Собери меня, изрезанного на кусочки и раскиданного по всем моим рисункам, пожалуйста.

***

Утро начинается с того, что, как только табуретка ускользает из-под ног, чулок его матери рвется. С громким, надрывным треском. Шалфей шлёпается на ковёр. Он орет на весь дом, яростно стукнув кулаком по стене, а потом зажмуривается и стискивает зубы в диком оскале. Вокруг пляшут пылинки, дразня и насмехаясь. Он вскакивает, со всего размаху отшвыривает табуретку босой ногой, чуть не переломав пальцы, и начинает топтать рваный капроновый чулок, словно пытается втереть его в ковер, чтобы больше никогда не видеть.

В этот момент дверь распахивается, и на пороге появляется взволнованный, запыхавшийся Пегас с кофейной чашкой в руках.

- Черт! Что ты творишь?! – вскрикивает он, от неожиданности роняя чашку. Та разбивается вдребезги.

- Пытаюсь умереть! – заявляет Шалфей, продолжая топтать несчастный чулок. – Вот только у меня ничего не выходит!

- Идиот несчастный.

- В следующий раз повешусь на твоем галстуке, гад! – голос истерично дрожит.

Пегас глядит на бледного юношу с перекошенным лицом и мельком думает, что этому безумцу следовало бы носить одежду детских размеров. Мятая рубашка навыпуск выглядит обвисшим парусом на его худеньком теле, измученном голодовками и бессонницами, а джинсы беспомощно подвернуты, чтобы не волочились по полу. Спутанные волосы стоят дыбом, как шерсть кота в боевой позиции, а глаза блестят слезами сумасшествия.

- Не надо на моем галстуке, мне его потом носить ещё, - говорит Пегас. – У тебя своих полно, только ты их никогда не надеваешь.

- Гад паршивый! – снова вскрикивает Шалфей, садится в угол лицом к стене и начинает плакать.

Но сухая ладонь Пегаса ложится на костлявое плечо зареванного парня, и тот затихает, зажав рукой рот и зажмурившись.

- Послушай, Фея, - тихо произносит утешитель, - прости меня, если обидел. Реальность питает в тебе суицидальные наклонности, но ты просто плюнь ей в лицо и погляди на все иначе.

- Я ничего не могу поделать, - шипит Шалфей, задыхаясь. – Я слишком никчемный художник, да и вообще человек.

- Ты слишком дурак, - улыбчиво говорит Пегас. – Потому что я не видел рисунков лучше, чем твои.

Фея неуверенно, осторожно поворачивается. Пегас обхватывает его сильными руками, и художник утыкается носом ему в шею. Пахнет дешевым хвойным одеколоном, выпитым кофе и всякими вредными привычками.

- Ты просто не видел хороших картин, - шепчет обмякший Шалфей. Но его руки-веточки тоже обвивают тело друга.

Так и сидят двое в углу комнаты, рядом с опрокинутой табуреткой и порванным чулком.

- Как хорошо, что ты не смог повеситься, - шепотом говорит Пегас спустя минуту.

Фея молча улыбается в шею утешителя, на миг сжимая его сильнее.

***

Утро начинается с того, что, когда Шалфей прыгает с крыши, его прочная джинсовая жилетка цепляется за крюк, торчащий из окна четвертого этажа. Он висит в воздухе, размахивая руками и ногами, и оглашает сонный мир душераздирающими воплями. К окну подбегает взволнованный Пегас с кофейной чашкой в руке. Он как раз завтракал в своей комнате, когда маленькое чудовище пронеслось в воздухе и повисло на крюке, который Пегас использовал для закрепления веревочной лестницы.

- Черт! Что ты творишь?! – вскрикивает он, роняя чашку на пол. Та разбивается вдребезги.

- Снова пытаюсь умереть! – отвечает Шалфей, не предпринимая никаких попыток забраться в окно. – И у меня снова ничего не выходит.

Он висит на крюке, мрачно глядя на свои босые ноги, которым еще далеко до земли.

- Забирайся сюда, – говорит Пегас. – Хватит валять дурака. Ты мой крюк сейчас погнешь, а мне он еще пригодится, между прочим.

- В следующий раз прыгну с другой стороны, чтоб не натыкаться на всякие штуки, торчащие из окон!

- Идиот несчастный. Давай лезь сюда, а то еще упадешь.

- Вот и славно, вот и упаду! – истерично взвизгивает Шалфей.

Тогда Пегас садится на подоконник, для устойчивости обвивает ногами железную балку, нагибается и, схватив неудачливого самоубийцу за жилетку, легко снимает его с крюка и сажает рядом с собой.

- Какой же ты тощий, - говорит он, улыбаясь. – Весишь не больше кошки.

Шалфей молчит, скрестив руки на груди и обиженно отвернувшись. Через какое-то время он все же произносит:

- Я не то что рисовать, я даже убить себя нормально не могу. И как мне после этого жить? – при этом он сползает с подоконника.

- Ты слишком хороший художник, чтобы умирать, вот и все, - говорит Пегас и наливает кофе в новую чашку. – Хочешь со мной позавтракать?

- Пожалуй, - соглашается Шалфей.

Они вместе садятся на разобранную кровать и едят бутерброды с джемом.

- Как хорошо, что ты не долетел до земли.

Делая глоток кофе, Фея прячет улыбку в чашке.

***

Утро начинается с того, что, как только лезвие вспарывает кожу, Шалфей начинает орать, зажмурившись от боли. Он режет дальше. Кровь сочится из пореза, словно жидкая краска из приоткрытой опрокинутой банки, заливает свитер и джинсы, а за окном солнечные лучи, проникающие сквозь облака, выбеливают предрассветные сумерки. Фея не слышит своих криков и уже не чувствует руку.

Дверь распахивается, и на пороге появляется взволнованный, запыхавшийся Пегас с кофейной чашкой в руке.

- Черт! Что ты творишь?! – вскрикивает он, роняя чашку на пол. Та разбивается вдребезги.

- В третий раз пытаюсь умереть, - еле слышно отвечает ослабевший Шалфей.

Пегас скидывает с себя рубашку и, быстро-быстро скрутив ее в жгут, крепко перетягивает раненую руку над порезом.

- Между прочим, кровь с ковра очень сложно оттереть, – говорит он, завязывая узел.

- В следующий раз сделаю это на улице, - тихо шелестит юноша.

Пегас приносит из ванной аптечку и перебинтовывает рану.

- Ты опять расстроил мои планы, - расстроенно заявляет неудачливый самоубийца.

- Я всегда буду появляться и спасать тебя. Даже не надейся, что будет по-другому. Ничего у тебя не выйдет.

- Ненавижу тебя, да и вообще всё это!

- Подари мне тот рисунок, где маленький мальчик сидит на ступеньках и держит в руках банку с бабочкой.

- Забирай, если хочешь, - безразлично пожимает плечами Шалфей. – Только он тебе на самом деле не нужен. И ничего ты не хочешь. Потому что я плохой художник.

- Какой же ты дурак, - улыбается Пегас. А потом вдруг говорит решительно, ни капли не шутя, – Если ты ненавидишь свои рисунки, то можно я возьму себе их все, от первого до последнего?

Шалфей ошарашен. Он удивленно таращится на друга, не зная, что отвечать. Дрожь пробегает по спине. Молчание. Через минуту он спрашивает, заикаясь:

- Ты серьезно?

- Я ими все стены завешу и буду таскать их с собой везде, если уеду путешествовать. Ну как, отдашь мне?

- Зачем тебе все это? – растерянно спрашивает Фея.

- Чтобы собрать в единое целое все кусочки тебя, что раскиданы по чудесным рисункам, и чтобы никогда больше не быть одиноким. Чтобы знать, что совершенство существует. Понимаешь, дурачок?

Шалфей сидит в пропитавшей ковер кровавой луже, прислонившись спиной к стене, в заляпанной красным одежде, беспомощный и оглушенный. Он понимает. Только что Пегас перевернул всё.

- Я буду рисовать, - вдруг твердо говорит Фея. Его лицо озарено первым лучом солнца, сумевшим пробиться сквозь пелену, а может быть внутренним сиянием, - Я теперь всегда буду рисовать.

Спаситель незаметно накрывает ладонью тонкие холодные пальцы художника.

- Выпьем по чашке кофе? – предлагает он, тоже светясь изнутри. – Утро, как-никак.

- Да. Отпразднуем второе рождение, - соглашается Шалфей.

Пегас приносит новые чашки с кофе. Они пьют его прямо здесь, среди кровищи и золотящейся пыли, и художник с наслаждением жмурится солнечным лучам, текущим в открытое окно вместе с мягким летним ветром.

- Как хорошо, что я успел, - говорит Пегас, сжимая слабые пальцы перебинтованной руки. – Как все-таки хорошо...

Шалфей не прячет счастливой улыбки. Глаза закрываются, и безмятежный сон обнимает его руками Пегаса, баюкая волшебным ароматом дешевого хвойного одеколона, кофе и вредных привычек.