Руки ноября отбирали последние солнечные лучи этого года. Со сломанными пальцами и неровными ногтями. Похожие на лапы. Грязные, жестокие, властные. Забравшие и у меня что-то незримое.

Я смотрел на Маддалену. Ее рыжие кудри
были будто писаны кистью Сандро Боттичелли; словно рассвет, коснувшийся дымкой спящего озера, они горели. Я притрагивался к ним неспешно, осторожно, как к клубку сплетенных змей. Притрагивался к ним с обожанием, с сомнением, с притупленной болью. И сколько бы я не гладил их, как бы не подносил к сердцу, я не мог, не мог, не мог умереть. А если и можно было по-настоящему кого-то любить, то только того, за кого бы ты умер.

Маддалена нежно поцеловала меня в уголок губ, стекла с него на подбородок и под него, к шее. Я провел тыльной стороной ладони по губам, растирая ее помаду. Она лежала подо мной, как страна под подошвой диктатора. Юная. Розовощекая. Возбужденная.

Я оттянул пальцами ее белье и усмехнулся, когда она вцепилась в простынь и снова потянулась за поцелуем. Но не в этот раз.

Она прижалась ближе, как вдруг резко накинула на голое тело одеяло. Я обернулся и увидел в дверях Филиппа.

- Я же просил не водить сюда своих девчонок... - промычал он, плетясь к своей кровати. Маддалена зашаркала ногами по простыни.

- Ты же говорил, что его тут не будет! - пискнула, ущипнув меня за запястье. Шикнув, я быстро закатил глаза и накрыл ее лицо своей рукой. - Перестань!

Филипп не обратил на нас никакого внимания, и меня это удивило: в другой раз он бы точно бросил в нашу сторону множество шуток и улюлюкал бы без конца, но вместо этого лишь утопил свое раздражающее лицо в подушке. Маддалена выползла из-под рук, забрала беспощадно смятую рубашку и побежала прочь, громко хлопнув дверью. Я не дорисовал ее руки и золотые кольца на большом и указательном пальцах. Придется вымаливать прощение, чтобы завершить портрет.

- Ну и? - подняв холст с пола, спросил я. — Зачем её спугнул? Мне нужно закончить к этой пятнице.

Филипп промямлил что-то в подушку, но потом отстал от неё и посмотрел в сторону. До меня почти донёсся его злобный смешок.

- Лиан не лишили стипендии, - мрачно произнес он. - Вечно ей достаются какие-то почести. У меня нет сил выслушивать ругань родителей за то, все деньги уходят на меня, и что вообще я неблагодарный бездарь.

- Ты и есть неблагодарный бездарь.

- Я тебя ненавижу, - фыркнул Филипп, снова уткнувшись в подушку.

Я лёг на постель, всю помятую и до сих пор пахнувшую женским телом. Какая пошлость — придётся стирать в третий раз за день. Филипп называл меня «суеверным брюзгой» не просто так, но я успел привыкнуть к этому прозвищу и даже не отвешивать ему подзатыльники за него.

Я думал о Лиан, сам не понимая этого; о хрупких запястьях, что задевали треугольные коленки. Я знал, что она их снова поранит. Я вспоминал ее запах: это был не запах тела, а запах звезд. На лице Лиан не было рассыпавшихся веснушек, не было рыжих прядей, мелкими волнами спадающими на лицо. Но вместо этого были ее золотые, нежные и шелковистые локоны, почти выцветшие, точно чернила на солнце. Большие и тёмно-синие глаза, так напоминавшие две одинокие холодные планеты. Лиан была похожа на один сплошной океан, на хрустальную сферу, на цветы, претерпевающие тьму. С каждым днем самые нелепые ассоциации рождались в моей голове, а она все являлась и являлась ко мне непрошеной гостьей в мысли, и с ее мерклых губ срывались самые разные слова. Я особенно боялся не уснуть ночью, потому что мне мерещился ее голос, от которого почему-то дыхание спирало. Мне мерещилось вновь и вновь, как запястья задевают колени.

- Ученики гимназии искусств - не просто дети, живущие в пансионате, а настоящие гении, которые станут в будущем выдающимися людьми, - начал мсье Балестр. - Как вы помните, в конце учебного года вы обязаны подготовить проект на заданную тему. И так как в этом году идею проекта выбираю я, то...

Я почти не слушал его. Мои глаза невидимыми гвоздями были прибиты к последней парте. Лиан выглядела сегодня иначе, чем обычно. Едва ли кто заметил бы это, но за то время, что мне приходилось молча издалека на неё смотреть, я уловил перемены сразу: её волосы были заколоты сзади, а в глазах отражался кусочек неба. Впервые она не смотрела на учителя литературы, впервые она думала о чём-то другом, не видя перед собой ничего, кроме окна, в котором таяло осеннее бледно-лазоревое небо.

- Повтори, Ивес, что я сказал, - вывел меня из мыслей учитель.

- Что задание в этом году - снять короткометражный фильм, посвященный любой теме на выбор.

Лиан без разрешения вскочила со своего места и выбежала из кабинета. Хлопок деревянной двери эхом преследовал меня в полночном сне.