Утром она возвращалась по тому же маршруту. В некоторые дни ей казалось, что единственное, зачем она живет, это ее работа. То есть, если она не проделает путь утром туда и тот же путь вечером назад, в мире все остановится и пойдет совершенно иным чередом. Придти на свое рабочее место было так же важно, как и бессмысленно, потому что она не создавала ничего, кроме копий, питалась копиями и рекламировала копии.

По утрам и вне зимы этот город был особенно прекрасен. Солнце застывало в окнах верхних этажей, проливая все больше света на улицы. Поднимали свои рога трамваи. Машины двигались бесшумно и осторожно. Лера наслаждалась, сидя на окне с горячей кружкой, и смотрела на оживающее трамвайное депо. Она вставала очень рано только ради того, чтобы увидеть утро.

Утро заканчивалось для нее тогда, когда она выходила из дверей метро к своему колоссу. Дом быта «Спутник» являл собой уродливый прототип современных чудовищных гипермаркетов. Со всех сторон он был обшит гигантскими рекламными щитами. Лера презрительно щурилась, каждый раз оглядывая это здание. С левой стороны там все еще висели ржавые буквы столбиком «Спутник», и постапокалиптический прообраз Юпитера с двумя обручами. С торца здания были сделаны длинные балконы неизвестного назначения. Широкая каменная лестница без каких-либо перил ввергала невротически настроенных людей в состояние коллапсирующей фрустрации. Она удлинялась и поднималась вверх так круто, что в это время года представлялась Лере смертельным аттракционом под названием «Пороги Смерти».

Лера сглотнула накативший ком отвращения к этому месту и загремела ключами. Начинался очередной дубликат одного и того же рабочего дня.

В этот день было много покупателей. Возможно, все бросились покупать всякую ерунду в подарок своим родным и близким в преддверии новогодних праздников. Лера сама не заметила, как потеряла себя среди всех этих людей. Она улыбалась, когда улыбались они, и шутила, когда шутили они. Ей даже казалось, что и у нее кто-то есть, кто-то такой, для кого можно купить флэшку в виде белого зайчика, или фоторамку с приклеенными звездочками, или заказать термопечать на белой футболке со своей фотографией.

- Я вам повторяю еще раз, - Говорила она одной покупательнице, - Мы отдаем заказы в другой фотосалон, где есть такой принтер. Вам придется еще подождать.

- Еще? Да куда ж еще-то подождать! – Не унималась та, - Я сделала заказ два дня назад! Неужели так сложно было за все это время выполнить его?

- Вы же давали мне номер вашего телефона?

- Так вы же на него не звонили!

- Конечно, не звонила, потому что ваш заказ еще не готов!

- Так, ладно, давайте, возвращайте мне мои деньги, я сама схожу в тот салон и все сделаю.

- Я вам обещаю, завтра заказ будет готов. Я сегодня им позвоню и потороплю их. Хорошо?

Покупательница отвернулась и ушла, так и оставив Леру с глупой улыбкой на лице. Проводив ее взглядом, она закатила глаза и уселась на стул.

- Черт знает, что такое, - Пробормотала она себе под нос и схватила рабочий мобильный, - Ладно, позвоню этим лентяям. Алло? Да, это Валерия из «Спутника». Я по поводу нашего заказа. Он... Да? Что ж, замечательно, - К прилавку снова кто-то подошел и кашлянул, - Да-да, хорошо. Сегодня было бы великолепно. Да. Спасибо огромное. Я вас жду.

Ну слава богу. Она выдохнула, положив телефон на стол. Курьер обещал придти после обеда. Эта глупая кружка с фотографией чьей-то глупой семьи уже вычерпала ей столько крови, что она подумывала убрать рекламу этой услуги с прилавка. Себе по вред, конечно же.

- Извините, вы не заняты?

Лера подскочила.

- Да, простите! – Смущенно заулыбалась она. И застыла. К ней из глубин черного шкафа опять склонился вчерашний покупатель.

- Помните меня? – Спросил он, улыбаясь уже знакомой ей улыбкой, - Я заходил к вам вчера, делал четыре фотографии три на четыре...

- Да, конечно, - Опять ответила Лера. Она обмерла, вспомнив, что удалила эти фотографии накануне, - Что... Что-то не так?

- Оказывается, нужны цветные, - Он улыбнулся еще шире, - Не могли бы напечатать меня еще раз, только теперь в цветном варианте?

Лера уставилась в его переносицу налитыми страхом глазами.

- П-понимаете, - Пробормотала она, - Как-то так вышло, что они удалились, - И, видя его удивленное выражение лица, она выпалила, - Но я могу Вас сфотографировать еще раз! Конечно! Заходите, - Лера проводила его взглядом и не сразу подошла к фотоаппарату, когда он оказался внутри.

- Устраиваюсь на новое место, - Тем временем объяснял он, освобождаясь от верхней одежды, - Нужны на пропуск, на бейдж, будь он не ладен. Еще в какие-то документы... - Он присел перед зеркалом, поправляя волосы, - И везде цветные. Раньше, мне помнится, и черно-белые можно было, а тут...

- А где Вы работаете? – Спросила Лера, правя камеру на стойке. Покупатели сегодня успели ее разгорячить и подготовить к разговорам.

- Я врач, вообще-то, - Он сел на стул, сложив руки на коленях, как ребенок, - Психиатр.

Лера удивленно на него посмотрела. С психиатрами ее еще жизнь не сводила. Были разве что только отрывочные встречи с кем-то в белом халате за дверьми кабинета поликлиники с табличкой «Психиатр».

- Вы не похожи на психиатра, - Наконец, улыбнулась она, - Так, голову чуть-чуть влево. Да, хорошо. Не двигайтесь.

- А как, по-Вашему, должен выглядеть типичный психиатр? – Спросил он пару минут спустя, смотря на свою фотографию, - Да, так хорошо.

- Не знаю, - Лера села к компьютеру, - Ну, в фильмах, вы обычно в очках и в галстуках-бабочках.

Он засмеялся, надевая пальто. Лера затушевывала у него на щеках шрамы от прыщей.

- Вы слишком приветливый, - Сказала она ему, когда он появился в окошечке кассы, - Врачи обычно не такие.

- Вы знаете много врачей?

- Ну как... - Она пустила печать, - В поликлиниках всегда грубят. Да и когда на обследования приходишь, тоже особенно не церемонятся.

- Я бы сказал, у меня более тонкая специализация, - Он улыбнулся, глядя на нее по-отечески, - Да и грубость ни к чему. Я сам по себе человек не грубый.

- Ну, это видно, - Лера засмеялась, заворачивая фотографии в бумагу, - Вот, держите.

- Благодарю, - Он положил деньги на прилавок. Хотел было уйти, но потом вернулся, опять заставив Леру напряженно вздрогнуть, - А сколько у Вас эта фоторамка?

Лера перегнулась к нему, чтобы посмотреть, куда он указывает. И снова ее одолело чувство, как будто он принюхался к ее волосам.

- Вот эта девятьсот, - Она посмотрела в его лицо испуганными глазами. Он помолчал, глядя в ее глаза странным, изучающим образом, потом снова улыбнулся и кивнул.

- Ну я тогда зайду к Вам на неделе.

- Х-хорошо, - Она проводила его взглядом до входных дверей, а потом медленно выдохнула и опустилась на стул.

- Вот черт... - Под нос прошептала она и перевела взгляд на монитор. От четырех вариантов лица этого человека ей стало не по себе, и она поспешно закрыла окно.

- Эй, Лера, - Услышала она, - Эт кто такой солидный к тебе хаживает, а?

Девушка подняла глаза, увидев у прилавка соседку с отдела бытовой химии. Та хищно улыбалась, крутя пальцем завитые желтые волосы.

- Да он еще вчера приходил, - Прочистив горло, ответила она, - Странный какой-то. У меня аж мороз по коже...

- Да? А у меня кое-что другое, - Она засмеялась, обнажив крупные зубы, - Может, пустишь за прилавок посидеть, когда он снова придет?

Лера неуверенно засмеялась, вторя раскрытому, зычному смеху своей соседки.

Во время обеда она угрюмо жевала салат и наблюдала покупателей вокруг. С улицы они приносили запах размокшего снега, автомобильных дорог и приготовлений к сытому, мещанскому, общероссийскому празднику. Ее челюсти двигались монотонно и медленно, как у животного в клетке зоопарка. Она не слишком любила этот праздник и никогда не испытывала эйфории по поводу него, в отличие от своих друзей или соседей. Для нее новый год всегда был смешан с обрушившимися надеждами, со шкурками мандаринок на дне мусорного ведра, и с долгими вечерами ожидания. Ожидания, когда домой вернется мать.

Из невеселых мыслей ее вырвал телефонный звонок.

- Да, привет, Женя, - Собственный голос показался Лере слишком далеким и тихим, чтобы уверять подругу в том, что у нее хорошее настроение.

- Лера, привет, - Голос подруги был чересчур контрастным по звонкости, тембру, жизнерадостности и симпатии, - Работаешь?

- Да, - Вздохнула она, - Работаю.

- Все в силе у нас?

- Что?

Женин смешок щекотал ухо.

- Ты чего, забыла что ли? - Она рассмеялась, - Мы же договаривались с тобой в пятницу. Что встретимся, посидим, сходим куда-нибудь, помнишь?

- А-а-а, да, точно, - Лера зажмурилась, приложив руку ко лбу, - Да, конечно, Жень. Приходи сегодня ко мне.

- К тебе? А может... может, в городе встретимся? Или я за тобой в "Спутник" зайду?

- Ну, хорошо, да, - Лера бросила взгляд сквозь людей, проходящих мимо, - Я до шести сегодня. Заходи, так даже будет лучше.

Она увидела желтую куртку курьера, пробивающуюся к ней сквозь сплошную серую массу.

- Ну ладно, давай тогда до вечера, - Лера улыбнулась парню с бритыми висками и с коммуникатором у правого уха, - Да, Жень, пока. Увидимся.

- День добрый, - Улыбнулся курьер, доставая из сумки сверток, - Вот, как и заказывали. Кружка с термопечатью.

Лера развернула кружку, окинула ее оценивающим взглядом.

- Да, все хорошо, спасибо, - Она расписалась в бланке и поставила кружку на стол. Теперь она была полностью готова к встрече с недовольной покупательницей.

Когда до конца обеденного перерыва оставалось не больше пяти минут, Леру посетило непреодолимое желание выйти из своей каморки и выглянуть на улицу. Она наскоро захлопнула окошко кассы, попросила Камиллу с продовольственного отдела присмотреть за ее салоном, и направилась к дверям выхода.

Девушка даже не захватила свою шаль. Просто вышла на склизкое крыльцо и вдохнула влажный воздух. Мимо текла толпа. Она смотрела в них, замечая каждого и тут же его забывая. Мальчик с тубусом остановился внизу ступенек, торопливо извлекая из кармана джинс мигающий телефон. Ветер обдал ее влажным крылом, донеся обрывки чьих-то случайно оброненных фраз. В окнах многоэтажки напротив отражалось серое небо и рваные, низкие тучи. Может быть, пойдет снег? Если бы сейчас пошел снег, стало бы немного спокойнее. Если бы мама пришла трезвая, от сердца бы сразу же отлегло. Если бы она надела шаль, то не содрогалась бы сейчас от нервных приступов холода.

Лера обхватила себя руками и вернулась на свое рабочее место. Там было душно. Душно и тепло, в этом микроскопическом мирке ее собственных страхов, нервных одергиваний волос и изжеванных в кровь губ. Очень затхлый узкий мир, два с половиной метра в длину и полтора в ширину. Для гроба и горстки сладостей, чтобы прикормить новых соседей.

Остаток дня девушка провела во вспышках, записях, клацанье клавиш калькулятора и фразах «Да, конечно», «Вам черно-белую или цветную?», «Сто пятьдесят рублей».

Женя попалась под руку. Как раз тогда, когда не сходилась сумма выручки и записанный расход. Лера не любила, когда цифры не слушались ее, но, судя по всему, и она была цифрам не особенно симпатична.

Облокотившись о прилавок, Женя, самая первая ее знакомая из этого города, рассказывала о глупых журналистах, редакторах и ее стерве-начальнице. Она так красочно описывала промахи своих сослуживцев, что удивление брало, как она до сих пор не уволилась оттуда.

- Вот, а потом эта сука и говорит мне: «Тематика нашей газеты, Евгения Аркадьевна, не может выделить Вам место для подобной статьи. Я задумывала этот материал как чисто просветительский. Вы понимаете, о чем я говорю? Про-све-ти-тель-ский». Нет, ну как можно было до такого додуматься?! Она что, и правда думает, я не знаю такого слова?

- Женя, не кричи так... - Лера достала второй журнал, - Я из-за тебя опять ошибок сейчас настряпаю. Мне потом снова влетит от моей.

Подруга помолчала, глядя, как Лера старательно вырисовывает синие строчки. Потом сказала:

- Ну, как трудовой день? Удачно?

- Ты и не представляешь, - Она взяла в руки телефон и передала Жене заказанную кружку, - Вот эта вещь сегодня стоила мне двух тысяч умерших нервных клеток.

Женя фыркнула, рассматривая шестеро улыбающихся людей на белом диване.

- Нет, вот скажи мне, - Снова застрекотала она, - Кому вообще придет в голову делать фотки своей семьи на кружке? Да еще и фотография страшная какая-то. Ужас какой.

- Ты еще не видела, какие мне фотографии для термопечати на футболках приносят, - Криво ухмыльнулась фотограф, слушая долгие гудки в трубке. – Да, это Валерия. Угу, сегодня намного удачнее, чем вчера. Да. Конечно, я очень старалась. Да. Три двести. Вы и не представляете. Надеюсь. Хорошо, спасибо. С наступающим.

- Вот мне интересно, - Продолжила Женя, как будто Лерин разговор по телефону был в ее собственном фильме короткой рекламной паузой, - Что будет, если записать все твои разговоры с начальницей с твоего первого дня работы здесь, а потом сравнить? Как ты думаешь, много изменилось за два года?

Лера ничего не ответила, улыбаясь своим мыслям. Если что и изменилось в ее односложных ответах, так это только частотность употреблений слов «Да» и «Нет». Чаще «Да», конечно, чем «Нет».

- Ну что, идем? – Женя протянула руку, чтобы по-товарищески приобнять подругу, - У меня для тебя есть отличные новости. Потрогай сумку. Чувствуешь? Это отличное южное вино. Да так, знакомая одна недавно из отпуска вернулась. Всем привезла. Что? Да, этой стерве тоже. Целых две. Ну ничего, пусть подавится, сволочь.

Им в лицо ударил прохладный вечерний ветер. Но все же не такой холодный, как ему полагалось бы быть зимой в конце декабря. Лера с удовольствием вдохнула воздух вечерней улицы, выплывая из-под всех воспоминаний, с которыми был связан этот запах. Они осторожно спустились по скользким лестницам и направились к переходу.

- А перед тем, как мы пойдем с тобой и напьемся, у меня есть для тебя сюрприз, - Радостно протянула Женя, застыв перед входом в метро, - Закрой глаза.

Лера с улыбкой повиновалась подруге. Услышала шуршание куртки.

- Вот, смотри, - Женя сунула ей в руки две бумажки, - Смотри.

Девушка открыла глаза и поднесла их ближе к глазам, рассматривая в тусклом свете уличного фонаря. Их фигуры освещались и пропадали в синих сумерках. Женино лицо меняло выражение каждый раз, как тени начинали дикую чехарду под переливами автомобильных фар.

- Это что... Это... - Лерины глаза расширились, - Женя!.. Спасибо! О, господи!.. Я так давно не была в кино!

Женя рассмеялась, глядя на нее.

- Нет, ну что ты за человек, - Сквозь улыбку сказала она, - Так радуешься билетам в старое кино, как будто мы с тобой в Египет собрались.

- Но ведь это же тематический вечер, - Горячо заговорила улыбающаяся Лера, - Музыка, угощение, и все части про моего Ганнибала! Как ты все это помнишь? Женька, ты такая хорошая!

- А кстати, может в Египет этим летом? - Невозмутимо спросила Женя, когда подруга повисла на ней. - Как тебе идейка? И не говори, что у тебя нет денег. Все нормальные люди на твоей работе два через два работают. А ты как раб на галерах...

- Пошли, пошли скорее!..

Старый кинотеатр на Льва Толстого так и назывался "Старый Кiнозалъ". Там никогда не было модных новинок с вылетающими за пределы экрана звездолетами или гремящими тонной металла трансформерами, но были целые вечера, посвященные старым кинолентам, давно вошедшим в классику кинематографа. Обычно такие вечера сопровождались выступлениями малоизвестных, малопонятных музыкальных групп, а еще работал небольшой бар, и можно было купить какие-нибудь атрибуты, символизирующие тему показа.

Лера была фанаткой этого жанра. Жанра психологического триллера, сопровождающегося чудовищными преступлениями, психическими отклонениями, ФБР, испуганной, но умной героиней и конечно им - самым лакомым куском любого подобного фильма - маньяком.

Она не знала, и ей самой казалось это нездоровым, почему она испытывает такую склонность к героям подобного типа. Ее мастерство и опыт дошли до того, что она с первого взгляда могла определить, кто из персонажей и есть тот самый дрозд с вольфрамовыми когтями, запеченный в пирог. Он был умен, осторожен как опытный зверь-охотник. Он был сверхчеловеком, над-особью, быстрым и смертоносным оружием наслаждения и насилия. Он был галантен и умел беседовать об опере и симфониях Моцарта, чтобы спустя пять минут подать себе филейную часть своего гостя, слегка прожаренную в красном вине урожая 1888 года.

В "Старом Кiнозале" было немного посетителей. Вообще подобные мероприятия публика не особо баловала вниманием. Но потому Лера и любила это место - здесь люди уже прошли сквозь фильтр интересов, модных веяний и времени. Остались только самые проверенные, самые выдубленные в своих предпочтениях, самые единомышленники.

Подруги переглянулись, стоя у стеклянных дверей. Лера чувствовала, как привычно возник и разросся в животе терновник волнения. Типичный страх одиночки перед группой малознакомых людей прибывал волнами и обдирал успевшие засохнуть ранки на губах.

- Выше нос, подруга, - Бодро сказала Женя и пихнула ее под локоть, - Ты первая.

- Нет, Жень, нет, - Только и успела сказать та перед тем, как влететь в холл. На нее оглянулось человек пять, стоящих у гардероба. Девушка судорожно схватилась за ремень сумки и скрутила его, пытаясь улыбнуться.

И как божественная помощь, за руку ее схватила Женя. Лера резко обернулась, запоздало пряча испуг под улыбкой.

- Вот поганка! - Воскликнула она не своим голосом, - Толкается еще.

И поспешила присоединиться к бесстрашному Жениному смеху.

Они сдали свою верхнюю одежду и прошли глубже в холл. Из следующего зала неслись смешанные звуки настраиваемых гитар, до крови в ушах пронзительно вскрипывал микрофон, и песок глухо стучал внутри барабанной бочки. Лера увидела у окна прилавки и потянула подругу за собой.

Уже издали увидев что-то интересное, Женя насмешливо протянула.

- О-о-о, сейчас кто-то лишится всего своего аванса. - Но Леру уже было не остановить. Она бросилась к прилавкам и, схватив оттуда что-то, повернулась к Жене. От этих лихорадочно-блестящих глаз даже бывалой корреспондентке стало не по себе. Лера стояла у прилавка с маской Лектора в руках, вся подтянута и напряжена, как первый современный человек, только что осквернивший могильник австралопитеков.

- Смотри, - Только и вырвалось у Леры, и она перетащила взгляд обратно в маску, - Это же... Она...

- Да уж, - Неуверенно хихикнула ее подруга, - Кажется, ты нашла подходящую вещь для некоторых из своих покупателей.

- Беру, - Девушка уже расплачивалась за этот священный артефакт, - Ты не представляешь, Женя, какой давности только что сбылась моя мечта. Я бредила этим фильмом с самого детства, ты знаешь... И мечтала встретить кого-то, очень похожего на Ганнибала Лектора. Он казался мне идеальным мужчиной.

Женя помолчала, удивленно смотря на подругу, которая закрыла глаза, задержала дыхание и приложила маску к своему лицу. А потом, шумно выпустив воздух, открыла глаза и посмотрела на нее. Между ними возникла пауза.

- Ну ты, мать, даешь, - Первая прыснула корреспондентка. И Лера, не отрывая от нее застекленевшего взгляда, тоже глухо рассмеялась, - У меня аж мурашки от тебя. Прекращай с такими заявлениями на людях, а то кто-нибудь повесит на тебя пару расчлененных детишек.

Лера убрала маску в сумку. Ее сердце расцветало и переливалось зыбкой радугой, как северное сияние. Ей казалось, она получила часть чего-то очень важного, как будто бы чью-то записку, или послание. Как будто она попала в плен к ужасным людям, а тут прилетела птица с привязанной к лапке запиской, и там написано: «Мы уже идем». Кто-то уже идет, это точно.

Женя повела ее послушать группу, открывающую этот вечер. Потом было три фильма. Немного бара, снова музыка, фотографии с какими-то незнакомыми людьми. Потом перерыв, в который девушки решили поехать домой. Время было уже позднее, а работу завтра никто не отменял.

- Ты, правда, не расстроена, что мы не остались на «Восхождение»? – В тысячный раз спрашивала Женя в такси, - Мне этот фильм понравился, когда была премьера в кинотеатрах.

- Мне не очень нравится эта версия, - Тихим от мечтаний голосом отвечала фотограф, упершись лбом в автомобильное стекло, - Лектор там совсем не такой.

- Ну потому что молодой еще, что поделать, - Женя тоже выглядывала из окна на ночные огни города, - Молодо-зелено, все такое. Не нахватался опыта пока. Ты что думаешь, чтобы таким умным стать, нужно сначала основательно набить шишек в молодости.

Лера снова улыбнулась, только не подруге, а своим мыслям, чему-то теплому в груди, и маске, спрятанной в ее сумке. Мимо проносились столбы мерцающих прямоугольников, километрами уходящие в небо. Каково это, жить в одном из таких небоскребов? Чувствуешь ли ты жизнь, сидя на своей мансарде на пятидесятом этаже? Сохраняется ли у тебя ощущение, что ты той же породы, что все эти муравьи, копошащиеся внизу?

Лера снимала маленькую, облезлую квартиру на третьем этаже в малосемейке. Чтобы добраться до своей двери, нужно было пройти по безумно отчужденному коридору с деревянным полом, мимо других таких же дверей, за которыми разговаривал на всю мощность телевизор, плакали дети, пили мужчины и стирали вещи крикливые женщины с толстыми лодыжками. Стены в ее квартире были такие тонкие, что когда алкоголики в соседнем помещении начинали застолье, можно было отчетливо слышать каждое сказанное слово. В особенности мат. Мат вылетал из их зловонных ртов особенно четко. Они матерились так, как будто бы попали в церковь, где матерные слова были приравнены к молитве. Чем больше ты употребишь таких слов, тем очевиднее становится твой пропуск в лучший мир.

Но сейчас была среда, и все рабочие трамвайного депо, заводского цеха №9, столовой, школы Ладонежского района и супермаркета «Ариант» отсыпались перед очередным трудовым днем. Девушки разделись в прихожей. Ножом расковыряли пробку на бутылке и сели на широкую Лерину кровать, занимающую собой почти всю единственную комнату.

- Ну так что, как твое творчество продвигается? – Спрашивала Женя, прикрыв глаза. Лера встала, чтобы включить ночник. Комната озарилась приятным красноватым светом.

- Да никак, - Она села рядом с подругой, - Времени нет. Вдохновения... тоже нет. Ничего нет.

Женя пожала плечами, глядя на поднимающиеся и опускающиеся мутные капли в ночнике.

- Ты живешь в одном из самых прекрасных городов на этой планете. Стыдно не выходить каждый выходной на улицу и не снимать.

- А что снимать? Все получается не так, как я вижу, - Она отпила еще терпкого вина, - Раньше я могла передать то, что чувствую, в снимке. Но после того как все вокруг стало так уныло, я ничего не могу... Я и не вижу ничего.

- Помнишь Анорексению? Где она? Покажи ее мне!

Лера посмотрела на подругу и фыркнула. Уронила голову на плечо.

- Нет, ее так долго доставать.

Но Женя тряхнула головой и поставила бокал на пол. Встала перед кроватью.

- Давай, говори мне, где ты ее спрятала. Я сама ее вытащу, раз тебе лень, и ты увидишь, какого гения ты закапываешь в это обывательское дерьмо. Ну же! Говори!

Лера еще посмеялась, надеясь, что подруга остынет, и сядет обратно. Но кудряшки Жени подсвечивались красным светом и блики перебегали с места на место по мере того, как она крутила головой и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

- Ну я щас сама найду, - Пригрозила она, двинувшись к чулану, - Смотри, если я случайно обнаружу здесь фаллоимитатор, в этом будет целиком твоя вина!

- Ладно, ладно, - Лера соскочила с кровати, - Не надо там рыться.

- Что, испугалась? – Женя расплылась в довольной улыбке, снова ложась на кровать.

- Иди ты! – Девушка рассмеялась, выйдя в коридор. Зашла за гардероб и дернула на себя большое полотно.

- Вот! Во-от, дорогая! Неси сюда! – Женя помогла Лере поставить картину у зеркала. Потом, отряхивая руки от пыли, они отошли к кровати.

- Видишь? – Выбросив руку вперед, спросила корреспондентка, - Видишь это, дура? Это – шедевр. Эту фотографию не мог сделать человек, которому на роду написано щелкать всяких даунов на документы. Ты видишь, что ты закапываешь? Не стыдно тебе?

Перед ними стояла выпускная фоторабота Леры. У нее был такой стиль – она фотографировала модель, распечатывала в крупном варианте, а потом тушью и углем подчеркивала в них то, что ей было нужно. Эта фотография изображала одну ее знакомую из университета, страдавшую от анорексии. Ее имя очень гармонично вписывалось в ее диагноз, поэтому Лера так и назвала ее Анорексенией. Она сидела обнаженной на стуле, опустив одну ногу на пол, а второй подпирая острый подбородок. Темные волосы скрывали ее выпирающие ребра, а контраст света и тени делали острые кости бедер, колен и локтей осколками мечты быть богиней своего тела. Белое тело с колкими лопатками, тонкой, натянутой на мышцы кожей, было прелестно в своей болезни. Никакого избытка. Только белое тело, черные губы, глаза и волна волос, прядями скатывающаяся по бокам ее выставленного позвоночника.

Лера влюбилась в свое творение, когда создавала его. Ее руки все еще помнили сухой уголь, которым она подводила ее пятки и костистые пальцы. Она была прекрасна. И конечно она не заслуживала стоять за шкафом в коридоре.

- Ты не должна так поступать со своим даром, - Тихо произнесла Женя, не смея оторвать глаз от фотографии, - Если бы у меня были деньги или связи, я бы точно нашла покупателя для тебя.

- Да... - Лера все еще смотрела на свою Анорексению. Она любила большие размеры – ее фоторабота, высотой почти в полтора метра, могла бы занять неплохое место среди других культурных артефактов в каком-нибудь музее современного фотографического искусства.

- Ну неужели ты и правда не можешь сделать чего-то подобного? – Женя села на кровать, наливая им еще по одному бокалу, - Может быть, есть какие-нибудь выставки, конкурсы? Где бы ты могла проявить себя?

- Было одно приглашение, - Фотограф села рядом с ней, - Что-то в поддержку людей с ОВЗ. Но я даже не знаю, что именно можно туда послать. Старичье в инвалидной коляске или мальчика на костылях? Да почти все сделают что-то подобное.

- А ее?

- Нет, я не могу, это нечестно, - Лера отпила еще вина, - Да и смысл участвовать со своим старым достижением. Ее уже оценили...

Женя подумала еще немного.

- А может быть, у тебя есть какие-нибудь знакомые? Ну, педагоги, занимающиеся с глухими? Слепой дедушка? Брат-ЗПР?

- Нет у меня ничего такого, - Лера поставила бокал и потянулась за сумкой. Вспомнила про маску. – Заходил ко мне тут один психиатр, но я же не могу...

- Точно! Лерка, психиатр, это ведь то, что надо! – Воскликнула подруга, - Я готова поспорить, ни у кого не будет какого-нибудь кататоника с таким вот лицом, - Она скривила смешную гримасу, - А ты ее сделай большой, подработай, как ты там умеешь, и все – призовое место тебе обеспечено!

- Нет, ну я не могу так, - Возмутилась фотограф, - Во-первых, может, он ко мне никогда больше не придет. А во-вторых, кто вообще разрешит фотографировать психов? Разве это законно?

- Блин, а ведь точно, Лерка, - В Жениных глазах плясали озорные огоньки, - Я как раз сегодня сдала в печать статью про серийного фотографа, который незаконно фотографировал психов из дурки. Прикинь, пожизненное дали.

- Да хватит, Жень! – Лера нахмурилась, - Это же все так сложно – нужно какое-то разрешение, от попечителей там, а вдруг я и правда выиграю, а родители этого больного увидят мою фотографию, и подадут на меня в суд?

- Ой, да больно надо кому-то это. Да и потом, ты же не будешь подписывать, кто это, и чем он болеет. Да и я сомневаюсь, что родители какого-то дурика будут расхаживать по выставкам.

- Не знаю, Жень, это как-то неправильно все...

- Неправильно? Ну и сиди тогда в своем гробу в этом чертовом «Спутнике», пока не разжиреешь и не превратишься в мерзкую, злобную старуху.

Они помолчали после этого, каждая допивая свое вино. Женя лежала на спине, рассматривая потолок с желтыми подтеками, оставшимися здесь после потопа пятилетней давности. Лера остановившимся взглядом смотрела на свою работу и слегка поглаживала маску, лежащую на ее коленях.

Эта идея зародила в ней рой противоречащих чувств и мыслей. Что, если это и вправду ее шанс? Но ведь это же больные люди... Нельзя за их счет поправлять свои дела. Но ведь это не ради денег! Да там и не обещают денежного приза, даже наоборот – все средства, вырученные за выставку, пойдут им во благо, в помощь. Вот все эти фотографии в учебниках, в интернете, на лекциях им однажды показывали фотографии всяких проявлений болезни – там даже подписано было, как зовут этого пациента, сколько ему лет, от чего он страдает.

Конечно, тут есть хорошее оправдание – такие фото были сделаны в научных целях. А ее фото будет сделано в благих целях – всколыхнуть чувства здоровых, убрать этот запрет, это отчуждение между нормальностью и отклонением, показать им, что эти люди – такие же, как они, просто видят все по-другому, и чувствуют, и думают в своем ключе.

Ладно, можно попробовать. Да и вообще не факт, что тот психиатр к ней придет. И уж тем более, пять процентов против девяноста пяти в том, что он позволит ей фотографировать своих подопечных.

- Я попробую, - Шепнула она подруге, ложась рядом с ней, - Так, на всякий случай. Вдруг получится.

- Подруга, я тебя уверяю, - Женя повернула к ней голову, - Все изменится после того, как ты сделаешь эту фотографию. Ты прославишься.