Часы бессовестно вибрируют на моем запястье, напоминая, что через пять минут мне придется выстукивать по клавишам долбанную Велому — домашку, которую задал уважаемый отцом профессор Ли.

Черт, да в гробу я видела это фортепиано, как и надежды помешанного на классической музыке предка и такого же фанатика из консерватории, которого наняли два года назад, и который внушил моему папашке, что я — неотполированый бриллиант.

Гений, блять, непризнанный.

Спорить с отцом — себе дороже: кредитку еще отберет. Он-то вбил себе в голову, что дочь банкира — завидная невеста, должна уметь все-все: начиная от готовки замудренных блюд, как, например, клубничный гаспачо с устрицами, заканчивая Лунной Сонатой на крестинах собственного первенца. В будущем, естественно, радуя собравшихся в большом особняке всей большой семьей. Вот такая, по его мнению, должна быть прилежная дочь уважаемого обществом человека, и жена какого-нибудь, выбранного этим же членом, мужа — сынка каких-нибудь таких же долбанутых на всю голову родителей.

Короче, все как заведено.

Тешит только то, что целых триста... хм, в общем, пофиг на детали - меньше года никаких разговоров об этом долбоебизме, а впереди совершеннолетие, свидания, уроки этикета и хренова помолвка. О-о-х...

— Мисс, в большом зале вас ждут, — как обычно в комнату стучит недовольная Дора — ее порядком подбешивает мое наплевательское отношение к профессору музыки. Он же уважаемый маэстро, — как-то у нее хватило ума упрекнуть меня в том, что я совсем не уважаю старших. Как же, блять уважать этого гестаповца, который мучит меня три дня в неделю, два года подряд, и при каждом неверном нажатии на клавишу, наказывает мои пальцы этим его дурацким черным веером — задолбал шаркать им туда-сюда, как павлин пышным хвостом перед спариванием в заповеднике. Птица хоть перед зеваками рисуется, а проф перед кем — не понятно.

— Да иду, — тяну я недовольно, собирая себя с кровати. На ходу треплю челку и натягиваю поверх шелковой длинной ночнушки черную толстовку на три размера больше. Знаю, что гладко выбритое лицо старика покорежит от такой безвкусицы, но отец отстегивает прилично большую сумму за приватные уроки, так что хуэстро ни-хе-ра не просрет возможность нагреть карман.

Если начистоту, я ненавижу это.

Нет, классическая музыка — это прикольно, трынькает себе на переферии в каких-то выставочных залах, или где там она еще может играть, но когда я смотрю на ноты и чувствую взмах ненавистного мне веера прямо возле лица — мне хочется накормить клавишами злого старика и засунуть его веер в его же задницу. Потому что ну не умеет он привить ученику любовь к этому большому музыкальному инструменту.Черт, а фортепиано — это точно инструмент?

Я босиком плетусь в зал и только когда закрываю за собой дверь, смотрю на сидящего на банкетке не-старика-профа и хмурю брови в непонимании.

Ох... Оу.

Меня, кажется, забыли предупредить...

— Здравствуй, Суа, меня зовут Ким Тэхен, я буду заменять маэстро следующие две недели.И, черт, я, кажется, готова кончить только от его голоса...

Не стараясь держать себя в руках, я каким-то неверящим взглядом сканирую незнакомого мне парня.

Моя правая бровь-предательница ожидаемо ползет вверх.

Хах. Тоже заинтересовалась этим человеком искусства, сучка.

А парень, тем временем, и правда безбожно красив. Он сидит в пол оборота, кажется расслабленным. Наверняка, ожидая меня, рассматривал изготовленный на заказ инструмент с клавишами. Его лицо будто слепленное руками богов: острая линия челюсти, большие глаза, ровный нос, в меру загорелая кожа и непринужденная улыбка. 

Его причудливый черный берет прячет выкрашенную в пепельный блонд челку, свободная белая футболка с широкой горловиной призывно выставляет на обозрение ключицу, а черные джинсы в обтяжку делают мне больно. И хорошо. Настолько неожиданно хорошо, что можно и слюной поперхнуться, ведь никто не предупреждал, что мой сегодняшний инструмент явно не бездушный кусок дерева с педальками, и тем более не старый хрыч с веером.

Само собой получается так, что вместо приветствия я тону в собственных фантазиях, которым бессовестно улыбаюсь и провожу языком по внутренней стороне щеки — решено, сегодня я буду фортепианить до победного. В такой-то компании.

Черт, да я готова превратиться в холодную (жаркую, если он захочет) педальку, на которую будет нажимать прекрасная ступня этого произведения искусства под названием Ким...

— Простите, не расслышала, как вас... — я присаживаюсь так, чтобы вплотную к крепким бедрам, обтянутым в плотный джинс, и мне нестерпимо хочется прикоснуться кожа к коже. Теснее, опаснее... Я готова дать себе затрещину за то, что назло напялила толстовку, потому что хотя бы потереться локтями с...

— Ким Тэхен, можно просто Тэхен. И давай на ты, ладно?

...точно, с Тэхеном, который вот прямо сейчас так близко и мягко улыбается, а я на несколько долгих секунд зависаю, разглядывая его пушистые ресницы, родинку на кончике носа и губы... факфакфак, держите меня семеро, потому его губы — это криминал и мой фетиш с этой самой минуты. Они невероятные. Просто дофига соблазнительные, незаконные, опасные.

— Хорошо, просто Тэхен, — я как зачарованная медленно выговариваю его имя просто потому, что мне хочется почувствовать, как оно перекатывается на языке. И у меня буквально сводит живот судорогой, потому что оно безумно вкусное и хочется добавки.

— Мистер Ли сказал, что твоим домашним заданием была Велома, Фабрицио Патерлини...От его бархатного голоса хочется прогнуться в спине и закрыть глаза от удовольствия, но я почему-то сглатываю и немного развожу ноги. Мне жарко. Безумно жарко в этой чертовой толстовке, которую должен снять ким-мать-его-аполон-бог-оргазма-тэхен.

— Начнешь? — бровь парня незамедлительно подскакивает вверх, и я понимаю, что пропустила что-то важное, что вылетало недавно из его прекрасного, горячего рта.Я снова сглатываю, как последняя дурочка, и согласно киваю.

Но мои пальцы замирают в считанных миллиметрах от холодных клавиш, потому что в голове туман из горячего дыхания почти на ухо.

Что там надо сыграть?

— Давай я помогу с началом, м?

Ага, давай, Тэхен, и вообще, тсс, ни слова больше — тебе можно все...

В момент, когда из-под его длинных тонких пальцев начинает разливаться мелодия, я, кажется, перестаю дышать. Смотрю на проступающую косточку на красивом запястье, затем скольжу взглядом по венке под кожей, и буквально в последний миг сдерживаюсь, чтобы не потрогать, какая она на ощупь. Руки его плавно взмывают в воздух, затем 

касаются клавиш, а музыки я не слышу — только гулкий стук своего сердца в ушах.

— Не хочешь присоединиться?

Ох, хочу. Да хоть сейчас хочу, — думаю я, наблюдая, как шевелятся его притягательные губы.

Ким Тэхен сдержанно-холодно улыбается, пока у меня «космос-прием». Нет, ну ведь наверняка заметил, как я откровенно шерстила по нему глазами, только делает вид, что ничего такого не произошло. Крепкий орешек прямо, ага. Только сексуальный сенсей не учел того факта, что я не собираюсь скрывать, что мне он куда более интересен, чем набор нот, которые мне предстоит выучить, чтобы не расстраивать своего отца.

О, поверь, папочка, с таким преподавателем я явно воспылаю любовью к классике и даже к дополнительным по ней занятиям.

— Давай сначала, сама, сможешь?

Он чуть отодвигается от меня, и я сразу недовольно морщусь, поднимая на парня взгляд. А он добродушно улыбается, кивая подбородком на фортепиано.

Да черт, сыграю я, чего пристал.

И я играю. Фальшивлю, конечно, но стараюсь, кажется, впервые в жизни.

— Нет, на этом моменте тебе стоит быть мягче, — и черт, Тэхен накрывает мою левую руку ладонью.

Я резко оборачиваюсь на него, но продолжаю плавиться под теплом его пальцев. Так приятно, что хочется больше, чтобы не только руки, а щек, шеи — да полностью всего тела чтоб касались его пальцы.

— Давай еще раз, — говорит Тэхен, а я не хочу отрываться от его лица.

— Мне кажется, — я не моргаю, когда говорю то, о чем стоит помолчать хотя бы в первую нашу встречу, — я в тебя влюбилась.

Но я говорю все, что хочу и не жалею, когда убираю руку из-под чужого тепла только для того, чтобы переложить свою ладонь на скулу Ким Тэхена. А потом пальцами другой руки обвиваю его шею и подаюсь к нему, прижимаясь своими губами к его.

Я не знаю, смотрит ли он на меня, потому что закрываю глаза и проскальзываю языком меж его пухлых губ, которые он так наивно открыл в удивлении. Тэхен безумно вкусно пахнет клубничной жвачкой, а еще очень приятный и жаркий.

Но ровно до того момента, пока не отталкивает меня, вытирая губы костяшками пальцев.

— Целуешься ты так же плохо, как и играешь. Но учить я тебя буду только последнему, — в бархате его голоса слышится скрытое предупреждение. Но на прекрасном лице ни грамма злости и раздражения.

Это-то и бесит, кстати.

— А ты грубиян, — мне хочется поджать губы, но я не сдаюсь так просто — хитро тяну уголки губ, чтобы с вызовом. — Мне нравится.

— А ты невежа, — улыбка пропадет с его лица, но вопреки моим ожиданиям, он не встает с банкетки, продолжая сидеть рядом. Тэхен резко выдыхает и неожиданно для меня кусает нижнюю губу. — Мне не нравится.

У меня снова спирает дыхание просто от того, как он поднимает руку, чтобы перевернуть страницу с нотами.

— К твоему домашнему заданию мы потом вернемся...

И прежде чем он скажет что-то еще, я хмыкаю.

— Будь уверен, что в следующий раз я сделаю это лучше.

Тэхен замолкает и смотрит на меня так, будто понять пытается, о чем я вообще. Но я-то знаю, о чем в первую очередь подумал этот Аполлон, раз недовольно хмурится.И это точно не Фабрицио.

О, определенно нет.