Из всех семейных традиций, Аленке нравится только одна. То не Пасха с масленицей, не привычка ходить с мамой-Машей в кино по выходным, не ежегодная закупка зимних вещей летом, и даже не Новый год со страшными дядьками и тетьками, переодетыми в дедов Морозов и Кикимор.

Аленке нравится лето. А точнее, поездка на советскую дачу к бабушке, Нине Игоревне. В далекое, Богом забытое село. В единственное место, где не нужно думать о школе, о пустяковых конфликтах с одноклассниками и о задолженностях на спортивных секциях.

Все, что требуется здесь — навострить уши и терпеливо ждать дня, когда село признает тебя «своим». Когда позволит считывать знаки, которые оно же и любитель подкидывать. И тогда начнутся чудеса...

На момент две тысячи девятого — года до того, как прославятся байки о Хворосте — никто еще не знает, что произойдет. И Аленка тоже. Но та не сомневается в селе и в том, как оно умеет удивлять. Одним ненавязчивым скрипом, упавшим пером птицы или появившимся из ниоткуда камнем на дороге с диковинной полоской, село умело манипулирует детскими сердцами. И совсем ненавязчиво подкрепляет веру в то, что все происходящее на даче — сказка.

Иногда день там может потягаться с целым полугодием в городе по густоте событий. Поэтому Аленка завидует тем, кто помимо лета выбирается в село еще и на Новый год, и на майские праздники — сразу кажется, что целую жизнь пропустила, когда слушает десятки историй, в которых ее нет.

А про Постоялых села и вовсе заикаться не стоит, потому что Аленка завидует им больше всего. Ведь город с селом и близко-то не сравнится — все дети дачников это понимают. В городе — пробки, машины, посеревшие обои от смога, серые краски осени и зимы, а здесь даже пыль особенная! Некоторые собирают ее, завязывая в пакетик, и увозят с собой, как кусочек светлых воспоминаний. И Аленка так сделала в прошлый раз, грезя целый год о новой встрече со знакомыми ребятами, с бабушкой Ниной Игоревной, с вишневыми деревьями, бассейном...

А теперь поездка на дачу — реальность. Вот оно, настоящее! Аленка елозит по заднему сидению, да предвкушает вовсю. И даже почти не замечает, что ей еле дышится.

Багажник автомобиля доверху заполнен пакетами с «барахлом», включающим полотенца, купальники, кремы от загара и рапторы с пластинками от комаров. Из еды: нутро холодильника целиком, запакованное и обернутое в газетки, чтобы по дороге что-то ненароком не протекло. Захватили все, и даже о залежах с самых верхних полок кухонных шкафов не забыли, а то жалко-то, если за лето пропадет.

А поверх всего остального, по традиции положен «бабушкин табурет».

«На порог без него не пущу, верите? — напоминала Нина Игоревна во время каждого телефонного разговора. — Обратно отправлю! За табуретом!»

Не забыли. Вон, еще чуть-чуть, и деревянные ножки коснутся плеча Аленки, пока та грызет давящий ремень безопасности и тянет из-под него зажатую копну каштановых волос.

Все трясется и гремит под «Невозможное возможно» Билана с радио и фальшивое подпевание мамы Аленки, Маши, постукивающей по рулю под бит. А черепашка Дуся умудряется спать в такой обстановке, покоясь в коробке на коленках Аленки. Но и ей скоро хорошо будет — выпустят животину на свежий воздух да позволят вдоволь набегаться на траве после спячки.

Дорога долгая, но интригующая. Два часа по кочкам, колдобинам, пыли и грязи. Но когда Аленка подпрыгивает от резкого спуска вниз, замечая камыши в воде и кусты с крапивой, то понимает — все! Приехали уже почти!

Аленка ерзает на месте, выглядывая из открытого окошка, пока непослушные пряди волос выбиваются из хвоста от ветра и лезут в рот.

— Сядь, Ален, вывалишься же!

Но та как будто и не слышит. Щурится, мотает головой, пока до мамы-Маши не доносится радостное оханье дочки:

— Калитка! Мам, гляди, калитка!

Да, вот она. Долгожданная калитка. Главный проезд вглубь дачного поселка.

За заросшим плющом и зеленью прячется. Ржавая, кривенькая, ничем непримечательная. Словно село нарочно скрывает ее от посторонних глаз, чтобы пропускать только избранных.

Аленке кажется или за калиткой и природа более яркой палитрой окрашена? И деревья покачиваются, ветками-руками маня внутрь, указывая на пыльную тропинку. Это не дорога из желтого кирпича — лучше! А калитка — точно портал между двумя мирами: селом и городом. Прокатишься мимо нее, и совсем другим человеком себя ощущаешь. Как будто и сам меняешься, и воздух за ней другой, и длительность времени — сплошные чудеса!

С калитки все всегда начинается, ей же и заканчивается. Она — точка отсчета Аленкиного лета.

Руки Аленки уже тянутся к двери машины, немного взбудоражено трясясь, но та не спешит ее открывать — ждет сокровенной просьбы.

— Ален, — нарочно тянет мама-Маша, не без удовольствия наблюдая за тем, как лицо дочки с каждой секундой становится все счастливее. — Пойдешь, откроешь калитку?

А ту два раза и не проси.

Уже бежит по дорожке, пока песок щекочет пятки в открытых босоножках.

Подходит к калитке, сдирает свежий вьюн, что успел крепко вцепиться в металлический каркас, и дергает за ручку — не поддается. Препятствуют железные цепи, смыкающие две стороны калитки между собой.

— Легкотня!

Справится. Ей-то не впервой. Уж слишком долго ждала этого момента, чтобы какие-то заросли помешали ее лету! Тем более, сам замок-то незапертый, лишь сбоку висит. Только узел из цепей распутать, и готово. И все это из-за наставления местного участкового, чтобы его лишний раз не тревожили и ключ не просили. Поэтому калитка открыта круглый год.

Со связкой Аленка управляется меньше, чем за минуту.

И вот со скрипом поддается правая дверца, за ней и левая — проезд свободен. Аленка придерживает одну и ждет, когда мама-Маша проедет, чтобы закрыть калитку и сдвинуть цепи обратно.

Пока ждет, оглядывается.

Красота.

После того, как спустились со склона, автомагистрали и близко теперь не видно. Только поля, множество одноэтажных домиков вдоль дороги в ряд по обе стороны, и силуэт церкви вдалеке. А на пустыре с высохшей желтой травой выделяется грозная водонапорная башня в форме бочки. Она здоровается с Аленкой коротким лязгом балок. Девочка кивает в ответ и поворачивает голову вправо — в сторону болота.

«Гляди, как тиной за год заросло!» — скрипом жалуется Бочка.

Аленка сочувственно качает головой и осматривается дальше. За калиткой — первая жилая дача села с оранжевыми полуоткрытыми воротами. Сами старые, до железа добралась коррозия, но яркие, в глаза так и бросаются, точно под стать калитке!

А оттуда под аккомпанемент гитары льется голос. Мелодичный такой, словно бархатный.

«Вот повезло! — ликует про себя Аленка. — Самого Ди Каприо выступающим застать! И только по приезду!»

Аленка даже не думает бороться с любопытством, внутрь заглядывает. Головой не пролезает, а так, левым глазом лишь в щелку смотрит. Внутри садик уютный, свисающие гроздья винограда, огород ухоженный и корова со звенящим колокольчиком на шее. А где-то позади приглушенно хрюкают свиньи из-за сарая. Растет все, цветет, хоть прямо сейчас урожай собирай!

А на веранде в тени на пластмассовом стуле восседает и сам певец. Главный «Ди Каприо» села в поношенных потертых джинсах и черной куртке с красными полосками на плечах. Волосы солнечные, золотые, а брови настолько светлые, что их даже не углядишь.

Он старательно выискивает нужный аккорд на гитаре, пробует, пока звук не получается «чистым». И тогда запевает:

— То-о-олько-о-о! Уо-уо! — затягивает, на проигрыше пародируя женский бэк-вокал. — Рюмка водки на столе!

Гордо, немного кривовато и фальшиво на высоких нотах, но с вызовом — собой он явно доволен. Весь сияет, но тут же морщится и шикает от прилетевшего сверху удара полотенцем по шее.

— Какой водки, Дим? — снова раздается хлопок тряпичного материала о кожу. — Какой, блин, водки? — пищит эмоционально срывающийся женский голос, чей владелец не попадает в поле зрения Аленки.

— Ай! Ну Олеся! — пытается увернуться парень. — Это же просто песня!

— Дерьмо это, а не песня! Не нанималась я твою попсу быдлятскую слушать!

— Ничего, потерпишь, — усмехается Ди Каприо, потирая ушибленное предплечье. — Уеду, некому будет это "дерьмо" тебе играть. Да и вообще...

Аленка чувствует, что должна вмешаться. Не ради себя, а чтобы выручить Ди Каприо! Ворота-то приоткрытые — знает. Захочет — любой войдет, но она так просто не может — дело воспитания.

Поэтому культурно стучится.

И Олеся с Ди Каприо тотчас замолкают. Так же резко, как если выключить телевизор во время политических дебатов. Кто-то из них шаркает шлепанцами, приближается к воротам, пока у Аленки в зобу спирает дыхание. Жалеть о поступке поздно: дело сделано. Девочка сжимает руки в кулаки и пытается отогнать панику. Лучше подумать, что сказать, когда откроют дверь, а то мысли-то путаются!

Вот, уже дверца скрипнула! А Аленка даже глаза поднять боится, в ржавые ворота только и пялится.

— Чего тебе? — небрежно бросает выглянувшая Олеся, словно чихая.

— Будьте здоровы! — вежливо отзывается Аленка. Олеся никак не реагирует, только недовольную гримасу на лице держать продолжает.

Смотрят. Друг на друга. Аленка — восторженно, потому что видит точную злобную женскую версию своего сельского «Ди Каприо» с поседевшей прядью у висков, а Олеся — недружелюбно. С согнутыми крупными руками на груди.

«Замахнется одной — до Бочки улечу, точно», — прикидывает Аленка.

Ведь недаром дети боятся к ней ходить, когда родители гонят их за огурцами и помидорами. Она — главный поставщик продуктов и молочница села. В город ехать – далеко, а подручными овощами, мясом или специями та снабдит, да еще и по приемлемой цене. Поэтому все и терпят ее характер. А явная монополия подтверждает, что село — выигрышная территория Олеси.

— Теть Олесь, мы это... с мамой только приехали. Мешков столько привезли, знаете, много! Очень много!

— Ну, и? — сплевывает Олеся, зарываясь в карманы куртки Адидас поверх растянутого желтого сарафана. — Чего мне теперь, обосраться?

— Так помощь нам нужна! — не сдается Аленка, хотя сверстники на ее месте уже давно дали бы деру. — А вам конфет всяких дадим! И лимонные, и шоколадные, и какие хотите! Даже пирог вам творожный отрежу и притащу. Пожалуйста, если брат ваш не занят, можно Ди...

Не успевает Аленка договорить, как Ди Каприо тут же бросается наутек и, успешно увернувшись от нескольких летящих вслед оплеух, громыхает оранжевыми воротами перед носом Олеси да выбегает на тропинку так, что чуть Аленку с пути не сметает.

Так же резво останавливается. Пару секунд позволяет себе отдышаться. А потом заливается хохотом:

— Хо! Вот пусть и сидит там, вот и поделом! Так ей и надо! — радуется парень, ошалело выпячивая глаза, будто не веря в происходящее. — Сельдереева королева, блин... Ух, а ты, конечно, спасительница! — переводит взгляд, смотря на девочку сверху вниз. — Напомни-ка, как тебя звали?

— Аленка Юликова я!

— То-очно! Ну-с, Аленка, да я теперь не то, что тюки отнести, я поле в благодарность вспашу! А уж за конфеты!

Дима снимает черную блестящую на солнце куртку и вешает ее себе на плечо. Все искоса поглядывает на оранжевые ворота, карауля сестру, но та внезапно утихает так, что и шажочка ее теперь не слышно.

Видать, Олеся припомнит ему потом? За сие действо? Пускай, но сейчас это Диму не волнует.

Аленке приходится задирать голову, чтобы рассмотреть всего Ди Каприо в полный рост. Да. Все по-прежнему. Прошел год, как она видела его в последний раз, а дух все так же захватывает от одного только взгляда в его сторону. Все дело в солнечных волосах и искрящихся глазах, в которых горит жизнь, надежда и... лето.

— Только не шоколадные конфеты, — продолжает Дима, — какие угодно, но не шоколадные! Тошнит от них уже, невозможно, только их Олеся и покупает.

Мама-Маша тем временем сигналит и высовывает голову из окна:

— Ну, чего там, Ален? Скоро?

— О! Здрасьте-здрасьте, Теть Маш, — отходит Ди Каприо, пропуская подъехавшую машину. — С приездом! Как и просили, я здесь, все по вашему хотению! Чем смогу — помогу!

— По моему хотению? Ну-ну, — пожимает плечами мама-Маша, усмехаясь от того, что дочка нарочно не замечает ее прямой взгляд. — Залезай. И ты давай, Аленка, чего рот раззявила, слюни распустила? Со взрослыми здороваться надо! «Здра-вствуй-те» скажи.

Аленка, покраснев, забирается в машину, прячась за коробкой с черепашкой Дусей. Неловко. Без мамы-Маши говорилось свободнее и думалось проще. А теперь рядом с ней Аленку опять считают... маленькой.

— Да какой «здравствуйте»! — непритворно смеется Ди Каприо, залезая на переднее сидение. Мягко прикрывает дверь за собой, не хлопая, как делает Аленка.

— А сколько тебе, Дим?

— Пятнадцать!

— Ничего себе! А выглядишь на все двадцать. Ладно-ладно, сейчас и без меня баба Нина нахваливать тебя будет... а Аленке вон, одиннадцать, — мама-Маша поправляет зеркало заднего вида, чтобы видеть смущающуюся дочку. — Ну чего ты там молчишь, Ален? Вон, твой «Ди Каприо», рядом сидит! Ой, Дима, как они в прошлом году с ее другом постоянно к тебе бегали...

— Ну ма-а-ам! — возмущается сзади Аленка. — Не «бегали», а просто мимо проходили...

— День и ночь только о тебе и говорили, Дима! День и ночь!

Так они доезжают финальные двести с хвостиком метров до дачи и останавливаются. Дима с Аленкой бегут открывать голубые ворота, а Маша ловко проезжает внутрь, паркуется.

— Слава богу, наконец-то доползли! — встречает поджидавшая на террасе Нина Игоревна. — И года не прошло! А ну, пустите меня к багажнику, чего столпилися!

— Не суетись, мам, — подхватывает споткнувшуюся на ровном месте Нину Игоревну мама-Маша. — Сами мы сейчас все сделаем, ну чего ты...

— Да не поддерживай ты меня! — отпихивается бабушка, выпрямляясь, как ни в чем не бывало. — Чего я, совсем уже безрукая-безногая, что ли? Погоди-ка... тю, Маша! — вдруг на глазах веселеет Нина Игоревна, замечая Диму, который достает из-за багажника пакеты, и в открытую рассматривать его начинает. — Только приехали, а ты уже мальчика припахать успела?

— И вам здравствуйте, Нина Игоревна! — вежливо отзывается Ди Каприо.

— Нет, мам, это Аленкина заслуга. Уж представь себе!

— Тю-ю-ю! Аленкина? — еще больше поражается бабушка. — Вся в мать, уже с ранних лет вся в мать!

Вчетвером проходят внутрь голубых ворот от забетонированной автомобильной площадки к выступу на террасе, старясь не толпиться. Аленка тащит пару розовых рюкзачков с раскрасками и набором для куклы Барби, а Ди Каприо по-хозяйски вешает свою куртку с красными полосками на плетеный стул — чтобы не мешала. Показушно потирает руки: готов! За каждый подход к багажнику энергично берет чуть ли не с десяток тюков, поэтому управляется с вещами меньше, чем за пять минут. А Нина Игоревна с Машей за это время так разговориться успевают, что даже и не замечают, как Дима доносит все сам. По эмоциональному жестикулированию, периодическим воплям и пререканиям не понять, ссорятся мама-Маша с бабушкой или просто так беседуют.

Но Аленка зря времени не теряет: подкрадывается к накрытому столу, и в ажурную салфетку накладывает обещанные конфеты. Щедро, не жалея. С горкой. А потом подходит к Ди Каприо и тянет его за конец рубашки.

— Берите, — шепчет Аленка, — они так до вечера будут разговаривать, если не напомнить о себе. Просто давно друг с другом не виделись, вот и заботу таким образом выражают. Понимаете?

Ди Каприо кивает. За угощение благодарит, но, заметив опустевшую розетку на столе без сладостей, учтиво угощается лишь двумя конфетами, а остальные просит вернуть Аленку на место.

— Нехорошо, — поясняет Ди Каприо, — если вор или бандит какой явится, так ты чего, всё добровольно ему и вывалить готова?

— Так я же не «всё», а чуть-чуть, — обижается Аленка. — И воров с бандитами мы, вообще-то, в дом не пускаем!

Парень добродушно улыбается.

— Да не дуйся ты. Шучу я. Но на ус мотай, тут всякие ходят... А конфеты вкусные, спасибо.

— Тю, Дима, так ты ж уже все за нас сделал! — наконец замечает Нина Игоревна с поутихшей рядом мамой-Машей. — Молодец какой, ты ж мое золотце! Тогда идемте оладушки кушать, остыло все давно, пока вас ждала! И ты, Дим, идем, угощайся... Ой-ой, а табурет-то привезли?

— Привезли-привезли.

— Тю, так тащите его сюда! На него Диму и посадим! Ой, Дима! Как в прошлом году Аленка любила к Олесе за продуктами проситься, только чтобы послушать, как ты поешь! Я еще тогда не понимала и удивлялась — все дети Олесю боятся, как огня, а наша Аленка наоборот...

— Ба, и ты туда же!

С разборкой вещей можно и повременить. На даче ведь аппетит всегда быстрее обычного разыгрывается — на свежем воздухе-то. Особенно когда шашлыки жарят или на мангале готовят, то запахом костра на весь дачный поселок несёт, слюни еле сдерживаешь!

Но и это потом. И шашлыки, и бассейн, и знакомые ребята. Ведь целое лето впереди!