Audio:
I tried - Folded Like Fabric
Holocene - Bon Iver
White Blood - Oh Wonder
Never say Never - The Fray

Люди ещё больший яд, чем алкоголь или табак.

Ранее сегодня

POV Ashley

— Эшли?! Что он тебе сказал?! — Зейн, уже в который раз, раздраженно повышает голос, но я будто ничего не понимаю. Ничего не чувствую... Ни капли волнения, привычной колкой дрожи или боязни. Ничего... Совсем.

— Ничего! Просто отвези меня за моими вещами! — я кричу в ответ, совершенно не волнуясь о том, что нас сейчас слышат все в этом доме. Я так больше не могу. Мне нужно убежать, спрятаться в укромном месте, чтобы никто не нашел. Мне нужно просто подумать.

— Ладно! — он взмахивает руками, смотрит на меня своим темным разозленным взглядом и выходит из дома, захлопывая дверь перед моим лицом.

Я делаю глубокий вдох, словно находилась без кислорода больше возможного, и закрываю лицо руками. Голова болит от мыслей. Я готова разорваться от чувств, от эмоций, переполняющих мое сознание.

Я давно знала, что все это было для Гарри игрой, просто отчаянно не хотела верить. Я знала, что все было вовсе не так, как мне представлялось, но строила в своей голове какие-то смешные мечты и планы. И всему есть лишь одна причина: мне было хорошо. Мне было с ним хорошо...

Внутри меня всегда был темный угол, в который я прятала все нехорошие предчувствия и догадки о том, как все было на самом деле. Все это безразличие и пренебрежение в самые первые дни, словно я была очередной куклой, которой он ненадолго захотел поиграть, все те ненавистные, злые и раздраженные взгляды, вся боль... Все было по-настоящему, все было так, как он того хотел. И здесь не найти ему оправдания.

И сознание мучает новый болезненный вопрос. Если бы не случай? Если бы все в тот день пошло по задуманному плану, что бы со мной было сейчас? Что бы он сделал? Как жестоко бы он со мной обошелся? Как бы сильно он искалечил мою жизнь?

Перед глазами словно мелькают те первые дни, его вечно раздраженный взгляд без капли ответственности или боязни. Так значит он этого хотел... Хотел издеваться надо мной, от всей души делал мне больно до последней своей секунды в сознании.

Спор! Я просидела в подвале около недели, потому что он поспорил! Просто поспорил, что сможет хорошо повеселиться... И у него получилось. Ему было очень весело все это время, когда я не могла ровно дышать ни рядом с ним, ни без него.

Так это должно быть? Так рушатся надежды и мечты? Правда? А я не верила, что это больно.

Какой-то у нас неправильный фильм. Где хороший конец?! Где слезы радости?

Я его ненавижу!

Зачем было все это? Прогулки? Балы? Поцелуи? Если я ему не нужна? Действительно! Наивная девочка, впервые в жизни влюбилась, поверила в сказку, где плохой мальчик стал хорошим, и они жили вместе долго и счастливо.

— Эшли. — Я снова слышу голос Зейна и будто просыпаюсь. Смутно вспоминаю, как села к нему в машину и громко хлопнула дверью, как мы выехали на шоссе и продолжаем ехать до сих пор. Я не хочу ничего отвечать. Он все время был с ним заодно, помогал ему, поддерживал наверняка. Ненавижу.

— Послушай меня, — его тон становится твердым и настойчивым, пугающим... Но я всё равно не хочу его слушать! Не хочу! Наслушалась.

— Что бы он тебе не рассказал, это Брайан... Ему не стоит так просто верить, потому что он всю жизнь играет против Гарри. Ему этого и нужно, чтобы ты сдалась и сбежала, чтобы бросила Гарри именно сейчас, когда он ничего не может сделать, чтобы удержать тебя.

— Сдалась и сбежала? Разве не ты месяц назад совал мне в руки билеты и кричал улетать, прятаться?! Разве не ты, Зейн?! Не может Гарри ничего сделать... А что он мог бы? Снова запереть меня в подвале? Как в старые добрые времена? Приковать к батарее?

— Это было давно, Эшли. Сейчас все по-другому... — его слова на выдохе звучат слишком замучено, словно он сам ничего не понимает. Но я не могу больше слушать всю эту ложь, не хочу терпеть этот колючий и мерзкий обман, словно плющ, обволакивающий меня и постепенно сводящий жизнь к нулю.

— Все по-другому? Как? Я могу гулять по Манчестеру вечером? Когда захочу? Или, может, в клуб вечером? Могу сесть за руль и уехать кататься куда угодно? Могу увидеться с друзьями? Правда? — голос обрывается. Я закрываю глаза, удерживая скопившиеся слезы. Черт, почему я? Почему все это происходит со мной?

— Друзьями? — с насмешкой и пренебрежением произносит Зейн. — С каким друзьями, Эшли? Где они? Кто? Ханна? Девушка, которая жила с тобой за деньги твоего отца, чтобы якобы присматривать за любимой дочуркой и «лучшей подружкой»? В результате, просто продавшая тебя, лишь бы закончить университет до того, как твой отец узнает?! Что? Что ты так смотришь на меня? Думала, я не узнаю? Ты можешь дурить голову Гарри, но я пока ещё в своем уме. — Зейн снова усмехается и отворачивается. Отворачивается, чтобы не видеть стекающие по щекам горячие слезы. Зачем он делает это? Забирает все, что у меня осталось...

Я ведь забыла. Я поверила ей, простила. Гарри не нужно об этом знать. Ханна просила не говорить никому... Но зачем рассказала Зейну?

Все рушится с каждой секундой и ударяет тяжелыми осколками правды по груди. Я просто закрывала на все глаза. Не хотела верить фактам, жила собственными иллюзиями. А они все этим пользовались. Пользовались мной...

— Или, может, Дэйлан? Парень, якобы любящий тебя, который всю свою жизнь был без ума от Ханны и целовал ей пятки, когда та выбрала его лучшего друга вместо него, — я снова ловлю его взгляд и, не выдерживая раздраженности и злости, отворачиваюсь к окну. Дэйлан? Это не... Не может быть правдой. Не может. Не может!

— Хватит! Прекрати! — Кровь в венах то резко охладевает, разгоняя мерзкие мурашки по телу, то мгновенно вскипает от злости и безысходности. Для меня это словно пытка, все внутри болит. Не хватает никакого воздуха...

— Какая сладкая месть была у него на уме... Жалко только, парень не знал, что твоей лучшей подружке на тебя всё равно. Он даже не сопротивлялся, когда Гарри забрал тебя, и ни разу не вспомнил о тебе после того вечера, — не могу открыть рот. Не могу прекратить плакать... В груди щемит... Больно. Пытаюсь свободно вдохнуть, но не получается, и снова всхлип, и снова щемящая боль.

— Кто у нас там ещё? Ах да, ботаник Генри! Ни с того ни с сего начавший пропускать лекции и следить за собой? Новая прическа? Друзья баскетболисты? В спорт зал ходит? Не слишком ли странно для двадцатитрехлетнего парня так резко измениться за пару месяцев? А?! — Зейн пару секунд внимательно смотрит на меня, ожидая ответа, но я лишь хочу выйти из этой машины. Хочу открыть дверь и выйти, ему можно даже не сбавлять ход...

— Интересно, какие же таблеточки творят такие чудеса?! Чего же тебе Брайан о них ничего не рассказал? Это ведь он взял над твоим умником шефство и, видимо, очень доволен результатами. Тодд поймал его за руку, когда твой любимый сосед набирал на твоем телефоне сообщение Гарри о том, чтобы он тебя не искал, потому что ты задержишься в больнице у Ханны допоздна или вовсе останешься на ночь. Ой? Не может такого быть? В каком бы ты сейчас подвале была? Или Брайан бы снял тебе пентхаус в центре города? А давно ли ты видела Тодда вообще? Говорят, он тогда потерял немало крови от ножевого ранения в брюшной полости. Неплохо ботаники управляются с ножичками...

Я смотрю на него сквозь обжигающие лицо слезы и не могу поверить. Это не может быть правдой! В голове ни одной мысли, ни единого звука, все будто куда-то исчезло, только эмоции зашкаливают и давят на виски. С каждым новым всхлипом боль пронизывает все тело. Я не могу вдохнуть, не могу выдохнуть. Это все сон! Так не бывает... Он мне лжет. Лжет, как и Гарри всегда лгал... Это ведь его лучший друг. Я не могу в это поверить.

— Хватит! Хватит! Прекрати мне лгать! Вы с ним давно сговорились! — неконтролируемый крик вырывается изо рта. Я наклоняюсь вперед и закрываю руками уши, отчаянно веря, что это спасет меня от новой лжи [новой боли] или от всего мира, но ничего не выходит. Прозрачные слезы снова ручьем льются из глаз...

— Сговорились? — Зейн снова усмехается. — Давай, позвони своему дорогому другу, скажи, что Брайан его уже заждался. Только сильно не удивляйся, когда он ответит, что уже у него, — он говорит это с такой уверенностью, что надежды рушатся с каждой секундой. Но я не могу просто сдаться, не могу поверить в это. Дрожащими руками достаю телефон и смотрю на выражение лица Зейна, но оно остается прежним. Я собираюсь звонить Генри, потому что слишком хорошо его знаю, чтобы поверить в эту чушь. Он не мог так со мной поступить, потому что я ему нравлюсь. Уже очень давно...

— И не забудь спросить, кто из этих ублюдков перерезал шланг в машине Гарри. Да-да, не удивляйся. Я могу отличить трещину от пореза. И я знаю Стайлса, который до боли скрупулезно относится к ремонту своих машин.

Гудки телефона эхом отдаются в моей голове. Порез в шланге, дым... Значит, не случайно... Боль проникает во все частички моего тела. Напряжение скапливается в пальцах. Хочется кричать и плакать одновременно. Я слышу, как бьется собственное сердце... И чувствую, как больно колется охладевшая кровь внутри вен. Воздуха в легких недостаточно. Голова начинает кружиться.

— Да, — звонкий женский голос ударяет в виски, но я не могу так просто сдаться. Возможно, он с сестрой...

Слезы...

— Здравствуйте, — первое слово дается труднее остальных. — А можно поговорить с Генри? — я стараюсь сосредоточиться и побороть эту пронзающую сознание боль, но она лишь больше давит, с каждой слезой, с каждым вздохом. Он не мог так со мной поступить... Кто угодно, только не он...

— Он занят. — В трубке слышится смех другой девушки и чьи-то голоса, музыка...

— Пожалуйста, скажите, что это срочно, — собственные слова поражают меня. Зейн не смотрит, словно знает, что я ничего не добьюсь. Но я добьюсь! Это не может быть правдой. И снова горькие слезы медленно сползают по красным щекам и капают на уже совсем мокрые темные джинсы.

— Гер, тут какая-то дамочка очень хочет с тобой поболтать. — Все тело передергивает от того, как она его называет и каким смазливым тоном с ним разговаривает. Это напоминает мне... Брайана...

— Скажи, что у меня тут есть дела поважнее...

Я сбрасываю. Телефон падает из рук. Сжимаю кулаки, и ногти впиваются в кожу, но это не перенимает той боли, что разрывает все внутри.

Музыка, девушки, дела поважнее... Этот смех. Смех, как у девушек на вечеринках после внушительного количества алкоголя и сигарет. Генри на вечеринке, среди недели и днём...

— Я же говорил не удивляться, — Зейн останавливается на светофоре и оценивающе смотрит на меня, но у меня не хватает сил даже на то, чтобы поднять взгляд. Руки трясутся, все тело застыло, окаменело, и в этом окаменелом теле совсем уже слабо бьется больно о твердые стенки сердце.

Генри... Единственный человек, к которому я всегда могла обратиться. Зачем ему это? Он же был так хорош во всем. Я не могу в это поверить! .. Зачем ему мешать Гарри?! Зачем пытаться убить его?! Он ведь мог не успеть затормозить... И всё так просто сошло с рук. У него там сейчас дела поважнее...

Я не могу собраться. Не могу сосредоточиться. Мысли роятся в голове, создавая ужасный губящий шум, от которого хочется неистово громко кричать.

Все они... Близкие и почти родные мне люди лгали. Лгали без малейшей капли сомнения на собственных лицах. Но так ведь не бывает, правда? Таких совпадений не бывает! Даже в фильмах... Они не могли так со мной поступить...

Зейн заезжает во двор на участок Гарри, и все внутри снова переворачивается. Я хочу сбежать и спрятаться. Сбежать и спрятаться...

Однако от себя, как отчаянно бы ты не пыталась, не сбежишь.

— Выходи. Чего сидишь? — Не понимаю, откуда в нём столько злости и желания сделать мне больно. Спокойствие на его лице словно украденное мое.

И я выхожу. Встаю на неожиданно ослабевшие ноги и чувствую, как все тело ломает от непреодолимой боли. Словно земля меня больше не держит, а лишь обжигает кожу, и достаточно оттолкнуться, чтобы избавиться ото всех мук. Но ничего не выходит. Я будто погрязла в пучине лжи, предательств и проданной любви. Любви? Любви... Как громко звучит это слово и как мало оно стоит внутри этих украшенных дорогими картинами и бесценной ложью стен.

Миссис Хорвей встречает меня с яркой улыбкой, которую я впервые не отражаю и, не имея ни малейшего желания продолжать с ней контактировать, прохожу мимо на второй этаж.

Даже эти чертовы стены словно большими телеэкранами показывают мне его. Его вечную придирчивую ухмылку в ожидании того, как я соберусь. Его не смешные шутки и непозволительно чудесные сюрпризы. Его устрашающие крики, злость и, в то же время, отчаянный взгляд, в котором читалось лишь то, что он уже все на свете потерял, и ему нечем дорожить. Запах его одеколона, смешанный с запахом чистого белого белья каждый вечер перед сном будто душит. Теперь его совсем до мерзости привлекательный смех неумолимо сдавливает виски. Голова идет кругом от всего того, что здесь происходило, от моих ледяных будоражащих сознание страхом слез до томных вздохов от прикосновений его рук, воспоминания о которых сейчас лишь только безжалостно обжигают кожу.

Я яростно кидаюсь к чемодану, быстро и до изнеможения эмоционально начинаю складывать разбросанные вещи. Этот дом заполнен нами до предела, и теперь, когда нас больше нет, мне нечем дышать. Слезы, нахлынувшие неожиданно, не поддаются контролю и лишь только мешают мне поскорее сбежать. Кажется, что вот-вот еще немного, и я выскочу из этой клетки на широкую свободную улицу, прыгну в первое такси и уеду, куда глядят глаза, лишь бы подальше, лишь бы не нашли.

Все в руках горит, и я уже кричу миссис Хорвей попросить кого-нибудь помочь мне спустить чемодан. Последний раз оглядываюсь, стискиваю зубы от злости и боли. Слезы снова рассылают леденящие мурашки по коже. Мне кажется, будто я не выдержу и упаду прямо здесь. Упаду и более не смогу подняться, но все сразу же пройдет. Осколки моей разбившейся жизни перестанут терзать и медленно ранить кожу изнутри, а сердце, наконец, перестанет так больно стучать.

— Эшли. — Вместо охраны в комнату заходит Зейн, но он словно не желает подходить ближе к почти до конца обезумевшей мне и остается у двери. — Ты должна меня выслушать, — взгляд его темных янтарных глаз терзает обессилевшее сознание.

— Хватит, Зейн... Хватит! — я срываюсь на еле слышный крик. — Ты достаточно уже рассказал. Достаточно, слышишь?! С меня хватит!

Он неожиданно оказывается рядом, и я испуганно отталкиваю его и отшагиваю назад. Я боюсь его, боюсь тех слов, которые слетят с его губ. Но парень настойчиво шагает вперед и больно толкает меня к стене, блокируя движения и стирая возможность уйти. Он злится, раздраженно вздыхает, но не делает ничего, ожидая моей реакции.

— Успокойся, — взгляд его темных глаз устремлен в мои, обезумевшие от мира вокруг. — Ты никуда не пойдешь.