Мы решаем прокатиться по центру, а после поехать в Гринвич и прогуляться по парку. Роберт выбирает наименее загруженный маршрут, включает новую песню и принимается заполнять тишину между нами привычной легкой болтовней.

Он спрашивает про мой день, угадывает, что я с встретилась с Каспианом в библиотеке, и узнает про планы на выходные. Я же спрашиваю его о походе в книжный и о новой машине, чем провоцирую длиннейший монолог о количестве лошадей, мощности двигателя, модельном ряде и прочих деталях, в которых мне приходится разбираться на ходу (иногда даже гуглить), чтобы не потерять нить его повествования.

У него сегодня особенно хорошее настроение, поэтому улыбка не сползает с его лица, и я с удовольствием разглядываю родинки на его щеках, четкий контур губ, густые темные волосы... И рада тому, что он этого не замечает, ведь вынужден следить за дорогой.

― Я закурю. Не против? ― Роберт бросает на меня мимолетный взгляд и получает молчаливый кивок в ответ. Он тут же открывает окно и поджигает сигарету при первой возможности. Огонек пламени мгновенно охватывает тонкую бумагу и начинает медленно пожирать наполняющий ее табак.

Роберт хоть и старается выдыхать дым в окно, но салон все равно постепенно пропитывается запахом сигарет. Тогда он слегка опускает стекло с моей стороны, и в легкие тут же нагло врывается свежий вечерний воздух. Молодой человек усмехается, когда мои волосы начинают хаотично развиваться под потоками ветра, и путем нескольких маневров кнопками регулирует циркуляцию воздуха так, что ветер обходит меня, лишь тонким краешком касаясь моего плеча.

В колонках начинает играть MGMT – Kids, которую я мгновенно узнаю, и пролетающий мимо город теперь кажется вдвойне красивее. Мы проезжаем по всегда заполненной людьми Пикадилли, и я успеваю ухватиться взглядом за уличного музыканта и даже расслышать частичку его выступления, прежде чем вновь погрузиться в гул моторов и бессвязные голоса туристов. На площади у фонтана ансамбль людских тел все больше сгущается в разноцветных красках одежды и вывесок магазинов. Излюбленное место встреч лондонцев редко бывает пустынным, ведь здесь начинают свидания, походы по барам и простые прогулки по городу. Неоновые вывески яркими лучами освещают дорогу и информируют всех о предстоящих концертах, рекламируют известные бренды и просто служат одной из самых известных достопримечательностей города, собирая вокруг себя толпы туристов и фотовспышек.

На светофоре я ловлю удивленный взгляд Роберта и машинально пожимаю плечами с вопросом «что?»

― Ты просто так смотришь... ― он улыбается и подыскивает слова, проводя большим пальцем по лбу. ― Будто никогда здесь не была. Да, точно. Словно турист...

Усмехаюсь и качаю головой. Возможно, это так и есть...

― Я никогда не проезжала здесь на машине... ― делаю музыку чуть громче и улыбаюсь. ― Поэтому да, я самый настоящий турист. При прогулке все выглядит иначе...

В ответ он понимающе кивает и продолжает молча исподтишка подглядывать за мной. Мы смеемся, когда я ловлю его за этим занятием, и городские пейзажи вновь поглощают меня целиком.

Мы проезжаем по Вестминстерскому мосту, минуя готический и доминирующе возвышающийся над всем городом одноименный дворец. Под нами безропотно протекает изнуренная темная Темза, на противоположном берегу которой медленно, подобно минутной стрелке Биг-Бена вращается колесо обозрения London Eye. Его яркий свет приковывает взгляд и, кажется, можно вечно наблюдать этот пейзаж, но вскоре он скрывается из виду за архитектурой городских отелей, домов и ресторанов.

― Тебе нравится Лондон? ― тихо произношу, неуверенно разрушая красивую тишину между нами.

― Да, думаю да, ― Роберт поджимает нижнюю губу и вскользь осматривает меня.

― Больше чем Манчестер? ― мне вдруг хочется вывести его на диалог о прошлом, чтобы лучше понять, почему он стал таким, какой он есть.

― Да. Манчестер совсем другой. Меньше, спокойнее, скучнее даже... Хорошо, что у мамы там уже были знакомые, и мы быстро освоились. Иначе там было бы просто нечего делать. А когда находишь нормальных друзей, то в целом любой город становится хорош. Хочу теперь туда вернуться просто, чтобы поучаствовать в гонках, ― он улыбается и явно вновь думает о своей любимой новой машине.

― Гонки? Разве там проходят какие-то гоночные чемпионаты? ― хмурюсь.

― Нет. Просто местные гонки на старом аэродроме. Только для своих, так сказать, ― он игриво подмигивает мне, чем вызывает смущенную улыбку.

― И в них может участвовать кто угодно?

― Нет. Но организаторы ― мои хорошие друзья. Ты бы видела, что они творят на своих тачках... ― Роберт вновь пускается в воодушевленный рассказ о гонках, об участниках, имена которых я даже не пытаюсь запомнить.

Он плавно переходит к своим друзьям, с которыми учился в школе, затем к друзьям, с которыми познакомился через знакомых мамы, ведь они часто ходили друг к другу на ужины. Я ничему не удивляюсь и уже на десятом имени просто стараюсь примерно понимать, о какой стороне идет речь. Судя по его эмоциям, они здорово проводили время даже в таком невеселом, по его словам, городе, как Манчестер, очень много возились с машинами и играли в карты.

― Значит, это там ты стал профессиональным игроком в покер? ― щурюсь и не могу скрыть улыбку.

― Да, ― он улыбается мне в ответ. ― И там я впервые увидел Каспиана. Он уже тогда здорово играл.

― Каспиана? Он тоже из Манчестера? ― удивленно приподнимаю брови, ведь мне казалось, что они познакомились уже здесь, в Лондоне.

― Нет. Он тогда приезжал с отцом на день рождения кого-то из маминых знакомых. Было весело. Пока все пили и танцевали в чертовски огромном зале, мы этажом ниже при наспех поставленном свете успели сыграть несколько партий. Я его хорошо запомнил, ― Роберт хмыкает и ненадолго погружается в собственные мысли, пестрящие картинками из прошлых беззаботных лет.

― Он уже тогда был таким серьезным? ― улыбаюсь и все еще не могу понять, как можно быть настолько потерявшим все эмоции уже в таком молодом возрасте. Меня чувства захватывают иногда даже по самым мелким поводам, когда его каменную маску, наверное, не снимет даже апокалипсис.

― О да. Это, блять, его главный козырь. Никогда не поймешь, что у него на уме... ― мой собеседник охотно соглашается и понимающе хихикает. ― Пока не спросишь. Тебе не стоит его бояться. Он довольно безобидный и вдобавок еще и прямолинейный. Так что можешь смело спрашивать: «Каспиан, какое у тебя сегодня настроение? А то мне за твоим кирпичом на лице ничего не видно».

Его интонация и мимика лишь сильнее провоцируют вырывающийся наружу смех, и я прикрываю руками лицо. Иногда ведь действительно хочется так сделать...

― Боже, я думала, что одна такая... ― качаю головой, все еще продолжая смеяться.

― Одна постоянно видишь его серьезную физиономию?

― Ну да...

― О, поверь. Я вижу ее гораздо чаще. Но он не всегда такой. Нужно просто чуток привыкнуть. Все поначалу его просто ненавидят, а потом как-то привыкают и даже начинают замечать, что он умеет улыбаться. Так что не принимай близко к сердцу, ― Роберт вновь находит мой взгляд и мимолетно касается руки, успокаивающе сжимая ее.

Мурашки расходятся по всему телу от отставленного им теплого отпечатка, и буквально чувствую, как розовеют щеки. Молюсь, чтобы темнота в салоне преждевременно не раскрыла моих секретов.

― Ты говорил, что после вашего знакомства, твоя жизнь вернулась в нормальное русло, ― проговариваю первое, что приходит в голову. Мне так нравится его слушать...

― Э-эм, да, ― Роберт заглядывает в навигатор и сворачивает на шоссе в сторону Гринвича.

На мгновение мне кажется, что он больше ничего не ответит. Я мимолетно смотрю на него и не вижу признаков того, что ему неприятна эта тема, однако явно чувствую, что он с трудом подбирает слова или даже придумывает какую-то правдоподобную ложь... Но ведь я не настаиваю на ответе...

― Мы познакомились лучше уже здесь. Через Бена. У нас с ним со второго курса было много общих пар, но потом я вылетел, а Бен пошел работать. Там познакомился с Каспианом, и вот мы здесь, ― он разводит руками и задерживает свой взор на моем лице на несколько секунд, будто пытаясь прочесть, удалось ли мне распознать его смешанные чувства. Мне удалось... но я предпочитаю не придавать этому значения и улыбаюсь. ― Каспиан научил меня играть, но как видишь, пока что ученику не удалось превзойти учителя. Он просто чертовски хорош. Иногда мне даже кажется, что он мошенничает. Мы не раз ссорились на этой почве, пока мне не пришлось смириться с тем, что он просто профи.

Перед глазами вновь предстает небольшой кабинет в доме Роберта, где я впервые узнала об их страсти к карточным играм. Бен, Кристиан, Дэнни... Памела... Радостная Алекс... Наш небольшой карточный бой, который становится теперь мне более понятен, ведь Роберт пытался тогда выиграть не у меня, а у Каспиана...

Я протягиваю параллель и к тому, что мне не показалось, что Роберт, Каспиан и Бен наиболее близки среди всей компании парней. Вспоминаю разноцветные татуировки на руках и шее Бена, темные на руках у Роберта и не могу восстановить в памяти руки Каспиана... Были ли на них те же всегда заметные рисунки? Связывает ли их что-то большее, чем просто работа и учеба?

Мне вдруг хочется прямо спросить про Памелу, но слова не складываются в предложения, а разум говорит поберечь силы для предстоящей прогулки. Моя упрямость неожиданно берет верх, но стоит мне вернуть взгляд к собеседнику, как я замечаю, что мы уже приехали, и Роберт начинает парковаться.

Мурашки покрывают все тело от холодного вечернего ветра, и я неосознанно вздрагиваю и скрещиваю руки на груди.

Мой спутник закрывает машину, а та в ответ подмигивает нам фарами, что заставляет улыбнуться. Это была приятная поездка.

Мы молча направляемся в сторону парка, где нас постепенно обволакивает лесная тишина. Здесь не слышно ни шума машин, ни голосов прохожих, а вечерние огни города кажутся бесконечным созвездием человеческого мира.

― Ты ничего не рассказываешь о работе, ― Роберт проговаривает слова достаточно недовольно, но при этом это больше похоже на актерскую игру, нежели на истинную досаду.

В мыслях я отвечаю «ты никогда не спрашиваешь». Но вслух произношу:

― Потому что там не происходит ничего особенного, ― пожимаю плечами и улыбаюсь. ― Я прихожу уже к вечеру, когда все сотрудники расходятся по домам. Встречаюсь с моей коллегой, она посвящает меня в курс дня и тоже уходит. Иногда мой руководитель задерживается допоздна и подкидывает мне различные задачки, иногда помогаю коллегам. А так, в основном делаю домашку, ― усмехаюсь и качаю головой.

― Неплохо, ― Роберт одобрительно кивает.

― Есть там что-то такое... знаешь... странное. Это моя первая работа, поэтому я в целом чувствую себя не всегда уверенно. Но когда дело доходит до переговоров или встреч, или ужинов во время переговоров, я буквально ощущаю, что коллеги юристы относятся ко мне, как к тупой маленькой девчонке на побегушках, ― отвожу взгляд и будто бы вновь возвращаюсь в эти неловкие и неприятные моменты, когда мистер Хантер удивленно спрашивал, почему я не ужинаю со всеми или почему мне не принесли кофе. ― В общем-то это частично так и есть, но иногда мне так хочется прокричать им в лицо, что у меня вообще-то один из самых высоких средних баллов в группе, я свободно говорю на французском и уже успела отлично разобраться во многих юридических вопросах!

Мой собеседник умиляется моему возмущению, отчего сразу становится трудно злиться. Он смеется и пародирует мои злостные эмоции, чем провоцирует улыбку и на моем лице.

― Нет, ну правда... Не понимаю, почему так.

― Думаю, это пройдет. Ты просто не успела с ними подружиться.

― И не успею... Мы ведь видимся только с теми, кто остается на переработку. А таких не очень много.

― У вас наверняка будут аутинги и вечеринки, ― Роберт вновь закуривает и оглядывается, заметив компанию людей неподалеку.

― Надеюсь... ― шепчу едва слышно и этим несколько успокаиваю тревожные мысли, хоть и практически не верю, что мне каким-то образом удастся попасть на эти вечеринки. ― Еще меня все пугают сыном босса, ― усмехаюсь, вспомнив очередную возбужденную тираду от коллеги о строптивости этого загадочного молодого человека.

― Ого... Почему?

― Это странно. Честное слово не понимаю... Девушку, которая работала до меня, уволили за то, что она с ним переспала, и это как-то всплыло наружу. Сначала я подумала, что ему нет восемнадцати, но недавно узнала, что он уже довольно взрослый мужчина. Еще ни разу его не видела, но все вокруг щебечут как птички после каждого его визита, ― открыто делюсь собственными мыслями, ни разу не подумав, что они могут задеть его, ведь я вовсе не планирую заводить романы на работе.

― Должно быть, сам дьявол во плоти, ― Роберт улыбается и внимательно изучает мое лицо. ― Знаю я пару таких.

― Не смотри на меня так. У меня и в мыслях нет крутить романы на работе, ― смущаюсь и толкаю его в бок.

Мы еще долго хихикаем над его шуточками в мой адрес и постепенно спускаемся со склона к национальному морскому музею, переходим на другую сторону и садимся на скамейку под крышей коридора между музеем и Квинс-хаусом, откуда открывается прекрасный вид на парк и частичку темного-темного неба, в густоте которого не разглядеть даже полярной звезды.

― Что ты планируешь делать после учебы? Осталось ведь... сколько? ― мысленно считаю месяцы до окончания учебного года и невольно ужасаюсь. ― Чуть меньше четырех месяцев?

Закрываю глаза и чувствую, как тикают внутренние часы, а секунды будто превращаются в мимолетное дуновение ветра, на мгновение затрагивающее мои волосы, лицо...

Прошла сессия, рождество, множество вечеринок и запоминающихся встреч. У меня появилось много новых друзей... И все это кажется невероятно значимым на холсте моей молодости, но в то же время крохотной песчинкой в обрамленном стеклом сосуде собственной жизни.

― Да. Звучит страшно... Даже не знаю, ― Роберт пожимает плечами и кладет руку на скамейку за мою спину. ― Пойду работать и в магистратуру.

Он обращает взгляд на меня и ловит пальцами свою растрепанную челку. Одна прядь то и дело непослушно выпадает на лоб, и в конце он сдается и шумно выдыхает.

Я же завороженно наблюдаю за его выражением лица, аккуратными плавными движениями пальцев и этой черной густой прядью, которая так красиво выпадает из общей темной копны волос и придает правильным чертам его лица лишь больше шарма. Его зеленые глаза под крышей галереи принимают лесной оттенок, мой любимый, и все внутри просит подвинуться ближе.

Не будет ли это слишком очевидным намеком? Разум напоминает мне о его неоднозначном поведении и нашей хрупкой дружбе, поэтому я остаюсь сидеть на месте, уверяя себя, что если он захочет сблизиться, то найдет способ.

― Ты зря думаешь, что после института что-то сильно изменится. Мне придется разрушить твои иллюзии, ― он поворачивается ко мне боком и задумчиво вглядывается в глаза. ― Я в прошлом году проходил стажировку в одной юридической фирме. Честное слово, ничего особенного. Приходишь к девяти, составляешь пару договоров по разным проектам, иногда идешь на встречу, немного болтаешь с коллегами, что здорово разбавляет всю унылость, а после приходишь домой и понимаешь, что надо еще и готовить ужин. Серая рутина затягивает настолько, что иногда даже не хочется выходить к друзьям на выходных, ― он наконец реагирует на вибрирующий телефон, вытаскивает его из кармана и мимолетно осматривает панель уведомлений.

Я отвожу взгляд, не желая показаться некультурной, хотя любопытство заводит небольшой ураган внутри. Кто же может писать ему в первом часу ночи?

Роберт не отвечает на сообщения и откладывает телефон на лавочку, продолжая свою речь:

― Мне иногда становится очень грустно от этого. В университете все как-то иначе. Мы вроде бы так же следуем привычной рутине, но каждый день узнаем что-то новое и развиваемся. На работе же я чувствовал себя роботом, повторяющим одну и ту же работу. Мне даже иногда казалось, будто я чувствую, как мой мозг атрофируется. И самое страшное, во что просто не хочется верить, что мне придется выполнять эту работу ежедневно на протяжении многих лет жизни. Каждый день видеть эти похожие друг на друга формулировки, ворд, звонки, письма, одни и те же люди, одни и те же проблемы...

Его слова погружают меня в болезненное состояние беспомощности, ведь я сама подобно тысячам других добровольно иду в эту будущую жизнь офисного работника, встающего в 6 утра на пробежку, завтракающего по расписанию и разделяющего рабочий день на до и после обеда. Неужели там впереди меня действительно ждет подобная монотонная жизнь?

― Но как же свободное время? ― не хочу верить его пессимистичным наблюдениям. Миллионы людей работают в офисах и отлично живут свои жизни, находя время для всего им интересного.

― Свободное время? Какое? С семи до одиннадцати? Потому что на следующий день вновь вставать в семь. Что тебе дадут эти четыре часа? А ведь еще нужно сходить в магазин и поужинать. Итого, один полный час, в который ты будешь лежать на кровати и смотреть в потолок, потому что устал... ― он разочарованно выдыхает и качает головой, будто сам не хочет в это верить. ― Да... Ты пока что не можешь представить, но поверь мне, все будет именно так. Если ты, конечно, не решишь что-нибудь изменить и стать художником, например.

Он саркастически улыбается, но без злобы, продолжая по-настоящему рушить мои представления о будущей жизни. Я никогда не думала, что быть взрослым весело, но и не представляла себе, каково это ― в один прекрасный миг повзрослеть. Я училась в школе и старалась быть лучше каждый день, чтобы поступить в хороший институт. Затем я поступила и весь первый курс старалась прыгнуть выше головы, чтобы получить стипендию. Моя цель сейчас ― закончить учебу и почерпнуть достаточно знаний, чтобы устроиться на хорошую работу. Но что дальше? Неужто за этим кроется лишь бесконечный мир бумаг, шум принтеров и перерывы на обед с коллегами?

― Я иногда очень им завидую... ― Роберт задумчиво продолжает, но ловит мой непонимающий взгляд и уточняет, ― художникам... Они вольны проводить свои дни так, как хотят. Многие из них действительно очень усердно работают. Но они каждый раз создают что-то новое и получают от этого такую отдачу... Восхищение это или порицание ― неважно. Чистые эмоции, каждый раз разные и живые... Этого не найти в стенах какой-нибудь башни Лондон-сити, ― он поджимает губы и устремляет свой взгляд на пустеющий парк.

― Но это так нестабильно... ― произношу тихо и сама не понимаю, чего хочу этим добиться, ведь он чертовски прав.

― Идем, ты замерзла, ― Роберт вдруг встает и подает мне руку.

Я тут же отвечаю на его жест и ощущаю яркий контраст его горячей ладони с моей холодной. На долю секунды мне кажется, что он не отпустит, что предложит согреть мои продрогшие пальцы или сделает хоть какой-то маленький шажочек навстречу моей растущей симпатии, но ничего подобного не происходит. Молодой человек оглядывает меня, затем скамью за моей спиной и пропускает вперед по направлению к машине.

― Ты меня здорово встряхнул, ― усмехаюсь и заглядываю в его зеленые глаза.

― Извини, ― он улыбается в ответ и смущенно чешет затылок. ― Я не хотел.

― Но спасибо, ― застегиваю до конца весеннюю куртку и вновь складываю руки на груди. ― Это очень полезный опыт. Теперь я, возможно, стану художником...

Роберт смеется, и даже в тени деревьев я отчетливо вижу контур ямочек на его щеках. Он вновь поправляет свалившуюся на лоб прядь и неожиданно достает из кармана шапку.

― Просто бесит! ― он отвечает на мое риторическое удивление и натягивает шапку на голову, пряча темные локоны под черным материалом.

― Но тебе идет челка, ― пожимаю плечами и продолжаю хихикать над его нарочитым раздражением.

Молодой человек всем своим видом показывает мне, что он знает о том, что ему идет челка, и актерски взмахивает воображаемой голливудской шевелюрой. Затем он стремительно шагает вперед и начинает позировать, как настоящая звезда на красной дорожке. Его краткие реплики и шутки заставляют меня громко смеяться и оборачиваться, убеждаясь, что поблизости никого нет.

Когда мы выдыхаемся и вновь двигаемся с места, где еще пару секунд назад раздавался наш громкий смех, Роберт привычно закидывает руку на мое плечо и на той же веселой ноте продолжает рассказывать мне о прошлой игре Дэнни, на которую они ходили. Он агитирует меня активно болеть завтра за нашу команду и в целом строит веселое настроение на завтрашний день.

Его рука на моих плечах как обычно кажется почти невесомой, и я вновь мучаю себя мыслями о том, чего же мне ждать от этого вечера. Возвращаюсь к тому, что буду рада и просто быть его подругой, с которой можно вот так беседовать по ночам и кататься по вечерним улицам города, лишь бы уже понять и не терзаться безответными чувствами...

У машины Роберт просит прощения и отходит, чтобы ответить на чей-то звонок. В моей голове вновь всплывает Памела... Ведь иначе кто может звонить ему посреди ночи? Мама? Хочется верить...

Он издалека нажимает на кнопку на ключах и жестикулирует мне садиться внутрь. Мне не хочется этого делать, все внутри противится столь простому движению, но заметно охладевшее тело подает мозгу противоположные сигналы. Дверь легко открывается, и я аккуратно сажусь на пассажирское кресло. Пристегиваю ремень и еще несколько минут смотрю на Роберта сквозь запотевшее лобовое стекло.

Он спокоен, улыбается и даже подмигивает мне. Улыбаюсь в ответ, но эта улыбка кажется мне невероятно поддельной. Ураган внутри набирает силы, и в нем смешались все возможные чувства от удовлетворения прекрасным времяпрепровождением до расстройства от разрушившего все волшебство звонка.

Роберт не посвящает меня в ночные телефонные разговоры, быстро уводя мои мысли за своей слаженной речью в новое русло. Мы неожиданно затрагиваем тему Marvel, которых я без сомнения обожаю и теперь не могу остановить рвущиеся наружу мысли обо всех и каждом персонаже данной прекрасной серии фильмов. Мы спорим о концовке и разбираем актеров и их роли, тем самым занимая всю дорогу до общежития.

Стоит машине полностью остановиться, как меня охватывает непредсказуемое волнение. Неужели он вот так просто скажет мне «до завтра» и высадит у дверей подъезда?

Что девушки делают в таких ситуациях? Мило улыбаются и хлопают ресницами? Приподнимают юбку, оголяя красивые колени? Прикусывают губу? Или берут инициативу в свои руки?

― Постоишь со мной, пока я покурю? ― Роберт приподнимает брови и обращает все свое внимание на меня. Значит ли это, что он тоже не хочет прощаться? Или просто не может обойтись без сигареты каждые два часа?

― Да, ― практически шепчу не в силах скрыть растущей нервозности.

На телефоне светятся белым цифры, напоминающие мне о том, что уже почти два часа ночи. Вдруг хочется спрятаться, зарыться в ленте новостей и сделать вид, что я это не я. Почему так сложно говорить или показывать свои чувства?

Мой спутник выходит из машины и облокачивается о кирпичный забор, доставая пачку сигарет.

Я же достаю с заднего сиденья рюкзак и вешаю его на плечо, неуверенно глядя перед собой.

― Ты ведь не проспишь завтрашнюю игру? ― Роберт улыбается и выпускает белый дым.

Его вопрос, его интерес в моем присутствии на завтрашней футбольной баталии согревает изнутри. Для него важно, чтобы я там появилась...

― Поставлю три будильника, ― поджимаю губы в улыбке и ненадолго отвожу взгляд, рассматривая пустую улицу.

― Всего три? ― уголок его губ приподнимается, а выражение лица приобретает ехидный оттенок.

Мне так хочется ткнуть пальцем в ямочку на его щеке и заправить вновь выбившиеся пряди под шапку, но смелости не хватает даже на язвительный ответ.

― Обычно я встаю со второго, ― пожимаю плечами и отворачиваюсь, чтобы сделать глоток чистого воздуха. Роберт смеется.

Он тушит сигарету и слишком резко встает, чем заставляет меня машинально слегка отшатнуться назад. Я оступаюсь. Теряю равновесие и в голове миллион раз молюсь, чтобы он поймал меня, как самый прекрасный принц, и крепко прижал к себе. Но мы же блять не в фильме.

Роберт не успевает даже вовремя среагировать на мою неуклюжесть, но все же хватает меня за руку и помогает вернуть утерянный баланс. Мы улыбаемся друг другу. Все вокруг говорит, что пора прощаться.

Сейчас или никогда.

Наши взгляды вновь пересекаются, я встаю на носочки и чересчур смело целую его красивые розовые губы, очертания которых не дают мне покоя вот уже целый вечер. В первую секунду мне кажется, что они до странности холодные, но затем он слегка раскрывает рот и обдает мою тонкую кожу горячим дыханием... момент его раздумий кажется для меня вечностью. Роберт целует мою нижнюю губу медленно, выдыхая воздух, который так же, как и я, задерживал в легких. Все тело замирает и, кажется, будто даже сердце пропускает удар. Это невыносимо сложно.

Он тут же отстраняется, аккуратно опускает мою руку и уверенно заглядывает в глаза. Я вновь обретаю землю под ногами и неестественно часто моргаю, словно хочу отмотать пленку назад и вновь почувствовать его близость.

Минуты нашего молчаливого приземления пролетают теперь с невероятной скоростью. Роберт не отводит взгляда, надевает одну из своих самоуверенных улыбок и ровным тоном произносит:

― До завтра?

― До завтра... ― шепчу еле слышно и первая нарушаю зрительный контакт. Не оборачиваюсь даже у двери подъезда и лишь поднявшись к лифту, обессилено прижимаюсь к стене.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Он убивает меня своей неоднозначностью.

Следующая подобная неуверенная пуля придется мне прямо в сердце...