще сказать, просто не знал.

- Где Видегрель? - спросил мужчина, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить мальчишке затрещину.

Он был так зол, что был не в состоянии себя контролировать. И думал лишь о том, как наказать ублюдка, посмевшего угрожать его сыну.

- Он у себя, - спокойно ответил Акено, не разгибая спины.

- Я поговорю с ним.

Кано жестом приказал мальчишке убираться прочь и позвонил начальнику охраны, чтобы отдать кое-какие распоряжения.

- Оторвите этому выродку руку и скормите собакам, а он пусть смотрит! Следите, чтобы был в сознании и наслаждался зрелищем до самого конца. И объясните доходчиво, за что с ним так поступили, чтобы на всю жизнь запомнил.

- Игараси-сан, это слишком...

Акено, который так и не ушел из кабинета, похолодел от ужаса и сделал к мужчине несколько шагов, но тот отмахнулся от парня.

- Каждая шавка должна знать свое место! - жестко отрезал Кано, глядя на воспитанника. - Видегрель неприкосновенен. А если кто-то еще этого не понял, то я доходчиво ему это разъясню. Никто не смеет поднимать на него руку. Никто и никогда...

Бросив эти слова, мужчина вышел из кабинета, громко хлопнув дверью, и поспешил к сыну, чтобы и ему втолковать эту прописную истину.

***

Вернувшись домой и услышав, что отец уже приехал, Видегрель поспешил к себе и закрылся в комнате. Он не хотел никого видеть. Не хотел ни с кем разговаривать. На душе было мерзко и гадко. С тех самых пор, как отец отдал его учиться в школу, его жизнь превратилась в самый настоящий кошмар. Он понимал, что никогда не сможет влиться в коллектив, и все же ему было ужасно обидно из-за издевательств, которые приходилось терпеть. Акено столько раз повторял ему, что на идиотов не стоит обращать внимания. Что они просто завидуют его красоте и оттого злятся. Отец тоже постоянно твердит о его красоте. Но разве он красив? Разве он может вообще хоть кому-то понравиться?

Стянув с себя грязный пиджак и рубашку, Видегрель подошел к зеркалу и уставился на свое отражение. Тощий как жердь, бледный как смерть... и эти глаза... огромные как у куклы... мужчина не должен так выглядеть. Мужчина должен быть суровым... с грубым лицом и отвратительными манерами. Мужчина не должен походить на девчонку, а он...

Взгляд заскользил по длинным волосам, с одной стороны укороченным Кином, и в душе парня поднималась боль.

Может быть, все дело в них? Из-за них он не может ни девушку привлечь, ни с парнями подружиться. Неужели все дело только в волосах? И если так, то...

Обида резанула по сердцу, и Видегрель стремительным шагом направился к своему письменному столу. Выудил из ящика ножницы и вернулся с ними к зеркалу.

Да, все дело именно в этих патлах. В Японии мужчинам не пристало носить длинные волосы. Тут не принято отличаться даже немного. Если ты не такой как все, значит, ты урод. Значит, не достоин и капельки внимания и дружелюбия. Значит, тебе нет места в обществе.

И, следовательно, эту проблему необходимо было решить.

В охватившей душу ярости Видегрель сгреб свои волосы в кулак и прикоснулся к ним ножницами. Однако сжать кольца так и не смог. Перед мысленным взором встал образ мамы, которая бережно расчесывала его пряди, раз за разом повторяя, какой он красивый и очаровательный. Сердце сдавило невидимой рукой, и Видегрель разрыдался, падая на колени перед зеркалом. Рука разжалась, и ножницы, звякнув, упали на пол. А он все рыдал и рыдал, не зная как остановиться и как прогнать из сердца эту щемящую и не дающую ему покоя боль.

***

Кано стучал в дверь к Видегрелю довольно долго, но мальчишка так и не соизволил отозваться. Мужчина даже несколько раз позвал его, но когда услышал сдавленное «уходи!», решил, что торчать в коридоре и дальше нет смысла. И, вставив в замочную скважину свой собственный ключ, вошел в спальню сына.

И снова Видегрель являл собой удручающую картину, от которой у Кано болезненно сжалось сердце. Сын сидел на полу и, опираясь на ладони, заходился в безудержных рыданиях. Неподалеку от него валялись ножницы, но, кажется, непоправимого не произошло. Волосы парня по-прежнему были длинным, и лишь с одной стороны нескольким прядям не хватало длинны.

Потеря была не так уж страшна, но Кано решил для себя, что малолетний мерзавец Кин заплатит за каждый волосок, который посмел обрезать.

- Видегрель, вставай.

Кано подошел к сыну и, запустив руку ему под грудь, поднял его на ноги.

Мальчишка послушно встал, но голову так и не поднял, продолжая плакать. Его волосы облепили намокшее от слез лицо, и мужчине пришлось долго и бережно убирать их, чтобы посмотреть на сына.

- Почему ты плачешь? - спросил он, решив умолчать о том, что Акено уже все ему рассказал. - Что уже успело случиться? Снова обижаешься на меня за то, что я уехал?

Видегрель отрицательно покачал головой. Он не хотел рассказывать, не хотел ничего говорить, ведь что бы он ни сказал, отцу, наверняка, это покажется глупостью и детскими выходками. Но обида на весь мир была столь сильна, а желание выплеснуть всю свою боль столь неудержимо, что молчать не осталось сил.

- Я урод! Самый настоящий урод. И я ничего не могу с этим сделать. Меня ненавидят только потому, что я отличаюсь. Если бы Акено не влез, то было бы лучше. Я ненавижу это лицо. Ненавижу его!

Кано слушал признание Видегреля и понимал, что глупые дети оставили в его сердце кровоточащую рану, которую не так то и просто будет исцелить, ведь парень был в том возрасте, когда родительские слова теряли свой вес, а мнение окружающих подростков приобретало первостепенное значение.

Но Кано не собирался смотреть, как страдает его драгоценный мальчик. И раздумывал над тем, как убедить сына в том, чего он еще не понимает.

- Перестань унижать себя, - сказал мужчина, хватая парня за плечо и разворачивая лицом к зеркалу.

Видегрель очень кстати оказался обнаженным до пояса, что только упрощало задумку мужчины.

Парень, взглянув на свое зареванное отражение, снова беспомощно всхлипнул, но Кано не дал ему возможности опомниться и снова начать ругать себя. Он встал за спиной сына и, обхватив рукой его талию, властно прижал к себе, заставив оцепенеть от неожиданности и затаенного страха.

- Смотри на себя! - строго приказал Кано, хватая Видегреля за подбородок и заставляя его снова взглянуть в зеркало. - Что ты видишь перед собой? Неужели действительно смотришь на уродца, лицо которого даже выиграет от безобразного шрама? Неужели ты настолько ослеп?

- Я не ослеп.

Видегрель тяжело сглотнул и уставился на свое припухшее лицо. Глаза были красными, нос распух, а губы искусаны так, что теперь на фоне бледной кожи казались кровавым пятном.

- Я не ослеп, но я вижу, что отличаюсь. Надо мной смеются. Смеются, унижают, обзывают... я не хочу видеть это отражение! Не хочу!

- Не хочешь? Что ж, не твоя вина, что ты не можешь увидеть простую истину, - сказал мужчина с горечью в голосе, продолжая удерживать парня за подбородок, чтобы не смел отводить от зеркала взгляд. - Я слишком ревностно опекал тебя, пытаясь сберечь чистоту твоих помыслов. Но, кажется, пришло время разъяснить тебе, что ты собой представляешь на самом деле.

Мужчина выпустил подбородок парня и зарылся пальцами свободной руки в его волосы, чуть оттягивая их в сторону, чтобы заставить Видегреля склонить голову к левому плечу. А потом приложил губы к его правому уху и, встретившись в зеркальном отражении с округлившимися глазами парня, яростно зашептал:

- Кто они такие, эти дети, возомнившие, что могут свысока смотреть на тебя? Они ничтожества. Пыль. Они прах. Они недостойны даже дышать рядом с тобой. Они недостойны смотреть на тебя. Они могут лишь подобно червям извиваться у твоих ног... Ты так красив, мой мальчик, что мне больно на тебя смотреть. Недавно ты спросил, почему я отдалился от тебя. И сегодня я дам правдивый ответ на этот вопрос. Я отдалился, потому что оказался бессилен перед твоей красотой. Я оказался пленен ею. Я начал строить недопустимые мечты, начал думать о тебе не так, как должно думать отцу о своем ребенке.

Кано шумно вздохнул и болезненно сжал в кулаке волосы мальчишки, заставив его тихо ахнуть. После чего ослабил хватку и сказал уже спокойнее:

- Но ты не должен бояться моих фантазий, потому что это лишь фантазии и ничего больше.

Кано отпустил волосы затаившегося Видегреля, и нежно провел пальцами от его виска к подбородку, лаская кожу и рассматривая отражение мальчишки пристальным, пылким взглядом, как если бы действительно хотел овладеть им.

- Смотри, мальчик мой... - сказал он тихо, опаляя дыханием его аккуратное ушко. - Внимательно смотри... Какие глаза! Как черные омуты. Такие большие, такие притягательные, они как болото поглощают чужие души и навсегда пленяют их. Знай об этом и всегда смотри на всех свысока. Лишь делай одолжение этим жалким ничтожествам. Не позволяй себе допустить и мысли, что окружающие интересны тебе. Они неинтересны. Они твои рабы. Все они. Весь мир будет принадлежать тебе, ведь я, навеки плененный тобой, сложу его к твоим ногам. Только слушай... слушай меня... доверься моим словам.

Голос мужчины проникал в сознание Видегреля, опьяняя разум сладкой патокой слов. Ему бы хотелось верить в то, что он действительно уникальный. Но если так, тогда почему его шпыняют и обижают? Почему все эти недостойные рабы смотрят на него как на какой-то мусор? Почему все происходит именно так? И почему отец сегодня смотрит на него совсем иначе?

- Я... я верю, но... - Видегрель тяжело сглотнул и на миг прикрыл глаза, когда рука мужчины скользнула по его шее и груди, опаляя своим теплом озябшую кожу. - Но почему именно я чувствую себя ничтожеством?

Кано грустно улыбнулся этому наивному и такому еще детскому вопросу.

- Все потому, что ты пока еще не понимаешь, в чем именно заключается твое очарование, - сказал мужчина, продолжая ласкать торс Видегреля, одновременно стараясь избегать его самых чувствительных мест. - Но пройдет совсем немного времени, и твоя сексуальность проснется. Все в тебе начнет вызывать интерес, и вот тогда ты узнаешь, насколько красив. Насколько притягательна для других твоя внешность. Твое лицо с высокими скулами и большими глазами. Твои губы, которые хочется целовать без остановки, пока не опухнут. Твоя фарфоровая кожа без единого изъяна. Это удивительный дар природы, который будет иметь невероятную власть над людьми...

Договорив последние слова с придыханием, Кано крепко обхвати Видегреля обеими руками и на миг прижался к нему так, словно держал в объятиях не сына, а любовника, красивее и желаннее которого невозможно было отыскать на свете.

Сердце Видегреля в ответ на его действия неистово забилось, и Кано не удержался. Склонив голову к плечу мальчишки, он оставил на нем чувственный поцелуй, после чего проделал то же самое с шеей и с раскрасневшейся скулой. Пальцы правой руки невольно скользнули по мягкому соску Видегреля, заставляя его затвердеть.

Мальчишка вздрогнул, издав испуганный и в то же время эротичный стон, и широко распахнул глаза. А Кано, заметив под оттопырившейся тканью его штанов растущее возбуждение, жестко усмехнулся и оттолкнул его от себя, заставляя на миг вжаться в зеркало вспотевшими ладонями.

- Смотри теперь на себя! - рявкнул мужчина, сердце которого разрывалось от осознания, что этот прекрасный юноша никогда не будет принадлежать ему. - Смотри, что ты собой представляешь! Смотри, насколько сексуально твое тело! Смотри, как ты красив, черт бы тебя побрал, проклятый мальчишка!

Прикосновения отца вызвали в Видегреле настоящую бурю противоречивых чувств. Это было безумно и странно, словно в каком-то сумасшедшем сне, где подсознание вырисовывает сюрреалистичные картины того, что могло бы быть, вплетая их в события, которым нет места в мире. Кожа все еще горела от прикосновений ладоней и губ мужчины, а собственное отражение в зеркале пугало и в то же время казалось самым прекрасным на свете.

Мысли путались в голове, скакали, устроив адскую чехарду и спотыкаясь друг о друга. И вместе с тем порождали ужасную догадку, которая отчего-то не казалась парню такой уж и страшной.

Он медленно повернулся к мужчине, который тяжело дышал, все еще глядя на него блестящими глазами, и спросил, проклиная себя за то, что вообще допустил подобную мысль:

- Отец, ты... хочешь меня?

Кано, едва сдержав мучительный стон, на миг стиснул кулаки и тут же грубо ответил:

- Конечно же, нет, глупый ты ребенок! Я ведь твой отец. А отцы не испытывают к своим сыновьям подобных чувств. Но мне больно смотреть на твои слезы. Больно смотреть, как ты незаслуженно унижаешь себя.

Он сделал шаг вперед и, обхватив ладонями лицо парня, заглянул в его глаза.

- Никогда не позволяй другим оскорблять себя. Ты - мой любимый сын. И ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Больше никогда не плачь из-за других. Пусть они плачут из-за того, что ты лишаешь их своего внимания. Ты понял меня? Ты хорошо усвоил мои слова?

Видегрель накрыл ладони мужчины своими руками и, прикрыв глаза, кивнул.

- Да, отец. Я все понял. Я все усвоил. Не сердись на меня. Я не хотел тебя расстроить.

- Я не сержусь, - Кано привлек мальчишку к себе и крепко обнял, с чувством целуя его в висок. - Я хочу, чтобы ты был счастлив.

После чего отстранился и погладил сына по волосам, коснувшись пальцами обрезанных прядок.

- Тот, кто сделал это, горько пожалеет о содеянном, - пообещал мужчина и, сделав глубокий успокаивающий вдох, улыбнулся парню.

- Отдыхай, - сказал он. - Вечером отвезу вас с Акено куда-нибудь поужинать. А завтра отправимся на горячие источники, как я и обещал. Проведем вместе целую неделю. Только я, ты и твой брат.

Видегрель кивнул и с чувством обнял отца, молчаливо благодаря его за поддержку и участие. А когда мужчина ушел, он вновь приблизился к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение.

- Пыль... всего лишь пыль под моими ногами, - негромко повторил он слова отца и улыбнулся.

И отражение улыбнулось в ответ. Только в полутьме комнаты Видегрель не заметил, что улыбка эта больше походила на оскал.

***

Игараси-сан был ужасно зол, когда уходил к Видегрелю, и потому Акено не мог со спокойной душой пойти к себе. Он чувствовал вину за произошедшее. За то, что не смог защитить брата. За то, что не настоял на том, чтобы они поехали домой на машине. И за то, что мужчине пришлось так сильно переживать.

Последнее особенно тревожило парня, ведь он знал, какие чувства Игараси-сан испытывает к Видегрелю. Его поражало то, что брат совсем не замечает, каким взглядом смотрит на него мужчина. Что не понимает и не осознает своей власти над ним. Хотя... наверное, и хорошо, что не осознает. Однако Акено, в отличие от Видегреля не был слеп. И это ранило его даже сильнее, чем гнев мужчины.

Акено не знал, в какой момент его чувства к Игараси-сану переросли из благодарности в симпатию. Нет, это не было ни влюбленностью, ни любовью, и все же глубокая щемящая нежность наполняла его душу, заставляя сердце замирать каждый раз, когда мужчина одаривал его теплым взглядом или добрым словом. Это же чувство заставляло его беспокоиться. Тревожиться и бояться за Видегреля. Ведь глупый мальчишка не понимал, что, пусть и неосознанно, но дразнит мужчину, нарываясь на неприятности. И хоть Игараси-сан был человеком со стальной выдержкой, Акено понимал, что ни одному человеку не под силу удержать своих демонов в узде. И рано или поздно, вырвавшись из-под контроля, они возьмут верх над разумом и здравым смыслом. И тогда хрупкий семейный мир, созданный мужчиной, рухнет, сломав несколько жизней сразу.

Такого исхода Акено совершенно не желал, и потому не стал идти к себе, а остался сидеть на ступенях, дожидаясь, когда Игараси-сан поговорит с Видегрелем. Каждая клеточка его тела была напряжена до предела. Он вслушивался в тишину дома и нервно кусал губы, гадая, что же там происходит. А когда мужчина вышел и поспешил в свой кабинет, чуть ли не столкнув Акено с лестницы, парень понял, что терпению Игараси-сана приходит конец.

- Глупый, глупый мальчишка, - тяжело вздохнул Акено, глядя в спину удаляющемуся мужчине. - Ну как же ты не понимаешь?

Иногда Акено очень хотелось рассказать брату обо всем. Открыть ему глаза на настоящие чувства Игараси-сана. Но он не мог позволить себе это сделать.

Акено был эгоистом. Он не хотел терять семью, которая так неожиданно у него появилась и стала тем самым сокровищем, которое парень готов был защищать даже ценой собственной жизни. Но и оставить все как есть он не мог. И теперь, глядя на все происходящее, парень решил действовать. В этом доме должен быть мир. В этом доме должно царить согласие. И если он может хоть как-то поспособствовать этому, то он это сделает.

Тихо, почти бесшумно, Акено спустился по лестнице и направился к кабинету Игараси-сана, в котором мужчина закрылся несколько мгновений назад. Но стоило ему приблизиться к двери, как он услышал грохот бьющихся бутылок.

Мужчина злился. Даже не так, Игараси-сан был в ярости, и Акено его понимал. Он слышал, о чем они говорили с Видегрелем, и прекрасно понимал, что для мужчины эти разговоры не прошли бесследно. И потому, собрав всю свою решимость в кулак, Акено толкнул дверь в кабинет и уверенно переступил порог.

Игараси-сан его появления даже не заметил. Поглощенный своей злобой, он бросал в стену бутылки со спиртным и ругался сквозь сжатые зубы. Сердце Акено сжалось от тоски и он, плотно прикрыв за собой дверь и провернув ключ в замочной скважине, сделал к мужчине несколько шагов.

- Это не поможет, - негромко проговорил он, прикоснувшись кончиками пальцев к руке мужчины, в которой тот сжимал бутылку с шотландским виски. - Это не заставит его смотреть на вас так, как вы того желаете, Игараси-сан.

- Убирайся отсюда! - выкрикнул мужчина, которого появление парня застало врасплох.

Захотелось схватить этого наглого щенка и вышвырнуть из кабинета, но тихий голосок здравого смысла напомнил ему, что Акено все же не слуга в этом доме, а его воспитанник, и что обращаться с ним подобным образом было бы очень глупо.

- Пошел вон! Будешь еще меня жизни учить, сопляк!

Кано отбросил бутылку в сторону и указал мальчишке на дверь, яростно сверкая глазами.

Но Акено даже не пошевелился. Он смотрел на мужчину прямо и без сомнений во взгляде. Для себя он уже все решил, и отступать не собирался. Поэтому сделал еще один шаг, приближаясь к Игараси-сану почти вплотную и прикасаясь ладонью к его щеке.

- Я некрасив. Мое лицо обезображено и никогда больше не привлечет внимания. Но я могу помочь. Игараси-сан, я могу помочь вам не совершить самую огромную ошибку в вашей жизни. Рано или поздно вы сорветесь. Он слишком глубоко запал в вашу душу. Слишком плотно опутал ваше сердце своими ростками. Но я могу дать вам то, что принесет успокоение. Я не смогу заменить его, и понимаю это. Но я могу попробовать.

- Зачем? - спросил Кано, мысли которого пришли в такое замешательство, что он даже растерялся. - Тебе заняться больше нечем? Иди к брату! У меня нет времени на твои глупости.

- Игараси-сан, это не глупости. - Акено вздохнул и, протянув вторую руку к груди мужчины, прикоснулся пальцами к гладким пуговицам. - Вы хотите его. Сходите с ума из-за невозможности обладать им. Эта любовь убивает вас. Она истощает вас. Позвольте мне помочь. Я знаю, на что иду. У меня был опыт. В конце концов, я был этому обучен. Я могу доставить вам удовольствие и помочь не думать о нем в таком ключе. И тогда мир из этого дома не уйдет.

Акено и, правда, обучался даже слишком хорошо. И хоть с того времени, как Кано забрал его из борделя, прошло чуть больше трех лет, мальчишка до сих пор не растерял своей прыти.

Он говорил с придыханием, лаская пальцами грудь мужчины и взглядом обещая ему неземное блаженство, но на Кано такое поведение возымело совсем противоположный эффект.

- Если бы я хотел трахнуть шлюху, то пошел бы ночевать в бордель. Прекращай этот фарс.

Он отбил от себя руку мальчишки, и тот, прижав ее к груди, на мгновение обиженно поджал губы.

- Акено, прошу тебя, уйди. Мне не нужна эта жертва. Ничего я с твоим Видегрелем не сделаю. Не беспокойся о нем.

- Это не жертва, - тихо сказал Акено и низко склонил голову, чтобы мужчина не заметил появившейся в его глазах влаги. - И я беспокоюсь не о нем.

Сердце парня отбивало мучительно болезненную дробь. Колотилось о ребра, словно хотело проломить грудную клетку. А в душе разрастались трещины.

- Вы говорите, что он слеп... но и сами ничего не видите, - шумно выдохнул парень и поджал затрясшиеся губы.

- Да о чем ты говоришь? - рассердился мужчина, совершенно запутавшись. - Чего я не вижу?

Акено в ответ поднял на него взгляд, полный невысказанной тоски, и Кано вздохнул, чувствуя, как его мир переворачивается с ног на голову.

Парень смотрел на него с обидой, сквозь которую проступали искорки слабой надежды. Его губы мучительно кривились, когда он пытался сделать вдох, а на длинных пушистых ресницах взбухли слезы.

- Я что, небезразличен тебе? - спросил Кано, изумленный собственной догадкой. - Но почему? С каких пор?

- Я не знаю, - покачав головой, ответил Акено. - Не знаю ни почему, ни с каких пор. Это просто случилось. И только поэтому я понимаю, насколько вам тяжело, Игараси-сан.

- Ну и чего же ты от меня хочешь? - спросил мужчина. - Думаешь, я смогу вот так запросто воспользоваться твоим великодушным предложением и забыться в твоих объятиях?

Парень ничего не ответил, только отвел в сторону взгляд и несколько раз быстро моргнул, прогоняя слезы. Он понимал, что насильно мил не будешь, и если мужчина не хочет даже попытаться проникнуться к нему симпатией, то переубедить его никак не получится.

За все три года, что Акено жил у них, Кано впервые видел его в таком состоянии. Всегда сдержанный и дружелюбный, парень являл собой воплощение воспитанности и стойкого характера. Но сейчас он явно был растерян и обижен, и не мог больше держать себя в руках.

- Ну что мне с вами делать? - спросил Кано, с сочувствием глядя на парня. - Неужели все настолько серьезно?

- Простите, - тихо выдохнул парень и поджал трясущиеся губы. - Игараси-сан, я... не хотел вас обидеть.

- Ты вовсе не обидел меня.

Кано сделал к воспитаннику шаг и, приобняв его за плечи, привлек к себе, не представляя, что еще может для него сделать. И когда Акено затих, доверчиво прижимаясь к нему, привычным жестом запустил пальцы в его волосы на затылке и успокаивающе приласкал. Однако тут же насторожился, нащупав на коже головы Акено крупную корку запекшейся крови.

- Это еще что такое? - спросил мужчина, отстраняя парня от себя. - Где ты поранился?

- Это ерунда, - стушевался Акено, отводя взгляд.

- Ерунда?! - разозлился Кано и встряхнул парня за плечо. - А ну рассказывай!

- Да нечего тут рассказывать, - замялся юноша. - Когда нас с Видегрелем подкараулили в проулке, меня сбили с ног, ударив чем-то по голове. Ничего страшного. Заживет.

- Ну что за бестолковые дети?!

Кано покачал головой и, разжав руки, отошел к креслу и опустился в него, глядя на парня снизу вверх. А тот, словно влекомый невидимой силой, последовал за мужчиной и остановился рядом с ним.

- Позвольте мне быть с вами хотя бы один раз, - попросил он, пристально глядя на опекуна. - Я никогда и ничего не просил у вас, но сегодня, мне бы хотелось, чтобы вы заметили меня.

- Думаешь, это так просто? - хмыкнул Кано. - Я дам свое согласие, а дальше что? Завтра мы не сможем смотреть друг другу в глаза, и ты сбежишь из дома. Зачем тебе и мне этот стресс?

- Я не сбегу, - уверенно сказал Акено и упрямо вскинул подбородок. - А завтра... вы ничего не заметите, как не замечали раньше. Мои чувства вас никак не побеспокоят.

- Глупый... - Кано рассмеялся и, потянувшись к уцелевшей бутылке спиртного, приложился к горлышку, делая несколько больших глотков, после чего посмотрел на Акено, впервые разглядывая его не как тень Видегреля, а как довольно привлекательного юношу, внешность которого почти не портил белесый шрам на лице.

Несмотря на то, что мужчина оформил над Акено опекунство, он никогда не воспринимал его как сына. Парень был своего рода компаньоном для Видегреля, на которого можно было положиться и которому можно было довериться. И все же мужчина почти никогда не замечал его, обделяя вниманием и заботой, и порой обращаясь с ним слишком строго. Поэтому Кано никак не мог понять, откуда у Акено вообще взялись к нему чувства. Однако стоило мужчине встретиться с парнем взглядами, как его тело пробрало морозом, а в мыслях начали крутиться совсем уже неуместные фантазии.

Возможно, Акено и смог бы остудить его пыл. Помог бы ему забыться на короткое время и не думать о Видегреле, который с каждым днем становился для мужчины все желаннее.

Совершенно запутавшись в своих мыслях, Кано даже не сразу понял, что невольно подался к парню и, схватив его за руку, потянул на себя, позволяя забраться к себе на колени.

Акено не сопротивлялся и, кажется, даже не испугался. Он охотно поддался действиям мужчины и уже через миг прижимался к нему, обнимая за шею и мелко дрожа.

- Спасибо, - выдохнул он, опалив ухо Кано жарким дыханием. - Игараси-сан, я...

- Молчи, - мужчина поднял голову и коротко поцеловал мальчишку в пухлые, мягкие губы, которые оказались сладкими и пьянящими на вкус. - Ничего не говори. Просто будь со мной, если это действительно то, чего ты хочешь.

Акено хотел. По-настоящему хотел близости с этим человеком. Не только физической, но и душевной. Но сердце мужчины было занято, и бороться за него было бессмысленно. Однако кое-что для себя Акено мог ухватить. И терять такую возможность не собирался.

Он углубил поцелуй, вкладывая в него все свои чувства, а свободной рукой принялся расстегивать пуговицы на рубашке Игараси-сана. От мужчины пахло алкоголем, и Акено отстранено подумал о том, что, должно быть, Игараси-сан пьян, раз позволяет ему такие вольности. Но останавливаться не хотелось.

Юркий язык Акено хозяйничал у Кано во рту, а теплые, нежные ладони ласкали чувствительные места на его теле, но у мужчины не было желания сопротивляться напору со стороны парня.

Акено был хорошо обучен. И за три года совершено не растерял своего мастерства. Он знал, что нужно делать, чтобы обольстить и возбудить мужчину, вот только Кано показалось, что с ним парень чувствует себя немного скованно, словно боится сделать лишнее движение.

Поэтому, оборвав поцелуй, он откинулся на спинку кресла и, накрыв ладонью теплые пальцы Акено, улыбнулся ему, глядя в черные, обрамленные пушистыми ресницами глаза.

- Раз взялся за дело, не бойся, - наставительно сказал Кано, словно обучал ученика.

И, опустив свободную руку на ногу Акено, мягко провел ею от колена к основанию бедра, где и сжал, заставляя парня шумно выдохнуть.

- Я не боюсь, - несмело улыбнулся Акено и почти незаметно сместился вперед, чтобы ладонь мужчины оказалась в опасной близости от его паха, в котором пробуждалось желание. - Я просто не хочу вас разочаровать.

- Тогда расслабься и делай то, что тебе хочется, - сказал мужчина, внезапно подаваясь вперед, чтобы оставить на шее юноши глубокий, исполненный нежности поцелуй. - Не думай ни о чем.

Он обхватил Акено обеими руками и, вжав в себя, запустил ладонь ему в штаны, грубо сминая ягодицы и снова целуя его губы, теперь уже более напористо и страстно.

У Кано давно уже не было секса. В Токио он вел исключительно целомудренную жизнь, а в Кобе из-за сильной занятости так и не смог найти время для того, чтобы развлечься с кем-нибудь. И вот теперь это длительное воздержание могло вылиться в неприятности, однако Акено пришел к мужчине на помощь, и Кано с благодарностью принимал ее.

От одной только мысли, что стоит ему приподнять бедра Акено, спустить его штаны, и он тут же сможет взять парня, по телу мужчины расползалась сладкая томительная истома, которая несла с собой сильное возбуждение. Его член поднялся без всякой ласки и стимуляции, и теперь требовательно упирался в пах юноши, желая оказаться в жарком тесном плену его тела.

И Кано не стал отказывать себе в этом желании, тут же грубо стаскивая с ягодиц парня штаны и освобождая свой орган.

Акено на миг застыл, почти даже не дыша и крепко прижимаясь к мужчине. А потом тихонько заскулил, когда горячий член стал проталкивать себе путь внутрь его тесного, неразработанного прохода.

Кано понимал, что причиняет парню боль, но уже не мог остановиться. Желание затопило его сознание, смазывая все границы и буквально лишая его человечности.

И все же, несмотря на ужасный дискомфорт, Акено расслабился, как мог, и мужчина полностью вошел в него.

Оглаживая ладонью спину и поясницу парня, Кано отстраненно отметил, что он взмок и даже перестал дышать. Каждая мышца на теле Акено превратилась в камень, а на плечо мужчины внезапно упало несколько крупных, прохладных капель.

И все же, даже слезы не смогли унять похоть Кано. Он болезненно сжал бедра Акено ладонями и стал насаживать его на себя, сперва медленно, пытаясь хоть как-то разработать и расслабить, а потом уже напористо и безжалостно, иногда невольно выскальзывая из него и тут же грубо врываясь обратно.

Этот секс был стремительным и очень болезненным. Осознав, что Акено пока не может нормально двигаться, Кано повалил его на пол и, перевернув лицом вниз, навалился сверху, снова заполняя парня собой, резко толкаясь в него и прикусывая за плечо, пока распирающая ноющая боль в члене не сменилась мучительным томлением.

Кано почувствовал подступающую разрядку и, выпрямившись, излился в Акено, еще несколько раз вгоняясь в него, чтобы продлить момент удовольствия. А когда его сознание немного прояснилось, вышел из парня и теперь просто разглядывал его, еще до конца не понимая собственных чувств.

Акено лежал на ковре, впиваясь ногтями в короткие ворсинки и судорожно сжимая их побелевшими от напряжения пальцами. Его бледное лицо не выражало ровным счетом никаких эмоций, но красивые, пухлые губы предательски дрожали, выдавая чувства юноши.

Кано сделал глубокий вдох и, нежно погладив напряженные ягодицы парня, прилег рядом с ним и поцеловал в затылок.

- Прости, что причинил тебе боль, - сказал мужчина тихо, сжимая ладонью плечо Акено. - В постели я бываю не сдержан. Не держи на меня зла.

Акено кивнул, но ничего не ответил.

Когда он шел к Игараси-сану, то представлял себе все немого иначе. И теперь в его душе царило смятение. Однако нежность, проскользнувшая в действиях мужчины, заставила сердце парня забиться быстрее.

- Все хорошо, - негромко сказал он, поворачиваясь к Игараси-сану.

Ему хотелось прикоснуться к опекуну, жестом или действием показать, что ничего страшного не произошло, и он готов принять даже такую «любовь», если иной мужчина не может с ним поделиться.

Но ладонь Акено не достигла своей цели. Потому что до того, как он успел прикоснуться к груди Игараси-сана, мужчина стремительно поднялся и, не глядя на парня, сказал:

- Возвращайся к себе в спальню и приведи себя в порядок. Скоро ужин, не думаю, что тебе стоит показываться Видегрелю в таком виде.

Пальцы Акено сжались в кулак. И парень, закусив губу, чтобы сдержать тяжелый вздох разочарования и обиды, кивнул, поднимаясь и натягивая штаны.

В груди давило, словно на нее положили огромный булыжник, а сердце притихло, не желая биться. Боль пронзала не только тело, но и душу. И все же Акено надеялся на то, что в мужчине сейчас говорит лишь алкоголь и растерянность. Поэтому он решил не накручивать себя раньше времени и дать Игараси-сану возможность все обдумать.

Парень повернулся к мужчине, но тот на него не смотрел. Отвернувшись к окну, он рассматривал что-то за тонким стеклом и всем своим видом показывал, что не желает ни разговаривать, ни терпеть в кабинете чье-то присутствие. И Акено не стал напрашиваться на неприятности и тихо выскользнул в коридор, надеясь на то, что смятение в его душе не будет длиться долго, а слова Игараси-сана о их дальнейших отношениях не станут пророческими.

Однако его надеждам не суждено было сбыться.

За ужином, который, по сути, ничем не отличался от их обычных трапез, мужчина все свое внимание уделял Видегрелю. Так было всегда, но раньше Игараси-сан обращался с каким-нибудь вопросом или беседой и к Акено. Но в этот раз он не удостоил парня даже своим взглядом. Брат, несмотря на злоключение, случившееся днем, был довольно весел, и без умолку рассказывал отцу о каких-то выстроенных им на будущее грандиозных планах. А Игараси-сан, нежно улыбаясь, смотрел на воспитанника, ни разу не повернув к Акено головы.

Парень понимал, что именно так все и должно быть. Понимал, что его надежды, мечты и чаяния, это лишь его желания и прихоти, и мужчина совершенно не обязан отвечать на его чувства и уделять ему внимание. И все же, даже несмотря на понимание и принятие этого, Акено испытывал ужасную жгучую боль, скрутившую его сердце ядовитыми веревками.

Из-за этого у парня совсем не было аппетита. И он просто не смог и дальше оставаться за столом. Поэтому, сославшись на то, что ему вскоре предстоит сдавать важный экзамен, к которому необходимо хорошо подготовиться, Акено вышел из-за стола и направился к себе. Где, заперев дверь на замок, повалился на кровать, проклиная себя за совершенный поступок и думая о том, как же теперь пережить эту щемящую сердце тоску по несбывшимся мечтам.

***

- У нас будут разные комнаты? - Видегрель с укором смотрел на отца, который передал Акено ключ от отдельного номера, и не понимал, что происходит.

Как и обещал, на следующий день мужчина повез их на горячие источники. Но обычно они снимали один номер с двумя комнатами, в одной из которых располагался отец, а в другой они с Акено. Но в этот раз все почему-то было иначе, и Видегрель искренне недоумевал, что вдруг стало причиной подобных изменений.

- Ты что, злишься на него из-за того, что случилось? - допытывался парень, не желая отпускать брата.

- Не злюсь, - ответил Кано. - Но твоему брату нужно готовиться к экзамену, а ты будешь ему мешать.

Видегрель насупился, явно не понимая, с чего отец сделал подобные выводы, но Акено, кажется, ни капли не расстроился из-за того, что их «разлучили».

Он с непроницаемым лицом принял от опекуна ключ и, улыбнувшись брату, сказал:

- Так действительно будет лучше.

После чего ушел разбирать вещи и переодеваться.

Видегрель проследил за ним взглядом и снова напустился на отца из-за того, что комната Акено оказалась слишком далеко от их номера.

- Это очень важный экзамен, - сказал Кано, обнимая сына за плечи и подталкивая его к двери. - Но это не значит, что он не будет проводить с нами время.

Видегреля эти слова ничуть не успокоили, и он без устали сверлил мужчину недовольным взглядом, пока они втроем не оказались в открытом бассейне, наполненном горячей водой.

Увидев Акено, парень сменил гнев на милость и стал дурачиться, брызгая в брата водой. И хоть Кано пытался призвать его к порядку, уговаривая прекратить шуметь, в парня словно демон вселился.

Он плавал и нырял, громко смеялся и дергал Акено за ноги, пытаясь вовлечь его в свои игры, но в итоге утомился и затих, наслаждаясь вечерним купанием под куполом звездного неба.

Кано же не сводил с него глаз и думал о том, что помощь Акено, которую парень оказал ему вчера вечером, оказалась очень даже кстати. Теперь мужчина мог смотреть на Видегреля спокойно, без лютого желания скрутить его и задать трепку просто за то, что он вырос таким привлекательным. Что же касается самого Акено, то он вел себя необычайно тихо. Кано подозревал, что парень где-то в глубине души обижается на него, но утешить его, к сожалению, не мог.

После купания они все вместе отправились в комнату, где к ужину уже был накрыт стол. Видегрель, счастливый от того, что они наконец-то выбрались куда-то всей семьей, ел до отвала, а потом растянулся на полу, укрывшись до подбородка одеялом от котацу, являя собой воплощение довольства и умиротворения. Акено же, который едва притронулся к еде, извинился и, сославшись на подготовку к экзамену, собрался уходить. Кано попросил его остаться или, хотя бы, взять еду с собой, но парень вежливо поблагодарил его и удалился.

Оставшись наедине с Видегрелем, мужчина завел с сыном беседу на тему школьных оценок, и пока парень рассказывал ему о своих успехах, Кано получил возможность немного подумать над тем, что же ему делать дальше и как не разрушить хрупкий мир, который, наконец-то воцарился в их семье.

Однако его размышления не принесли никаких результатов. Видегрель, заметив его задумчивость, снова надулся и, заявив, что без брата ему все равно нечем заниматься, ушел отдыхать.

Кано же остался сидеть в гостиной, продолжая размышлять над своей жизнью и сложившейся ситуацией, и пробыл там около двух часов, пока не убедился, что Видегрель уснул крепким сном.

Только тогда он встал и, погасив свет, вышел из комнаты.

На улице уже стояла глухая ночь. В коридоре было пустынно и тихо. Кано плотно прикрыл дверь и, сжав в руке запасной ключ от комнаты Акено, отправился к нему.

Парень уже спал. На столешнице котацу лежали тетради и учебник, открытый примерно на середине. Кано окинул его беглым взглядом, но не стал заострять внимание и пошел прямиком в спальню, дверь в которую была слегка приоткрыта.

Несколько минут мужчина просто стоял, разглядывая Акено, грудь которого мерно вздымалась и опадала, что говорило о глубокой стадии его сна, а потом отбросил все сомнения и, скинув с ног тапочки, полез к парню под одеяло.

Акено что-то тихо пробормотал, неосознанно ныряя в объятия мужчины. А Кано, не теряя времени зря, накрыл его сухие, горячие губы своими и стал целовать так, словно был безумно, до одури в него влюблен.

Проникнув в сознание, чувственный поцелуй разорвал оковы сна, возвращая Акено из мира грез в реальность. Парень не сразу сообразил, что происходит. Почему тело вдруг охватило пламя, а сердце отчаянно забилось в груди. Но стоило ему приоткрыть веки и в сумраке ночной комнаты различить черты того, кто пробрался к нему, как всё встало на свои места. И пусть поведение и действия Игараси-сана были неожиданными, Акено с благодарностью принял и те жалкие крохи нежности, которые мужчина готов был ему подарить.

Не раздумывая, он вскинул руки и обвил ими сильную шею любовника, жарко отвечая на поцелуй и умоляя провидение, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

Разгоряченный и сонный, парень оказался на удивление милым и податливым, и Кано почувствовал прилив нежности к нему. Мужчина никогда не был склонен к проявлению сантиментов, но сейчас ему почему-то захотелось приласкать Акено. Дать ему понять, что он не игрушка на одну ночь. И поблагодарить его за терпение и благоразумие, которое он проявлял весь прошлый день.

Целуя парня, Кано распустил пояс его юкаты, и, распахнув полы, прижал обнаженное юное тело к себе, лаская ладонями прогибающуюся спину.

Кожа Акено вмиг покрылась мурашками, а его член, напрягшись, уперся мужчине в бедро.

- Прости, что поселил тебя в другую комнату, - сказал Кано, обрывая поцелуй и обхватывая естество мальчишки ладонью, чтобы возбудить посильнее и сделать сегодняшнюю ночь приятной и для него. - Твой брат не должен узнать о нас, иначе он сильно разозлится.

- Я понимаю, Игараси-сан, - тихо выдохнул парень, подаваясь навстречу ласкающей его руке. - Я все прекрасно понимаю.

Акено протянул руку и провел ладонью по плечу мужчины, наслаждаясь каждым мигом этого прикосновения.

- От меня он никогда ничего не узнает.

- Ты умница, Акено, - похвалил Кано и тепло улыбнулся. - Вчера я причинил тебе боль. Но сегодня я заглажу свою вину.

Парень слабо запротестовал, пытаясь доказать, что уже все забыл, но Кано накрыл его рот ладонью, призывая к молчанию, и нырнул под одеяло, собираясь подарить Акено незабываемое наслаждение.

Эта ночь стала для Акено воплощением чуда. Исполненная нежности и страсти, она принесла парню удовольствие, какого он еще не испытывал в своей жизни. Удовольствие, которое может подарить лишь глубоко любимый человек. И пусть Игараси-сан не любил его, пусть только пользовался предложенным ему компромиссом, в крепких объятиях мужчины Акено чувствовал себя безгранично счастливым.

3

***

- Видегрель, ты готов? - коротко постучав в дверь, Акено заглянул в комнату брата. - Если мы не поторопимся, я опоздаю на лекции.

- Никуда твои лекции не денутся, - грубовато отозвался парень и, небрежно скинув в сумку учебники, смерил Акено тяжелым взглядом.

- Они-то не денутся, но опаздывать я не хочу, - ответил парень, всматриваясь в хмурое и немного бледное лицо брата.

Неделя отпуска пролетела как один миг. Прекрасный, волнительный миг, наполненный весельем, счастьем и радостью. Возвращаться обратно в Токио совершенно не хотелось. И, наверное, если бы не срочные дела, свалившиеся на Игараси-сана, они, скорее всего, задержались бы на источниках немного дольше, даже несмотря на то, что под конец импровизированного отпуска настроение Видегреля сильно испортилось.

Акено считал, что парню просто наскучило плескаться в теплой минеральной воде, когда непоседливый нрав требовал более активных развлечений. Да и волнение перед возвращением в школу могло сыграть не последнюю роль. И пусть Видегрель ни словом не обмолвился об этом, стоило Игараси-сану упомянуть школу в разговоре, как брат менялся в лице и на некоторое время замыкался в себе. В такие моменты Акено старался перевести тему в более дружелюбное русло, и у него это неплохо получалось, однако Видегрель после этого веселее не становился. Впрочем, его хандра долго не длилась, и вскоре он вновь начинал дурачиться и заливисто смеяться, наслаждаясь каждым мигом своего отдыха.

Но когда они вернулись домой, брат стал совсем хмурым. И причин тому Акено не находил, как ни старался.

- Вставать надо было раньше, - пробурчал Видегрель, закидывая сумку на плечо и направляясь к двери.

На брата он не смотрел, словно не хотел встречаться с ним взглядом. А поравнявшись с парнем, лишь грубо толкнул его в плечо и вышел из комнаты.

Акено на такое недружелюбное поведение только покачал головой и вышел в коридор. После чего направился к лестнице, по которой Видегрель уже спустился.

Допытываться, что стало причиной прескверного настроения парня, Акено не стал. Он понимал, что перед возвращением в школу у Видегреля были все основания бояться, нервничать и злиться. Но со своими эмоциями парень должен был справиться сам, и потому лезть к брату в душу Акено не стал, давая Видегрелю возможность преодолеть свои страхи и стать чуточку сильнее.

Поэтому он не стал акцентировать свое внимание на поведении брата и последовал за ним на улицу, где их уже ждал автомобиль.

После инцидента в переулке Игараси-сан строго-настрого наказал парням ездить только с водителем и без его ведома никуда не отлучаться. Конечно же, у Видегреля подобное распоряжение восторгов не вызвало, но перечить он не стал. И потому, к моменту, когда Акено вышел на улицу, он уже ждал брата в машине.

Всю дорогу до школы парни не проронили ни слова. Видегрель хмуро смотрел в окно, а Акено был слишком погружен в свои воспоминания о чудесном отдыхе, чтобы затевать хоть какую-то беседу. И все же, когда они приехали, он решил проводить брата к школе. И как оказалось не зря. Ведь стоило им подойти к школьным воротам, как к Видегрелю подскочила Фудзита и набросилась на парня с обвинениями.

- Это все из-за тебя! - визгливо кричала девушка, заливаясь слезами и дергая Видегреля за пиджак школьной формы. - Это ты виноват! Ты!

Парень от такого напора опешил и стоял, широко распахнув глаза и не понимая в чем его обвиняют. Его растерянность была вполне объяснима, ведь он, в отличие от Акено, понятия не имел, какая незавидная участь постигла Кина. Конечно же, сам Акено так же не был в восторге от поступка Игараси-сана. Но кто он такой, чтобы судить мужчину?

А девушка все кричала и кричала, оглашая округу своими причитаниями и обвинениями. Вокруг них уже собралась довольно большая толпа из любопытных учеников. А от здания школы к воротам спешили несколько учителей. Но прежде чем взрослые успели подойти, Видегрель раздраженно оттолкнул от себя руки разистерившейся девчонки.

- О чем ты говоришь? - совершенно ничего не понимая, спросил он. - В чем я виноват?

- Не придуривайся, Родже! - взвилась Фудзита и гневно сверкнула глазами.

Ее губы искривились то ли в усмешке, то ли в болезненной судороге.

- Кин! У него теперь нет руки! Это ты виноват. Только ты! Он же только поговорить хотел, а ты...

- А что я? - вдруг оборвал словоизлияния девушки Видегрель, и прозвучавшие в его голосе интонации заставили Акено напрячься.

Он еще никогда не слышал, чтобы Видегрель говорил с кем-то подобным тоном. Холодным, злым, словно и не человек произносит слова, а какая-то тварь из преисподней.

- Ты – трусливая мразь, Родже! - взвилась девчонка. - Сам за себя постоять не смог, так отцу нажаловался? Всем известно, кто твой опекун! Он преступник. Он – якудза!

Фудзита все еще сыпала обвинениями, но Видегрель на нее уже не смотрел. Он повернулся к Акено и уставился на брата, словно искал в нем поддержку, словно ждал, когда тот усмехнется и скажет, что все это бред. Но слова девушки, очевидно, оказались не таким уж и бредом. И Акено лишь виновато отвел взгляд, не опровергая сказанного Фудзитой.

Большего Видегрелю и не требовалось. Парень на миг побледнел и прикрыл глаза, а когда поднял веки, Акено увидел в его взгляде лишь вековые льды Арктики.

А девушка тем временем все вопила и вопила. И в какой-то момент она вскинула руку, чтобы влепить Видегрелю пощечину, но ее ладонь так и не достигла цели.

- Ай! - вскрикнула она пронзительно, когда пальцы Видегреля сомкнулись на ее тоненьком запястье и до боли сжали хрупкую руку.

- Не смей ко мне прикасаться! - словно разъяренная змея прошипел парень, сжимая пальцы сильнее. - Или ты еще не поняла, что бывает с теми, кто тянет ко мне свои лапки? Может сделать вам парные конечности? Вы же так любите друг друга.

От этих слов девушку затрясло от страха, и она словно выброшенная на берег рыба беззвучно открывала и закрывала рот, онемев от охватившего ее ужаса. А Видегрель продолжал:

- Если бы ты поменьше трепалась, то и беды бы никакой не было. Так кто из нас виноват? Я? Или все же ты? И кто после всего мразь и ничтожество? Еще раз приблизишься ко мне и я... - он склонился к самому уху девушки и тихо сказал, чтобы больше никто не услышал: - Попрошу отца, чтобы отдал тебя банде твоего дружка. Пусть развлекутся на славу. А Кин посмотрит.

Глаза девушки округлились до невероятных размеров, а в следующий миг из них брызнули слезы, и она разрыдалась. Видегрель же брезгливо оттолкнул от себя Фудзиту и, бросив Акено, что будет ждать его после уроков, поспешил в школу.

Глядя вслед удаляющемуся брату, Акено боролся с противоречивыми чувствами, едкой волной поднявшимися в груди. С одной стороны ему хотелось догнать парня и заставить его извиниться перед девушкой. Ведь позволять себе подобное обращение с теми, кто слабее - недопустимо. К тому же такое поведение само по себе противоречило складу характера Видегреля, и Акено это неприятно насторожило. Но с другой... парень все сделал правильно. Покажи он свою слабость, и недоброжелатели непременно ударят по больному. В конце концов, Видегрель должен уметь защищаться. И пока его противниками являются такие же подростки, как и он, лучшего времени, чтобы научиться давать отпор, было не придумать.

Поэтому, несмотря на царапающую сердце тревогу, Акено смолчал, давая брату шанс разобраться со всем без посторонней помощи. Единственное, на что он надеялся, это что доброе и отзывчивое сердце Видегреля не зачерствеет и не обветрится под холодными ветрами жизненных невзгод.

Однако людям свойственно ошибаться. И некоторые поступки, какими бы безвинными они ни казались, в итоге могут привести к огромным неприятностям.

Так случилось и с Видегрелем. Акено не сразу это осознал, но с того момента брат начал стремительно меняться, и далеко не в лучшую сторону.

Первое время Акено думал, что подобное поведение связано с частым отсутствием Игараси-сана. Неожиданно подкосившая здоровье оябуна болезнь вынудила мужчину на время занять его место и вести все соответствующие положению дела. Перенести их из Кобе в Токио не представлялось возможным, и Игараси-сан много времени проводил вдалеке от дома. Конечно же, он часто звонил и приезжал на выходные, и настроение Видегреля менялось в такие моменты, но стоило мужчине вновь уехать, и брат ощетинивался ядовитыми колючками, превращаясь из милого пушистого зверька в радиоактивный кактус.

Он грубил и хамил всем подряд. Вел себя вызывающе и нагло. А на любое замечание отвечал с заносчивым пренебрежением и презрительным высокомерием. В первую очередь доставалось самому Акено, но парень старался не обращать внимания на грубость брата, списывая ее на тоску парня по отцу. Все же Игараси-сан являлся тем единственным человеком, к которому Видегрель был привязан настолько сильно, что даже краткая разлука и отсутствие внимания со стороны мужчины приводили к душевным страданиям парня. А довершал картину переходный возраст. Юноши в восемнадцать лет мнят себя правыми во всем без исключения. Их максимализм в мышлении и эмоциях, которые часто были очень нестабильными и переменчивыми, приводил к резким и не всегда адекватным сменам душевного настроения. И Видегреля эти перепады одолевали неприлично часто.

Конечно же, Акено понимал, что не последнюю роль в таком гадком поведении Видегреля сыграло радикальное вмешательство Игараси-сана в конфликт парня с Кином. Жестокая расправа над обидчиком привела к тому, что Видегреля стали бояться. И, словно почувствовав свою власть над другими, брат из отзывчивого юноши превратился в заносчивого засранца.

Он беспрестанно капризничал, зарывался перед сверстникам и неуважительно относился к учителям. Что в итоге привело к тому, что окружение парня разделилось на два лагеря. В первом были почитатели и лизоблюды, а ко второму относились те, кто искренне его ненавидел.

Впрочем, отношения с ровесниками Видегрель вполне мог наладить сам, а вот конфликты с учителями приходилось улаживать Акено.

Успокоить разъяренных преподавателей было нелегко. Парень подолгу просил прощения за вызывающее поступки Видегреля, уверял педагогов в том, что обязательно повлияет на дурное поведение брата и напомнит ему о приличиях и манерах. И надо сказать, все это он делал, да только Видегрелю на его нравоучения было наплевать.

В итоге все дошло до того, что Акено вызвали к директору, где седовласый мужчина в летах, строго глядя на парня, потребовал забрать документы брата из школы.

Замять этот конфликт без привлечения Игараси-сана оказалось невероятно сложно. Акено крутился как уж на сковородке, стараясь придумать причину, по которой Видегреля не стоит выгонять из школы. И после длительной беседы с директором ему все же удалось найти компромисс, который Акено и водрузил на стол мужчины в виде чека на довольно крупную сумму.

Так ситуация с отчислением была разрешена. Но уже к концу недели в чековой книжке парня стало на две странички меньше. И все было бы ничего, если бы, вырисовывая на очередном благотворительном подарке нули, Акено не терзали мысли о том, как ему объяснять Игараси-сану, куда делись деньги со счета.

А Видегрель тем временем никак не успокаивался. И все чаще его скотское отношение к окружающим перекидывалось на Акено. Особенно парню доставалось, когда он пытался вразумить брата. Но все его старания были тщетны, а порой и вовсе имели полностью противоположный эффект.

Впрочем, вскоре на проведение воспитательных бесед у Акено не осталось времени. Учеба в институте отнимала у него много сил, а подготовка к промежуточным экзаменам не оставляла времени даже на здоровый сон. Вот только Видегрелю на проблемы старшего брата было плевать с высокой колокольни. И очередная неприятность не заставила себя ждать.

Акено был на дополнительной лекции по экономике, когда ему позвонил Игараси-сан. Не ответить на этот звонок парень не мог, и, извинившись перед профессором, выскочил в коридор, чтобы поговорить с мужчиной.

- Игараси-сан, что-то случилось? - с волнением в голосе спросил Акено, прижимая телефон к уху.

- Случилось?! Ты еще спрашиваешь?! - раздался в динамике разъяренный голос мужчины. - Я для чего тебя содержу, дармоед проклятый?! У тебя была простая задача – присматривать за Видегрелем. Просто присматривать. Неужели это так сложно?! Немедленно езжай домой и выясни, что произошло. У тебя полчаса. И лучше тебе в них уложиться.

С этими словами мужчина оборвал связь, а Акено, словно громом пораженный, замер на месте, не в силах справиться с подкатившей к горлу тошнотой, которая опалила его язык едкой желчью.

Дома что-то случилось. Нет, с Видегрелем что-то случилось. Но что? Он же был в школе. И почему Мисуми-сан не позвонил?

Однако последний вопрос сам собой исчерпался, когда телефон вновь разразился резкой трелью.

- Акено-кун, извини, я не смогу тебя забрать. Тут дело такое... неприятное, - начал было мужчина, но парень его перебил:

- Что случилось, Мисуми-сан? Что-то с Видегрелем? Он в порядке?

Акено бежал по коридору института, подгоняемый страхом за брата. Воображение рисовало ужасающие картины, и хоть парень старался отогнать их от себя, получалось у него это с трудом.

- Да все с ним нормально, - устало вздохнул голос в динамике. - Он в школе подрался. Но получил за дело.

Мужчина вкратце рассказал, что Видегрель, заболтавшись с кем-то из своих одноклассников, не заметил проходящего рядом мальчишку и случайно задел его локтем. Но вместо того, чтобы извиниться или просто проигнорировать младшеклассника, Видегрель разозлился и толкнул бедолагу с такой силой, что тот, не удержав равновесия, кубарем скатился со ступеней крыльца. Старший брат мальчишки, увидев эту картину, не без оснований набросился на Видегреля с кулаками, но драка была недолгой. Вовремя подоспевшие учителя разняли дебоширов и хотели развести по разным классам, где им предстояло дожидаться родителей. Однако Видегрель пригрозил им расправой, которая непременно последует, когда Игараси-сан узнает об учиненном учителями произволе, и его отпустили.

- Он действительно был не прав, - тяжело вздохнув, подвел итог Мисуми-сан. - Неприятная ситуация. Очень неприятная.

- Вы звонили Игараси-сану? - спросил Акено, чувствуя, как в кончиках пальцев начинает покалывать от нервного напряжения.

- Я, нет. Но, уверен, что директор этого так просто не оставит. Я позвонил предупредить, что не смогу тебя забрать. Так что, ты уж как-нибудь сам, ладно?

- Да. Хорошо. Ничего страшного, Мисуми-сан, - ответил Акено, добежав до остановки и только чудом успев запрыгнуть в уже отъезжающий автобус.

От университета до дома дорога была не близкой. И, конечно же, в отведенные Игараси-саном тридцать минут уложиться парень не смог. Ему пришлось ехать сначала на автобусе, потом на метро, затем снова на автобусе. После чего еще несколько минут бежать от остановки до дома. Он весь извелся, прежде чем, не разуваясь, влетел в гостиную, где натолкнулся на хмурого Мисуми-сана.

- Где он? - задыхаясь от нехватки воздуха, спросил Акено и болезненно поморщился.

В левом боку отчаянно кололо. Но чувства, бушующие в груди, были куда болезненней.

Акено боялся. Наверное, впервые в жизни он испытывал настолько сильный страх. И ведь дело было даже не в том, что он не уследил за братом, а в том, что теперь Игараси-сан разочаруется в нем.

- В столовой, - кивнул Мисуми-сан в сторону просторной комнаты. - Проголодался гаденыш.

Акено пропустил колкость мужчины мимо ушей и поспешил в указанном направлении. А когда ворвался в столовую, с порога накинулся на брата.

- Что ты творишь, Видегрель? Что ты, черт возьми, творишь?!

Поступку брата не было никакого оправдания, и все-таки где-то в глубине души Акено хотелось верить, что у парня был повод так поступить.

Однако по взгляду юноши Акено понял, что его надежда не оправдается.

- А что я такого сделал? - спросил Видегрель с издевкой. И губы его презрительно искривились. - Всего лишь указал ничтожеству, где его место. Нельзя, что ли? Чего ты бесишься?

Он откинулся на спинку стула и, оторвав передние ножки от пола, стал раскачиваться на задних, при этом недобро улыбаясь.

- Да кто тебе вообще дал право решать, ничтожество перед тобой или нет?!

Пораженный отповедью брата, Акено разозлился еще сильнее. Он совершенно не понимал, откуда в парне взялось столько яда. Почему он вдруг превратился в жестокую себялюбивую мразь. Без причин такими не становятся. Но в жизни Видегреля не было ни лишений, ни бед, ни нужды. Так откуда в нем все это?

- Ты обидел ребенка. Ребенка!

- И что?!

Видегрель с грохотом опустил стул на пол и порывисто встал.

- Этот мелкий выскочил прямо на меня. Пусть бы под ноги смотрел, тогда и проблем бы не было! А его бешеного братца вообще надо на псарню отдать и прививку ему сделать, чтобы на людей не бросался.

Парень перевел дыхание и хотел продолжить свое словоизлияние, но Акено его перебил:

- Хватит оправдываться! Ты поступил как ничтожество.

- Ничтожество?! - Глаза Видегреля опасно блеснули. - Это ты меня ничтожеством назвал? Кто ты вообще такой, чтобы меня отчитывать?

- Я твой старший брат! - напомнил Акено, но от слов Видегреля в душе что-то неприятно защемило. - Или ты настолько зазнался, что растерял память, а вместе с ней и достоинство? Разве этому тебя учил отец?

- Не твое дело, чему учил меня мой отец! - огрызнулся Видегрель, и его бледное лицо покрылось красными пятнами гнева. - Твое дело следить, чтобы со мной ничего не случилось. Но ты и с этой задачей справиться не можешь. Раскланиваешься без конца перед всякой швалью. Задницы лижешь. Выслуживаешься.

- Замолчи, - просипел Акено, едва сдерживая клокочущий в груди гнев. - Лучше прикуси язык...

- Это тебе лучше закрыть свой рот! - внезапно выпалил Видегрель, перебивая парня, и в его глазах вспыхнуло яростное пламя, не предвещающее ничего хорошего. - Я слишком долго терпел твою лживую натуру. Но я больше не намерен этого делать. Кем ты себя возомнил? Серьезно, считаешь себя моим братом? Ты что, совсем дурак? Забыл, из какой помойки я тебя вытащил? Забыл, чем занимался до того, как отец взял тебя в семью? И чем ты отплатил ему за его доброту? Воспитываешь меня? Кланяешься моим врагам? Не ожидал от тебя такой черной неблагодарности.

От услышанного Акено онемел. Все слова, что еще теплились на его языке, вдруг застыли, скованные льдами поразившего его шока, а в голове зашумело так сильно, что на какой-то миг ему показалось, что он лишился слуха.

- Лучше замолчи, Видегрель, - посоветовал парень, когда к нему вернулась способность говорить, - иначе «черная неблагодарность» обернется для тебя чем-нибудь похуже.

- И чем же? - с вызовом поинтересовался парень. - Что ты мне сделаешь? Что ты вообще можешь сделать? Ты ведь просто шлюха. Обычная подстилка. Я-то думал, что если у тебя появится дом и семья, то ты проявишь хотя бы чуточку благодарности и попытаешься подавить в себе грязные инстинкты. Но не сложилось, да? Между ног свербит так, что нет сил вести себя как порядочный человек?

А вот этого Акено стерпеть уже не смог.

Сам не понимая, что делает, он в несколько шагов приблизился к парню и влепил ему такую пощечину, что звон от нее разнесся по столовой, как звук похоронного колокола.

- Ты много на себя берешь, мелкий засранец, - процедил Акено.

Боль рвала его сердце, а обида вгрызалась в душу, оставляя в ней рваные раны от когтей и клыков.

- Не тебе меня судить!

Щеку Видегреля обожгло огнем, и он с недоумением вскинул левую руку, прижимая ее к лицу. След от удара пульсировал и пылал под его ладонью, но еще яростнее пылал гнев, вспыхнувший в сердце подростка.

- Ты заплатишь за это! - дрожащим голосом выдавил он, с ненавистью глядя на Акено. - Продажная дрянь! Думаешь, я не знаю о твоих махинациях? Думаешь, не понимаю, что ты за человек? Соблазнил моего отца, а теперь тратишь его деньги на своих любовников. Я все о тебе знаю, грязный ты ублюдок! И больше не буду молчать. Больше не буду прикрывать тебя! Я столько для тебя сделал, а ты!.. ты на своего благодетеля руку поднял?!

- Закрой рот! - выкрикнул Акено и его слова утонули в звоне новой оплеухи.

Да только на этот раз пощечина оказалась настолько сильной, что Видегрель покачнулся. Голова парня мотнулась в сторону, а когда он повернулся, сверкая темными глазами, Акено увидел на его лице кровь.

Перед глазами вмиг стало темно. Ноги онемели, а сердце заколотилось так отчаянно, что даже воздух врывался в легкие с невероятным трудом.

А Видегрель, смертельно побледнев, стиснул ладони в кулаки, и, ринувшись к двери, выскочил из столовой, громко хлопнув дверью. Звук его шагов эхом разнесся по гостиной и вскоре стих.

Дом погрузился в мертвую звенящую тишину. И в этом безмолвии сердце Акено билось оглушающе громко.

В голове гудело. Чувства и мысли сплелись в тугой клубок, распутать который не представлялось возможным. А в душу закралась тьма, из глубин которой на Акено взирало отчаяние.

Наверное, некоторым людям просто не суждено быть счастливыми. Его жизнь, начавшись в беспробудной нищете и лишениях, лишь на миг озарилась лучиком счастья, который он погасил собственными руками. Игараси-сан не простит ему этой выходки. И только богам известно, какую кару для него приготовит мужчина. Единственное, в чем Акено был безоговорочно уверен, так это, что его смерть легкой и быстрой точно не будет.

- Не расстраивайся, мой мальчик, - голос экономки ворвался в мрачные мысли парня, заставив его вздрогнуть от неожиданности.

Акено резко развернулся и тяжело сглотнул. Пожилая женщина смотрела на него с теплотой и печалью, а ее морщинистая ладонь бережно сжала его плечо в безуспешной попытке поддержать.

- Я приготовлю тебе мятный чай, - предложила она. - Он успокоит и вернет тебе силы.

Акено на эту заботу лишь горько вздохнул и покачал головой, накрывая теплую руку женщины своей ладонью.

- Спасибо, оба-сан, но не стоит. Мне надо... вернуться в институт.

***

Кано ехал из аэропорта домой в отвратительном настроении. Жалоба, поступившая от директора школы на несносное поведение Видегреля, вывела мужчину из себя. К тому же мальчишка опять ввязался в драку и мог пострадать, а Акено как назло не было рядом, хотя Кано строго настрого приказал ему глаз с брата не спускать.

В итоге он разозлился так сильно, что выплеснул все свое негодование на несчастную голову воспитанника.

И вот прошло уже больше часа, а вестей от парней так и не было. Кано позвонил Видегрелю, но тот не ответил. Та же история повторилась и с Акено, вот только в случае последнего это было совсем уж странное и недопустимое поведение.

Подозревая, что парень просто обиделся на него, Кано стал названивать ему, настырно пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Но все, что он в итоге услышал, это сотню-другую длинных гудков в динамике и раздражающий голос оператора, который заявил, что абонент, возможно, временно недоступен.

Тогда мужчина позвонил охраннику, который тайно следил за Акено, чтобы с ним ничего не случилось, и узнал, что парень, вернувшись из института домой, почти тут же выскочил на улицу в расстроенных чувствах и направился в ближайший парк, где в данный момент коротал время, рассматривая дорожку у себя под ногами.

Такое поведение было странным, с какой стороны ни посмотри, и Кано решил немедленно со всем разобраться. Но, прежде чем разговаривать с мальчишками, мужчина сначала поехал в школу. А там уже директор, у которого на душе накипело достаточно много гнева, высказал все, что думает о Видегреле и о методах его воспитания.

Кано в этот момент взбесился не на шутку. Ему захотелось сломать директору парочку костей за то, что тот позволил себе критиковать его. Но директор, словно почувствовав угрозу, позвал мужчину к компьютеру и показал ему все, что творил Видегрель на протяжении последних месяцев.

- Никто не может найти на вашего сына управу, Игараси-сан, - сказал директор, ничуть не страшась гнева Кано. - Совершенно неуправляемый юноша. Заносчивый, невоспитанный, злой. Честно говоря, я хотел бы попросить вас перевести его в другое учебное заведение, потому что здесь он уже нажил себе столько врагов, что однажды это может привести к трагедии.

- Давайте повременим с отчислением, - проговорил Кано, чувствуя, как у него начинает болеть голова от всего, что он сегодня увидел и услышал. - Сначала я хочу выяснить у сына, что на него нашло, и постараться вразумить его.

Директор, хоть и нехотя, но все же согласился на эту просьбу. И Кано поехал домой, чтобы провести воспитательную беседу с зарвавшимся мальчишкой.

Но, стоило ему переступить порог, как пожилая экономка тут же выросла непреодолимой преградой на его пути и пригласила мужчину на кухню для серьезного разговора.

- Игараси-сан, я редко вмешиваюсь в ваши семейные дела, но даже мое терпение уже на исходе. Поговорите с Видегрелем. То, как он разговаривал со старшим братом, совершенно недопустимо. Будь он моим братом, я отстегала бы его ремнем. А Акено, добрая душа, расщедрился только на оплеуху. Разве это наказание, скажите мне? Разве это чему-нибудь его научит?

- Акено ударил Видегреля? - изумился Кано, не представляя даже, что надо было сделать, чтобы вывести этого тихого и услужливого парня из себя.

Экономка кивнула и слово в слово пересказала разговор между братьями, который случайно подслушала.

Кано внимательно выслушал женщину, и в нем вскипела нешуточная ярость. Он знал, что Акено выписывает чеки на крупные суммы денег и жертвует их школе, но он и подумать не мог, что парня и директора могут связывать личные отношения. Конечно же, слова Видегреля могли оказаться лишь предположениями, но когда Кано охватывала злость, он на какое-то время терял способность связно мыслить и анализировать ситуацию.

Сейчас ему хотелось задать кому-нибудь взбучку, и он решил не тратить время на то, чтобы добраться до Акено, а прямиком направился к Видегрелю.

Порывисто распахнув дверь в комнату сына, который лежал на кровати и слушал музыку в наушниках, Кано рявкнул с порога:

- Где твой брат?!

От неожиданности парень подскочил и стремительно сел, стаскивая наушники с головы. Он видел, что мужчина взбешен не на шутку и знал, что в такой ситуации лучше не выделываться, однако, раздражение в душе все еще довлело над ним, и потому он лишь презрительно фыркнул.

- Мне откуда знать? Он твой любовник. Ты за ним и следи. А еще лучше научи его манерам. Сегодня он ударил меня, а завтра на тебя руку поднимет?

Кано смотрел на Видегреля и не узнавал его. Красивое лицо мальчишки сейчас казалось ему уродливой маской, на которой застыла гримаса презрения ко всему сущему, и к нему в том числе. За какие-то два месяца сын изменился до неузнаваемости, и теперь походил на какого-то гадкого монстра, от которого не дождешься ни доброго слова, ни хотя бы уважения к старшим.

- Ты как со мной разговариваешь? - спросил мужчина, с трудом сдерживая желание придушить мальчишку. - Ты что, совсем остатки совести растерял?

- Я?! - Видегрель удивленно округлил глаза. - Это я совесть потерял? Этот Акено прыгает из койки в койку, как распоследняя шлюха, а совести нет у меня?

- Ты осознаешь, что и кому говоришь? - спросил Кано, которому было противно даже смотреть на этого мелкого говнюка.

- Осознаю, - глядя на мужчину исподлобья, отозвался Видегрель.

Голос его был твердым, но в сердце теплился страх.

- Все это я говорю своему отцу. Если ты, конечно, еще не передумал быть для меня им.

- Не передумал, - процедил Кано, где-то в глубине души понимая, что видит перед собой результат своих собственных ошибок.

И, чтобы не прибить зарвавшегося подростка, сделал глубокий вдох и достал из кармана телефон.

Вслушиваясь в длинные гудки в динамике, Кано продолжал буравить сына взглядом, а когда ему ответили, сказал строго:

- Не спускайте с Акено глаз. Попробует сбежать, задержите. А будет сопротивляться, переломайте ему ноги. Они ему все равно больше не понадобятся.

Отдав эти распоряжения, Кано стремительно вышел из комнаты Видегреля, громко хлопнув дверью, и поспешил к машине.

Когда мужчина приехал в парк, где, по словам охранника, сидел Акено, выяснилось, что парень не предпринимал никаких попыток к бегству и даже не собирался никуда уходить.

Кано не стал медлить и пошел прямиком к нему. Парень отчетливо слышал приближающиеся шаги, но даже не шелохнулся. Только крепче сжал пальцы в замок и побледнел. Острый кадык на его горле предательски прыгнул вверх, выдавая волнение. Но больше никаких признаков страха или обиды мужчина в нем не заметил.

- Идем со мной! - приказал Кано, остановившись перед Акено, и тот, вдруг, вскинул на него затравленный, виноватый взгляд, в котором сквозила полная обреченность.

Сердце мужчины при этом предательски дрогнуло, но он ни капли не смягчился.

- Живо! У меня нет времени уговаривать тебя.

С этими словами Кано развернулся и направился к машине, предлагая парню самому решить, как поступить дальше.

Неожиданное появление Игараси-сана совсем не удивило Акено. Ради Видегреля мужчина был готов на все. Он мог сокрушить горы, свергнуть небо на землю, мог за полчаса пересечь океан. Что уж говорить о таком малом расстоянии, которое разделяло Токио и Кобе. К тому же Акено потерял счет времени, и попросту не знал, сколько просидел в этом тихом безлюдном парке. Но все, так или иначе, походит к концу. И, кажется, его жизнь вышла на финишную прямую.

Мужчина не простит ему пощечины. Он не простит ему измены, хоть никакой измены не было и в помине. Но, зная характер Игараси-сана, Акено понимал, что разбираться никто и не будет. Любое слово Видегреля по определению было для мужчины истиной, а значит, никакие оправдания и взывания к здравому смыслу не помогут.

Несмотря на страх, пронзающий каждую клеточку его тела, Акено смиренно поднялся с лавки, на которой просидел, как ему казалось, половину жизни, и направился следом за мужчиной. Сел в автомобиль и, лишь мельком взглянув на отвернувшегося к окну любовника, прикрыл глаза, стараясь смириться с неизбежным и уговорить сердце не биться так отчаянно и громко.

Ехали они долго. Наверное, прошло около часа, прежде чем автомобиль припарковался у высотного здания в районе Минато.

Кано, который за время поездки так и не проронил ни слова, вышел из машины и приказал Акено следовать за ним.

Потом они долго поднимались на лифте, и парень все это время смотрел в пол, покорно опустив голову и даже не пытаясь поднять взгляд.

Но когда Кано завел его в квартиру, которую Акено никогда раньше не видел, он не выдержал напряжения и спросил:

- Зачем мы здесь, Игараси-сан?

Кано ничего ему не ответил. Он все еще был раздражен, но злость утихла, позволив мужчине, наконец-то, взглянуть правде в глаза и кое-что понять для себя.

Окинув Акено взглядом, Кано, вдруг, подумал, что все это время обходился с ним очень несправедливо, оскорбляя по малейшему поводу, ругая за каждую выходку Видегреля, и, тем самым, как бы принижая его достоинство и значимость. Хотя, на самом деле, он всегда полагался на парня даже больше, чем на самого себя и безгранично доверял ему.

Почему же, в таком случае, ему было так сложно сказать об этом? Признать, наконец, заслуги парня и перестать его ругать. Рассказать ему о том, что чувствует на самом деле. Дать понять, что парень далеко не пустое место и не груша для битья, а человек, которого он считает не только помощником, но и другом.

Запутавшись в дебрях своих мыслей, Кано сделал к Акено несколько шагов и, заметив во взгляде парня затухающий огонек надежды, внезапно схватил его за плечо и привлек к себе, крепко обнимая.

- С каких пор ты стал бояться меня? - спросил мужчина оцепеневшего воспитанника, сердце которого буквально вылетало из груди. - Акено, что с тобой происходит?

Акено замер в грубых и в то же время невероятно нежных объятиях мужчины и судорожно вздохнул. Он готовился к смерти, готовился к мучениям, которым Игараси-сан подвергнет его за то, что он распустил руки, но мужчина, кажется, не собирался его ни мучить, ни убивать. Наоборот даже, в голосе его звучала тревога и волнение, отчего сердце парня сжалось в маленький комок от боли и вспыхнувшей к самому себе жалости.

- Я... Игараси-сан, простите меня. Простите, я не справился... я не смог сдержаться... - негромкие слова подобно сорвавшейся с горной вершины лавины сыпались с губ Акено, и он никак не мог остановиться, крепко сжимая мужчину в ответных объятиях и цепляясь за него как за спасительную соломинку. - Я не хотел вас подвести, но и стерпеть не смог. Простите меня... простите...

- Тебе не за что просить прощения, - сказал Кано и погладил парня по волосам. - Только я один виноват в том, что произошло. Видегрель забылся и наговорил лишнего. Ты не должен принимать его слова близко к сердцу.

Мужчина сжал плечи парня ладонями и отстранил его от себя, заглядывая в темные глаза, которые блестели от подступающих слез.

- Сейчас тебе лучше отдохнуть, - продолжил Кано спокойным голосом. - Побудь здесь, пока я все не улажу.

- Вы... вы не злитесь на меня? - Акено смотрел на мужчину и не совсем понимал, что происходит.

Суровый и скорый на расправу, Игараси-сан выглядел расстроенным и, кажется, немного виноватым. В его темных как ночь глазах Акено ожидал увидеть битумные огни ярости, но вместо этого видел лишь теплоту и сожаление о чем-то.

- Игараси-сан, вы, правда, не сердитесь?

- Ты ни в чем не виноват, - сказал мужчина и, откинув в сторону челку парня, которая сильно отросла за три года, поцеловал его в щеку, рассеченную белой полосой шрама. - Все хорошо. Ты все сделал правильно.

- Игараси-сан... - касание теплых губ опалило кожу, и Акено шумно вздохнул, судорожно сжимая пальцы на плече мужчины.

- Тебе надо отдохнуть, - настойчиво проговорил Кано и, приобняв парня за плечи, повел его в сторону спальни. - Не пререкайся. Я со всем разберусь и потом приеду за тобой.

Он усадил мальчишку на кровать и строго на него посмотрел.

- Ни о чем не волнуйся. Я скоро вернусь.

С этими словами он вышел из спальни, а Акено еще какое-то время сидел в неподвижности и смотрел прямо перед собой. В голове парня царил настоящий хаос. Но еще большее смятение творилось в его душе. И сколько бы он ни пытался придумать разрешение сложившейся ситуации, в голову ничего толкового так и не пришло. Лишь боль, пульсирующая в висках, усилилась, став почти невыносимой. И тогда Акено последовал совету Игараси-сана и повалился на кровать.

Что бы ни преподнесла ему судьба, сейчас он был слишком истощен, чтобы думать об этом. Пусть все идет своим чередом, а там, может быть, и ответы появятся сами собой.

***

Когда Кано вернулся домой, он сразу же пошел к Видегрелю и снова вошел в его комнату без стука.

Парень, лицо которого выглядело бледным и каким-то растерянным, тут же вскочил с кровати.

- Отец!

Он сделал шаг вперед, но мужчина остановил его резким взмахом руки.

- Я нашел Акено, - сказал Кано, строго глядя на сына. - Он уже наказан за то, что сделал. Теперь же я пришел спросить у тебя, как он должен умереть. Это должна быть быстрая смерть, или ты хочешь, чтобы он мучился несколько дней, вопя от боли? Говори, не бойся. Я сделаю так, как ты скажешь.

- Я... - голос Видегреля напоминал предсмертный хрип.

Он смотрел в хмурое, потемневшее от гнева лицо мужчины и чувствовал, как кровь по венам стремительно проносит свои обжигающие потоки к сердцу, которое грохотало как ненормальное и сжималось от охватившего парня страха.

- Я не хочу ничего подобного. Он... Акено... за что ты с ним так?

- Ты же сказал, что он тебя ударил, - напомнил Кано. - Я не мог оставить этот случай без внимания. К тому же, разве ты не хотел, чтобы я наказал его?

Видегрель совсем растерялся. Да, он погорячился и наговорил много обидных слов, но он не хотел ничего плохого. Он не хотел, чтобы...

- Я не хотел... не так... - Парень тряхнул головой, чувствуя, как колючий комок страха подступает к горлу, царапая язык и обжигая небо. - Он ничего не сделал. Он ничего плохого не сделал.

- Даже так? - удивился мужчина. - А как же твои слова о том, что он содержит своих любовников за мой счет? Что он прыгает из койки в койку. Что он принимает сторону твоих недоброжелателей. Или ты всего этого не говорил?

Видегрель тяжело сглотнул. Жар яростной волной прокатился по его телу, отчего на лбу и висках парня выступили капельки испарины. Ладони взмокли, пальцы задрожали, а в ногах появилась ужасающая слабость.

Он ведь действительно все это сказал. Он тщательно подобрал каждое слово, которое и выплюнул в лицо брата. А потом еще и отцу нагородил кучу всякой околесицы.

- Но ведь это всего лишь слова! - выкрикнул Видегрель, в панике бросаясь к отцу и дрожащими пальцами стискивая отворот его пиджака. - Это только слова, им нет подтверждения. Не убивай его, отец! Не убивай. Он не заслужил этого!

- Всего лишь слова, говоришь?

Кано холодно смотрел на мальчишку, лицо которого исказила гримаса страха, и на его душе немного полегчало. Кажется, с Видегрелем не все еще было потеряно, и в нем осталась толика человечности. Вот только мужчина не привык бросать задуманное на полпути, и решил довести свой спектакль до самого конца, чтобы как следует проучить негодника.

- Но почему ты оклеветал брата, к которому был так сильно привязан? Зачем обижал его, если думал иначе? Или ты врешь мне, чтобы спасти его жалкую жизнь? Отвечай!

Кано схватил Видегреля за плечи, до боли сжимая их, и встряхнул парня с такой силой, что у того дернулась голова.

- Говори немедленно, или я сейчас же прикажу своим людям пристрелить Акено!

Видегрель в ужасе смотрел на разъяренного мужчину и чувствовал, как прятавшаяся в душе обида прорывается через выстроенные им стены наигранного безразличия.

- Я... я... мне было обидно! - выпалил он, не в силах больше прятать свои чувства. - Вы врали мне. Оба врали! Если бы я не увидел вас тогда на источниках... если бы не застал потом дома... а вы даже не собирались мне ничего говорить. Прятались, лгали, придумывали всякие небылицы. Я стал вам не нужен. Вы выбросили меня, как какой-то мусор. Каждый день, каждый час, каждую минуту пока вы были вместе... а что осталось мне? Холодная вежливость? Безразличие, спрятанное под маской заботливых вопросов, в которых даже интереса никакого не было!

- Ах ты, паршивец! - выкрикнул Кано, чувствуя, как гнев снова охватывает его сознание.

И, оттолкнув от себя Видегреля, влепил ему звонкую пощечину, которая оставила на его бледной коже яркий, налившийся кровью отпечаток.

- Да что ты о себе возомнил? - продолжил мужчина, снова приближаясь к сыну, который в страхе отступал от него. - Акено заботился о тебе с тех самых пор, как поселился в этом доме. Он скрывал от меня все твои выходки. И никогда... Слышишь меня?! Никогда не сказал о тебе ни одного дурного слова, даже когда я ругал его из-за тебя. А ты из-за глупой ревности чуть не подставил его под пулю? Ты в своем уме, мальчишка?!

Кано схватил Видегреля за грудки и снова встряхнул, испытывая непреодолимое желание отлупить его, чтобы неделю с кровати не мог встать. Но, почему-то, у него рука не поднималась на этого несносного ребенка, который дрожал с головы до ног, хватая ртом воздух и собираясь снова самозабвенно разреветься.

Разжав руку, мужчина оттолкнул сына и с гневом воззрился на него. Тот, оступившись, осел на пол и затих, словно испуганный зверек перед лицом опасности.

- Почему ты молчишь? - спросил Кано у Видегреля, по щекам которого покатились крупные слезы. - Тебе не хватает нашего внимания? Мы недостаточно любим тебя? Что, черт возьми, снова не так?! Или ты хочешь присоединиться к нам в постели?

Парень отчаянно замотал головой.

- Нет, - дрожащими губами произнес он. - Не хочу. Я хочу, чтобы вы перестали мне врать. Я всего лишь хочу быть частью вашей жизни. Разве это много? Разве я прошу чего-то невыполнимого? Всего лишь правды.

- Никто тебе не врал, - ответил Кано, чувствуя чудовищную усталость. - Мы просто скрыли наши отношения, чтобы не травмировать тебя. Ты считаешь меня отцом, а Акено братом. Разве ты смог бы спокойно принять то, что произошло между нами?

- А почему нет? - утирая рукавом нос, спросил Видегрель и, подтянув колени к груди, обхватил их руками. - Ты - мой отец, он - мой брат. Но между вами нет родства. В чем могла быть проблема? Если вам хорошо вместе, если вы любите друг друга, то почему я не смог бы этого принять? Но вы не посчитали меня кем-то близким, кому можно довериться. Вы даже не подумали об этом, словно я кто-то посторонний, кого ваши жизни никак не касаются.

- Это не так.

Кано покачал головой, пытаясь вразумить мальчишку. Но когда тот надул губы, не желая слушать, что ему говорят, тяжело вздохнул.

- Видегрель, хватит раздувать драму на пустом месте. Даже если мы тебе не сказали... даже если, по твоему мнению, мы тебя предали, какое ты имел право вести себя с окружающими людьми как последняя сволочь? Ты обижал девушек и детей, грубил старшим, обзывал брата грязными словами и обвинял его черт знает в чем, пытаясь настроить меня против него. Ты не думал о последствиях. Поддавшись своей обиде, ты чуть не разрушил нашу семью. Скажи мне, это того стоило? Или ты все еще хочешь отмщения и доказательства моей любви к тебе? Если так, одно твое слово, и я убью Акено. Я убью его, чтобы ты понял, насколько сильно я люблю тебя.

- Нет! - Видегрель вскочил на ноги и бросился к мужчине. - Нет, не надо! Не надо! Я... - парень закусил губу и прижался лбом к груди мужчины. - Мне жаль... я так виноват... не причиняй Акено вреда. Он не заслужил к себе такого обращения. Я был не прав. Во всем был не прав. Я знаю это. Понимаю. Пожалуйста, не делай ему больно.

- Тогда что мне с ним делать? - спросил Кано уже спокойнее. - Выгнать его из дома? Разорвать с ним отношения? Вернуть его в бордель?

- Верни его домой, - выдохнул Видегрель и, вскинув голову, посмотрел на отца полными слез глазами. - Верни его домой.

- Но он не хочет возвращаться туда, где ему не рады, - сказал мужчина. - Конечно, я могу притащить его сюда насильно...

- Да ну что ты заладил насильно да насильно! - не сдержался Видегрель, но тут же прикусил язык. - Прости, - виновато вжав голову в плечи, проговорил он и сделал глубокий вдох. - Где Акено сейчас? Я пойду к нему... я все ему объясню. Я попрошу, чтобы он вернулся.

- Уверен? - уточнил Кано. - Если собираешься и дальше срывать на нем злость, то лучше оставь все, как есть.

- Отец! - парень упрямо посмотрел на мужчину и вцепился пальцами в его пиджак. - Я хочу, чтобы он вернулся.

Кано несколько мгновений молчал, вглядываясь в полные мольбы глаза сына, а потом согласно кивнул.

- Я отвезу тебя к нему, - сказал он. - Только советую тебе трижды подумать, что ты ему скажешь, прежде чем вообще что-то говорить.

Видегрель не стал возражать и, прихватив куртку, поспешил вместе с отцом к машине.

Его трясло от пережитого стресса и от нешуточного страха. Что, если Акено не простит его? Что, если не захочет простить?

Видегрель и сам не мог понять, что за бес в него вселился. Но после того как он увидел, что отец и Акено целуются, а потом застал их спящими в одной постели, его словно подменили.

Обида выжигала парня изнутри, заставляя ненавидеть всех окружающих и истекать ядом при одной только мысли, что теперь он лишний в этой семье. И чем дольше от него скрывали правду, тем сильнее становилась его злость, тем яростнее он хотел привлечь к себе внимание и доставить как можно больше проблем, уязвить, унизить, заставить сожалеть о том, как с ним поступили.

Но теперь он понял, что перегнул палку. И хотел, во что бы то ни стало вернуть Акено домой, потому что без брата его жизнь будет неполноценной.

Поэтому, когда отец привёз Видегреля в Минато и вручил ему ключи от их старой квартиры, парень тут же поспешил подняться наверх, чтобы как можно скорее принести Акено свои извинения.

Однако парень не ожидал, что брат будет крепко спать, завернувшись с головой в одеяло и скрутившись, словно у него болел живот.

Помявшись немного на пороге спальни, Видегрель плюнул на свои страхи и забрался на кровать, крепко обнимая кокон из одеяла и прижимаясь к нему.

- Акено, прости меня за все, - сказал он звенящим голосом, чувствуя, что вот-вот снова разревётся. - Я просто ревнивый идиот. Думал, что вы с отцом предали меня. Думал, что больше не нужен вам. Но я сожалею. Я, правда, очень сожалею о том, что наговорил тебе.

Акено скорее почувствовал чье-то присутствие, чем услышал его. Но стоило голосу Видегреля проникнуть в его сознание, и сердце болезненно сжалось.

Брат просил прощения так жалобно и с таким надрывом, что не ответить ему парень не смог.

- Почему ты так подумал? - спросил он, не поворачиваясь к Видегрелю и даже не шевелясь. - Ни я, ни Игараси-сан не давали тебе повода. Мы заботились о тебе. Оберегали тебя. Так почему ты решил, что мы предали?

- Потому что вы скрыли от меня свои отношения. Что еще я должен был подумать?

Видегрель уткнулся лицом в макушку брата и стиснул пальцами одеяло, не зная, что говорить и какие слова подобрать, чтобы парень понял его.

- Мне казалось, что я лишний, - выдохнул он тихо. - Казалось, что вам теперь и без меня хорошо. И когда вы закрывались в комнате, оставляя меня одного, я думал, что больше не нужен вам. И в такие моменты мне было очень страшно. Почти как после землетрясения, когда я остался совершенно один.

Наверное, Акено знал, что все будет именно так. Где-то в глубине своего сердца он знал, что его отношения с Игараси-саном заденут Видегреля за живое. Но он и предположить не мог, что обида будет основана на страхе одиночества. На глупой, детской ревности, от которой никто не застрахован.

Несколько долгих мгновений он молчал, стараясь разобраться в своих мыслях и чувствах, но злиться на брата не получалось. Как и не получалось таить на него обиду. И потом он негромко сказал:

- Какой же ты глупый. Глупый и избалованный. Но лучше будь таким, чем злобным ублюдком, которого мне довелось сегодня увидеть.

- Прости меня, - вновь повторил Видегрель, не зная, как еще исправить все, что натворил. - Я больше никогда не буду так себя вести. Если ты вернешься домой, я обещаю, что буду во всем прислушиваться к тебе. Буду...

- Болван ты, - перебил Акено парня и, высунув руку из-под одеяла, крепко обнял брата.

Ему не нужны были обещания и клятвы. Он хотел лишь, чтобы Видегрель не впускал в свое сердце злобу и продолжал быть его другом.

- Просто будь собой. Тем добрым и отзывчивым парнем, которого я знал все это время.

Видегрель крепко зажмурился и стиснул Акено в удушающих объятиях, чувствуя, как внутри все расслабляется от облегчения и осознания того, что брат простил его.

- Поехали домой, - сказал он чуть погодя. - Отец ждет нас в машине.

Акено не хотелось выбираться из постели, но Видегрель смотрел на него с такой надеждой, что противиться у парня не получалось. И потому он кое-как поднялся, все еще чувствуя себя ужасно уставшим и разбитым, и поплелся за братом.

Единственное на что Акено надеялся, это что Видегрель не предаст самого себя и не изменит своим словам. Все делают ошибки. Без них не бывает роста. И Акено очень надеялся, что брат не станет наступать на одни и те же грабли по сотне раз.

4

Токио. 2008 год

***

- Хаяси-сан, машина уже готова.

Акено отвернулся от окна, за которым шел проливной дождь, и коротко кивнул.

- Спасибо, Юити, я уже иду.

Он снял с вешалки короткое пальто и, накинув его на плечи, направился к двери.

Молодой помощник, которого Акено выбрал из персонала, почтительно отошел в сторону и, когда парень вышел из кабинета, направился следом за ним.

- Будут какие-то особые распоряжения? - поинтересовался Юити, спускаясь за своим боссом вниз по лестнице.

- Думаю, нет, - покачал головой Акено. - Разве что... предупреди охрану насчет Такато-сана.

Услышав это имя, Юити с отвращением скривился.

- Снова этот человек? Сколько можно.

Акено и сам поражался непонятливости и какой-то безумной настырности Такато-сана. Прошло уже три года с того момента, как Кано передал Акено управление «Порочным Кактусом», и с тех пор многое в заведении изменилось. В первую очередь, вступив в должность управляющего, парень изменил большую часть правил. Теперь основную роль играл не выбор клиента, а выбор работника. По мнению Акено это должно было усилить безопасность и вывести обычный бордель на уровень элитного заведения, посещение которого станет для клиентов своего рода подтверждением статуса и положения в обществе.

Конечно же, чтобы добиться желаемого Акено пришлось немало потрудиться. Самым сложным было убедить Кано в том, что игра стоит свеч, и что даже незначительные потери на пути становления в итоге окупятся невероятной прибылью. Сначала мужчина был категорически против радикальных перемен, но после того, как Акено детально и красочно изложил ему свой план, сдался, позволив парню попробовать воплотить свои замыслы в жизнь.

Получив согласие мужчины, Акено принялся за работу. На несколько месяцев заведение пришлось закрыть, чтобы провести в нем генеральный ремонт, и, конечно же, в это время ни о какой прибыли не могло быть и речи. Кано хоть и ворчал по этому поводу, но в работу парня не лез. А когда Акено за несколько дней до открытия пригласил его посмотреть на то, что в итоге получилось, мужчина не только остался доволен, но и соблазнился одной из тематических комнат, в которой они с Акено провели несколько незабываемых часов.

После того, как «Порочный Кактус» претерпел кардинальные изменения, заведение стало приносить втрое большую прибыль. Однако не всем клиентам эти перемены пришлись по душе, и Такато-сан был одним из противников нововведений. Большинство мальчиков отказывалось работать с ним, и чаще всего он уходил злым и неудовлетворенным. Неоднократно мужчина обращался напрямую к Кано, требуя, чтобы ему предоставили покорную и молчаливую шлюху, которая будет исполнять его прихоти, но Игараси-сан был непреклонен, без конца повторяя, что эти вопросы будет решать только Акено и никто иной.

И Акено решал в силу своих возможностей. Но мальчики не хотели связываться с агрессивным типом с садистскими наклонностями, а найти любителя острых ощущений было не так-то и легко. Поэтому отказ шел за отказом, а мужчина все не унимался, угрожая скандалами, прессой, а иногда и вмешательством Такаяма-сана. И вот этого Акено немного боялся. Ведь как ни крути, а против своего старшего брата Кано не выступит, и если оябун потребует сделать для Такато-сана исключение, выбора у Акено не останется.

Впрочем, думать об этом сейчас парню совершенно не хотелось.

- Предупреди охрану, - повторил он Юити и взял зонт из стойки. - Если Такато-сан придет пока меня не будет, пусть глаз с него не спускают. Мне не нравится то, что он притих.

- Может быть, его предпочтения изменились? - сам не веря в собственные слова, предположил Юити.

- Это вряд ли, - покачал головой Акено и открыл дверь.

С улицы потянуло сыростью и холодом, и парень зябко повел плечами.

- Больше похоже на то, что он что-то задумал. Будьте внимательны. И если что-то случится, сразу звони мне.

Помощник кивнул и коротко поклонился, а Акено вышел за порог и, раскрыв зонт, поспешил к ждущему его автомобилю.

***

- Знаешь, мне немного страшно.

Видегрель стоял у большого панорамного окна и смотрел, как слезы неба разбиваются о гигантскую стальную птицу, которая меньше чем через час унесет его на своих крыльях в чужую страну.

- Даже представить себе не могу, как справлюсь без тебя и брата.

Он чуть повернул голову и посмотрел на отца, который так же всматривался в унылую осеннюю серость за окном.

Мужчина улыбнулся одними уголками губ.

- Ты умный и сообразительный, - сказал он. - К тому же Акено постарался, обучая тебя основам бизнеса. Все будет хорошо.

- Думаешь? - не унимался Видегрель, которому ужасно не хотелось уезжать из Токио.

- Я в этом уверен. К тому же кто, если не ты?

Кано многозначительно посмотрел на сына, как бы напоминая ему о разговоре, который произошёл между ними несколько месяцев назад.

Неожиданное предложение мужчины стало для Видегреля своего рода шоком. Он только окончил институт и планировал присоединиться к Акено в управлении «Порочным Кактусом», как отец сообщил ему о грядущем «расширении» на западе.

Мужчина долго и красочно расписывал возможные перспективы подобного продвижения в Новый Свет, а Видегрель внимательно его слушал, соглашаясь почти с каждым сказанным отцом словом. Да только его согласие было не долгим. И стоило ему увидеть документы на землю в Нью-Йорке, где в графе «владелец» стояло его имя, как он всячески воспротивился перспективе смены места жительства.

Отец, по всей видимости, предполагал, что встретит на свое предложение такой яростный отпор, и потому неплохо подготовился, предоставив Видегрелю больше дюжины весомых аргументов, почему именно он должен заняться бизнесом в Америке. И вот спустя несколько месяцев после ошарашившей парня новости о его переезде, он стоял в аэропорту и старался не думать о том, что его просто ссылают как какого-то опального родственника.

- И все же я не уверен, что справлюсь. - Вздохнул Видегрель. - Я буду там совсем один. Совсем. Ни знакомых, ни друзей. Никого.

- Не беспокойся, - в который раз повторил Кано. - Я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется. К тому же, в Нью-Йорке живёт мой самый близкий друг. Он присмотрит за тобой, а в случае необходимости окажет любую помощь. Да и Мураками-сан обещал позаботиться о тебе. Ты будешь не один.

Мужчина похлопал сына по плечу и, поддавшись минутному порыву, обнял его за плечи, пытаясь приободрить. Отпускать парня от себя совершенно не хотелось, но Кано был вынужден так поступить ради их общего блага.

***

В здании аэропорта было шумно и оживленно. Сотни людей с чемоданами, сумками и рюкзаками всматривались в сменяющиеся на табло надписи, сверяя их со своими билетами, и спешили к указанным посадочным терминалам. Кто-то кого-то встречал. Кто-то провожал. Кому-то, быть может, просто нравилось находиться в этом кишащем букашками муравейнике и наблюдать за бессмысленной суетой. Но Акено не любил аэропорты, как не любил вокзалы и автобусные станции. Они навевали на него грусть и печаль. Вселяли в душу тоску по чему-то утраченному. И заставляли сердце неприятно сжиматься от призрачной боли.

Отъезд брата стал для Акено не меньшей неожиданностью, чем для Видегреля. Только в отличие от последнего Акено сначала даже порадовался тому, что вскоре Видегрель окажется далеко от них с Кано. И за это парню было ужасно стыдно, ведь он всем сердцем любил своего брата.

Однако ревность играла с чувствами Акено злые шутки. Сначала парень еще как-то надеялся на то, что с возрастом Видегрель растеряет свою красоту и привлекательность. Что возмужав и огрубев он лишится того очарования, каким наделили его детство и юность. Но годы шли, а этот засранец становился лишь краше и привлекательнее.

Акено завидовал брату. Завидовал тому, какими взглядами одаривает его Кано. Завидовал его власти над мужчиной. И способности породить самое настоящее помешательство в разуме этого рационального и собранного человека. Хотя помешательство было уже лишним. В какой-то момент нелогичное поведение мужчины почти привело к непоправимым последствиям, и тогда Акено впервые вмешался, вызвав Кано на откровенный разговор и попросту отчитав мужчину за совершенные им глупости.

Дело было в том, что как только Видегрель окончил школу и поступил в институт, интерес к парню со стороны противоположного пола стремительно вырос. Впрочем, этого стоило ожидать. Красивый, умный, обеспеченный, галантный, Видегрель вмиг оказался в центре внимания и покорил не одно девичье сердце. Да только с взаимностью у парня возникли нешуточные проблемы. Стоило брату завязать с кем-то отношения, как «ветреная особа», как называл пассий Видегреля Кано, спустя две-три недели разрывала отношения и меняла место жительства. Первые несколько случаев показались Акено простым совпадением, но когда они стали закономерностью, парень рассердился и устроил любовнику такую головомойку, какую, наверное, никто и никогда ему не задавал.

О! Это была знатная ссора. На повышенных тонах, с яростными взглядами и колкими замечаниями. Акено настаивал на том, что Кано должен перестать страдать ерундой, и либо признаться Видегрелю в чувствах, либо оставить его в покое и перестать ломать ему жизнь. На что мужчина сначала набросился на парня с вопросом «Ты за кого меня принимаешь?», после чего прочитал ему лекцию на тему «Как отличить отца от извращенца» и в итоге закончил все подробным объяснением, почему эти жалкие особы недостойны его оранжерейного цветочка. Впрочем, к концу этой утомительной и невероятно выматывающей перепалки Кано все же согласился с Акено и пересмотрел некоторые свои позиции. А сам Акено впервые задумался, какого рода чувства мужчина испытывает к Видегрелю, и правильно ли он их идентифицировал с самого начала.

А по прошествии некоторого времени Кано решился на невероятный шаг, который удивил не только Видегреля, но и самого Акено. И вот теперь, глядя на то, как мужчина обнимает парня, Акено стало совсем тоскливо. А чувство вины оскалило свою морду, нашептывая о том, что в отъезде брата виноват только он и никто иной.

Впрочем, изменить что-либо Акено уже был не в силах. Потому, запихнув свои чувства куда подальше, он ускорил шаг.

- Как хорошо, что я успел, - проговорил он, приблизившись к брату и любовнику. - Не ожидал, что на дорогах будут такие пробки.

- Я уже думал, что ты не придешь. - Видегрель улыбнулся и легонько толкнул брата в плечо. - Хорошо, что успел.

Акено кивнул и, присмотревшись к брату, нахмурился.

- Ты какой-то бледный. Не заболел?

- Нет, - тряхнул головой Видегрель. - Немного нервничаю и только. Все нормально. А ты как? Не передумал? Время еще есть. Да и билеты, я уверен, найдутся. Мне очень пригодилась бы твоя помощь.

- Ты ведь знаешь, что я не могу, - вздохнул Акено и виновато поджал губы. - Если я брошу «Кактус», то без меня все развалится. А я столько сил вложил в это дело. Впрочем, скоро ты и сам все поймешь. Как только осознаешь, что это твое детище, уже не сможешь от него отказаться.

- Переезд в другую страну - это ещё не конец света, - поучительно сказал Кано. - Я в своё время тоже вынужден был жить вдали от семьи, чтобы помогать брату укреплять власть на международном уровне. Мы даже устраивали с ним соревнования, кто лучше справится со своими обязанностями. И отец всячески поддерживал в нас дух здоровой конкуренции. Теперь вы двое наши с Катсу преемники, и должны с достоинством продолжить семейное дело.

- А знаешь, Кано, это отличная идея. - Акено растянул губы в улыбке и с энтузиазмом посмотрел на брата. - Давай тоже устроим соревнование, и через пять лет сравним наши успехи. Что скажешь?

Видегрель кивнул, но тут же повёл плечами и нахмурился, когда объявили посадку на рейс до Нью-Йорка. Лицо его побледнело ещё сильнее, и он с тревогой посмотрел сначала на брата, а потом на отца.

- Все будет хорошо, - приободрил его Кано.

После чего, приобняв Акено за талию, проговорил, склонившись к его уху:

- Нам пора. Не скучай тут без нас. Возможно, мне придётся остаться в Нью-Йорке на довольно длительный срок.

- Ничего, - сказал Акено слегка взволнованным голосом и, не удержавшись, крепко обнял мужчину на прощание. - Я буду с нетерпением ждать твоего возвращения. Счастливого пути.

- Спасибо.

Кано улыбнулся и, отстранившись, позволил парням заключить друг друга в объятия.

- Я буду скучать, - крепко обнимая брата, проговорил Акено искренне.

Расставаться было тяжело, но жизнь не стоит на месте и изменения неизбежны.

- Я, правда, буду очень сильно по тебе скучать.

- На самом деле не будешь, - усмехнулся Видегрель, хлопая парня по спине. - Я тебе не позволю. Буду звонить каждый день. Поэтому ты даже не заметишь моего отсутствия. Так что не раскисай. И помни, через пять лет я оставлю тебя далеко позади.

Он рассмеялся и, выпустив брата из объятий, стремительным шагом направился к выходу на посадку, вскинув руку в прощальном жесте.

А Акено еще некоторое время стоял на одном месте и старался не думать о том, что в самый последний миг заметил в глазах брата невыразимую тоску по прошлой жизни, которую ему пришлось оставить позади.

***

Видегрель сдержал свое слово и действительно звонил каждый день, рассказывая о своей новой жизни и о том, как он привыкает к непривычной для себя обстановке.

Акено внимательно слушал брата, порой посмеиваясь над его возмущениями, а порой искренне ему сочувствуя. Сам он остался в привычном для себя мире, где его окружали давно знакомые люди, а вот Видегрелю пришлось покинуть зону комфорта и практически начать все с чистого листа.

Незнакомый город, совершенно другие устои и правила, отсутствие друзей, все это сказывалось на поведении брата не самым лучшим образом.

Видегрель был недоволен абсолютно всем. И помещение, купленное в Нью-Йорке, расположено в плохом районе. И освещение слабое. И вывеска недостаточно яркая. И название глупое. А поставщики товаров, с которыми ему приходится работать, и вовсе неумехи и дилетанты. Но самым ужасным для Видегреля стало вторжение улитки в его личное пространство. Этому событию брат посвятил почти час их телефонного разговора.

- Этот слизень был омерзительно толстым! - сокрушался Видегрель. - Их тут целая тьма. Это не город, а какой-то слизняковый рассадник! Я тут больше не могу. Домой хочу.

Акено, конечно, понимал чувства брата, и даже сочувствовал ему в чем-то, но несерьезность и детскость, с которой вел себя Видегрель, несколько удручали парня. Особенно его беспокоило то, что брат принялся намеренно вредить бизнесу, пытаясь доказать отцу, что неспособен заниматься делами самостоятельно. Он срывал встречи с партнерами, которых ему специально подыскивал Кано, вел себя невежливо и часто капризно, что очень вредило не только его собственной репутации, но и репутации Кано. Конечно же, Акено неоднократно указывал брату на этот факт, но Видегрель в ответ лишь фыркал и говорил, что если кого-то не устраивает его манера вести дела, то он с радостью возложит свои обязанности на плечи этого умника, а сам со спокойной душой и совестью вернется обратно в Токио. О том, что эта самая «манера вести дела» больше напоминала выступление ребенка на ясельном утреннике, Видегрель слушать не желал. И стоило только Акено вновь затронуть эту тему, как брат грозился приехать обратно и работать вместе с ним, чтобы набраться опыта.

- Работать? Ты серьезно? - не верил своим ушам Акено. - Под «работать» ты подразумеваешь сидеть у меня на шее и, свесив ноги, играть в компьютерные игры?

- Ну, я еще кино могу смотреть, - отстраненно замечал Видегрель, сводя все к шутке. - Или книги читать. Вариантов на самом деле много.

Акено понимал, что таким образом брат пытается успокоить самого себя. Увериться в том, что у него еще есть пути к отступлению и есть куда возвращаться. И единственное, чего парень пока еще не понимал, это что на самом деле возвращаться он не желает. А устраиваемые им концерты и представления всего лишь попытка удержать отжившее себя прошлое, которое лучше было бы отпустить с рассветным ветром.

Собственно так думал не только Акено. Кано придерживался похожего мнения и утверждал, что мальчишка вскоре перебесится. Смирится, привыкнет и отыщет, наконец, свой путь в жизни. Ту самую тропинку, на которой реализуются все его желания и мечты. Однако оба они понимали, что поиск быстрым не будет, и, прежде чем Видегрель сможет отпустить руку отца, пройдет не так уж и мало времени.

Так и случилось. Кано пробыл в Нью-Йорке чуть больше полугода. Все это время он налаживал для Видегреля связи и контакты, а Акено замещал мужчину в Токио. Конечно же, замещение это было простой формальностью, но ответственности требовало немалой. Впрочем, Акено с возложенной на него задачей справился отлично, и по возвращении Кано удостоился от мужчины искренней похвалы в виде шуточного предложения окончательно занять его место в семейном бизнесе оябуна, от которого Акено без промедления отказался, чем вызвал на губах любовника задорную и вместе с тем ласковую улыбку.

Жизнь вновь вошла в свою привычную колею. Но так уж заведено, что за одной переменой неизменно придет следующая. И в их дом она постучалась через месяц после возвращения Кано из Нью-Йорка.

Акено только закончил разбирать документы, и собирался перед сном перекусить, когда тишину дома нарушила трель дверного звонка. Взглянув на часы, парень нахмурился. Время близилось к полуночи, и ни о каких визитерах не могло быть и речи, но звонок повторился, и Акено, оставив на столе недоделанный бутерброд, направился в гостиную. А когда открыл дверь, удивленно изогнул бровь, увидев на пороге совсем еще молодого парня, который кутался в тонкую курточку, не спасающую его от сильных порывов холодного ветра.

Незнакомец выглядел удручающе. На довольно симпатичном лице отчетливо виднелись следы от побоев. Белки больших темно-оливковых глаз были усеяны сеткой лопнувших капилляров, отчего взгляд парня казался тяжелым и больным. А на дрожащих обветренных губах виднелись корочки запекшейся крови.

Наверное, Акено смог бы принять его за попрошайку или малолетнего преступника, но ночной визитер был европейцем и этот факт прогнал ненужные предположения, не дав им и шанса на жизнь.

- Это дом Игараси Кано? - с очень сильным французским акцентом спросил юноша на английском и зябко повел плечами.

Акено растерялся, но все же кивнул, и тогда мальчишка быстро затараторил:

- Мне необходимо срочно увидеться с ним. Он дома? Могу я войти? Тут чертовски холодно.

Наверное, растерянность и удивление были столь сильными, что Акено забыл об осторожности и впустил незнакомца в дом. А когда спохватился, поразившись своим действиям, было уже поздно. Мальчишка юркнул в гостиную, но, сделав несколько шагов, остановился и замер, словно испугался чего-то.

Он повернулся к Акено и, нервно облизав губы, попросил:

- Позовите его. Мне срочно надо с ним увидеться. Это очень, очень срочно.

Акено уже хотел ответить и даже потянулся в карман за телефоном, чтобы прояснить ситуацию с Кано, но эти действия оказались без надобности.

- Что тут происходит? - голос любовника раздался так неожиданно, что Акено даже вздрогнул, но в то же время от сердца немного отлегло.

- Этот юноша... - начал парень, - он хочет тебя увидеть.

Впрочем, слова были излишни, потому что, услышав голос, ночной гость тут же повернулся к Кано, и мужчина удивленно округлив глаза, спросил:

- Ты? Что ты тут делаешь?

Парень заговорил очень быстро и сбивчиво, мешая английские слова с французскими, что для Акено превращало его речь в поток какой-то бессмысленной тарабарщины.

Однако Кано его, кажется, понимал. И, когда парень замолк, нахмурился.

- Иди за мной, - после непродолжительного молчания сказал он, и, когда парень сделал к мужчине несколько шагов, Кано обратился к Акено: - Я поговорю с нашим гостем. Возможно, беседа будет долгой, и все же ты мне понадобишься. Я позову.

Акено проводил мальчишку настороженным взглядом, а потом кивнул любовнику.

- Если будут какие-то проблемы...

- Они уже случились, - вздохнул Кано и, больше не сказав ни слова, увел мальчишку в свой кабинет, оставив Акено мучиться в догадках относительно того, что это за человек, и какого черта ему понадобилось от их семьи в столь поздний час.

***

Выслушав историю ночного визитера и проговорив с ним до самого рассвета, Кано, наконец-то сообразил, как помочь бедняге в его довольно запутанной и проблемной ситуации. И, вызвав к себе Акено, попросил любовника отвести парня в комнату Видегреля, где тот сможет отдохнуть.

- Когда устроишь гостя, вернись в кабинет, - сказал мужчина, обращаясь к Акено.

Тот кивнул и, пригласив парня следовать за ним, ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

Акено не было примерно четверть часа, и Кано использовал это время, чтобы как следует взвесить свое решение, которое, с какой стороны ни посмотри, было очень рискованным. И когда парень, наконец-то, вернулся, мужчина предложил ему присесть и сказал:

- То, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться только между нами. Нашего гостя зовут Мишель Ниадаль. Тебе, конечно же, это ни о чем не говорит. Но, тем не менее, никто и никогда не должен услышать эту фамилию из твоих уст.

Мужчина замолчал, испытующе глядя на любовника, и тот кивнул, давая понять, что будет держать язык за зубами. После чего с тревогой спросил:

- Он как-то связан с прошлым Видегреля?

- Ты так решил, потому что он француз? - поинтересовался Кано.

- Да, - не стал отрицать Акено, ведь эта мысль не давала ему покоя.

- Нет, с твоим братом это никак не связано, - поспешил успокоить любовника мужчина. - Хотя, не исключено, что нам придется посвятить его в тайну Мишеля. Дело в том, что Мишель сын французского бизнесмена, который тесно связан с мафией и является негласным главой влиятельной преступной группировки. Несколько дней назад парень сильно пострадал от издевательств старшего брата и сбежал из страны, чтобы попросить у меня помощи. Он хочет умереть. Умереть для всех, и чтобы даже воспоминания о нем стерлись с лица земли.

- Это маловероятно, ведь у него останутся родные, которые будут помнить о нем, - задумчиво проговорил Акено.

- И, тем не менее, мы должны постараться решить его проблему, - сказал Кано. - Несколько лет назад у Катсу возникли разногласия с Гийомом Ниадалем, отцом Мишеля. А впоследствии эти разногласия перешли в открытую вражду. Мишель, зная об этом, все же решился обратиться за помощью именно к нам, полагая, что враги смогут защитить его лучше, чем друзья, которые из жалости выдали бы его семье. Учитывая степень его отчаяния и недюжинную отвагу, я хочу поспособствовать ему. И в этом деле мне понадобится ваша с Видегрелем помощь.

- Наша? - удивленно вскинув брови, спросил Акено с недоумением. - Но что мы можем? У нас нет ни влияния, ни власти... мы по сути лишь пешки, которых не составит труда столкнуть с доски. Защитники из нас посредственные.

- А я и не прошу вас защищать его, - ответил Кано. - Твоей задачей будет объяснить Мишелю суть нашего бизнеса. А, что касается Видегреля, ему предстоит исполнить роль опекуна и работодателя в одном лице.

Акено округлил глаза, явно не представляя себе, что Видегрель сможет взять на себя ответственность за чью-то жизнь и безопасность, но мужчина в ответ на это лишь улыбнулся.

- Твой брат намного собраннее, чем тебе кажется. Он справится. Так что и ты постарайся. Завтра отвезешь Мишеля в свой бордель и введешь его в курс дел, а через две недели вы с Мишелем отправитесь в Нью-Йорк. Видегрель умолял меня, чтобы я отпустил тебя к нему. Что ж, я не вправе ему отказать. Тем более он просил, чтобы я нашел ему помощника. И смотри, как все замечательно сложилось.

Акено нахмурился, но не перечил. Он безоговорочно доверял решениям любовника, полагаясь на его опыт и умение вести дела. Однако ничего замечательного в ситуации в отличие от Кано парень не видел, прекрасно понимая, что подобное стечение обстоятельств может вылиться для них в невообразимые проблемы. И все же спорить и задавать ненужные вопросы он не стал. И пообещав мужчине исполнить его просьбу, ушел к себе, искренне надеясь, что неожиданный гость станет для них поддержкой, а не камнем преткновения.

***

Несмотря на свой юный возраст, в вопросах бизнеса Мишель оказался довольно хорошо подкован. По всему было видно, что образованию парня уделяли особо тщательное внимание, и Акено не пришлось объяснять юноше основы. Единственное, что вызвало в Мишеле довольно яростную волну неприятия, это специфика дела. Но после того как Акено посвятил его в детали и правила, парень смягчился и больше никак не выражал своего недовольства. А через несколько недель, когда в окрестностях Лонгви был найден обгорелый труп с огнестрельным ранением в голову, и анализ ДНК показал, что тело принадлежит некоему Мишелю Ниадалю, Акено со своим временным протеже улетел в Нью-Йорк.

По пути он немного рассказал Мишелю о Видегреле. Предупредил парня о том, что брат очень долго привыкает к каким-либо переменам, поэтому в первое время им обоим может прийтись довольно нелегко. Мишель на его слова лишь пожал плечами, и ничего не ответил, сосредоточившись на чтении новостей о своей внезапной кончине.

Время, проведенное в Штатах, пролетело быстро и незаметно. Видегрель вполне дружелюбно отнесся к Мишелю и в личном разговоре с Акено даже выразил радость и облегчение от того, что теперь у него появилась помощь. Однако брат немного слукавил, потому что стоило Акено вернуться в Японию, как звонки от Видегреля с жалобами на неумеху и ничего не понимающего в ведении дел горе-помощника стали чуть ли не ежедневным ритуалом. Но как Акено и предупреждал Мишеля еще по пути в Штаты, вскоре брат привык.

С тех пор в их жизнях начался период покоя. Раз в несколько месяцев Кано летал к Видегрелю, но долго в Нью-Йорке не задерживался. Акено так же навещал брата, но не часто. А у Видегреля времени посетить Японию не оставалось вовсе. Как бы брат ни возмущался в первое время, но Мишель стал ему хорошей опорой. И вместе с ним Видегрель смог добиться процветания в своем бизнесе.

А спустя несколько лет Видегрель влюбился.

Он позвонил Акено почти перед самым рассветом и несколько часов рассказывал о своей избраннице. Парень искренне радовался за брата, и в то же время в его груди затаилась тоска. Он понимал, что это событие не станет для Кано радостным, и все же надеялся, что любовник не будет повторять свои прошлые ошибки, тем более что мужчина сам проел Видегрелю плешь разговорами о необходимости жениться.

Впрочем, несмотря на все опасения Акено, влюбленность сына Кано принял благосклонно, и ни разу не выказал какого-либо недовольства по этому поводу. Однако Акено подозревал, что отношения Видегреля и госпожи Зитрис сильно ранили сердце мужчины.

А потом брат сообщил о своей помолвке. И с того дня его звонки к Акено стали почти ежедневными. Причиной тому было чудо по имени Этельстен. Будущий пасынок Видегреля оказался тем еще фруктом и просто сводил брата с ума своими выходками. Слушая жалобы, Акено едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос, и неизменно спрашивал Видегреля, не напоминает ли ему этот ребенок кое-кого из близкого им окружения.

- Не знаю никого подобного! - возмущался Видегрель. - Этот пацан просто невыносим. Его капризы зашкаливают и не вписываются ни в одни разумные пределы. Он постоянно требует к себе внимания, а если не получает желаемого, устраивает такие представления, что уму непостижимо. Но хитрец делает все с такой искренностью и невинным видом, что сердиться на него просто невозможно.

Указывать брату на очевидное Акено не стал, с толикой злорадства позволив Видегрелю на собственной шкуре испытать все то, что чувствовали они с Кано, когда он устраивал для них фееричное шоу под названием: «Обрати на меня внимание: хочу твоей любви».

Между тем роман Видегреля и госпожи Зитрис развивался с невероятной скоростью. И через несколько месяцев после помолвки влюбленные назначили день свадьбы. Дату выбирали, подстраиваясь под плотный график невесты, и потому ни Акено, ни Кано посетить торжество не смогли.

В день свадьбы, сославшись на неотложные дела, Кано ушел к себе в кабинет и до самого вечера не выходил оттуда, но когда время перевалило за полночь, Акено не на шутку встревожился и решительно направился к мужчине.

И как оказалось, беспокоился парень не зря. Он нашел Кано в ужасном состоянии. Любовник был мертвецки пьян, но даже несмотря на это он продолжал напиваться, сидя в своем кресле и опустошая неведомо какую по счету бутылку виски.

- Кано, ну что ты творишь? - забирая из рук мужчины стакан с плещущейся на дне выпивкой, спросил Акено удрученно. - Алкоголь не лекарство. Ты знаешь это не хуже меня.

- А что я творю? - спросил Кано, со злостью глядя на любовника, нотации которого только подливали масла в огонь и немало раздражали и без того взвинченные нервы мужчины. - При чем здесь лекарство? Мне что уже выпить в собственном доме нельзя?

- Если бы ты просто выпил... - Акено вздохнул и, отставив стакан, приблизился к мужчине. - Я понимаю тебя. Конечно же, ты думаешь, что это невозможно, но все же я понимаю. Это больно, я знаю. Кажется, что сердце не хочет биться... но оно бьется. И оно не замолчит, пока не придет срок. Напиваясь, ты ничего не изменишь, и ты знаешь об этом не хуже меня.

- Ничего ты не понимаешь, - отмахнулся Кано от парня и попытался встать, но тут же упал обратно в кресло, так как ноги отказывались держать его.

Кажется, он действительно перебрал. Но мужчину это ничуть не смутило.

- Отдай мне выпивку и уходи, - сказал он грубо. - Хватит с меня твоих нотаций и советов. Хватит, слышишь?

- Я не советую, Кано, я прошу. - Акено опустился на подлокотник кресла, в котором сидел мужчина, и накрыл его руку своей ладонью. - Отпусти его. Позволь ему быть счастливым. Позволь себе быть счастливым. Разве это такая страшная просьба?

Кано покачал головой и вперил взгляд в пол, наблюдая за тем, как он медленно раскачивается у него перед глазами.

- Я не могу, - сказал он тихо. - Этот чертов мальчишка вытряс из меня всю душу. Вывернул ее наизнанку. Он стал для меня смыслом жизни. А теперь я навсегда потерял его.

Мужчина тяжело вздохнул, посмотрел на любовника, лицо которого таило в себе отпечаток затаенной обиды, и проговорил:

- Ты, наверное, ненавидишь меня за эти слова. Наверное, думаешь, что я не люблю тебя. Но я люблю... только иначе. Не знаю даже, как ты это терпишь. Не знаю, как ты с этим живешь.

Акено вздохнул и печально улыбнулся.

- Я смирился, Кано, - негромко ответил он. - Сначала еще надеялся на что-то. Думал, что рано или поздно ты рассмотришь во мне что-то большее... но этого не произошло, и я смирился. И, знаешь, я рад этому. Смирение трансформировало мои чувства. Перекроило их.

Он улыбнулся, когда любовник с долей удивления уставился на него, и тут же добавил, пока пьяное сознание мужчины не нарисовало ненужных картин:

- Они стали глубже. И в какой-то степени сильнее. Я не могу этого объяснить. Но я точно знаю, что они никогда не исчезнут. Это лучше, чем страсть. Надежнее и крепче. И если бы я мог тебе советовать, то непременно призвал бы тебя к смирению. Но что-то мне подсказывает, что ты не из тех, кто примет подобное предложение.

- Я причинил тебе немало страданий, - с сожалением сказал Кано, не желая продолжать дискуссию на тему его чувств к Видегрелю.

Все равно он ничего не мог с собой поделать. Он не мог отпустить парня и, в то же время, он не мог признаться ему. Мужчина помнил Видегреля еще ребенком, и чувствовал себя препаршиво, испытывая к нему влечение. Он решил, что никогда не осквернит свой прекрасный цветок ненужными действиями и словами, и сейчас невыразимо страдал из-за этого.

И все же, он был не одинок. Рядом был человек, который понимал его и готов был прощать ему все, что угодно. И Кано, преисполнившись благодарности, вдруг, до боли сжал запястье Акено и потянул его на себя, усаживая к себе на колени.

- Прости, - сказал он сипло, пряча лицо на груди парня и крепко обнимая его. - Я, правда, люблю тебя. Люблю, не сомневайся в этом.

- Я знаю, Кано, - обнимая мужчину в ответ, ответил Акено. - Я знаю. И люблю тебя не меньше.

Той ночью они еще долго разговаривали. Это было подобно неожиданной исповеди. Своеобразному покаянию, которое в итоге принесло их сердцам успокоение.

Только покой этот был не долгим. И утро принесло с собой не только головную боль от недосыпания, но и перемены, которые смотрели на Акено затравленными, обозленными на весь мир черными глазами нового воспитанника «Порочного Кактуса».