Я много думал о том,
Что я буду делать, когда
Не придёт ответ?..
Наверное, я сделаю шрам,
Словно оставлю момент,
Когда ты сказал нам двоим
Твоё решительное «нет». © Гарри.

* * *

На пол летит всё, что есть в комнате. Музыкальный центр выкидываю с балкона, за ним книги, диски... Всё, что есть в этой комнате. Всё, что так сильно злит меня.

— Как он посмел? — в стену кидаю светильник. — Сука! Луи — тварь! Мразь! Он предал меня! — гитара разбивается об пол, а следом и скрипка. Ваза — в стену. Сердце — в пепел.

— НЕНАВИЖУ! — рамка с его портретом тут же разбивается об изголовье кровати. К чёрту в огонь! Он мне не нужен.

Из гардеробной слышится жалобный вой Хейзел и мяукания Идиота. Там же и игрушка, подаренная Луи мне. Хорошо, что мои животные в другой комнате, хорошо, что там есть еда и они не рядом со мной иначе я мог бы их поранить в запале, а мне этого совсем не хочется.

Скидываю рукой на пол содержимое стола, всё, что с ним связано — я хочу уничтожить. Как и себя, впрочем. Но в тоже время я хочу сохранить всё, что имеет какое-то отношение к Лу.

Ломаю мольберт, кисти, карандаши, краски в охапку и в стену. Я так устал, обессиленный падаю на пол, но это ненадолго. Я знаю, что мне поможет.

Ужасно, что я ломаю свою комнату. Но мне слишком плохо, чтобы остановиться. Смерчем врываюсь в ванную и ищу то в чём я так сильно нуждаюсь. Наркотики и лезвия, хорошо спрятанные в полу от отца.

Достаю героин и одно из лезвий. Совсем маленький Гарри Стайлс не думал, что таким способом будет успокаивать себя.

Уже большой Гарри Стайлс смеётся над собой маленьким, таким наивным и глупым.

Сначала принимаю дозу наркотика, чтобы отключиться от реальности. Можно полностью, а можно на некоторое время, пока не приду в себя. Спустя несколько минут, когда перед глазами начинается лёгкий, едва заметный, танец предметов — от боли или наркотик начал действовать, не знаю — я захожу в душ, включаю тёплую воду, сажусь на холодное дно и оставляю шторку открытой. Так, на всякий случай. Беру лезвие и провожу по венам горизонтальным, неглубоким порезом, который почти полностью, как браслет, обвивает запястье.

[Flashback 2. 02. 11. За два дня до смерть Мишель.]

Она попала в больницу. В мой день рождения, мать вашу. Тогда, когда я загадал быть с ней вечно, чуть поправив колпак на голове, а она просто упала, её тело дёргалось в конвульсиях и Мишель что-то кричала. Вообще, кричали все. Нас было немного дома: папа, Хьюстон, мой одноклассник, с которым мы очень хорошо дружили, моя любимая, её родители и Алиса, сестрёнка Мишель...

В тот день я не плакал. Я всю ночь провёл около регистрационной стойки, в маленьком холле для раковобольных, где на зелёных стенах с светлячками были разные рисунки детей. Странные и не очень. Забавные и милые. Обычные детские мечты. Мне, человеку с дипломом об окончании восьмилетнего образования в художественной школе, они казались нелепыми и аляпистыми, но живыми. Дети не стремится к совершенству линий в своих рисунках, они просто делают это с любовью.

Только утром второго числа я смог войти к ней в палату, где Мишель забылась тяжёлым сном, её короткие волосы разлетелись по подушке, серые глаза закрыты, а небольшие реснички отбрасывали тени на пухлые щёчки. Даже сейчас, с трубками в носу и проводками в руках, она была такой красивой, как Белоснежка.

— Хазз. — мягко позвала она, приоткрыв глаза и я бросился к ней, притягивая лицо для поцелуя, передавая всю любовь к ней. Девушка слабо мне отвечала, силы её покидали с каждой секундой. — Привет, я тоже люблю тебя. — падая на подушку, говорит она.

— Ми, моя любимая нота Ми, — сжимая её ладонь, говорю я. — Как же так? Ми, я так люблю тебя. Безумно и безгранично.

— Не переживай, всё будет хорошо. Просто иногда нужно выпускать боль, а я долго держалась без таблеток. — говорит она, вновь глаза закрыты. Она уснула, шумно дыша.

Выпустить боль?

[End of Flashback 2. 02. 11.]

Я слушаюсь совета Мишель. Выпускаю боль кокаином и порезами, никотином и общением с Луи. Последняя система дала сбой. Он обещал не бросать, но ушёл. Как все. Как Хьюстон, Джемма, Мишель и Брамс, даже моя мать ушла. Все рано или поздно умрут. Все рано или поздно захотят уйти. Это же так просто. То, что является правдой.

Делаю ещё несколько порезов, один из которых довольно крупный на бедре, а другой на ноге, и ложусь под тёплые струи воды в душе, положив руку под голову. Вода разбивается о моё тело, смывает кровь, которая ручейком бежит вниз.

Я не сразу понимаю, что по лицу стекает вовсе не вода, а слёзы, которые горячее любой воды и соленоватой Мёртвого моря. Физическая боль никогда не заглушит, не притупит моральную. Я теперь это знаю.

Не знаю сколько времени прошло, пока я вот так валялся на полу, в душе, но я услышал голос отца.

— Гарри, почему Хейзел и Идиот заперты в гардеробной, что с комнатой? Ты где, сын? — говорит папа, но нет сил сказать, что вот он, лежит в душе, плачет, тихо скуля от предательства человеком, которого он так сильно полюбил. Он того, что два последних пореза, пусть и маленьким лезвием, получились глубокими и их, кажется, придётся зашивать.

И что я так сильно устал.

Вода резко выключается, а я совсем не слышу, что говорит мне отец, тряся за плечи. Не знаю, что нужно сделать. Наступает полная пассивная апатия и я позволяют себе упасть на самое дно этой бездны, ведь я уже потерял свои «крылья», которые всем так нужны.

* * *

Пользователь разблокировал вас.

« Гарри, это ты, да? » — Louis Tomlinson, 20:49

« Гарри, ответь пожалуйста! » — Louis Tomlinson, 21:00

« Гарри, прости меня, прошу! » — Louis Tomlinson 21:05

« Я не могу без тебя. » — Louis Tomlinson, 21:40

« Гарри, Гарри! Хазз? Некто? Прошу ответь мне, я так переживаю. Пожалуйста... » — Louis Tomlinson, 23:50