Зейн положил клетчатое одеяло на берегу озера, убедившись в нормальном расстоянии между водопадом и ними. Он быстро вытащил бутерброды, контейнер с фруктами, кексы, картофельные чипсы, бутылка красного вина и бутылка белого вина. Он так же вытащил пару бумажных тарелок, стаканчиков и вилок. Он сел и похлопал по месту рядом с собой, приглашая Эвелин.

Она знала его ужасный характер, и можно вечно гадать, что он сделает с ней, когда она не подчиниться ему, поэтому она неохотно села рядом  с ним.

«Лучше делай то, что он говорит» сказал ей ее внутренний голос.

Медленно, он налил белого вина в пластмассовый стаканчик и предложил ей. Эвелин покорно взяла его, но не собиралась много пить. Она заметила, как он налил красное вино в плотный стаканчик, вместо прозрачного стаканчика. Желудок Эвелин перевернулся, когда она предположила, что это за жидкость.

— Лучше их кровь, чем твоя.

— Это по-прежнему не оправдывает то, что ты собираешь кровь у невинных людей, — проговорила тихо Эвелин. Образ девушки примерно ее возраста, которую каждый день насилуют и собирают каждые несколько дней кровь, заставил вздрогнуть от страха.

— Это в общем-то вино, сделанное на крови человека, не волнуйся, ни одна душа не пострадала из-за этого, —ответил он тихо, оправдываясь перед Эвелин.

— Тем не менее, — пробормотала она.

Эвелин протянула руку, чтобы достать бутерброд из контейнера. Она еще не завтракала, и у Ее организма была потребность в пище, прежде чем она упадет в голодном обмороке. Вкусный бутерброд дошел до вкусовых рецепторов, и Эвелин пришлось сдержать себя от стона удовольствия, от вкусной начинки из утки и мягкого пушистого хлеба.

Зейн ласково смотрел на Эвелин, наслаждаясь ее присутствием. Он сильно хотел поцеловать ее, но кое-как сдерживался. Он знал, что его чувства никогда не будут взаимны, если он снова напугает Эвелин.

— Хоть и прошла тысяча лет между вами двумя, ты сильно напоминаешь мне о ней, — сказал Зейн.

— Ты имеешь в виду свою первую любовь?

Зейн кивнул. — Очень долгое время... я думал о ней... эти воспоминания: они преследуют меня. Я хочу забыть о ней, так сильно, сколько я хочу, чтобы ты полюбила меня. Но я не могу.

— Расскажи мне о ней... какой она была? — с любопытством спросила Эвелин. Ей было интересно, какая женщина смогла полюбить такого монстра, как Зейн.

Затем прошептала ее совесть. «Разные люди имеют разные мнения. Ты судишь его только по темноте, а не всего полностью.»

Улыбка появилась на его губах, когда Зейн начал рассказывать о прошлом. — Я не могу вспомнить точную дату, или точный год... Многое произошло за это время. Как я уже сказал, мне нужно было быть более внимательным при выборе, кого обратят Лили и Венеция, — он усмехнулся, мрачные воспоминания нахлынули обратно, напоминая о самых худших годах его жизни. — Изначально должно было быть только пятеро, чтобы проверить заклинание Лили и Венеции: Марай, Дункан и Алавир. Но пятеро переросли на шестеро человек, когда Венеция поняла, что нуждается в помощи другой жрицы. И шестеро было повышено до семи, когда Дункан отказался проходить опыт без его жены Сафиры.

Во-первых, я был против того, чтобы его жена участвовала в эксперименте, но Дункан так сильно ее любил... Он не мог смириться с тем, что сам будет сильным, а она слабым человеком. Я думаю, ты хочешь сказать, что Дункан был хорошим человеком, но часть меня всегда сомневалась в том, что это была его идея, я имею в виду, что его подтолкнула на это Сафира. Эта женщина была очень хитрой. Она жаждала власти, как я – жажду тебя, я всегда сомневался над тем, действительно ли она любила его.

Я пытался предупредить его, но Дункан не хотел меня слушать. Но и я не хотел провернуть этот план без него, так что, мне пришлось позволить Сафире участвовать. Другие также не одобрили мое решение, но Дункан был моим другом. Из всех, Сафира была самой драматичной в проклятии и питье крови, после того как мы стали бессмертными. В течение долгого времени, я хотел вырвать ее горло, чтобы избавить всех от ее болтовни.

Больше всех Сафиру ненавидела Лили. В отличии от неё, Венеция пыталась принимать к сведению все жалобы Сафиры, чего не делала Лили. Видишь ли, Лили согласилась на эксперимент ради власти, потому что она всегда была изгоем. Тогда, Старейшины Атлантиды твердили, что есть светлая и темная магия. И как ты догадываешься, светлым носителям магии поклонялись, а темных боялись. Джон и Маркус предполагают, что Лили была причиной тьмы, которая гнездиться во мне, ведь они объединялись с Венецией когда делали заклинание... и это даже может быть правдой. Но было это намеренно или нет, я не знаю. Я никогда не понимал этой девушки.

Но в любом случае, Сафира была самой жуткой из нас. Она обладала самой мощной энергией из всех нас. Она имела власть принуждения, а для девушки с таким темпераментом, принуждение было самым худшим подарком, потому что она не имела ни малейшего представления как его контролировать. Бедняжка сходила с ума от галлюцинаций, она не могла отличить реальность от воображения. Вскоре, она стала жертвой своей собственной власти. Вот почему я не люблю использовать свои полномочия, — признался Зейн.

Он посмотрел на Эвелин, и понял, что она перестала есть. Эвелин отвернулась от него, она хорошо помнила ночь в лимузине, когда он принуждал ее получать удовольствие. И он знал, что она думала об этом.

Он нерешительно протянул руку, чтобы взять ее за руку, как успокаивающий жест. Но когда их руки соприкоснулись она одернула руку и посмотрела на него испуганными и печальными голубыми глазами.

Глаза зеркало души... Зейн никогда не понимал значения этой фразы, пока не увидел этот страх в глазах Эвелин. Он сравнил ту Эвелин которую он встретил, и Эвелин, которая сейчас сидела перед ним, понимая как сильно он ее испортил. Изо дня в день, он крал из нее свет.

— Я знаю о чем ты думаешь, — нежно прошептал Зейн. — Я обещаю, что не поступлю с тобой так снова. Я клянусь могилой Миры, что никогда не использую принуждение на тебе снова, я обещаю.

Она смотрела на него бесстрастными глазами. — Ее звали Мира?

Зейн кивнул. — Миневра было настоящим именем греческой богини, которую в книгах именовали Афиной, — он опустил глаза и улыбка появилась на его лице. — Это было в начале 500 и в конце 400 века, когда Сафира потеряла себя. Она была первой из нас, кто погиб от тьмы. Сафира пришла к убеждению, что Венеция однажды нанесет хаос Земле и убьет всех нас... — усмехнулся Зейн. — Хоть и Сафира была очень важна для магического мира из-за своей способности, мы все равно выбрали Венецию.

Когда Дункан узнал это, его сердце было разбито. После этого мы все решили расстаться, на последней встрече Марай, Дункан, Венеция, Лили и Алавир пообещали, что рано или поздно мы воссоединимся, но этого так и не произошло.

После того как последними ушли Лили и Венеция, я почувствовал тьму в своей душе. Одиночество охватило меня, и моя голова была заполнена мыслями и убеждениями, о том где я был не прав. Я проводил свою жизнь в барах и борделях, заглушая печаль горьким вкусом ликера, — он сделал глоток вина.

И на мгновение Эвелин почти пожалела его, почти.

— Если бы тогда я не встретил Миневру, не представляю, кем бы я был сейчас. Она была так прекрасна, сострадательна, заботлива и настолько умна. Она спасла меня от тьмы, принеся свет в мою жизнь. Ты так похожа и не похожа на неё, — он испустил печальный вздох, и Эвелин увидела каплю слезы, катившуюся по его щеке.

Она ненавидела его за то, что он сделал с ней. И ее ненависть к нему будет с ней навсегда, потому что она никогда не простит ему тех поступков, она уверена в этом. Но, наблюдая за всемогущим вампиром, который плачет, Эвелин почувствовала знакомое жжение в уголках глаз.

Она презирала его. Он монстр и дьявол! Но смотреть на то как он плачет..? Какой он уязвимый... Эвелин не могла сопротивляться своей доброте, и обняла его за плечи, притянув ближе.

Она все также ненавидит его, но Эвелин Блекберн, это Эвелин Блекберн, у нее самое доброе сердце с вечным светом, что было ее проклятием. Она должна смотреть на страдающего Зейна с улыбкой на лице, но она не могла... небольшая ее часть хотела, но не могла.

— Ты не должен говорить со мной об этом, если тебе тяжело, — проворковала она ему на ухо. Одна из ее рук погладила его мягкие черные волосы так, как она делала Итану.

— Нет, я хочу, — прошептал он. — Я хочу, чтобы ты услышала эту историю.

Медленно и неохотно Зейн оторвался от нее.

— Я всегда думал, что имя Миневра не подходило для ее профессии и образа жизни... она слишком чистая и невинная, прямо как богиня Афина, как ее назвали греки, — взгляд Зейна упал на одеяло. — Я встретил Миру в борделе Рима. Это было начало их Империи, но уже тогда, город был очень красивым, точно как Мира. Сначала, я никогда не обращал на нее внимание. Я даже не считал ее привлекательной, но даже тогда ореол невинности кружил вокруг нее. Я нашел это странным для девушки – работать проституткой в одном из самых посещаемых домов в Риме. Хоть она и не бросалась в глаза, она была одной из самых востребованных.

После того как я подсмотрел, как один из сенаторов Рима использовал ее... помню ее лицо, которое выражало только боль, тогда я понял, что она ненавидела свою работу. Но когда я увидел, что она плачет, этот сенатор оказался с одним зубом. В ту ночь я не мог перестать думать о ней. Она была словно лилия: такое свежее, нежное существом.

Следующей ночью я попросил ее в личную комнату. Я не могу не сказать, что в тот момент, когда я увидел ее маленькую фигурку, я стал возбужден от всей ее невиновности. Это было впервые, когда я действительно оглядел ее. У нее была золотисто-коричневая кожа, каштановые волосы, справедливые и самые красивые зеленые глаза. Я был влюблен в нее с того момента и далее. Тогда я отдал ее хозяину огромную сумму денег, чтобы убедиться, что она моя на всю ночь, — он взглянул на Эвелин. — Предполагаю, что я всегда был собственником со своими женщинами.

Эвелин ничего не ответила.

— После двух ночей с Мирой, я узнал, что это был не ее выбор – работать в таком месте. Ее семья никогда не была богатой. Ее отца убили, когда ей было 16, а мать умерла после нескольких месяцев рождения ее брата. Все деньги ее отец тратил на вино, оставив их с братом без денег, с огромными долгами.

У Эвелин перехватило дыхание от ужаса. — Нет...

Зейн кивнул. — Она продала себя в бордель, и начала спать с разными мужчинами, чтобы погасить кредиты и оставить крышу над головой брата. Я снова купил ее после второй ночи. Не только она рассказала историю своей жизни, я тоже рассказал ей о себе. Она была первой на то время, кому я рассказал свой секрет. После этого я забрал Миру и ее младшего брата из Рима, и купил им большой дом в одном из небольших городов. Несмотря на то, что мы пробыли вместе не долгое время, это было самое счастливое время в моей жизни.

— Что случилось с Мирой?

— Она умерла, — голос Зейна сорвался из-за рыданий. — И это была моя вина. Я убил свою Миру.