В детстве мне говорили, что у меня тяжелый взгляд. А дело было в оттенке глаз. Серые глаза придавали моему детскому лицу возраста и выделяли меня среди сверстников. Мне говорили подобное так часто, что я не смогу с чистой совестью сказать, что это никак не повлияло на меня. Откуда-то образовалась холодная рассудительность, а вместе с ней и своя философия жизни. Когда другие дети жаждали познать этот мир, я, будто знав всю подноготную с рождения, просто наблюдал за происходящим, анализировал и делал выводы. Мир в один миг перестал быть чем-то непонятным, наоборот, он начался казаться мне слишком простым.

И все же, несмотря на это, взрослым я себя не чувствовал даже тогда, когда мне предстояло стать им официально. Кто такие взрослые вообще? Большая часть населения, которая всеми силами пытается спасти свой род, по факту просто оттягивая время? Я не видел в этом смысла, но и ничего другого предложить не мог. Если мне нужно дальше существовать, остается лишь принять систему.

— Симон, ты готов? — услышал я голос матери с кухни и последний раз взглянул на себя в зеркало. В официальном костюме, который мы могли надеть только в особенные дни, я смотрелся нелепо. Во-первых, потому что он был мне не по размеру. Денег у нас было, откровенно говоря, мало, как и у других жителей окраин, вещи часто приходилось донашивать за кем-то, а потом, если повезет, можно было передать этот хлам дальше. Во-вторых, я чувствовал жуткий дискомфорт, надевая что-то подобное. Происходило такое редко, но всякий раз я чувствовал себя не в своей тарелке.

Напоследок я пригладил свои русые непослушные волосы небрежным действием и вышел из спальни. На пороге меня встретила мама. Она суетилась, носилась из угла в угол, всячески переживая и что-то повторяя себе под нос.

— Милый, ты опоздаешь! — воскликнула она, наконец, заметив меня.

Моя мама для своих тридцати двух выглядела очень даже хорошо. Тяжелая работа в цеху по переработке пластика почти никак не отразилась на ее лице, если не брать во внимание паутинки морщинок вокруг глаз, которые меркли на фоне голубизны ее зрачков. О ее возрасте можно было догадать по седым прядям, закравшиеся в черные волосы, вечно собранные в пучок на затылке.

На самом деле я мало был чем-то похож на свою мать. Она это подтверждала, когда говорила, что я весь в отца, которого я почти не помнил. Вполне обычная ситуация для тех, кто живет в не самом удачном районе и вынужден работать на весьма опасной работе.

— Милый? — вопросительно взглянула на меня мама. Я поднял на нее взгляд и слабо улыбнулся, в очередной раз отвлекая себя от бесполезных мыслей. Как легко я сегодня отвлекаюсь на совершенно бессмысленные вещи. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, просто немного нервничаю, — оправдался я.

Для моей матери сегодняшний день был особенным. Как-никак сегодня я стану взрослым. Она, как и любой хороший родитель, хочет для меня лучшего и, конечно, хотела бы, чтобы я попал в Центр. С другой стороны, это означало, что нам придется расстаться навсегда, а это было даже еще болезненней. Она никогда не говорила со мной об этом, но я слишком хорошо ее знал, чтобы прочитать о ее переживаниях на лице, увидеть в ее скованных и рассеянных действиях, заметить в случайно брошенных фразах. Мне не раз приходилось слышать через тонкие стены, как мама усиленно молится каждую ночь. В такие моменты мне хотелось верить в существование Бога и в то, что Он слышит ее.

— Пора, — выдохнула мама, осмотрела меня с ног до головы, и я заметил, что в ее глазах стоят слезы. Она крепко обняла меня на прощание. — Удачи, Симон.

Я был в замешательстве. Моя мама была достаточно эмоциональной женщиной, но почему-то только сейчас я испытал из-за них какое-то неясное, но противное чувство. Я снова засомневался в том, что происходит здесь и сейчас, но мне ничего другого не оставалось. Если не явлюсь на выпускную церемонию, просто стану грузом на ее шее. Этого мне не хотелось для нее. Если у меня есть хоть малейший шанс как-то поменять нашу жизнь, то я им воспользуюсь. Все должно решиться сегодня.

Бросив на прощание беззвучное «До встречи», я вышел из дома.

Дорога до школы показалась мне особенно короткой. В какой-то момент я подумал, что пришел не туда, но, заметив своих одноклассников в таких же, как и я, нарядах, понял, что явился в пункт назначения. Я осмотрелся. Кто-то был растерян, не стараясь этого скрыть, кто-то, наоборот, сохранял полное спокойствие, а кто-то и вовсе никак не поменялся, словно сегодня был очередной обычный школьный день. Интересно, к какой категории учеников относился я?

В здании нас встречали учителя. Они, не здороваясь, провожали нас в актовый зал, в место, где должно было решиться наше окончательно будущее.

Актовый зал был огромным. Это единственное место во всей школе, где я бывал впервые. Оно поразило меня своим отличием от всего здания. Высокий потолок, свежевыкрашенные стены, словно здесь только-только доделали ремонт; огромная сцена в конце зала была украшена большим белым экраном, а перед ней в три ряда стояли кресла из темной обивки; в помещении почти отсутствовал запах земли, пропитавший все и вся уже давным-давно. От этих перемен мне стало не по себе, будто я попал в совершенно другую реальность. Еще раз оглянувшись, я понял, что не один остался под впечатлением от увиденного.

Я заметил Мартена впереди себя и осторожно нагнал его. Мы не сказали друг другу ни слова, но оба ощутили небольшое облегчение от присутствия друг друга. Мы сели за свободные кресла во втором ряду и принялись ожидать непонятно чего.

Когда все уселись, и один из учителей закрыл дверь в актовый зал, свет внезапно потух. Где-то послышались перепуганные возгласы, но они тут же затихли, когда на сцене зажегся ослепительный свет прожектора. Прямо в центре этого пятна света появилась златовласая женщина в деловом костюме. Ее лицо и волосы необычно поблескивали на свету, словно она была совсем из другого мира. Работник Центра? Вполне возможно.

Она окинула взглядом зал, улыбнулась и произнесла:

— Добрый день, уважаемые выпускники! — ее голос звонко прокатился по всему помещению, отскакивая от стен. — Меня зовут Венера Голди, я секретарь общественных дел из Центра и, по совместительству, один из ваших экзаменаторов. Рада вас приветствовать на таком важном отрезке вашего пути.

Раздались аплодисменты со стороны учителей. Мы неуверенно вторили им.

Дождавшись конца оваций, мисс (или миссис?) Голди продолжила.

— Итак, сегодня вам предстоит пройти экзамен, который определит ваше будущее. — Она прошлась от одного конца сцены к другому. — Но запомните одну простую истину: нет плохих или хороших профессий, каждая имеет свой вес и значимость, иначе бы наш хрупкий мир давно распался на части, не так ли?

Она сделала паузу, словно выискивая ответ у публики, и продолжила:

— Поэтому не бойтесь. Каждый из вас сделает вклад, вне зависимости от того, в какое место вас определят. Могу вас заверить, что экзамен направлен на то, чтобы подобрать для вас более подходящее место, где вы сможете проявить все свои навыки, умения, а также блестящий ум на сто процентов!

Мисс Голди явно выступала на сцене как минимум раз в день. Она говорила так легко и проникновенно, что невольно начинаешь верить в то, что она говорит. Да и в ее образе было что-то такое, что заставляло просто слушать ее. То ли дело было в том, что она выглядела совсем не так, как другие взрослые: более свежо, более радостно и живо, то ли в ее умении управлять вниманием толпы. Возможно, и то, и другое. Неужели все работники Центра такие?

По залу снова раздались овации, и мисс Голди, явно довольная произведенным эффектом, достала планшет, словно из ниоткуда, и снова начала говорить:

— А теперь давайте приступим.

Эта фраза вернула мне чувство реальности происходящего. Я почувствовал, как в воздухе повисло напряжение. Мартен, сидевший рядом, нервно потирал свои очки, не отрывая взгляд от сцены.

— Сейчас я по очереди буду называть несколько фамилий. Названные должны будет проследовать за сцену. Там будут стоять кабинки, в которых пройдет экзамен. — В голосе мисс Голди, который до этого звонким колокольчиком разливался по залу, послышалась холодная сталь, заставившая и меня напрячься. Эта перемена мне не нравилась. — У вас будет пятнадцать минут, после чего вам нужно будет вернуться на свое место и дождаться результатов.

Над залом повисла тишина. Мисс Голди изучала список, прежде чем объявила:

— Первые пять человек: Валенгтон, Дженс, Перрей, Кортес и... — женщина всмотрелась в список, —... Аарон.

Мартен сжался. Это была его фамилия.

Он неуверенно поднялся со своего места и посмотрел на меня. В его немного мутных зеленых глаза читался неподдельный испуг. Я взглянул на него и произнес банальное: «Удачи». Он слабо кивнул и двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх. Все это время я взглядом провожал своего друга до сцены, пока он не скрылся с поля моего зрения за сценой.