На следующий день к ней пришла Женя. Лера только закончила систематизировать папки на своем рабочем столе и возилась с мишурой для украшения своего отдела.

- Привет, - Подруга стащила шапку с головы, - Ты уже была там?

Лера угрюмо искала начало ленты по кругу скотча.

- Нет, и вряд ли буду.

- В смысле? Что стряслось? - Она склонилась к прилавку.

- Ну, он сначала пообещал, а потом отказал, - Лера пыталась сделать свой голос как можно более безразличным, - Отмазался, в общем. Сказал, что дел много, что там кто-то из пациентов с собой покончил... Короче, мне там не место.

- Ого, что, правда покончил с собой? - Женя запустила пальцы в волосы и взлохматила их, - Представляешь, получить такое фото? Какой-нибудь лохматый старик, висящий под потолком на проводе? Или, там, какая-нибудь женщина, вскрывшая себе вены в ванной. Вокруг такие больничные стены и решетки на окнах... Все были бы в шо-оке!..

- Фу, Женя, что ты говоришь, - Скривилась фотограф, - Я вообще не хотела бы сфотографировать что-то такое, - Она помолчала, трогая блестящие лапки фиолетовой мишуры, - Вообще мне кажется, что он мне больше никогда не позвонит.

Помолчав, Женя спросила:

- Да?

- Да.

- Слушай, вот козел. Сводил тебя в ресторан, и не перезвонил! Вот они, мужики, все такие. Им лишь бы в рестораны водить.

Фотограф подняла глаза на улыбающееся лицо Жени и тоже ответила ей улыбкой. Конечно, глупо держать на него обиду. Да и потом, почему она рассматривает его как претендента на отношения с ней. У него по-любому должна быть и жена, и дети. Он просто зашел сфотографироваться и купить рамку. А она зачем-то навязалась.

Грустно вздохнув, Лера приладила мишуру к краю прилавка.

- Ну, не расстраивайся, Лер, - Женя погладила ее по плечу, - Сделай какое-нибудь постановочное фото. Хочешь, я буду как будто парализованная, и лежать на кровати. У меня будет рабочей только одна рука, и я буду показывать «козу», - Она с готовностью рассмеялась, и Лере пришлось поддержать ее тихим смешком, - А что, представляешь, какой мэсседж для зрителя. Мол, держитесь, парни! Все путем!

- Ладно, можно будет подумать о чем-нибудь таком, - Примирительно отозвалась Лера, отрезая скотч. Ей хотелось, чтобы подруга поскорее замолчала. Своей активностью и позитивом она нарушала резные стены ее дворца отчаяния. Женя похлопала куртку по карманам.

- Ладно, схожу в соседний отдел за пилкой, а то потеряла свою, - Она двинулась было туда, а потом недоуменно вернулась, - А чего он у вас закрыт-то?

- Закрыт? – Лера подняла глаза и вздрогнула. Она и не заметила, что Кристины с вульгарным смехом не было на своем месте. От погашенного света внутри стало холодно, - Я даже и не заметила. Как странно.

- Ну ладно, - Женя стала натягивать полосатую шапку, - Пойду я. А, кстати, мы как новый год встречаем?

- Не знаю, - Лера меланхолично покачала головой, - Мне не хочется вообще его как-то встречать.

- Ты что, это же Новый Год! – Женя достала трезвонящий телефон, - Вот, черт, эта стерва звонит. Ладно, я тебе позвоню, и мы договоримся насчет этого. Не грусти! Пока!

Лера проводила ее глазами до выхода, вздохнула и упала на стул. Настроение вконец упало. К тому же, ее глаза то и дело возвращались к закрытому прилавку. Что могло произойти с Кристиной? В предпраздничную неделю не могло быть никаких простоев, потому что покупателей было полно, торговля шла как по накатанной. Даже у Леры выручка за эти дни возросла в разы.

Зазвонил ее телефон. Девушка торопливо взяла его в руки и снова разочарованно поджала губы. На экране высветилось «Сережа Типография».

- Здорова, Лер, - Услышала она в трубке низкий голос, - Я по поводу твоего заказа. Тут э... Короче, фотографии слишком мелкие. Разрешения нет почти. Если растягивать их по твоим меркам, там от лица ничего не останется, сплошные пиксели и квадраты.

- Но мне очень нужны такие размеры, - Жалобно протянула девушка. От досады так и хотелось ударить что-нибудь. Ей и в голову не пришло, что на стационарной камере не настроено разрешение.

- Я, конечно, могу сделать так, как ты просишь. Или пятьдесят на тридцать... Но это же халтура будет.

Нет! Пятьдесят на тридцать были ужасными цифрами! Лера зажмурилась и сказала:

- Не надо. Забудь, ладно. Я сама что-нибудь придумаю, - И, помолчав, спросила, - Сможешь достать мне баллончики с краской? Да? Неси сегодня! Я до шести!

Новые мысли заполонили голову. Она едва дождалась конца рабочего дня. Идея горела в ее голове, подливая огня и заставляя пылать в необъяснимом желании творить. Она едва могла сидеть на месте. Сделала примерный набросок всего за пятнадцать минут. Картинки вспыхивали перед глазами и мерцали, то погружаясь в глубины подсознания, то снова подсвечиваясь ведьмовским огнем изнутри. Идея выворачивала душу наизнанку, оставляя трепетать на мерзлом зимнем воздухе.

Как только большая стрелка часов дотронулась цифры 12, Лера сорвалась с места и бросилась в метро. Заветные баллоны приятно оттягивали сумку и били ее по бедру, пока она размашисто шагала вниз по улице к своему дому.

Там, не переодеваясь и не ужиная, она принялась за работу. Заселившись в эту квартиру еще два года назад, она подготовила центральную стену в комнате для огромных фотообоев, которые собиралась сделать сама, превращая всемирно известные пейзажи этого города в причудливые картины ее собственного мира. Однако вдохновение ушло, и проблемы заняли его место.

Но теперь, теперь она точно знала, что будет на этом огромном куске стены. Там будет он. Там будет его изучающий взгляд и острые скулы. Он будет видеть ее душу каждый раз, когда она заходит в комнату. А она будет чувствовать себя покоренной и защищенной, благоговейно прижимаясь лбом к холодному бетону.

Вначале она набросала неясные очертания углем. Охваченные замыслом, ее руки двигались как заколдованные, не зная промахов или недочетов. Каждая линия, каждый взмах и каждая черта отзывались сладострастной волной в ее теле, как будто по ней едва скользил кончик лезвия, оставляя после себя только белесые царапины.

Закончив с наброском, она отшатнулась назад и прижала руку ко рту. Пальцы впились в пересохшие губы, а потом скользнули внутрь. Лера сжала их зубами, безумно улыбаясь. Да, все выходит так, как она хотела. Даже лучше, чем она представляла в голове. Лишь бы не испортить все краской.

Она натянула тугой платок на нос и взяла первый баллон. Комната наполнилась резким запахом, металлическими шарнирами входящим в горло. Сегодня придется спать в коридоре или на кухне, чтобы не испортить ее работу ветром с улицы.

У нее сбилось дыхание. Закончив первый портрет, она, не раздумывая, бросилась ко второму. Потом к третьему. После четвертого она, судорожно вздохнув, упала на кровать. Стащила платок с лица. В легкие рывками втягивался пресыщенный аэрозолем воздух, но это было ничто по сравнению с тем, что она только что сделала. Перед ней, черной стеной поднимаясь к самому потолку, раскинулись четыре изображения Дмитрия. Первое – точная копия фотографии, что она сделала в салоне. Второе – обросшее едва осязаемыми тенями. Третье – зловещее в своем невыраженном значении, предвкушающее торжество, замершее в ожидании грандиозной кульминации. И, наконец, четвертое – черные тени, изменившие его лицо, тонко выделанные трещины, не лицо – маска хитроумного злодея, выделанная из тысяч замученных душ и освященная криками страданий. Черные тени деформировали спокойное выражение его лица. Кажется, будто к четвертой фотографии он немного склонил голову, исподлобья поглядывая на зрителя. Кажется, у него на губах есть мрачная ухмылка. Кажется, он вот-вот поглотит тебя своими глазами.

Лера измождено повернула голову, ища рукой маску. Перекатилась на бок, стараясь встать. От резкого запаха начала кружиться голова. Подогнула под себя ноги, поднимая маску. Она идеально вписывалась в колорит последнего лица. Облегченно и радостно засмеявшись, Лера выронила маску из рук и склонилась перед своим творением.

Спать в коридоре оказалось в несколько раз холоднее и страшнее. Ей все время казалось, что вот-вот раздастся резкий звонок в дверь. Похожий ужас перед этим звуком она испытывала, расчесывая волосы по утрам у гардероба. Ей казалось, что приближающиеся к ее двери шаги она слышит постоянно. Десять нетвердых шагов по доскам, три секунды затишья, а потом оглушительный звонок, и она совсем рядом, беззащитная и онемевшая от ужаса. И она должна открыть и впустить.

Она укрылась одеялом с головой, пытаясь заглушить в голове рождающиеся пугающие картины. Вот кто-то черный и гладкий выползает из дверей ванной. Вот чьи-то руки в неровных розоватых струпьях дотрагиваются до ее постели, чтобы поправить ей одеяло. Она прячется в теплоте и темноте, зная, что этот кто-то может уже лежать рядом с ней и впиваться в нее белесыми глазами окоченевшего покойника.

В четыре утра Лера не выдержала и включила в коридоре свет. Взяла в руки телефон. Ее одолевало желание позвонить ему. Хотя бы для того, чтобы просто услышать его сонный голос и сбросить вызов.

Девушка прижала телефон к губам и зажмурилась. Нет, не стоит этого делать. Вряд ли он будет рад в это время ее звонку. Вряд ли он вообще будет рад услышать ее хотя бы когда-нибудь. Вместо звонка, она накинула одеяло на плечи и вошла в комнату. Зажгла свет. Блаженно вздохнув, прислонилась плечом к двери, глядя на стену.

Он прекрасен. Она никогда не любила себя в качестве художника, но этой работой осталась довольна. Как ловко ей удалось полностью передать то, что она чувствует к нему. Как полно. Как откровенно. Какой звериный оскал вышел у него на лице на последнем изображении. Такого бы не получилось, работай она просто с фотографиями.

Девушка ушла на кухню, поставив чайник и сев на подоконник. На улице было светло от снега. Трамвайное депо было сплошь покрыто белой пеленой. Ни один человек еще не прошелся по этой простыне. Как безлюдно и тихо. Так же, как теперь у нее на душе.