Дарэн не знал сколько часов он провёл взаперти. Когда вокруг тихо, а перед глазами тьма, время будто искривляется. Сейчас ночь или уже утро? Несмотря на то, что эти вопросы оставались без ответа, кое-что парень всё-таки узнал: он ненавидит оставаться наедине с собой — собственный разум подбрасывал самые страшные догадки. Тишина доводила до сумасшествия, вплоть до того, что Дарэн начал что-то бубнить себе под нос, лишь бы оставаться в сознании. Затем на ум пришла более здравая мысль: считать секунды.

На десятитысячной секунде Дарэн не выдержал и, оперевшись головой о дверной косяк, задремал. Так прошла ночь, которая по-настоящему показала насколько он нужен окружающим. Никто его не искал, никто не звал, никто наверняка даже не заметил его отсутствия. Так было всегда, просто Дарэн тешил себя иллюзиями, боясь посмотреть правде в глаза.

— Подъем! — за фразой последовал неслабый пинок в бок. Комнату залил яркий свет от больших окон музыкального зала. Дарэн медленно поднял голову и тут же наткнулся на сонное лицо Вильяма. Выглядит, словно так и не ложился спать. — Надеюсь, ты хорошо провёл время.

— Если бы не твоё появление, я мог бы назвать это лучшей ночью в моей жизни! — прошипел слуга и выбежал из комнаты, не обращая внимания на довольный вид Вильяма.

Молодой господин прикрыл дверь, а затем хитро прищурился, наблюдая за удаляющимся силуэтом. Игра началась.

* * *

Стрелка напольных часов остановилась на одиннадцати, а значит Дарэн уже как три часа должен работать где-то в саду. Парень потёр переносицу, ощущая нарастающую головную боль. Он утешал себя тем, что сейчас его встретит взволнованная Линда, выслушает и накормит чем-нибудь не таким отвратительным, как их повседневная еда. С этими мыслями парень отправился прямиком на кухню.

В одиннадцать часов рабочий день в самом разгаре, комнаты прислуги пустуют, все заняты либо в особняке или за его пределами, но именно этот день, похоже, стал исключением. Как только Дарэн вошёл в комнату на него оказались направлены десятки пар глаз. В этом внимании было что-то осуждающее, презрительное, враждебное. Натянутая улыбка мгновенно исчезла с лица, парень растерянно бегал взглядом по присутствующим, и наконец остановился на Лаверне. Из него словно вынули душу, лицо посерело, брови нахмурились — таким его видели впервые за всю жизнь. Мужчина крепко сжимал ткань рубашки там, где находилось сердце и, кажется, терпел боль.

— Что-то случилось? — медленно и со всей осторожностью спросил Дарэн.

На него посмотрели как на идиота, будто ответ на этот вопрос был очевиден. Лаверн сжал кулаки, но продолжал молчать.

— Тебе хватило смелости явится сюда и делать вид, будто ничего не произошло? — сказал кто-то из горничных осуждающим тоном.

— Я действительно не знаю, что произошло… — страх дрожью пробежал по телу. К горлу подступил ком, а мысли спутались в один большой клубок. — Объясните мне кто-нибудь, что случилось. Меня с ночи не было в южном крыле, поэтому я просто не могу знать…

— Сам проболтался, — фыркнул дворецкий и горделиво вышел из комнаты.

Горничные, прачки, рабочие — все они не проронили ни слова, будто он был не достоин даже этого. Эти люди были его миром, единственными важными людьми, в каком-то смысле даже семьёй. Сейчас каждый из них одним своим молчанием наносил жестокие невидимые удары. Но намного сильнее ранили слова.

— Как у меня только получилось вырастить такого неблагодарного труса! — хрипло сказал Лаверн и вышел следом. Казалось, Дарэна ударили во все болевые точки одновременно.

В комнате осталась только Линда, и только потому, что это было её рабочее место. Парень не спеша подошёл к ней и аккуратно сжал женские ладони.

— Я правда не знаю, в чём меня обвиняют. Вильям запер меня в кладовке на всю ночь. Я ничего не сделал. Поверь мне, — сказал Дарэн и отчаянно прошептал: — Мама.

Линда вздрогнула и спустя несколько секунд кивнула в сторону окна. Парень медлил и никак не решался выглянуть: что-то подсказывало — это может причинить ему боль. Чертовски сильную боль.

Дарэн поднял и дрожащей рукой отодвинул занавеску. Когда-то красивый сад с ровными фигурами из кустарников, цветочными клумбами и поросшими плющом деревьями превратился хаос. Ветви были сломаны, где-то надпилены, цветы затоптаны и вырваны с корнем. То, что Лаверн любовно растил годами, было уничтожено за одну ночь. Дарэн осел на табурет и сжал голову руками.

— Там нашли твою ленту и ключи. Только ты знаешь где я их прячу, — тихо сказала Линда. — Если ты просто признаешь свою вину — всё будет намного проще. Не могу обещать, что тебя простят все, но уж я — смогу.

Парень сделал глубокий вдох, а затем выбежал из кухни. Почему все так уверены в его виновности? За всю жизнь Дарэн не сделал им ничего плохого, в отличие от Вильяма, который каждый день что-то вытворял. Неужели статус настолько туманит разум, что люди не могу отличить правду от лжи? Неужели только из-за того, что у Вильяма нежные аристократичные ручки, в жизни не знавшие тяжелой работы и не умеющие обращаться с садовыми ножницами, с него снимают все подозрения?

* * *

Тишина — только её и слышал Дарэн на протяжении нескольких дней. Слуги проходили мимо, когда он пытался к ним обратиться, отстранённо замолкали, стоило Дарэну открыть рот. Парень будто превратился в призрака, который может кричать и умолять о помощи, но так и останется невидимым для окружающих.

Лаверн никогда не любил его, потому что Дарэн — некрещеный глупый сирота. Это было очевидно, но Дарэн всё равно привязался к этому ворчливому пожилому мужчине и был несказанно счастлив от каждого проявления доброты к своей особе. Сейчас его лишили даже простой возможности стоять рядом и подавать инструменты, пока садовник подрезает кусты, слышать похвалу и смеяться над простецкими анекдотами.

Как только Дарэн подходил к Лаверну, мужчина хмурился и жестко прерывал любые попытки заговорить и оправдаться. Парень предлагал помощь, но в ответ получал только:

— Мне от тебя ничего не надо.

И так каждый раз.

Ему никто не верил, его никто не хотел защитить, он никому не был нужен. Не человек, а обуза, проблема, проклятие.

* * *

Адель запихивалась печеньем, постоянно всхлипывая и глотая слёзы. Сегодня приезжал Терстон, чтобы обсудить все детали касательно свадьбы и ее переезда. Это событие не только напомнило девушке, кто она для своего отца, но и определило даты, в которые ей придётся покинуть родной дом.

— Я чертовски устала, хочу уснуть этой ночью и проснуться лет через тридцать, страшной и никому не нужной старухой.

Дарэн, который весь вечер молчал, сделал вдох чтобы что-то сказать, но тут же передумал. Он улыбнулся и погладил Адель по тыльной стороне ладони:

— Тебе действительно пора ложиться спать, только пообещай мне проснуться шестнадцатилетней красавицей Адель, императрицей королевства Бэккер Клэйн.

Девушка тихо засмеялась сквозь слезы:

— Обещаю.

Дарэн взял поднос со стола и направился к двери, когда за спиной послышалось:

— Ты совсем ничего не рассказал про себя. У тебя всё хорошо?

Парень задумался, а затем уверенно ответил:

— Да, ничего необычного, — Адель сейчас достаточно и своих проблем, чужие ей ни к чему. Пускай лучше хорошо выспится, чем будет лишние полчаса выслушивать его бесполезное нытьё.

* * *

Дворецкий всегда был молчаливым и высокомерным. Он тешил себя историями предков о дворянском происхождении их семьи и слепо верил в своё величие. Несмотря на то, что большинство его рассказов были враньём, кое-что все-таки оказалось правдой. Его родня владела аптекой в Габене и благодаря таким связям у него в руках оказались сердечные таблетки — дефицитный товар для простолюдинов.

Дарэн долго рассматривал сидящего напротив него слугу и, прочитав название на баночке из синего стекла, спросил:

— У вас проблемы с сердцем?

Дворецкий вздернул подбородок и с улыбкой ответил:

— Из-за тебя у Лаверна ухудшилось здоровье, постоянные боли в сердце опасны для любого человека.

Дарэн мог бы обрадоваться, что с ним наконец-то заговорили, если бы не узнал такого рода информацию. Парень прочитал множество книг по медицине и знал, что сильные потрясения могут ранить человека не только морально, но и физически.

Пускай это сделал Вильям, но слуга был виновен не меньше. Если бы Дарэна не существовало, наверняка ничего из этого бы не произошло.

Парень долго обдумывал эту мысль. Сделал ли он кого-то счастливым за долгие годы своей жизни? Нет. А несчастным? Ответ был очевиден. Если он проживет ещё столько же, сколько боли он может причинить близким?

Дарэн вздохнул и продолжил вытирать окна. Рука в очередной раз окунула тряпку в ледяную воду. Забавно, но слуга уже несколько дней не ощущал ничего, кроме тоски и холода, поэтому такая мелочь, как ледяная до боли вода, была не достойна внимания. За спиной послышались шаги, затем человек в дорогой одежде оперся на подоконник, будто бы заинтересовано разглядывая птиц за окном. Дарэн лишь скользнул по его силуэту взглядом и тут же поспешил удалиться. Но Вильям не позволил ему этого сделать:

— Стоять! — Дарэн по привычке выполнил команду, а когда опомнился — уже был прижат к стене. Вильям внутренней стороной ладони закрыл слуге рот, чтобы тот не мог закричать, а пальцами впился в щёки. — Кто позволял тебе не обращать внимание господина?! — высокомерно прикрикнул Вильям. — Поговори со мной. Как жизнь? Ах, зачем я спрашиваю. По твоему отвратительному виду и так ясно, что ужасно.

Дарэн нахмурился и постарался вырваться, но его руки быстро перехватили и сжали.

— Как часто ты плачешь? Каждую ночь или только по выходным? — продолжал задавать вопросы Вильям. Его лицо выражало такое наслаждение, будто перед господином находился стол полный сладостей, а не живой человек. — Давай, заплачь, и я сразу отпущу тебя!

Дарэн сжал кулаки. Он обещал себе не плакать перед Вильямом, не становиться для него развлечением, но сейчас эмоции, которые он так долго сдерживал, вырвались на волю. Глава защипало, ресницы намокли и на щеках появились две тонкие дорожки слёз.

Вильям замолчал, как завороженный рассматривая их. Дарэн с каждым разом всхлипывал всё громче и громче, жмурясь и вздрагивая. Парень старался не смотреть вперёд, чтобы не видеть радость на лице врага, и постоянно опускал глаза. Именно поэтому он испугался, когда ощутил что-то тёплое и влажное на своей щеке.

— Твои слёзы такие солёные, что их можно использовать как приправу для еды, — Дарэн вздрогнул от страха и распахнул покрасневшие глаза. — Когда подрастёшь — буду использовать тебя вместо солонки. Специи нынче дорогие.

Вильям расслабил руки и отошёл на несколько шагов назад. Он был готов отвечать на удары, но затем понял, что такой разбитый и униженный Дарэн еле стоял на ногах и уж точно не представлял собой никакой опасности. У слуги хватило сил только тяжело переставлять ноги, чтобы сбежать, тихо и трусливо, как мышка от кота.

* * *

До темноты Дарэн прятался в подвале. Это было единственное место где он чувствовал себя в безопасности. Холод, запах сырости, крысиный писк — это почему-то успокаивало. Узкое окно под самым потолком могло послужить лишь определителем дня и ночи и не пропускало много света. Когда на улице стало совсем темно, а от потока эмоций осталась только пустота, Дарэн встал пошатываясь и нетвёрдой походкой поднялся по ступенькам. Он закрыл дверь в своё убежище на ключ и направился в спальню. Напольные часы с укором тикали, будто ругали слугу, что тот допоздна ничем не занимался и только и делал, что жалел себя.

В конце коридора горел свет, там находилась комната с камином, мимо которой он был обязан пройти. Перед аркой Дарэн остановился и прислушался к тихим разговорам слуг.

— Я видела как Дарэн каждую ночь куда-то уходит и однажды решила проследить за ним. Подумать только, он совращает нашу госпожу Адель! — Дарэн судорожно втянул в себя воздух, услышав последнее обвинение. Если эти слухи услышит Гарольд или, ещё хуже, Вильям, то у Адель будут большие проблемы. Под угрозой её репутация, и даже сама жизнь!

— Вот бесстыдник, а по виду ведь и не скажешь!

— Как много я не знала о нём… — голос последнего высказавшегося Дарэн хорошо знал — это была Линда. Она тягостно и разочаровано вздохнула, следом постаравшись сменить тему разговора. Ей наверняка стыдно за такого непутевого, невезучего и даже неродного сына.

Дарэн закрыл глаза и представил, как с облегчением выдохнут все окружающие если он…

В этот момент парень принял решение, от которого будет лучше всем: и ему, и слугам, и Адель. Дарэн быстро прошёл по коридору, отчего огонек свечи на старом столу немного дрогнул.

— Что это было? — спросил кто-то из слуг.

— Сквозняк. Всего лишь сквозняк.