"Иногда сердце замерзает не от холода снаружи, а от шторма внутри."

***
Йокану окутало затишье. Люди продолжали жить в неведении, не осознавая надвигающейся тьмы. Каждый день был подобен предыдущему: шум машин, смех детей на улицах и негромкий шёпот о грядущей весне. Однако спокойствие было обманчиво.

Юкине стояла у окна, задумчиво наблюдая, как тонкие линии дождя стекали по стеклу, словно слёзы, давно не пролитые ею самой. Прошедшая зима изменила её. Тяжесть встречи с бывшим мужем ещё не покинула её сердце. Эта встреча, раскрывающая перед ней ужасающую правду о академии, казалась впитавшейся в каждую клетку её души, отравляя каждую мысль. Он пришёл внезапно, как призрак прошлого, и его слова были подобны холодным кинжалам.

Правда была безжалостной: академия, место, которое должно было стать оплотом защиты и знаний для её дочери, на самом деле скрывала тьму, о которой она и не подозревала. В которую сама же и отправила. Ёкаи — древние силы, запутанные в планы их врагов. Юкине не могла поверить, что её бывший муж был частью этого заговора, что он знал и скрывал всё ради чего-то большего, возможно, ради собственного спасения. Одна лишь мысль о том, что её дочь втянута в этот ад, причиняла ей невыносимую боль.

После их последнего разговора она снова встретилась с Акихито. Молча выслушав его предложение, она так же молча приняла его. Она понимала, что в одиночку ничего не сможет сделать. Она ждала очередного звонка бывшего мужа, надеясь наконец узнать хоть что-то. Однако он не звонил.

Юкине, казалось, стала тенью самой себя. Внутри неё бушевал шторм, но снаружи она сохраняла холодное спокойствие, боясь, что если даст волю эмоциям, её сломает навсегда. Её единственная надежда — Май — держала её на ногах. Она верила, что сможет вернуть дочь, и что та обязательно справится со всем.

Тем же вечером, в её пустом и безмолвном доме, где эхо шагов разносилось по опустевшим комнатам, прозвучало уведомление на телефоне. Нехотя она отошла от окна на кухню и подняла сотовый в руки.

Это было короткое сообщение от неизвестного отправителя: «Новости. Сегодня в 19:00». Казалось бы, безобидное сообщение, но волнение охватило её с полной силой. Она взглянула на время — без двух минут семь вечера. Не дожидаясь, она вышла в гостиную и включила телевизор.

На удивление, новостной канал, где обычно показывали сериалы, молчал. Он транслировал разноцветные помехи. Но стоило времени пройти, как помехи пропали.

Воспроизвелось видео. Лес, показанный на экране, выглядел мрачным и чуждым — местом, которого она никогда раньше не видела. Тяжёлый шум ветра смешивался с приглушёнными звуками шагов. Вдруг на экране появилась Май — её дочь. Она стояла посреди густых деревьев, но что-то в её движениях было неестественным. Юкине почувствовала, как её сердце начинает биться быстрее. Лицо Май было напряжённым, а глаза, будто опустошённые, смотрели в пустоту. Точнее — туда, где камера не фиксировала кадр.

В следующую секунду на экране мелькнуло движение — блеск клинка, который был по самую рукоять вонзён в грудь её дочери. Юкине задохнулась, не в силах осознать, что именно происходит. Неизвестная фигура, лицо которой было не видно, лишь силуэт, резко вытащила катану из тела Май. Она пошатнулась, её руки бессильно опустились, и кровь тут же начала стекать по ткани её одежды.

Май падала, и тут появился Исаму — он бросился к ней, успев поймать её прежде, чем она ударилась о землю. Юкине смотрела, как её дочь оказалась на его коленях, безжизненно обмякшая. Он что-то говорил, его лицо было перекошено от боли, но она не слышала слов — только видела, как кровь Май стремительно растекалась по его одежде.

Затем произошло то, чего Юкине не могла ожидать. Исаму, держа Май, вдруг начал меняться. Его тело сотрясалось, кожа потемнела, глаза стали дикими, почти звериными. В отчаянии, обняв её, он издавал нечеловеческий рёв; его фигура теряла человеческий облик, превращаясь во что-то чудовищное. Она зажала рот рукой, осознав с ужасом, что камера запечатлела этот момент — момент, когда её дочь, умирая, оказалась в объятиях монстра.

Видео оборвалось на том моменте, где Исаму отталкивает от себя Май и убегает в глубь леса. Экран погас, и в комнате вновь воцарилась мёртвая тишина. Юкине замерла, чувствуя, как мир вокруг неё рушится.

Она сидела, как парализованная, её руки дрожали, сжимая ткань платья, а сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Мысли путались, а от образа на экране не оставалось ничего, кроме жгучей тоски. Убийца оказался не человеком, а чудовищем — и кто знал, сколько ещё людей видели этот ужас?

Не в силах сдержать слёзы, она подняла взгляд к окну, где за стеклом шёл дождь, словно небо оплакивало её утрату. Мысли вернулись к Акихито. Где он сейчас? Он ведь должен был сделать что-то? Как он сможет помочь в этой ситуации?

Внезапно раздался резкий звон телефона, но она не обращала на него внимания — не слышала. Звон в ушах отключил её от реальности.

Неизвестно, сколько она так пролежала на полу, захлебываясь в слезах. Но в этот момент кто-то открыл дверь в дом. Даже этого она не слышала и безмолвно лежала на полу. Она ощутила присутствие кого-то лишь тогда, когда чужие руки подхватили её и приподняли.

— Юки... — прошептал с дрожью пришедший Акихито. — Я видел. Я тоже видел это... — он обнял свою бывшую жену.

Как бы он ни сдерживался, слёзы текли по его лицу. Дочь, которую он пытался защитить от давления божества, погибла от рук монстра.

Чужие слёзы оживили Юкине и вернули ясность в её глаза. Она повернула голову к Акихито и, увидев его, залилась истерикой.

— Ты виноват! — крикнула она. — Из-за тебя она умерла... — начала колотить его. — Ты... всё ты... Ненавижу!! — она била его по плечам, по груди, и раз попала по лицу.

Он не сопротивлялся, принимая эти удары. Он и сам понимал свою вину и был рад, что наконец может получить по заслугам.
«Этого даже мало», — подумал он.

Юкине устала, поэтому прекратила бить его. Она опустила голову, глядя в пол.

Он, с момента как увидел видео, пытался понять, кто мог сделать это, если его дочь нужна была в ночь кровавой луны. Наверное, стараясь не верить в то, что видел, он начал думать о возможном помутнении сознания. Ведь Цукиёме мог устроить и это. Но видео было слишком реалистичным. Единственное, что могло бы доказать обратное — это встреча с дочерью лично.

***

Зима прошла, обернувшись холодными и длинными ночами, которые приносили с собой тишину и одиночество. Каждое утро в лагере Николаса начиналось одинаково: тяжелые серые облака скрывали небо, а тонкий иней покрывал землю, словно хрупкое одеяло, под которым спал весь мир. Тишина разрывалась лишь звуками шагов людей, снующих по лагерю в поисках тепла или работы, способной отвлечь их от бесконечных мыслей.

Студенты, которые уже давно находились за куполом даже не подозревали о том, что происходит у них на родине. Тем более не знали о том, что видео с убийством Май дошло до её родителей. Они не знали, какое событие вскоре их ожидает. Единственное, о чем они заботились, — это судьба своей сокурсницы.

В поселении Николаса их сторонились. Даже после его личного обращения, где он, бок о бок с кицунэ, призвал обе стороны принять друг друга хотя бы до выяснения всех обстоятельств, они продолжали держаться на расстоянии. Однако, что радовало, в стычки они не лезли.

Химавари была тенью рядом с Май, не покидая её ни на мгновение. Дни стали неотличимы друг от друга — лишь тусклый свет фонарей освещал её лицо, когда она тихо сидела рядом с неподвижной подругой. Её руки, уставшие от постоянных импульсов, нежно касались холодных щек Май, словно она пыталась передать ей частичку своего тепла, которое, казалось, с каждым днем становилось всё слабее.

Николас, которого людям Йоканы представили как врага, оказался довольно добрым человеком. Хотя глупо было ожидать, что он питал нежность и заботу к тем, кто превратил их земли в ад, отнимая спокойную жизнь. Он, как и все, действовал лишь в своих интересах. В тот вечер, когда их поймали у них произошел интересный разговор, так как он стал свидетелем того, как она использует что-то магическое. Он был человеком скептичным, но верил своим глазам. Значит, он признал, что не одни лишь монстры обладали этим.

Химавари, не упрямясь, рассказала ему то, что не навредило бы ни ей, ни другим. Она смогла уверить Николаса, что остальные — обычные люди, оказавшиеся здесь по стечению обстоятельств. Во время рассказа о лунном божестве он до последнего не мог остановить свой смех, однако, замечая с какой серьезностью говорила ему заложница, стал более понимающим. Она объяснила и роль Май во всем этом, и в нем загорелся некий скрытый огонёк любопытства. Все эти разговоры происходили в комнате, где лежала Май, ведь Химавари была единственной, кто хоть как-то мог её поддерживать. Именно поэтому она не могла покинуть лагерь.

«А в чем смысл?» — думала она. Ведь сил едва хватало на то, чтобы помогать юной императорской крови.

Николас дал ей возможность следить за Май, но при этом приставил двоих охранников. Однако Химавари даже не думала о том, чтобы планировать что-либо. Главное было достучаться до сердца Май.

За эти несколько месяцев Сумихо ни разу не подошла к своим соседкам. Лишь однажды, всего на минуту, она понаблюдала за тем, как Химавари суетилась над бессознательной Май. Химавари знала, что Сумихо избегала её. После того как она увидела правду, та больше не пыталась заговорить с ней. Сумихо ходила по лагерю молчалива и отстранённа, словно её сердце замерзло вместе с землёй, покрытой льдом. Каждый раз, когда они оказывались рядом, между ними поднималась невидимая стена — Химавари предполагала, что Сумихо ждала пробуждения Май, возможно, надеясь на ответы, которые не хотела узнавать у неё.

В этом лагере время словно остановилось. Никто не знал, сколько ещё продлится их затишье, сколько дней или недель придётся ждать. Но для Химавари, которая знала это, каждый миг казался вечностью.

Сегодня Химавари готовилась предоставить отчет о состоянии Май для Николаса. Он требовал его в начале каждого нового месяца, и вот сегодня её четвертый отчет. Последний.

Она, как обычно, сидела у изголовья Май.

Химавари погрузилась в свои мысли, как в глубокий океан, где каждый вздох подруги ощущался как отголосок далёкой надежды. Май лежала неподвижно, её лицо было бледным, словно восковая кукла, забытая в тени. Темные ресницы касались щек, придавая ей вид странной, но невероятно красивой спящей принцессы. Легкий холод зимнего воздуха пробирался сквозь приоткрытое окно, обнимая её, но не мог растопить ту безмятежную тишину, что окутывала её тело. Некогда дитя огня, она стала ледяной, как айсберг.

Химавари, как хранительница этого хрупкого момента, бережно следила за каждым её дыханием — оно было столь драгоценным. Взгляд Химавари был полон нежности и тревоги, как будто она старалась запечатлеть каждую деталь, чтобы сохранить её в памяти на случай, если всё изменится. Если в начале своего пути она обещала себе больше не привязываться к императорской крови, то всё же оказалась в том же положении. Однажды ей уже пришлось похоронить свою опору и поддержку, и она точно не была готова к повторению этих событий.

— Надеюсь, ты слышишь меня, — нарушив ледяную тишину, обратилась она к Май. — Я расскажу тебе о том дне, когда Аматэрасу передала часть своей силы ребенку императрицы Рюдо Аяко, после чего навсегда скрылась в ночной тени.

Эпоха Эдо (1605)

На дворе так же расцветала весна, и мир вокруг наполнялся нежными оттенками зелёного и ароматом цветущих деревьев. Солнечные лучи пробивались сквозь легкие облака, мягко освещая старинные стены императорского замка, которые отражали своим величием.

Кицунэ, облачённая в легкое кимоно, шагала по утоптанным каменным дорожкам, её мысли были полны тревоги. Каждый шаг отдавался в тишине, словно сами стены замка внимательно следили за её движениями. Ветер шептал ей что-то на ухо, унося с собой запахи весны и предчувствие перемен.

Она быстро пересекала внутренний двор, мимо высоких сосен, что росли как верные стражи, охраняющие покой императора. Птицы распевали свои мелодии, но ни один звук не мог отвлечь её от ощущения надвигающейся бури. Стремясь к покоям, она прижала ладонь к груди, как будто искала успокоение.

«Меня никогда не подводила интуиция».

Вскоре у главного корпуса стража быстро провела личную помощницу императрицы до нужных покоев. Уважительно сложив руки перед собой, она слегка наклонила голову в знак почтения. После этого она опустилась на одно колено, оперев одну руку на пол, в то время как другую оставила на груди.

Когда император произнес одобрительные слова, она осторожно поднялась, сохраняя прямую осанку, и сделала шаг в сторону, чтобы избежать прямого взгляда, поскольку это считалось неуместным.

— Ханако, — окликнул он её. — Для тебя есть поручение.

Поручение было не простым: она должна была сопровождать свою императрицу в тайное укрытие, где должны были произойти роды. В отличие от роскошных залов замка, это место представляло собой пещеру, скрытую от посторонних глаз и энергий.

— По мере того, как будут разворачиваться события, я вверяю тебе защиту императорского ребенка, — заключил он, его голос был полон серьёзности. Ханако, склонив голову в знак согласия, приняла указание с тяжестью на сердце. Она почувствовала, как ответственность накладывается на её плечи, словно невидимый груз.

Собравшись с мыслями, она быстро покинула зал, оставив за собой лёгкий шлейф волнения. Двери за ней закрылись, и в тишине коридоров императорского замка её шаги звучали решительно. Ханако знала, что её ждет неоднозначная задача, но в глубине души горело желание защитить то, что было столь дорого.

К вечеру ей пришло известие о том, что всё готово к родам. Подготовив свою императрицу, они направились к окраине острова, используя обходные пути.

По мере того как они проходили дальше в тёмные недра, она ощущала на себе напряжение, которое словно витало в воздухе. Каждый шаг по влажному, холодному камню вызывал лёгкий трепет, а слабое свечение, отражающееся от стен, создавало иллюзию уединённого мира. Энергия здесь была подавлена, как будто сама природа утихала, ожидая рождения новой жизни.

Все должно было пройти скрытно, и Кицунэ не видела в этом ничего необычного. Ей казалось, что такая практика уже действовала, поэтому она не смела задавать лишних вопросов, действуя лишь по заданным указаниям.

Роды для императрицы давались весьма тяжело. Она уже восьмой час не могла разродиться. Моментами приходилось использовать целительную силу, чтобы облегчить боль. Никто, кроме самой императрицы не знал, почему именно здесь и почему именно сейчас происходило всё это. поэтому это сказывалось на ней, и эти волнения мешали процессу.

— Я не могу... — простонала она, сжимаясь от боли.

Кицунэ усилила влияние исцеления, и, казалось, процесс стал для императрицы более безболезненным. Но стоило ей услышать рев небес, как напряжение вновь окутало её тело.

— Я не успела, — прошептала она, вглядываясь в сторону выхода из пещеры.

В тот момент, когда из неё только-только извлекли ребенка, императрица оказалась уже невозможно слаба. В ту же минуту сильная энергетическая волна прошла по всему острову. Некоторые упали на землю, не сумев удержать равновесие.

— Ханако, — окликнула её императрица. — Забирай мою дочь после того, как всё закончится, и спрячь её. Унеси её подальше от этого острова. И возьми это. — Она потянулась рукой к столу, что стоял над головой. — Надень это на неё сразу, как вы покинете остров.

Она сунула в руку своей помощницы золотой овальный кулон, в центре которого был силуэт дракона, выполненный также из золота. Он был выпуклым, а пространство за ним делилось на двое. Верхняя часть отливала синим цветом и напоминала то ли небо, то ли воду, в то время как нижняя, отливая красным оттенком, точно напоминала огонь.

— Как же вы... как я брошу вас? — озадаченно уточнила она.

Аяко слабо улыбнулась. Одной улыбкой она одарила помощницу теплом. Но эта правда была слишком обжигающей.

— Я не переживу то, что сейчас произойдёт, — прокашлялась она. — Даже твоя сила не в силах это исцелить.

Она не успела ничего добавить. Огненная волна уже проникла в пещеру, направляясь ровно на новорожденного. Застывший в руках младенец ещё не понимал, что ему предстоит пережить. Кицунэ держала его до последнего. Она, словно немая, наблюдала, как знакомая ей энергия полностью проникла в солнечное сплетение малыша. Она точно почувствовала, как в этот миг богиня Аматэрасу передала часть своей силы новорождённому, создавая некую связывающую защиту.

Кицунэ запомнила это мгновение, как будто и её душа заполнилась светом. Это было бы самым величественным даром.

Лишь после того, как малышка захныкала, она пришла в себя. Она бросила взгляд на свою императрицу.
Аяка с застывшей на лице улыбкой смотрела прямо в их сторону. Только вот глаза стали стеклянные и не излучали больше ничего.

Пересилив себя, она закрыла глаза своей госпоже и в последний раз поклонившись, поспешила покинуть это место и остров.

***

На лице Химавари, некогда известной как Ханако, застыла печаль, запертая в глазах, полных слез. Она сидела рядом с последним из "огненных детей" — тем, кого когда-то спасла. С того злополучного дня она не могла простить Цукиёме. Он забрал у неё не просто императрицу, он отнял у неё нечто гораздо большее — ощущение семьи, которого ей всегда не хватало. Ведь саму её отдали в служение дворцу прямиком из приюта.

Май напоминала Аяко лишь внешне. В душе же она была совершенно иной. Это и пленило Химавари: не долг заставлял её привязываться к Май, а сама она — чистая и светлая. В этом была сила Май — притягивать людей не по обязанности, а по воле сердца. Сумихо же, напротив, была живым отражением Аяко, что вызывало у Химавари тонкую сестренскую привязанность. Она хотела окружить её заботой, и теперь отчуждение Сумихо давило на её сердце.

"Если так тому и быть, пусть будет", — думала Химавари, пряча боль за внешним спокойствием.

Вскоре тишину её мыслей нарушил скрип двери. Помещение мгновенно окутал ореховый шлейф, и свет, исходящий из коридора, наполнил комнату.

— Доброго дня, мисс Нара, — поприветствовал её Николас, своим глубоким низким голосом. — Что по новостям?

Химавари встала, отряхивая складки на штанах. Она помолчала минуту, а затем описала все, что происходило за последний месяц.

— Сердцебиение Май все ещё слабое и еле слышное, — начала она с неким разочарованием. — Она не двигалась ни разу за месяц.

Николас обошёл кровать и встал напротив. Он вглядывался в очертания лица Май. В его глазах, как и в первый день, продолжал блестеть интерес к этой персоне.

— Когда наступает ваша эта кровавая луна? — поинтересовался он без явного желания.

— Осталось двадцать один день.

Он задумался.

Солнечные лучи, едва проникающие в это помещение, подсвечивали его благородный белый костюм с ярким красным галстуком. Эти цвета умело подчеркивали его светлые волосы и голубые как небо глаза. Он был довольно высоким и имел подкачанное телосложение, что позволяло костюму изящно обрисовывать рельефы его тела.

— Что ж, встретим конец вместе, — его лицо осветила лёгкая полуулыбка.

Химавари не оценила сарказма. Она до последнего собиралась бороться за сердце Май. Дабы оно забилось с новой силой. Она вернулась на своё место и вновь выставила руки над её грудной клеткой, на этот раз делая это гораздо настойчивее. Всё это время она вводила себя в рамки, боясь навредить ей. Но время поджимало, и нужно было что-то предпринять.

Николас наблюдал за происходящим. Ему это определённо нравилось, его забавляли искры и легкие вибрации в воздухе.

«Демоны уже совсем наскучили».

Химавари сосредоточилась на состоянии Май, словно пытаясь силой проникнуть в её душу и открыть новую жизнь. Но она видела лишь темноту — ту же самую темноту, что всегда преследовала Май в кошмарах. Химавари пыталась найти её внутреннее Я.

Она медленно шла в этом пространстве, окруженная бесконечным, тяжёлым мраком, который словно дышал вокруг неё. Каждый шаг был похож на движение сквозь густую, вязкую массу, где звуки глохли, а воздух казался неподвижным. Эта пустота, словно бесконечная ночь, душила её, стирая грань между реальностью и кошмаром.

Но в этот раз что-то изменилось. Она почувствовала лёгкое жжение, слабое, как дуновение ветра, но исходящее откуда-то впереди. Постепенно боль нарастала, и, спотыкаясь, она побежала вперёд, преодолевая сопротивление невидимой силы. Вскоре её кожа стала пылать от жара, и каждый шаг был словно погружение в волны огня. Это был не простой огонь, а болезненные волны жара, которые били в грудь, обжигая и её сознание.

Химавари остановилась, охваченная огненным вихрем, и вдруг в центре этого огненного пекла увидела маленькую девочку. Её худенькая фигурка сидела прямо посреди бушующего пламени, словно сдавшись на волю огня, но смотрела она на него пустым, безжизненным взглядом. Девочка была похожа на призрак из прошлого, и её страдания отзывались в сердце как собственные.

«Наконец-то, я нашла тебя...»

Она шагнула вперёд, не думая о боли, которая теперь сжигала её изнутри. Её руки дрожали от жара, но она протянула их к девочке, пробираясь через бушующее пламя, которое казалось живым и сопротивлялось её попыткам. Вокруг неё ревел огонь, словно пытался удержать её, но она знала, что должна спасти эту девочку.

— Я здесь, — прошептала Химавари, её голос едва слышен в шуме пламени. — Я выведу тебя.

Словно откликаясь на её голос, позади девочки выросли высокие Тории. Теперь уже не только огонь освещал пространство, но и они. Химавари заворожёнными глазами осматривала каждый сантиметр. Солнце и луна сошлись в вихре на каркасе врат, а одна тонкая бумага васи*, исписанная иероглифами, окутывала их.

Химавари ощутила, как врата притягивали к себе всё. Тот же огонь, что не давал выйти маленькой Май, поддавался им. Но она быстро поняла это и не позволила одурманить себя.

«Это всё иллюзии, я не покалечусь», — размышляла она, глядя на огонь.

Собравшись с духом, она прошла сквозь него. Оказавшись рядом с девочкой, заботливым голосом привлекла её внимание.

— Пошли со мной, — сказала она.

Не дожидаясь ответа, подняла её на руки. Ей было невыносимо больно смотреть на безжизненный взгляд Май, и она поспешила покинуть огонь, освобождая её сознание из оков адского пламени. Стоило ей перешагнуть через круг, как позади раздался треск.

Отходя на безопасное расстояние, она развернулась. Перед её глазами бумага подожглась и полностью растворилась в воздухе. Вместе с тем врата затрещали, а пространство под ногами стало вибрировать. Химавари, быстро двигаясь, оставила Май на свету своего сознания и поспешила покинуть её мысли. Пока те не поглотили и саму Химавари.

Тяжело открывая веки, она с трудом задышала. По ощущению, это всё происходило не меньше нескольких часов, однако на деле она провела там меньше минуты, всё это время удерживая дыхание.

— Я сделала всё, что могла, — прошептала она, надеясь, что огонь бушующий внутри Май, наконец ослабеет, и её сердце вновь начнёт биться. — Если это не поможет...

Её перебил долгожданный громкий глоток воздуха, сделанный Май. В ту же секунду, спустя месяцы ожиданий, она наконец раскрыла свои глаза.

***

•Васи*- традиционная японская бумага.