—Он там? – спрашиваю я, снимая шапку с головы.

От снега волосы были мокрыми, а пальцы на руках практически не двигались. Парень-блондин, видя меня, кивает в качестве приветствия.Я понятия не имею как его зовут, но в последние месяцы он стал его другом, возможно, единственным.

Он достаёт зажигалку и сигарету из кармана:

—А где же еще он может быть? Уже пару месяцев оттуда не выходит. Его выселят, если он не оплатит аренду.—закуривает сигарету и прячет зажигалку в карман.

—Я поговорю с ним, — произношу я хрипло.

От холода зуб на зуб не попадает.

— Будь добра, — произносит парень, выдыхая дым изо рта. — Здесь все ещё есть люди, которые о нем беспокоятся.

Киваю и пытаюсь улыбнуться, но вместо этого выходит какая-то болезненная гримаса. Парень выходит за дверь и накидывает на голову капюшон, пытаясь укрыться от снегопада.

Я поднимаюсь по лестнице и оттряхиваю ботинки от остатков снега. Третий этаж. В коридоре холодно, и я надеюсь на то, что ему ещё не отключили отопление за неуплату. Достаю ключ из кармана и открываю замок. Дверь со скрипом открывается и я, чтобы не пускать холод в квартиру, быстро захожу и закрываю её.

В квартире темно и я практически на ощупь снимаю обувь и иду вперед. Он запрещает мне включать свет.

Он сидит спиной ко мне на матраце, который уже давно служит ему кроватью. Перед ним ноутбук, а рядом проектор, направленный на стену. На стене я вижу очертания каких-то сюрреалистичных фигур – его очередной проект, создатель которого вскоре пожелает остаться анонимом. Смотрю на потрескавшуюся от старости краску на стене и понимаю, что больше не могу видеть, как он глупо тратит свой талант.

Кажется,он не слышит моих шагов. Я сажусь сзади него на матрац и обнимаю со спины. Он заметно вздрагивает.

—Привет, — произношу я, прижимаясь щекой к его плечу.

—Я думал, ты сегодня не придешь, - отвечает он тихо. В проекции на стене картинка затухает и остаётся только белый квадрат.

—Почему? Я же обещала.

Он пожимает плечами. Каждый раз он думает о том, что в один из дней я его просто брошу. Перестану приходить и оставлю одного. Я понимаю его страх, но никогда так с ним не поступлю.

Он притрагивается к моим рукам. Его собственные едва дрожат - даже прикосновения в последнее время становятся для него сложной задачей. Но он пересиливает себя.

Я вдыхаю его запах, который стал для меня таким родным за столько лет. Я наслаждаюсь им, пока могу, потому что следующие слова он может принять не так, как мне хотелось бы:

—Слушай, Чонгук… тебе нужно выйти,—произношу я с запинкой и напряженно жду его ответа.несколько секунд, он глубоко вздыхает, поглаживая мою руку.

—Я знаю.

—Тогда почему…

—Я не могу, —произносит он упрямо. Я знаю, что не должна давить на него. Но у меня больше нет сил видеть его взаперти.

Весь мир Чонгука вот уже полгода ограничивается четырьмя стенами и наглухо зашторенными окнами. Он пытался выходить на улицу, но ничем хорошим это пока не закончилось. Фобия развилась только сильнее, и он отрезал себя от всего мира четырьмя стенами.

Мой мир ограничивается Чонгуком.

—Но ты должен. Ты не можешь просто сидеть здесь всю жизнь.

Чонгук слегка кивает. Он сам осознает, что эта болезнь съедает его.

«Агорафобия» - так болезнь называют врачи, но для него это стало приговором. Я целую его в шею сзади и понятия не имею, что делать дальше.

—Знаешь, сегодня выпал первый снег,—произношу я с улыбкой и пытаюсь придать своему голосу воодушевление.— Ты же всегда любил снег. Снова молчание. Он просто смотрит в стену, но когда всё-таки решает ответить, в его голосе я слышу боль:

—Прости, что я не могу выйти. Я прислоняюсь щекой к его плечу и шепчу:

—Всё нормально.

***
Прошло два дня.

У меня в руках два гигантских пакета с продуктами. Сегодня у нас будет настоящий ужин, с включенным светом, возможно, я даже уговорю его убрать шторы с окон. Он должен увидеть снег. Я поднимаюсь по лестнице намного бодрее, чем ожидала. На самом деле, руки ноют от напряжения, и единственное, что я хочу, это наконец поставить пакеты на пол. Прохожу по коридору и думаю о том, как лучше достать ключи.

Я резко останавливаюсь, когда понимаю, что что-то не так. Все мое тело пронзает от шока, а от страха в животе образуется узел. Дверь открыта настежь. Пакеты падают из моих рук и приземляются на холодный пол.

—Чонгук,—шепчу я, делая шаг вперед. В голове пролетает с десяток мыслей и предположений, что происходит, и единственное, на чём я останавливаюсь: где Чонгук? Пожалуйста, пусть он будет в порядке. Меня начинает трясти, но я не могу заставить своё тело идти быстрее.

Я боюсь того, что могу увидеть. Он болен. Не выходил на улицу уже несколько месяцев, кроме меня и соседа ему больше никто не помогает. Он же не мог…

—Чонгук,—я иду вперед и останавливаюсь прямо напротив двери.—Что ты…? Я не могу продолжить вопрос. Чонгук стоит в коридоре и испуганно смотрит вперед, прямо на меня. Он босиком, его одежда смята, а волосы в беспорядке, как будто он постоянно проводил по ним ладонью. Я ничего не говорю, боясь спугнуть его. Он делает медленный шаг вперед, и я вижу, каких усилий ему стоит сделать это. Его трясет, но не от холода.

Я не знаю, что делать, поэтому просто протягиваю ему руку. Чонгук напряженно смотрит мне в глаза, а потом медленно качает головой и шепчет что-то себе под нос. Я вижу настоящий смертельный ужас в его глазах.

Пожалуйста, еще шаг.

Всё ещё молчу, ожидая его действий. Он настороженно пятится назад, в темноту комнаты.

—Чонгук, – произношу я, не удержавшись, и упрямо тяну руку к нему. – Пожалуйста. Несколько секунд проходят в полной тишине. Его взгляд бегает от моего лица к руке и обратно. В полутьме его виски поблескивают от проступившего пота, он едва держится, чтобы не запаниковать. Несколько раз он тяжело вздыхает, а потом закрывает глаза.

—Пожалуйста, - повторяю я еле слышно. Когда он открывает глаза, я вижу в нём решительность.

Он одними губами говорит «Ради тебя», и в груди бешено бьётся сердце.

Он сделает это. Но ради себя.

Чонгук расправляет плечи, хоть я и вижу, как трясутся его колени и руки. Шаг, ещё один. Он стоит у самого порога. Губы растягиваются в несмелой приободряющей улыбке, хотя со стороны наверное кажется, что я сейчас расплачусь. Я глубоко вдыхаю, увереннее протягивая руку к нему и глядя прямо в глаза. Не отрывая взгляда от меня, он делает осторожный шаг за порог, и я чувствую его ладонь.

Ещё шаг.

Он стоит напротив меня, голыми ступнями на грязном полу, а я хочу расплакаться, но не позволяю себе это сделать. Его горячая ладонь крепко сжимает мою, охладевшую от волнения и непогоды за окном.

— Я хочу увидеть снег,—хрипло говорит он, и я обещаю ему, что у него получится.

Мы справимся.