«Здравствуй, Алеф.

Я не знаю с чего мне начать это письмо: в голове неурядица, впрочем, как и вокруг меня. Даже не знаю, какой адрес указывать на конверте, да и безопасно ли указывать имя....

Я не буду спрашивать о твоих делах, о погоде – я прекрасно понимаю, что это, мягко говоря, лишнее. Мне хочется быть с тобой рядом, болтать о всякой чепухе и волноваться лишь о том, придёт ли перерасчёт за отопление, а не биться в раздумьях: «Жив ли ты?». Это несправедливо по отношению к нам.

Я вишу на коротком волоске над обрывом отчаяния. По телевизору и радио говорят держаться за веру. В голове я отпускаю шутку наподобие: «За нашу соседку справа я держаться не хочу», которую ты бы точно оценил. От дурных мыслей спасает работа, без неё бы я, вероятнее всего, сошла с ума. Какая вера сможет помочь? Ведь верить не во что.

Каждый день я просыпаюсь под новые и всё более пугающие заголовки статей. Иной раз не хочется включать телевизор, телефон и в целом выходить на улицу. Хочется закрыть все окна и двери, залезть под ватное одеяло и сказать: «Я в домике», чтобы скорее эта «игра» закончилась.

Неопределённость. Она везде. Она зашла дальше, чем наболевший вопрос о сезонном смене одежды: в окне я вижу людей в пуховиках, куртках, пальто. Я не знаю, в чём мне выйти на улицу, не говоря уже о более глобальных вещах. Иной раз меня настигнет кучевое облако паники «А что дальше?». Я не могу ему не поддаться....» - девушка отвела от бумаги глаза, грубо крутя в руках ручку. Её задумчивый и холодный взгляд мог, с уверенностью скажу, прожечь стену. Вечернюю тишину заполнял работающий холодильник периодическим шумом, что держал на себе тяжесть беззвучия.

Брюнетка не знала, о чём писать дальше. С утра в голове танцевало множество мыслей, но как только ими захотелось поделиться, они тут же разбежались кто куда и, именно в этот момент почувствовался дуэт опустошённости и апатии внутри.

Девушка знала, что не отправит это письмо, оно останется лежать на краю пыльного компьютерного стола, до которого в ближайшее время точно не дойдут руки. Пропустив на глаз строчек пять, она дописала последнюю фразу «Всё ещё и до конца твоя Кара», перед тем, как отодвинуть от себя этот уже перевёрнутый, местами мокрый лист.